Апреля 1992. Я всё окончательно запутал

Дорогой друг,

Я всё окончательно запутал. Серьёзно. Это просто ужасно. Патрик сказал, что лучшее, что я теперь могу сделать, — это какое-то время не высовываться.

Всё началось в прошлый понедельник. Мэри Элизабет пришла в школу с книгой стихов Э.Э. Каммингса. Она посмотрела кино, в котором упоминалось одно из его стихотворений, где руки женщины сравниваются с цветами и дождём. И это показалось ей таким прекрасным, что она пошла и купила книгу. С тех пор она много раз её перечитывала и сказала, что хочет, чтобы у меня тоже был экземпляр. Не тот, что она купила, а новый.

Весь день она говорила мне, чтобы я всем показывал эту книгу.

Знаю, я должен был быть благодарен, ведь это очень мило с её стороны. Но я не был благодарен. Нисколько не был. Не пойми меня неправильно. Я держался так, как будто был. Но на самом деле не был. Если честно, я начинал злиться. Может быть, если бы она отдала мне экземпляр, который купила себе, всё было бы иначе. Или, может, если бы она сама переписала стихотворение о дожде, которое ей нравится, на красивый листочек. И, определённо, если бы она не заставляла меня показывать эту книгу всем.

Выйдя из школы в тот день, я не сразу пошёл домой, потому что просто не мог говорить с ней ещё и по телефону, а мама не слишком искусно выдумывает отмазки. Вместо этого, я пошёл в центр магазинов и видеосалонов. Я зашёл в книжный магазин. И когда девушка за кассой спросила, не может ли она мне чем-то помочь, я открыл сумку и вернул книгу, которую мне купила Мэри Элизабет. Я ничего не купил на полученные деньги. Они просто лежали в моём кармане.

По дороге домой я мог думать лишь о том, какую ужасную вещь только что совершил, и начал плакать. К тому моменту, как я вошёл в дом, я плакал так сильно, что сестра даже отвлеклась от телевизора, чтобы поговорить со мной. Когда я рассказал ей, что сделал, она отвезла меня обратно в магазин, потому что в таком состоянии сам водить я не мог, и я снова забрал книгу, после чего мне стало немного лучше.

Когда тем вечером Мэри Элизабет спросила у меня по телефону, где я был весь день, я сказал ей, что ходил по магазинам с сестрой. И когда она спросила, купил ли я чего хорошего, я ответил «да». Я даже не подумал, что ей и правда интересно, но всё равно сказал «да». Мне было так стыдно из-за того, что я чуть было не вернул её книгу. Следующий час я слушал, как она рассказывает мне об этой книге. Потом мы пожелали друг другу спокойной ночи, и я спустился вниз и попросил сестру снова отвезти меня в магазин, чтобы купить что-то милое для Мэри Элизабет. Сестра сказала мне поехать самому. И что лучше бы я честно рассказал Мэри Элизабет всё, что чувствую. Может, и правда стоило, но я подумал, что момент неподходящий.

На следующий день в школе я вручил Мэри Элизабет подарок, за которым ездил. Это был новый экземпляр книги «Убить пересмешника». Первое, что сказала Мэри Элизабет, было:

— Оригинально.

Я лишь напоминал себе, что она не язвила. Не смеялась надо мной. Не сравнивала. Не критиковала. На самом деле. Поверь мне. Так что я объяснил ей, что Билл даёт мне книги для внеклассного чтения, и что «Убить пересмешника» была первой. И что она много для меня значит. Тогда она сказала:

— Спасибо. Это очень мило.

Но потом она начала рассказывать, как уже читала эту книгу три года назад и подумала, что её все «переоценивают», а ещё как по этой книге сняли чёрно-белый фильм с такими известными актёрами, как Грегори Пек и Роберт Дюваль, и как он получил премию «Оскар» за лучший сценарий-адаптацию. На этом моменте я отключился и перестал слушать.

Я вышел из школы, прогулялся вокруг и вернулся домой только в час ночи. Когда я объяснил отцу, почему задержался, он сказал мне вести себя как мужчина.

На следующий день в школе, когда Мэри Элизабет спросила, где я был вчера, я сказал ей, что купил пачку сигарет, отправился в «Большой парень» и весь день читал книгу Каммингса и ел фирменные сэндвичи. Я знал, что говорить ей это безопасно, потому что вопросов о книге она задавать мне не будет. И оказался прав. После её тогдашнего рассказа об этой книге, думаю, что мне уже никогда не нужно будет самому её читать. Даже если захочется.

Наверное, тогда мне и следовало искренне рассказать о своих чувствах, но, если честно, я становился таким злым, совсем как когда играл в спортивные игры, и это начинало меня пугать.

К счастью, в пятницу начинались пасхальные каникулы, и это меня немного отвлекало. На каникулы Билл дал мне «Гамлета». Он сказал, что чтобы действительно сосредоточиться на этой пьесе, мне потребуется свободное время. Думаю, автора называть нет смысла. Единственный совет, который дал мне Билл, был о том, чтобы я рассматривал главного героя так же, как и главных героев в других прочтённых мною книгах. Он предостерёг меня от мыслей, что эта пьеса «слишком причудливая».

Вчера, в Страстную пятницу, у нас был особый показ «Шоу ужасов Рокки Хоррора». А особым он был потому, что все знали, что начинались пасхальные каникулы, и многие пришли в костюмах с мессы. Это напомнило мне о Пепельной среде в школе, когда все приходят с отпечатками больших пальцев на лбу. В воздухе витает оживлённость.

После шоу Крейг пригласил нас к себе попить вина и послушать «Белый альбом». Когда диск закончился, Патрик предложил поиграть в правду или вызов, игру, в которую он любит играть «под градусом».

Угадай, кто весь вечер выбирал вызов? Я. Просто я не хотел говорить Мэри Элизабет правду только из-за того, что того требуют правила игры.

Почти весь вечер мне везло. Задания попадались вроде «выпить кружку пива одним залпом». Но потом настал черёд Патрика давать мне задание. Не думаю, что он отдавал себе отчёт в том, что мне задавал, но всё равно сделал это.

— Поцелуй в губы самую красивую девушку в этой комнате.

И я решил быть честным. Оглядываясь назад, наверное, худшего момента для этого выбрать я просто не мог.

Как только я встал, наступила тишина (ведь Мэри Элизабет сидела рядом со мной). К тому времени, как я склонился над Сэм и поцеловал её, тишина стала невыносимой. Это был не романтичный поцелуй. Он был дружеским, таким, как будто я играл Рокки, а она — Джаннет. Но это не имело значения.

Я мог бы списать всё на вино или пиво, которое выпил одним залпом. Или на то, что забыл, как Мэри Элизабет спрашивала меня, симпатичная ли она. Но это было бы ложью. А правда в том, что когда Патрик дал мне задание, я знал, что если поцелую Мэри Элизабет, то солгу всем. Включая Сэм. Включая Патрика. Включая Мэри Элизабет. И я просто больше не мог этого делать. Пусть даже это и была всего лишь игра.

Тишина нагнетала, и Патрик старался сделать всё возможное, чтобы спасти вечер. Первое, что он сказал, было:

— Неудобно получилось, да?

Но это не сработало. Мэри Элизабет быстро вышла из комнаты и пошла в уборную. Позже Патрик сказал мне, что она не хотела, чтобы кто-то видел, как она плачет. Сэм последовала за ней, но перед тем как выйти из комнаты, она повернулась ко мне и серьёзно и мрачно спросила:

— Что с тобой, чёрт возьми, происходит?

Какое у неё было лицо, когда она это говорила. Она была серьёзна как никогда. Внезапно всё встало на свои места. Я почувствовал себя ужасно. Просто ужасно. Патрик немедленно поднялся и вывел меня из дома Крейга. Мы вышли на улицу, и единственное, что я почувствовал — холод. Я сказал, что должен вернуться и извиниться. Патрик ответил:

— Нет. Я возьму наши куртки. Стой здесь.

Когда Патрик оставил меня, я заплакал. Всё было так реально и панически страшно, что я просто не мог остановиться. Когда Патрик вернулся, я сказал сквозь слёзы:

— Мне кажется, нужно пойти и извиниться.

Патрик покачал головой.

— Поверь мне. Ты не хочешь туда идти.

Потом он покачал перед моим лицом ключами от машины и сказал:

— Пошли. Я отвезу тебя домой.

В машине я рассказал Патрику обо всём. О диске. И о книге. И о романе «Убить пересмешника». И о том, что Мэри Элизабет никогда меня ни о чём не спрашивала. Патрик только сказал:

— Очень жаль, что ты не гей.

Я перестал плакать.

— Хотя, опять же, если бы ты был геем, я не стал бы с тобой встречаться. Ты тот ещё кадр.

Я слегка засмеялся.

— А я думал, Брэд свихнутый. Боже мой.

Я засмеялся сильнее. Тогда он включил радио, и мы поехали домой через тоннели. Когда Патрик меня высадил, он сказал, что лучшее, что я теперь могу делать, — это какое-то время не высовываться. Наверное, я тебе это уже говорил. Он сказал, что когда узнает обо всём получше, позвонит мне.

— Спасибо, Патрик.

— Не за что.

И тогда я сказал:

— Знаешь что, Патрик? Если бы я был геем, я бы хотел с тобой встречаться.

Не знаю, зачем я это сказал, но мне это показалось правильным.

Патрик игриво улыбнулся и ответил:

— Конечно.

И выехал на дорогу.

Лёжа в постели той ночью, я поставил диск Билли Холидей и начал читать книгу стихов Э.Э. Каммингса. Прочитав стихотворение, в котором руки женщины сравниваются с цветами и дождём, я отложил книгу и подошёл к окну. Я долго смотрел на своё отражение и деревья за ним. Ни о чём не думая. Ничего не чувствуя. Не слыша музыки. Несколько часов.

Со мной и правда что-то не то. Но я не знаю, что именно.

С любовью, Чарли.

Поиск по сайту: