Никакая дурочка?

(Подмигивает Монашке.) Медовушка. Ставил как раз к такому непредвиденному, но очень приятному случаю… (Отдирает от бочки крышку.) Ядрёна!.. Во-во! Слышите? За стенами – у-у-у, бяка! А у меня гармошечка имеется и бубенец где-то был…

РЫЦАРЬ. Послушайте… Спасибо за угощение, но…

ГАСПАРОВ. И-и! Ни-ни-ни! В кои-то веки! И не думайте! Прошу!

АДМИНИСТРАТОР. Ярослав, понимаете…

ГАСПАРОВ. Не понимаю! Обидно, и всё!

АДМИНИСТРАТОР. Мы сюда случайно… Сбились с пути. Разыскивали ферму молочную, хотели оттуда дозвониться в город…

ГАСПАРОВ. Ага! Ага! Так не дозвонились, что ли?

АДМИНИСТРАТОР. Увы… Попали вот по счастливому случаю к вам, а не то бы не знаем, чем всё кончилось… Хотели, чтобы машину за нами прислали… Но так получилось…

ГАСПАРОВ. Ага! Машину! С шофёром?

АДМИНИСТРАТОР (растерянно). Конечно, с шофёром.

ГАСПАРОВ. Ага, с шофёром – это даже лучше. Счас, значит, звякнем, а потом пир горой, а?

АДМИНИСТРАТОР. То есть. Здесь есть телефон?

ГАСПАРОВ. А то! Счас приволоку! (В одно мгновение исчезает за правыми дверями.)

Все несколько оживились, расслабились.

ГЕРОЙ (пытаясь понюхать содержимое бочки). Я только сейчас понимаю, как устал. И вообще-то не против стаканчика антигриппозного.

МОНАШКА. Этот в своём репертуаре.

РЫЦАРЬ. Послушайте, вы понимаете серьёзность положения? Нас же предупредили!

ГЕРОЙ. Кто? Тётя Дроля?.. ну хорошо… Что вы предлагаете?

РЫЦАРЬ пожимает плечами.

Ясно.

Вбегает ГАСПАРОВ. В руках у него очень сложный аппарат, отдалённо напоминающий телефон. Устанавливает его на столе. С самым серьёзным видом возится с ним, крутит какую-то ручку, которая отваливается и падает на пол.

ГАСПАРОВ (кричит в отверстие). Алё! Алё! Лапочка, с поселением соедини! Ага! (Рыцарю, серьёзно.) Просят подождать.

Большая пауза. Все ждут. В глаза при этом никто друг другу не смотрит.

Алё! Кто у аппарата?.. Ага! Ага!.. Гаспаров Ярослав… Ага! Пошлите, пожалуйста, к нам на Солнечную горку машину. Ага! На пять душ… Только обязательно с шофёром! Ага! (Трясёт аппарат.) Отбой! (Радостно.) Ну, вот и всё! (Берёт аппарат и направляется к правым дверям.) Шофёр прибудет через несколько минуток буквально… (Пинком распахивает дверь и с размаху швыряет в проём аппарат.) Ух ты, промахнулся! (Очень довольный собой, возвращается к столу. Явно ждёт похвал.)

Пауза.

ГЕРОЙ. А шофёр, извиняюсь, как прибудет? С машиной или без?

ГАСПАРОВ. Да на чём прибудет, на том и – фьють!.. Правда, я молодчина? В полминуты всё уладил… Прошу… К выпивончику, к закусончику, к тёплой, задушевной беседе… Обожаю! Надерёмся до поросячьего визгу, да, Машенька-таракашенька?! О, рифма! А шофёрчик, как объявится, нас сгрузит – и вперёд с ветерком! (Удивлён, что никто не садится.) Что такое? Ещё какие-нибудь заботы? Так вы без стеснений, выкладывайте!

РЫЦАРЬ. Ну… мне это уже порядком надоело… Ну что же? Давайте пить медовушку!

АДМИНИСТРАТОР. Держите, пожалуйста, себя в руках. Всё нормально. Нас прекрасно принимают…

РЫЦАРЬ. Вот и я говорю: давайте пить! (Зачёрпывает из бочонка кружкой.) Вы позволите? (Не отрываясь выпивает и энергично крякает.) Ваше, так сказать, здоровье, Ярослав!

ГАСПАРОВ. Ух ты, здорово! (Проделывает то же самое, пьёт, но поперхнулся, закашлялся и неожиданно совсем по-детски расплакался.) Я понимаю… Я понимаю – не - не очень-то вам приятно находится со мной в одной компании. Но поверьте, я не виноват, что колодец был глубокий. Я сейчас уйду, я всё-таки понимаю… Я никому не нужен… Прошу простить… Я так старался, я так хотел понравиться … (Громко рыдая, уткнулся в плечо Администратору.) Я…Я…Я

АДМИНИСТРАТОР. Ярослав… Слава… Зачем же так? Мы с вами с удовольствием посидим.

ГАСПАРОВ. Да какое уж тут удовольствие!..

ГЕРОИНЯ. А никто и не отказывается.

ГАСПАРОВ. Спа… Спасибо вам… Я не всегда такой… Я пока в колодец летел, то дал себе слово не злоупотреблять своим новым положением… Ой, простите!

ГЕРОЙ. Всё нормально, старик! Подумаешь, в колодец упал…

РЫЦАРЬ. Боже мой! Послушайте, что они говорят!

ГЕРОЙ (Рыцарю). Всё нормально. Всё отлично. Ну что вы!

ГАСПАРОВ. Пожалейте меня. Я комплексую, чувствую себя скованно… А мне как раз хочется наоборот. Садитесь, прошу вас … (Вытирает рукавом лицо, хватает чью-то кружку, разливает ею напиток.) Вы разрешите мне один-единственный тост? (Выдержал паузу.) Я хочу выпить этот кубок… (Смущённо.) Это я для красоты слога… (Торжественно.) Этот кубок поднимаю во славу жизни, которая порой так внезапно и глупо кончается… Не! Не! Я понимаю, насколько неуместна эта трагическая нота за нашим радостным застольем. Всё как раз напротив! Мы все с вами полны сейчас жизни, нам всем тепло… Так давайте забудем по-настоящему о холоде, о ветре в лицо, о мраке, и вообще обо всём на свете забудем, что символично темноте и злу, и просто выпьем за жизнь. Будем есть, пить, веселиться и, главное, радоваться, что мы есть! Машенька, подпоёте, если что? Ура!

ВСЕ несколько ошарашены тостом ГАСПАРОВ а и пьют вслед за ним машинально. Где-то в недрах дома часы бьют один раз. ГАСПАРОВ сел и с аппетитом принялся закусывать. За столом возникло неловкое молчание. Пауза затягивается. ГАСПАРОВ совершенно отключился, занятый пирогом. Громко хлопает левая дверь, и в помещение входит СТАРУХА. Подходит к стене, снимает пучок травы, мнёт её, нюхает. Все, кроме ГАСПАРОВ А, следят за её действиями.

СТАРУХА. Богородской мало нынче собрала… Ох, как бес крутит – не вспомню уж, когда так и было… Только б Анюта не занедужила. Ума хватит – попрётся в такую непогодь. А рейтузов не пододела, срамно ей, видишь ли! Зима вон уже на дворе, а ей срамно в тепле ходить… Ничего я уже не тямаю…

АДМИНИСТРАТОР. Я только объясню… (Идёт следом за Старухой.) Погодите, бабушка! Хозяйка! (Скрываются в тёмном проёме.) Да постойте же! Одну минутку! Хозяйка!

В клетке завозился КОЗЁЛ. Треснул рогами в воротца.

СТАРУХА. Чего, Варнак? Не спится? Да, зима, зима… Может, и последняя… Это что же я, дура старая, его на замок-то? Совсем ополоумела! И не помню когда. Дай-ка вспомню…

МОНАШКА. Это не вы, бабушка, его закрыли. Это Дроллиада Канифаснов-на

СТАРУХА. А ключ где? Вот голова дырявая… (Идёт к дверям.) Сейчас, Варнак, ослобоню тебя, да сенца дам…

ГОЛОС АДМИНИСТРАТОРА. Дроллиада Канифасновна! Борис Львович! Я здесь… Мне ничего не видно.

Грохот, что-то катится по полу.

Ну вот, что-то сшибла…

Громкий свист вьюги. Скрип дверей.

ГОЛОС. Скорее закройте двери!

Звуки ветра становятся тише. Возня.

ГОЛОСА: - Где мы? Ничего не видно…

- До костей промёрзли!

- Есть тут кто живой? Хозяин!

- Кажется, здесь тепло… Люди, отзовитесь!

- Хоть спичку кто-нибудь зажгите, мужчины!

- Сейчас… Руки не слушаются…

Вспыхивает крохотный огонёк, выхватывая из темноты несколько лиц.

КРИК: Ой, смотрите!!!

Возле огонька появляется указующая рука. Пламя спички гаснет. В наступившей темноте отчётливо видны два горящих красным огнём глаза.

ПРИГЛУШЕННЫЙ ГОЛОС: Я боюсь, мама!

ГОЛОС АДМИНИСТРАТОРА. Вы что, с ума посходили? Это я! Я! Виктория Павловна! Это я!

Громкое козлиное блеяние. Люди в темноте смеются. К их смеху примешиваются переливы гармошки, топот ног. Загорается на столе лампа. Все сидят за столом, кроме АДМИНИСТРАТОР а, которая в это время входит в правые двери. ГАСПАРОВ снова разливает по кружкам.

АДМИНИСТРАТОР. Мне больше не надо… У меня всё кружится… Скажите, Ярослав, где Дроллиада Канифасновна?

ГАСПАРОВ. Постели стелит… (Подаёт ей кружку.) Никак нельзя отказаться, это такой тост, такой тост! Его вообще надо стоя слушать, но я…

АДМИНИСТРАТОР. Извините! Борис Львович, вы куда-нибудь сейчас выходили?

РЫЦАРЬ. Я – закусываю.

ГЕРОЙ. Тихо, пожалуйста, Славик будет мочить тост! Хороша бражка.

ГАСПАРОВ. Погодите! Счас, счас, только настроюсь… Это обязательно с чувством надо говорить, проникновенно, ведь это к самой душе обращение… Представляете, вон там, за стенами, вьюга крутит, воет, злится, нет мира – вы представляете, там ничего нет, кроме холода, снега и ветра, весь мир – здесь, и мы – здесь, сидим за одним столом, тесно сидим, надо заметить, правда, Машенька-монашенька… Ой, отвлёкся! И вот сидим мы тихо-мирно и рассказываем друг другу и рассказываем друг другу самое что ни на есть сокровенное…

ГЕРОЙ. Короче, Слав, какое ещё сокровенное?

ГАСПАРОВ. Вы погодите, ну что вы!.. Я же с целью! Ведь правда, мы же так приятно сидим? Так почему же нам не открыться друг другу, о чём думаем, о чём мечтаем, о чём здесь болит… это бы нас так сблизило! Это же необходимо, поверьте. Да вы и сами, наверное, знаете, чего я…

ГЕРОЙ. Уговорил, старик. Давай я это сокровенное выдам!

ГАСПАРОВ (обрадовано). Да! Да! (Смотрит на Героя почти с благоговением.) Тише, умоляю, тише, это в полной тишине надо…

ГЕРОЙ. Да… Ну вот, на земле, по последним скромным подсчётом статистиков, - четыре миллиарда людей проживает… Из них большая половина – женщины. Так? Из этой половины отбросим ещё половину – старушек там разных, малолеток, больных и… ну, в общем, понимаете. Остаётся – миллиард. Так вот, я бы хотел….

АДМИНИСТРАТОР (пересилив внезапный приступ смеха). Вилли! Ты в своём уме?

ГЕРОЙ. Это – сокровенное, Виктория Павловна… вот он я весь перед вами раскрылся. (Пьёт.)

ГАСПАРОВ (занудным тоном, подхныкивая, как ребёнок). Я же на самом деле предлагаю по душам поговорить, чего вы? Я же не понарошку… это же так редко случается с хорошими, приятными во всех отношениях людьми, вечерок посидеть да поговорить по-свойски, по-домашнему, в глаза друг другу со вниманием посмотреть, отражение в них своё увидеть… Лучше этого ничего не бывает, уж я-то точно знаю, ибо со мной вообще никто не хочет разговаривать, и когда случается такая минута, то я готов плакать от восторга.

ГЕРОЙ. Господа, у кого-нибудь лишний платочек есть?

ГАСПАРОВ (с тоской). Эх, люди, люди… Чего же вы не птицы?

Пауза.

Обиделся я немного… Пойду в чулан, посижу в холодке, может, отойду, а после на гормошечке сбацаю какую-нибудь раздольную… (Под общее молчание выходит в правые двери.)

ГЕРОЙ. Нашелся поп! Сокровенное ему…

МОНАШКА. А может быть, он буйный бывает?

ГЕРОЙ. Что, слабо ещё по кубку? Товарищ воин, вы как?

РЫЦАРЬ (бьёт ладонью по столу). Оставьте этот юморок для ваших компаний! И, думаю, вам уже достаточно!

ГЕРОЙ. Чего это вы за меня ду-ма-ете?

РЫЦАРЬ. К сожалению, нам придётся провести эту ночь вместе. И с вами, молодой человек, и с этим племянничком, и ещё чёрт знает с кем! Поэтому советую вам воздержитесь! С нами женщины.

ГЕРОЙ. С нами женщины, а я должен воздерживаться? Оригинально!

АДМИНИСТРАТОР. Вилли, кажется, вы уже говорите пошлости.

РЫЦАРЬ. То ли ещё будет, Виктория Павловна!

ГЕРОЙ. Действительно, чего это мы не птицы? (Наливает себе.) За них, пусть летят! (Пьёт.) А мы всё-таки будем пить и ходить ногами… Скучно с вами. А я ещё перед вами сокровенное… Душу, можно сказать вывернул!

РЫЦАРЬ (поднимается). Я прошу вас!

ГЕРОЙ. Ой, ой! Вам бы еще усы и дубину, сэр рыцарь, и я бы в обморок упал.

МОНАШКА. Ну хватит, и так тошно!

Пауза. Слышно, как плачет метель за стенами. Внезапно из-за ограды клети появляется КОЗЛИНАЯ ГОЛОВА. КОЗЁЛ рассматривает людей. Те смотрят на него. Это длится долго, бесконечно долго. Какая-то тревога охватывает людей. Наконец ГЕРОЙ не выдерживает этого изучающего взгляда Козла и бросает в него куском пирога. ГОЛОВА исчезает. Сразу же из левых дверей выходит ДРОЛЛИАДА КАНИФАСНОВНА. Улыбаясь, насколько это возможно, подплывает павой к столу. В её руках большой деревянный поднос на котором горкой возвышаются всевозможные выпечки.

ДРОЛЛИАДА КАНИФАСОВНА. Вот и ужин поспел… Жамочки с маком, преснушки, яшные пирожки, куличики… (Замечает на столе бочку.) Ах, проказье отродье! Успел так-таки вам своей бражки навязать, бесстыжий! (Заглядывает под стол.) А ну-к, вымайся оттудова!

РЫЦАРЬ. Ушёл он.

ДРОЛЛИАДА КАНИФАСОВНА. Ушел?! Что это с ним?.. Набрехал вам поди с три короба?

ГЕРОЙ. Отличный парень, хозяйка. Очаровал нас тут всех…

ДРОЛЛИАДА КАНИФАСОВНА. Ну, раз не шибко надоел, так и ничего… Ох, какой он мальчонкой-то лутошливый был – ну ровно Ангел Божий. Накось, черноглазенькая, какой побасче, спробуй… Летось купцы у нас с ярмарки стояли, так Ярослав их так допёк своими россказнями, что бежали те купцы и товар весь свой побросали… Кушайте, гостеньки, не знаю уж, чем ещё вам потрафить? Что же вы робкие такие? Али замаялись за день-то? Так постели готовы… Вон служивый человек носом клюёт. Идём, соколик, идём, неча глазоньки мучать.

РЫЦАРЬ. Да, пожалуй, я не против.

ДРОЛЛИАДА КАНИФАСОВНА. Так и неча мешкать. Всех разговоров не переговорить. Покой человеку надобен, покой. Экий ведь люд сейчас пошёл – все дерганые, прям как поленья в печи – и трещат, и дымят, а толку нет. Суета, суета все, господа мои хорошие. (Уводит Рыцаря в правые двери.)

ГЕРОЙ. Вот и снова мелькнуло… Картинка... Шторки колышатся… Понимаешь? Как давно это было… Давно. Как башка трещит... Холодно... Спокойно, Вилли, спокойно... (Садится.) Сейчас все пройдет. Что, старичок?

КОЗЁЛ. Ме-е-е!

ГЕРОЙ. Холодно? Понимаешь?

КОЗЁЛ. Ме-е-е-е-е…

ГЕРОЙ. Мо-ло-дец. Да... Я понимаю тех купцов... Сокровенное ему. Лето, представь себе, жарища, хоть и утро ещё… Я домой откуда-то приехал. Своим ключом дверь открыл. Дома никого. Чистенько всё так, уютненько. Мать новые шторы повесила в большой комнате. Зелёные. И старый диван наш с валиками, тоже зелёный, покрывало на нём новое… Я окно открыл и лёг на диван. Ветер шторами играет, и по всей комнате зелёные блики кружатся. От этого комната была похожа на аквариум, понимаешь? А я в нём. Я лежал и старался ни о чём не думать. Так хорошо и уютно. О чём думать? Понимаешь? Мне тогда лет четырнадцать было… Вся жизнь, собственно, впереди. О чём думать? И я уснул. С этим ощущением уснул, что вся жизнь ещё впереди и не о чём, собственно, думать не надо. Всё так уютно. Я погружён в зелень аквариума, понимаешь?.. И вдруг – проснулся, словно кто-то ударил меня… В комнате сумрачно Солнце скрылось. Ветер бил шторами, и они хлопали так не красиво… Так мерзко хлопали, с каким-то причмокиванием. И я вдруг так ясно понял, до холода в ногах, что детство с этой минуты кончилось. Я лежал на этом диване и понимал, что никогда я уже не буду думать, что комната похожа на аквариум. Вернее, подумать я так могу, но верить уже – никогда. Я вдруг очень отчётливо увидел наш допотопный диван, почувствовал спиной его издавленные пружины, увидел, какой уродливый и безвкусный рисунок на этих мерзко хлопающих зелёных шторах и какие страшные, обглоданные обои на стенах и ещё на всём, буквально на всём, в комнате лежит пыль – пыль нищеты, разрушения. Понимаешь? Это особая пыль, и её ни чем не стереть! И ещё я в эту минуту понял, что так будет всегда: то что ушло, исчезло вместе с солнечным днём, ушло навсегда. Кончилось. Отныне у меня другое зрение. Понимаешь? И сейчас у меня такое же чувство. Словно, что-то ушло, солнце ушло. Навсегда. Безвозвратно, как детство. Я не знаю, что именно, не знаю…. Может быть моё время? А я ведь ещё молодой человек, у меня же всё ещё впереди, да? Понимаешь? Но откуда тогда, чёрт возьми, это болезненное ощущение потери? А может быть, не во мне дело? Может, вне меня? Я чего-то всё сижу, жду, жду, жду… А выходит – ждать-то уже нечего. Вместо праздничного ожидания чего-то настоящего, всё сильнее чувство, что меня в чём-то обманули. Мы все живём какими-то обманутыми, одураченными. Понимаешь? Я, Виктория Павловна, Анжела… все, все. Совершенно неизвестно, что нас всех вместе связывает. Но не таинственная же любовь к самодеятельности. Понимаешь? Но нас что-то связывает! Мы все продолжаем чего-то ждать, ждать, ждать… Стишки читаем, сценки разыгрываем, поём… Колхозников веселим… Бред! Зачем? Мы – нищие, понимаешь? На нас на всех эта пыль нестираемая… Мы даже свой мир выдумать не в состоянии, мы пользуемся уже кем-то выдуманным. Только ещё к этому администратора приставили, чтобы мы какие-то деньги получали… Бред! Понимаешь?

КОЗЁЛ. Ме-е-е-е-е?

ГЕРОЙ. «Ме! Ме!» Ты понимаешь? (Подходит к клети.) Понимаешь?

КОЗЁЛ. Ме-е-е!

ГЕРОЙ. Понимаешь?!

КОЗЁЛ. Ме-е-е!

ГЕРОЙ. Понимаешь!!!

КОЗЁЛ. Понимаешь!!!

***

ГОЛОС АДМИНИТРАТОРА. Дролиада Канифасновна! Борис Львович! Я здесь… Мне ничего не видно. (Грохот, что-то катится по полу.) Ну вот, что-то сшибла… Столько дверей – и не одну не могу…

НЕМНОГОБЛЕЮЩИЙ ГОЛОС. Свет зажгите – и найдите.

ГОЛОС АДМИНИСТРАТОРА. Кто здесь?! Я ни чего не вижу!

ГОЛОС. Вы у стола стоите. Руку протяните – там лампа. Спички рядом.

ГОЛОС АДМИНИСТРАТОРА. Нашла… (Зажигает спичку, потом лампу.) Спасибо… (Оглядывается. В помещении никого нет. Поднимает с пола козлиную голову и ставит на блюдо.) Кто здесь?

ГОЛОС. Я здесь.

АДМИНИСТРАТОР. Но я никого не вижу.

КОЗЕЛ (появляясь из-за изгороди). Я это… Здрасте…

АДМИНИСТРАТОР молча садится на лавку, сидит неподвижно.

Не пугайтесь! Подумаешь, козел заговорил. Мало ли дива на свете! Это еще не самое интересное, доложу я вам… Поговорить охота напоследок. Решил я, значит, оборвать свое никчемное существование… Повешусь сегодня. Я и веревки припас. Лидка поясок обронила. Вы мне только петельку смастерите да накиньте, а уж дальше я сам… Мне несподручно петельку-то ладить – копыта… Ну чего вы каменная там сидите, Виктория Павловна? Ау!

АДМИНИСТРАТОР. Это ты, Вилли? Нельзя так пугать, дурак! Сердце сейчас лопнет!

КОЗЕЛ. Этого только не хватало! Вилли я, Вилли! Пусть хоть напоследок не Варнаком буду, а то все Варнак да Варнак, тошнит уже.

АДМИНИСТРАТОР. Довольно, Вилли!

КОЗЕЛ. Да, да! В самом деле- хватит! Натерпелся! Настрадался! Я вам откровенно, Вика, я чувствую, вы меня поймете, так скажу: ненавижу я свою жизнь. Все! Летом еще куда ни шло. Летом еще жить можно. Но лето кончилось! И в связи с некоторой нехваткой продовольствия в городе я нутром чую – это было моё последнее лето. Кликнет баба Михеича – и нож в горло… На хрена мне это? Я лучше сам себя жизни лишу, но умру с гордостью и достоинством, а не как… Козел какой-нибудь. И старуху я ненавижу! И дочку её – Аннушку! Дура беспробудная. Они тут судачат по вечерам, а я все слушай. И такая жизнь у них паскудная – хуже моей, чтоб мне сена не видать! Впрочем, мне его и так боле не видать. Решение я принял твердо. Мы, козлы, страсть, какие упрямые, как бараны… Вам, Виктория Павловна знакомо чувство одиночества? Как я это чувство понимаю! Я его кажной жилочкой, кажным суставчиком… А только и могу, что «бе» да «ме»! Давно – давно, когда я еще козленочком резвеньким был, меня старая дура, хозяйка то есть, на веревочке к колышку приспособила, а я головкой-то дерг – и на воле… Три дня по болотам здешним ходил. Лето, птички поют, стрекозочки крылышками сияют. Хочу направо, хочу налево! Красота! Вот, Викочка, значит, всего три полнокровных денечка в моей беспросветной и сирой жизни… Бросят мне охапку жухлой травы и думают – я счастлив… Эх, лютики – ромашки! Да ить я хоть и козел, а и мне люди, да ласки, да разговору с теплом надобно. А иначе что…Спасибочки хоть вам, Виктория Павловна, выслушали, не побрезговали … (Пауза. Вздохи козла.)

АДМИНИСТРАТОР. Вилли.

КОЗЕЛ. Аюшки?

АДМИНИСТРАТОР (закуривая). Хорошо… Хорошо это… Ты замечательный актер, Вилли.

КОЗЕЛ. Да козел я, родная моя.

АДМИНИСТРАТОР. Нет, хорошо, до слез…

КОЗЕЛ. Вот и ладно. И над моей жизнью поплакали, и этим я счастлив на данную минуту.

АДМИНИСТРАТОР. Тебе надо, Вилличка, давно в профессиональный театр. Я тебе не раз говорила. Молодых героев сейчас не хватает. Да их просто нет. Это же не герои все, неврастеники какие-то по сценам шастают. То голубые, то зеленые, то садисты, то еще какие-нибудь с придурью… А ты нет, ты не такой. Ты вот самый герой и есть! Ты – шекспировский герой! Герой нашего времени! Сильный, уверенный, талантливый… Откровенно, мне иногда до слез жалко бывает. Какой-то ты неприбранный, что ли, жениться тебе надо, жена приберет. И пить, может, меньше станешь… А то и дырка у тебя на рукаве, заметила… Только рано тебе, Вилличка, об одиночестве…

КОЗЕЛ. Куда там рано… Старый я уже козел, пожилой.

АДМИНИСТРАТОР. Нельзя с тобой серьезно, все обсмеешь. Оно и правильно. Нечего душу из себя тянуть. Вытянуть вытянешь, а на другого не вытянешь…

КОЗЕЛ. Ой, родная, славно побеседовали. С чистым сердцем отойду. С добрым погрелся… иди-ко сюда, Виктория Павловна, дело-то доделать надобно.

АДМИНИСТРАТОР (подходит к клети). Где ты, Вилли? Куда ты спрятался там? Не видно…

ГОЛОС КОЗЛА. Иди, иди, сюда…

Дверцы клети распахиваются.

АДМИНИСТРАТОР (осторожно входит в клеть). Грязно… Что здесь делать?

ГОЛОС КОЗЛА. Вика, верёвочку видишь?

АДМИНИСТРАТОР. Ой!..

Дальше идут полуразборчивые крики Козла про петельку, про рога, повизгивание Администратора. Наконец, обезумевшая женщина выскакивает из клети, падает. Ползком пытается найти какое-нибудь укрытие.

ГОЛОС КОЗЛА. Извините, Виктория Павловна, что рога мешали. Благодарю, доброе сердце – и пожалела, и помогла… Прощай!

***

СТАРУХА (возится в клети). Чего это ты, варнак? Господи, как же это верёвка-то замоталась? Ах ты бедная животинка… (Невнятно.) Говорил Мехеич – забить надо, не послушала совета, дура старая… Ну откуда шнурок этот взялся? (Выходит из клети с пояском в руках, причитая.)

***

ГОЛОС ГАСПАРОВА (из-за двери). Ух ты, промахнулся!

Двери закрываются. Люди вышли из дремотного оцепенения, с удивлением оглядываются.

МОНАШКА. Что это было?

ГЕРОЙ (подходит к аппарату, трогает его ногой). Племянничек балуется. Это его штуковина…(Идет к столу. Заглядывает в бочонок, удивленно хмыкает.) Ой, как хорошо сейчас будет! (Зачерпывает кружкой, пьет.)

АДМИНИСТРАТОР что-то шепчет, глядя в одну точку. Все смотрят на нее. Пауза.

РЫЦАРЬ. Виктория Павловна, что это с вами?

АДМИНИСТРАТОР. Я помогала ему повеситься… Какой ужасный сон. Веревка тонкая-тонкая, как шнурок… И петельку я так крепко связала, еще подергала, а потом… Накинула… Он говорит: Извините, что рога мешают…

РЫЦАРЬ. Какая петелька? Кому вы ее накидывали?

АДМИНИСТРАТОР. Ему вон… Козочке этой. Вилли ее зовут.

ГЕРОЙ. Что?!

АДМИНИСТРАТОР. Ну да, Вилли. Он так сказал.

ГЕРОЙ. Кто сказал?

АДМИНИСТРАТОР. Козел. Он повесился.

МОНАШКА. Мне страшно.

За воротцами клети слышится удар рогами и робкий козлиный голосок. ГЕРОЙ первым начинает смеяться, указывая кружкой на клеть, за ним остальные. Появляется ГАСПАРОВ. Подхватывает смех. Люди сразу же прекращают смеяться. Смеется один ГАСПАРОВ.

ГАСПАРОВ (Отсмеявшись). Как настроеньице?

Никто ему не отвечает, полагая, что ответит кто-нибудь другой.

(Радостно). А метель между тем все гуще и пуще! (Крайне огорченно.) Но вы, пожалуйста, не думайте… Вы нас с тетушкой не стесняете, напротив, мы очень рады… Да! Приболела она. Лежит в кладовке. Там попрохладнее. Ревматизм у неё, говорит. Так врет, не слушайте её. Просто у неё слабость такая – похворать. «Покой человеку надобен, покой», - и трендит и трендит целыми днями, а сама – шасть в кладовку и кемарит там. А я говорю: «Веселиться человеку надо, хулиганить, буйствовать, дерзать, и вообще – наслаждаться!» Так она меня за эти слова сковородкой бьет. Вот… Вы ешьте, пейте, веселитесь от души, отбросьте все заботы… У нас с тетушкой всего вдоволь. Надо будет еще три дня дожидаться – для нас только счастье… Да хоть неделю! Сдружимся, споемся, письма потом друг другу писать будем…

РЫЦАРЬ. Ярослав, что значит «еще три дня»? Вы хотите сказать – метель может так долго держаться?

ГАСПАРОВ. Да кто ж её знает? Вот ведь уже четвертые сутки держится и, кажется, только сильнее задувает. Испортили природу. Мне тетушка говорит, что это так от Чернобыля…

РЫЦАРЬ. Постойте! Какие четвертые сутки?! Что вы говорите?

ГАСПАРОВ. Я правду говорю. Вы тринадцатого того… прибыли, а сегодня восемнадцатое вот – вот пробьет…

Пауза. Где-то в недрах дома часы бьют один раз.

РЫЦАРЬ. Да ну вас! И так голова словно ватой набита…

ГАСПАРОВ. Вы не расстраивайтесь так, Борис Львович. Честное слово, мне чрезвычайно неприятно, что… То есть, напротив, чрезвычайно приятно… Ой! Запутался… Маша так на меня посмотрела… Ладно, пойду тете Дроле градусник поставлю. Надоел тут вам… Машенька, вы мне не поможете?

МОНАШКА. Я? Ну… хорошо.

ГАСПАРОВ. Машенька – солнышко! Офанаренно! Идемте… Я – то, знаете ли, в этих градусниках – ну ни лешего не понимаю. (Выходят в левые двери.) Циферки какие – то…

ГЕРОЙ. Все просто объяснить – выпили с мороза, развезло. И дышать тут нечем…

РЫЦАРЬ. Мда уж… Скверно все. Что-то я собраться никак не могу.

ГЕРОИНЯ. У меня ощущение, словно я здесь и в то же время где-то еще, только не могу вспомнить, где именно.

АДМИНИСТРАТОР. О, как вспомню… Брр!

ГЕРОЙ. Опохмелиться дать? Виктория Павловна?

АДМИНИСТРАТОР. Милый Вилли… (Поднимается и вскрикивает.) Что это с ногой? (Трогает ногу.) Странно… Распухла, и больно так… Где я так зашиблась? (Идет к дверям, прихрамывая.) Анжела! (Кивает Героине на двери.)

ГЕРОИНЯ отрицательно качает головой. АДМИНИСТРАТОР выходит в правые двери.

***

ГАСПАРОВ. Циферки какие-то… И в пилюлях я не петрю… Тетушка, так та всё травками, а я так через аптеку травлюсь… Наберу в горсть пилюль поярче – и в рот. Бражкой запью. (Герою.) Вильям грустненький ходит… (Подмигивает.)

ГЕРОЙ. Да иди ты, Славик!..

МОНАШКА. Виля, ты чего?

ГЕРОЙ. Тошнит меня. Вот чего. (Распахивает среднюю дверь, свист ветра.) Муторно как-то… (Скрывается за дверями.)

ГАСПАРОВ (бежит к дверям, закрывает их, возвращается к Монашке, хихикает). Машенька – цветочек!

МОНАШКА. Что это с вами, Ярослав?

ГАСПАРОВ. Я, Машенька, тебя… хочу!

МОНАШКА. Что?

ГАСПАРОВ. Ну это… То есть, как мужчина.

МОНАШКА. Так… Вот что… Идите дальше, а я, пожалуй, своих поищу.

ГАСПАРОВ, продолжая хихикать, преграждает ей дорогу.

Отойдите.

ГАСПАРОВ. Машенька – фонтанчик! Гы!

МОНАШКА. Я позову сейчас кого-нибудь. Сейчас Вилли вернётся!

ГАСПАРОВ. Не позовёшь!

МОНАШКА. Это почему?

ГАСПАРОВ. Не откликнутся. Машенька, а ведь я правда тебя хочу! Мне такие женщины, как ты, до офанорения нравятся!

МОНАШКА осторожно отступает к дверям.

(Идёт за ней.) Такие строгие, неприступные, из аристок…

МОНАШКА (бросается к дверям, но они оказываются запертыми). Немедленно откройте, Гаспаров! Я закричу!

ГАСПАРОВ. Глупости, глупости. Кричите на здоровье, пожалуйста…

МОНАШКА (кричит). Вилли! Борис Львович!

ГАСПАРОВ (кричит). Тётушка! (Удивлённо.) Тишина? Машенька- огуречик, а может ещё разок?

МОНАШКА (кричит). Борис Львович, идите скорее сюда!

ГАСПАРОВ. Да что он, не слышит, что ли? (Кричит.) Борька!

МОНАШКА. Какой он вам Борька?

ГАСПАРОВ. Потому и Борька, что не слышит. Я отвечаю!.. Машуленька – загогуленька, гы, рифма!

МОНАШКА. Боже мой… Вячеслав, послушайте…

ГАСПАРОВ. Ни-ни! Так нельзя, Машенька!.. (Строго.) Мария! Мы не дети!

МОНАШКА. Немедленно выпустите меня!

ГАСПАРОВ (пугается, неожиданно падает на пол и начинает биться в истерике). Урод! Урод! Ненавижу! Никогда… Никогда я не знал женской ласки. От меня все шарахаются, как от спидоноса какого-то… А я чист как заснеженное поле… Ой, метафора какая-то неуклюжая выскочила… Я чист как вода в роднике! Вот! Машуленька! Девочка! Полюбите меня! Ну что вам стоит? Один только разик, а? Я никому не скажу! И вы, надеюсь, никому… Зато я буду знать, что я не совсем пропащий, что меня тоже… тоже можно любить. Хоть и не по-настоящему, но все-таки… Вы ведь никого по-настоящему-то не любите, Машенька, так какая вам разница, а? И меня немного не по-настоящему, а? (Роется в карманах.) А хочешь, я заплачу? У меня есть… (Достаёт мелочь, сосредоточенно считает.) Я у тётушки копилку трясу. Трясу, трясу – бывает, что и выпадает какая монетка… Гы! Вот! (Протягивает деньги.) Всё бери!

МОНАШКА. Мама! Отойди от меня! Я могу ударить!

ГАСПАРОВ. Ударить! Ударить! Машенька - стрекозочка! Я потерплю! Я знаю, милые бранятся – дерутся, значит, тешутся… Ты меня кулачком, а я тебя ладошечкой… Офанаренно! Бей! Я потерплю. Я знаю, милые бранятся-дерутся, значит, тешутся… Ты меня кулачком, я тебя ладошечкой… Офанаренно! Бей! Машка, лупи!

МОНАШКА отступает за стол. ГАСПАРОВ на другом конце смотрит на неё восхищенными, сверкающими глазами. МОНАШКА в растерянности. ОНА бросается к другим дверям, но и они не поддаются.

МОНАШКА. Скотина такая… Ты что же, скотина, делаешь?

ГАСПАРОВ. Обзываться мы не договаривались, Маша. Нехорошо это.

МОНАШКА. Ещё издевается, гад такой! Тебе мужики наши все кости переломают, ублюдок паршивый! Понял, ты!

ГАСПАРОВ (сникнув). Да ладно… Всё я понимаю. Если бы я в колодцы не падал, то, может быть, ого-го! Всякая бы за честь… А так: я и гад, и скотина… Одним словом, мерзко со мной, не то что там трям-трям, а и смотреть на меня удовольствия не получаешь… Мир, Машуленция! Забудем, а?

МОНАШКА. Откройте двери, слышите?

ГАСПАРОВ. Я боюсь. Вы же сейчас жаловаться начнёте, а мне морду бить будут. Не открою, пока честное слово не сорву.

МОНАШКА. Морду, как вы говорите, вам обязательно надо набить.

ГАСПАРОВ. Машенька – птенчик, не надо ни кому морду бить.

МОНАШКА. Я вам не птенчик, и не стрекозочка, идиот.

ГАСПАРОВ. Не в бровь, а в глаз! (Прислоняется спиной к косяку и сползает по нему на пол.) Жестокая ты, Машка! Ух! Да и все вы…

МОНАШКА. Выпустите меня, пожалуйста.

ГАСПАРОВ. Да, выпущу, выпущу… Скоро. Скучные вы какие-то, не компанейские. А ещё артисты… Ни поболтать, ни поцеловаться как следует. Какие-то вы испуганные, словно должны кому-нибудь, а отдать нечего. А ведь казалось бы, чего ещё надо? А? за стенами метёт – ни кто не куда не гонит – красотища! Сели б за стол да здоровье друг друга. С барышнями потанцевать, с кавалерами посмеяться. Так нет! Все куда-то спешат сломя голову. Куда, Машенька, куда?

МОНАШКА. Откройте двери!

ГАСПАРОВ. Ну вот – «откройте двери»! а ведь возьму и открою! Тогда что? (Поднимается.) Поцелуемся хоть, что ли?

МОНАШКА (почти визжит). Вы пустите меня отсюда! Как вы смеете!

ГАСПАРОВ. А вот так, смею. Такой вот я нехороший, Машунька! Мда, влипла ты, Мария, в историю…

МОНАШКА. Не подходите ко мне!

ГАСПАРОВ. А вот подойду! (Падает перед ней на колени.) прощения просить буду! Краешек одежд твоих слезами окаянными орошать буду! Лбом своим бессовестным биться о следы ног твоих… Без смеха, Машенька – по-свински себя повёл, как последний маньяк. Но трудно устоять против тебя, Мария! Это одеяние божьей дочери так к лицу тебе, что и на самом деле нет-нет, да и поймаешь себя на мысли, что, может, душа-то твоя истинно безгрешна- так гармонично всё в тебе.

МОНАШКА. Сколько же в вас всего… намешано.

ГАСПАРОВ. Вот и тётушка так иногда говорит. Ещё винегретом обзывается. Не человек, говорит, ты, Славка, а винегрет. (Грустно улыбается.)

МОНАШКА. Выпустите меня. Я никому ничего не скажу.

ГАСПАРОВ (подмигивает). Я тоже, Машуля, ниокму. Клянусь. Вот снег стает, я землю кушать буду! Только не права тётушка. Не во мне намешано.. это ваша компания, пардон, винегретом отдаёт. Откровенно скажем: не герои вы для романов… Без взлётов… Да не смотри ты на меня так, Машка – букашка. Ты же честь свою умирать не собираешься, верно? Только не траться на слова. Не собираешься. Потому как понятие о чести тебе извратили ещё в школе, в дамском сортире.

МОНАШКА. Послушайте, вы…

ГАСПАРОВ. Да не хочу я ничего слушать! Я тебе сейчас, Машка-ромашка, тресну вон ентой скамеечкой в темя – и ку-ку… А мне ничего не будет, потому как я больной, полный кретин, о чём имею большую справку с тремя печатями. Третью, правда, я сам поставил, для важности.

МОНАШКА. Что тебе надо от меня?

ГАСПАРОВ. Я – мужчина. Ты – женщина. Намёк понимаешь? Или скамейкой помочь?

МОНАШКА. Сволочь! Дрянь такая!

ГАСПАРОВ. Опять обзываешься… (Берётся за лавку.) Тяжёленькая…

МОНАШКА. Мама… Я… Не… А если сюда кто-нибудь войдёт?

ГАСПАРОВ. Вот это разговор! Никто не войдёт, клянусь здоровьем тёти Дроли… Значит, ты говоришь «да»?

МОНАШКА. Только… быстрее… Боже мой…

ГАСПАРОВ. Офанаренно! Счас как!.. (Пулей мчится к левым дверям и исчезает за ними, открыв их с лёгкостью.)

МОНАШКА пытается найти какое-нибудь укрытие – бросается к клети. Навстречу ей высовывается ГОЛОВА КОЗЛА.

КОЗЁЛ (приветливо). Ме-е-е!

МОНАШКА шарахается прочь. Пытается вооружиться каким-нибудь тяжёлым предметом. Но ничего подходящего, кроме кружки, найти не может. В правые двери входит ГАСПАРОВ. Он в костюме петуха: клеенная из бумаги полумаска с гребешком и клювом, большие, яркие бумажные крылья. МОНАШКА выпускает из рук кружку, отступает.

ГАСПАРОВ. Ку-ка-ре-ку! Я – готов! Раздеваться не надо, я так… (Ловит МОНАШКУ, которая находится в полуобморочном состоянии. Пристраивается к ней с каким-то кудахтаньем. Хлопает несколько раз руками – крыльями. Очень довольный отходит в сторону, квохчет.)

МОНАШКА неподвижна.

Уже всё.

ГАСПАРОВ гордо удаляется в левые двери. МОНАШКА бредёт к клети козла, голова которого немедленно высовывается ей навстречу из-за изгороди.

КОЗЁЛ (радостно). Ме-е-е!

МОНАШКА. Что, козочка?

КОЗЁЛ. Ме?

МОНАШКА. А меня вот… трахнули… (Её душит истерический смех.) Ночевала по соседству с козлом Васькой… Девять лет ночевала с одним козлом, девять лет! Ночь в ночь. У меня кожа мурашками каждый раз покрывалась, когда он прикасался… Боже мой, то козёл, то петух…Ха-ха! Не жизнь, а зоопарк какой-то… может хватит, а Васька?

КОЗЁЛ. Ме-е-е!

Садится на пол рядом с клетью. Где-то в недрах дома часы бьют один раз. Громкий смех нескольких людей. Перебор гармошки. Внезапная темнота. Две горящие красные точки. Громкий стук в двери.

***

РЫЦАРЬ. А вы знаете, Анжелика… Нет, вы только поймите меня правильно, я от души… Вы знаете, мне очень нравится, как вы готовитесь к своему выступлению… Как начинаете волноваться и ежеминутно подходить к зеркалу, смотреть в него невидящими глазами, как откидываете свои волосы – они у вас удивительно красивы – этот жест… Он так идет вам, Вы, прежде чем произнести первую фразу, всегда так делаете… И еще я очень люблю, когда вы читаете из Левитанского. «Всего, что вглядеться, Боже мой, всего и дела, что внимательно вглядеться и не уйдешь, и никуда уже не деться, от этих глаз, от их внезапной глубины…!» Так просто… И еще вам очень идет это ваше старинное платье. Оно делает вас хрупкой, беззащитной, как на полотне – женщина вне времени. Я иногда подолгу наблюдаю за вами и, клянусь, если бы… Впрочем, я трус.

ГЕРОИНЯ. Спасибо Борис Львович… Вам очень к лицу эти доспехи. Правда, в вас столько благородного.

ОБА улыбаются друг другу, смотрят в глаза уже без прежнего смущения.

РЫЦАРЬ. Я был необыкновенно счастлив, когда вы попросили меня подыграть вам. У меня маленький выход, без слов, но я всякий раз ужасно волнуюсь. Честно, я жду этого мгновения…

ГЕРОИНЯ. Вы замечательно играете влюбленного рыцаря. Все верят.

РЫЦАРЬ. Действительно все?

ГЕРОИНЯ (поправляет волосы «тем самым жестом»). А может, мне надо было родиться в прошлом веке? Хотя нет, глупо. Я уже научилась жить в этом, научилась играть в жизнь – это так просто. Просто копировать своих подруг, которые умеют быть современными. Это легко. А вечерами книги… Я случайно попала в «Досуг». Виктория Павловна уговорила попробовать, я стала читать… И вдруг успокоилась. Хоть какое-то время, пока я на сцене, я могу быть сама собой… Вас это интересует?

РЫЦАРЬ. Да, да, интересно! И мне кажется, я понимаю, о чем вы…

ГЕРОИНЯ. Да ни о чем. Это все навороты, мысли вслух. На самом деле все не так. Я знаю, и уверена, что скоро, ну совсем – совсем скоро мне что-то должно открыться – новый горизонт, что ли…

РЫЦАРЬ. Я понимаю.

ГЕРОИНЯ. Да я сама не понимаю. Живу, и все. Или думаю, что верю. Не знаю.

РЫЦАРЬ. А мы, Анжелика, боролись… Это я к чему? Да, о молодости! Я уже, как видите, не очень… Мы, знаете ли, стихи на площадях читали. И вообще, готовились серьезно сказать что-то свое. Я тоже верил, Анжелика, о, как я верил... Мы за руки держались, спорили. Вы заметили, сегодня не спорят… Но, может быть, я не знаю, может, и спорят… Я не о том. Но что-то чудовищное получилось из всего этого. Мы спорили, говорили, надеялись, а потом словно сами испугались своих слов и поспешили отречься…

***

РЫЦАРЬ. Устал, Анжелика, устал. Нарочно окружил свою особу прорвой никому не нужных дел. Встаю в половине седьмого, ложусь в первом часу. Целый день я занят. Все бегом, бегом. Чтобы, не дай Бог, остановиться! Чтобы, не дай Бог, задуматься... Вам меня не понять... Анжелика, вы еще почти ребенок.

ГЕРОИНЯ. А я ребенок-вундеркинд. Но только тоску ненавижу. А это в вас не усталость, это в вас тоска накопилась – она и гложет.

РЫЦАРЬ. Тоска?

КОЗЁЛ (грустно). Ме-е-е… (Удар рогами.)

РЫЦАРЬ. Тоска… Нет, детка. Тоска – это когда о ком-то или о чём-то, а здесь – ничего. Пустота. Выгорело. Вот Гаспаров тут о сокровенном спрашивал… Я потом долго думал: а что у меня действительно сокровенного есть?.. Так ничего и не нашел.

ГЕРОИНЯ (раздраженно). А я не понимаю, что значит сокровенное. Мечта? Любовь? Что?

РЫЦАРЬ Мм… душа, наверное.

ГЕРОИНЯ. Ну что такое мечта? Я не понимаю!

РАЦАРЬ. Для меня душа – это неодиночество. А для вас, вероятнее всего – любовь. Вы молоды, красивы, вы – женщина.

ГЕРОИНЯ. Любовь – да-а… Была у меня любовь. В седьмом классе. Причем разделенная. Так меня двое разделили. Сначала один, потом другой. Два друга – мотоциклиста.

РЫЦАРЬ. Я не о том, Анжелика. Это жизнь. А когда любовь есть в душе…

ГЕРОИНЯ. А когда нет?

***

СТАРУХА. Не спишь все?

РЫЦАРЬ. Это вы мне?

СТАРУХА (не обращая внимания на людей). Ожил, Варнак, отдышался! То-то…Ох, метет-то, ох, метет… Ни дня, ни ночи не разгадать… Ишь че… Слышишь? Как задурит, как задурит ветряк – кровушка стынет. И лежу, и лежу, и слушаю, и слушаю, как ветер тоскует, словно зовет кто из тьмы там… (Заглядывает в клеть.) Тоже небось слушаешь, Варнак? (Вздыхая и кашляя, уходит.)

РЫЦАРЬ (зевает, слегка приотвернувшись от ГЕРОИНИ). Когда же это кончиться?

ГЕРОИНЯ (начинает говорить с защитной усмешкой). А знаете, у вас удивительное лицо, Борис Львович. И очень благородные уши…

РЫЦАРЬ мгновенно теряет свою сонливость, Во все глаза смотрит на ГЕРОИНЮ.

Оно такое бывает спокойное, с такой милой морщинкой на лбу…

РЫЦАРЬ (не зная, как реагировать). Да?

ГЕРОИНЯ. Да… да… Я за вами часто наблюдаю, даже гораздо чаще, чем мне этого хочется. Вы совсем, ну совсем – совсем непохожи на тех мужчин, которых я знаю. В вас есть что-то по-детски беззащитное, кажется, что вас очень – очень легко обидеть. Достаточно при вас сказать просто грубое слово, и вы мгновенно внутренне сжимаетесь, словно от пощечины. Вы думаете, этого не видно? Это даже очень – очень видно. Я так рада, что нас захлестнуло этой метелью и мы попали сюда… Я наконец поговорила вчера так, как могла только в мечтах… Нет, вы правы, вы тысячу раз правы: не в словах дело. Вчера разговаривали не мы с вами, а наши души. А они не словами общаются, слова не нужны… Вы меня слушаете?

РЫЦАРЬ. Да-а…

ГЕРОИНЯ. Вы так странно смотрите на меня… Почему вы на меня так смотрите?

РЫЦАРЬ. Как?

ГЕРОИНЯ. Так, как будто я… на голове стою… или с ума сошла.

РЫЦАРЬ. Откровенно если, Анжела… Я не совсем понимаю, о чем вы?

ГЕРОИНЯ (испуганно). Не смейте на меня смотреть такими непонимающими глазами! Я закричу! Я… вас ударю! Слышите?! (Замахивается на Рыцаря.)

РЫЦАРЬ стоит неподвижно, глаза широко раскрыты.

Поцелуйте меня.

Пауза. Поцелуй, во время поцелуя из-за изгороди показывается козлиная голова, Не мигая, смотрит на целующихся.

КОЗЕЛ (сухо и цинично). Хе!

***

Двери распахиваются настежь, и в помещение вваливается шумная компания с ГАСПАРОВ ЫМ, играющим на гармошке. ГЕРОЙ, АДМИНИСТРАТОР, МОНАШКА вытанцовывают нечто, не поддающееся описанию. Хором поют:

Загуляли две старушки:

Поиск по сайту: