Вот какой рассеянный

Муж Сары Моисеевны!

ГАСПАРОВ хватает гармонь, чтобы подыграть. Снова начинаются танцы.

ГЕРОЙ (берет со стола козлиную голову, танцует с ней). Знамя великой свободы над нами! Ура, товарищи! Торжественным маршем!..

Все кричат «ура». Компания уходит следом за ГЕРОЕМ, который высоко держит козлиную голову на вытянутой руке. Последним уходит ГАСПАРОВ, пытаясь сыграть какой-то бравурный марш. Мгновенная тишина. Слышны далекие голоса МОНАШКИ и ГАСПАРОВ А.

***

Загорается на столе лампа. АДМИНИСТРАТОР сидит за столом, ДРОЛИАДА КАНИФАСНОВНА стоит возле стола напротив, собирает карты. Более никого нет.

АДМИНИСТРАТОР. Я не переживаю. Отвыкла. Спасибо Дролиада Канифасновна. У меня выгадается. Дролиада Канифасновна.

ДРОЛЛИАДА КАНИФАСНОВНА. Вот и славно.

АДМИНИСТРАТОР. Извините за вопрос, но… не удержусь. Ответьте мне: за что нам честь такая? Вы знать нас не знаете, а и приютили, и накормили, и напоили. Как в сказке, честное слово.

ДРОЛЛИАДА КАНИФАСНОВНА. Так как же, красотушка моя, иначе может быть? Я любого с добром приму, для меня все детки равны. Все для меня, солнышко моё, равны, для каждого место найду и слово доброе. Всяк у меня отдохнёт перед долгой дорожкой. И всех мне ой как жалко, кажного пожалеть рада…

АДМИНИСТРАТОР. Удивительно…

ДРОЛИАДА КАНИФАСНОВНА. А и то странное ты говоришь… чего ж я такого сказала? Почто тебе это в удивление? Как таких людей не принять радушно? И одеты прилично, и разговору вежливого. Славные нынче у меня гости. Давненько уж такие не захаживали. Сразу видно – большого рода люди, благородного. В кольчуге, так тот не иначе как князь.

АДМИНИСТРАТОР. Князь, да…

ДРОЛЛИАДА КАНИФАСНОВНА. Бывали у меня и князья. Все у меня, доча, бывали: худые и добрые, богатые и бедные, знатные и простые – для всех и карту на судьбу разброшу, и мягкую постель приготовлю…

КОЗЁЛ. Ме-е-е…

АДМИНИСТРАТОР (встаёт из-за стола). Доброе у вас сердце, хозяйка… Где ещё и встретить такое. Мы вам от нашего культурно-массового предприятия обязательно благодарность… (Неловко ставит ногу, вскрикивает, приседает.) Ой! Нога!

ДРОЛИАДА КАНИФАСНОВНА. Ах, ты, горюшко моё, как же это так тебя угораздило?

АДМИНИСТРАТОР (сквозь слёзы). Ой, больно-то как…

ДРОЛЛИАДА КАНИФАСНОВНА. Потерпи ягодка… Я вот гляну…

ОБЕ разглядывают и ощупывают ногу.

КОЗЁЛ. Ме-е-е!

АДМИНИСТРАТОР. Что же это такое? (Стонет.) Сломала! Боль по всему телу разливается…

ДРОЛЛИАДА КАНИФАСНОВНА. Потерпи, потерпи, девонька, это не беда.

АДМИНИСТРАТОР (в голос начинает плакать). Ой, нет! Не могу больше! Всё к одному!.. Сил нет, никаких сил нет! Посмотрите вы на них внимательно, какие же это благородные, господи! Это же ненормальные, это ж изгои чёртовы…

ДРОЛЛИАДА КАНИФАСНОВНА. Что ты? Что ты?

АДМИНИСТРАТОР. Что я? Видеть их не могу, князей этих занюханных. Князь он! Князь этот в одних мятых штанах целый год ходит – у него даже костюма приличного нет… Они же сумасшедшие, они же не видят и не слышат ничего. Это они думают, что нужны кому-нибудь. Господи, да сейчас никто не кому… Закроют завтра наш «Досуг», и никто не вспомнит о нём… Сколько лет я эти концерты их вшивые заделываю, через унижения, слёзы, просьбы. Для кого? Зачем? Никто не знает. Покупают концерт, лишь бы отвязаться. Полжизни на колёсах – туда-сюда. Везде отмахиваются, как от прокажённых. А они не понимают! Всё они понимают. И всё-таки лезут на эту сцену поганую, что-то там выкаблучиваются… Ой, не могу… Иной раз, поубивать их хочется…

ДРОЛЛИАДА КАНИФАСНОВНА. Странное толкуешь, девонька. Не уж-то и внутри так болит у тебя, как здесь? (Поглаживает ногу.)

АДМИНИСТРАТОР. Болит… Чему там болеть? Я свою выгоду нашла, а юродивых этих мне уже не жалко. Хочется им людей смешить – их дело. Другие жизни вон налаживают – жизнь вон какая стала – а эти, как жили в нищете да иллюзиях, так и будут… (Успокаивается, вытирает слёзы.) Извините, Дроллиада Канифасновна, вырвалось… Очень уж вы рассмешили меня этим князем…

***

ГЕРОЙ. По всей России объявляем бессрочную голодовку, потому как все равно нечего жрать!

МОНАШКА. Да здравствует Великая Сексуальная революция! К борьбе за дело увеличения населения – будь готов!

РЫЦАРЬ. Мерзавцы, сатрапы, насильники эгоисты! Вон из страны! В свободной стране должны жить свободные «до-су-гов-цы»!

ГЕРОИНЯ. Заштопаем теплом наших сердец озонные дырки! Только любовь способна растопить льды Антарктиды и дать воду засушливым районам Средней Азии!

АДМИНИСТРАТОР. Прекратите! Прекратите! Сумасшедшие!

ГАСПАРОВ. Наконец-то! Что-то сдвинулось! Молодцы! Пыль до потолка! Офанаренно, братцы! Ах, как хорошо!

АДМИНИСТРАТОР. Прекратите немедленно этот бардак!

ГАСПАРОВ. Никого не слушайте! Бунтуйте на здоровье! Я тоже сяча всё тётушке выскажу!

АДМИНИСТРАТОР. Борис Лбвович! Анжела! Опомнитесь! Маша!

ГАСПАРОВ. Бунтуйте! Боритесь! Борис Львович, не надо садиться!

РЫЦАРЬ. Я устал держать знамя… Долой спекуляцию…вот!

ГАСПАРОВ. Машенька, не слушай никого! Кричи, что хочешь! Бунтуй!

МОНАШКА. Ничего не хочу!

ГАСПАРОВ. Неправда! Человек, если он только в колодец не падал, должен многого хотеть! Девки! И-их!

АДМИНИСТРАТОР. Илья, постыдился бы! Ну вы же – взрослые люди. Сколько можно?

Постепенно все успокаиваются и рассаживаются на те места, где каждый находился в начале второго действия.

ГАСПАРОВ (бегает с гармонью в руках от одного к другому). Ну то же вы, братцы? Так же всё офанаренно было… Мы бы счас такого наворотили… Тётушку бы раскулачили – у неё в кладовке обалденная кровяная колбаса висит, модера столетняя в бочке – ух! Ну что же вы? Только-только развеселились - и на тебе!

АДМИНИСТРАТОР. Перестаньте провоцировать нас, Ярослав. Уже становится неудобно. Ворвались нежданные, да ещё оргии будем здесь устраивать… Спасибо и так… Долго вспоминать будете.

ГАСПАРОВ. Ну как же нажданные-то? Очень даже напротив! Мы с тётушкой в постоянной боевой готовности – вдруг кого занесёт на огонёк. Мы, можно сказать, этим и живём… А вдруг как шофёрчик ваш объявится? Тогда что? Поминай как звали! И ведь не поговорили по душам и дел не наделали. Ну какие же вы, право! Ведь этак вся жизнь пронесётся, а мы всё в ожидании да ожидании, а жить когда? Ну, давайте, ну, миленькие, распояшемся, растешемся – чё нам! Гуляй, душа! У нас с тётушкой всё можно – делай что хочешь! Мы же так здорово бунтовать начали, а! ну давайте что-нибудь придумаем! Хоть бороду козлу повыщипаем, ну хоть что-нибудь! Не спите, что же вы… Нельзя спать! Двигаться, двигаться надо, бороться!

ГЕРОЙ. Да мы, Слав, вроде как уже.. Сил, понимаешь, тю-тю…

ГАСПАРОВ (после паузы). Странные вы… Не понять мне, дураку. (Медленно выходит в правые двери.)

Люди лежат и полусидят, закрыв глаза. Пауза. Свист ветра. Одиночный бой часов.

ГЕРОЙ. Холодно…

Пауза.

РЫЦАРЬ. Боритесь... Если б ты знал, Ярослав, как это надоело-то.

Пауза.

ГЕРОЙ. Как ноги закоченели, заиндевели, отваливаются на фиг...

Пауза.

ГЕРОИНЯ. Мне в детстве часто снилось, будто я летаю, и я просыпалась с этим чувством полёта… А сейчас какое-то бесконечное снежное поле снится, и я иду по нему куда-то, иду… А больше всего больше всего мне хочется ещё раз полетать и проснуться с этим чувством…

Пауза.

РЫЦАРЬ. Боритесь… Я думаю, что существует не один, а два сорта людей: одни рождаются, чтобы наслаждаться жизнью, плавать на собственных яхтах по лазурным волнам, спокойно ждать завтра – они такие умные, красивые, уверенные, всемогущие, а другие всю жизнь проводят в борьбе. Так я отношу себя к последним. Только, кажется, за всю жизнь я никого ещё не победил.

Пауза.

ГЕРОИНЯ. А лучше всего не просыпаться. Летать, летать…

Пауза.

МОНАШКА. Я очень кино люблю. Целыми днями могу смотреть.

Пауза.

ГЕРОЙ (зло). Почему так холодно?

Пауза.

АДМИНИСТРАТОР. Перетерпится. Зиму бы эту пережить, а там что-нибудь наладится.

Пауза.

ГЕРОЙ (засыпая, зло). Вот – вот. Оно самое. Завтра. Или послезавтра.

***

Беззвучно входит СТАРУХА, семенит к клети.

ГЕРОЙ (направляется к ней). Бабуля, я не понимаю, почему вы игнорируете наше весёлое общество? Бабулечка!

СТАРУХА (открывает клеть, входит). Ой, тошно мне-ка!

ГЕРОЙ. Полный анабиоз! Интересно, она тоже специалист по колодцам? Алё, баба, как пройти к ближайшему? Может найдём общий язык?

***

ГОЛОС. Скорее закройте двери!

Звуки ветра становятся тише. Возня.

ГОЛОСА: - Где мы? Ничего не видно…

- До костей промёрзли!

- Есть тут кто живой? Хозяин!

- Кажется, здесь тепло… Люди, отзовитесь!

- Хоть спичку кто-нибудь зажгите, мужчины!

- Сейчас… Руки не слушаются…

Вспыхивает крохотный огонёк, выхватывая из темноты несколько лиц.

КРИК: Ой, смотрите!!!

Возле огонька появляется указующая рука. Пламя спички гаснет. В наступившей темноте отчётливо видны два горящих красным огнём глаза.

ПРИГЛУШЕННЫЙ ГОЛОС: Я боюсь, мама!

***

ДРОЛЛИАДА КАНИФАСОВНА. Сумерничаете, гостеньки? Не скучно у бабки?

РЫЦАРЬ. Напротив…

ГЕРОИНЯ. А нам Ярослав сказал, что вы плохо себя чувствуете…

ДРОЛЛИАДА КАНИФАСОВНА. Слушайте болтуна! Он ить, что твоя мельница, мелет и мелет. Где это видано, чтобы я хворала? Не было еще никогда такой новости. Придумал, пострел… Я вот вам от скуки – тягомотинки карты раскину – это у меня лихо получается… (Достает откуда-то из складок одежды колоду карт, расчищает краешек стола. Действует не как гадалка, а скорее, как фокусник.) Твоя судьба-судьбинушка на шести рядах, ягодка… Пустая, холодная карта. Интерес один, да хлопоты по нему некчёмные. Ни спереди, ни сзади по дорожке твоей ничего путного не видать, окромя хлопот напрасных… Одно утешение – дорога вперёд не длинная, одна эта полная радость тебе и выпадает, девица… Не сумневайся, мне карта никогда не врёт.

ГЕРОИНЯ. Ой, на этот раз врёт! Врёт ваша карта! Врёт!

РЫЦАРЬ. Анжела, ну что вы на самом деле, так близко принимаете… Это же случайность – эта карта выпадает, или другая…

ДРОЛЛИАДА КАНИФАСОВНА. Э-э, мил человек, случайного не бывает… Над всем воля стоит, интерес… На тебя-то, ратник, разброшу… (Гадает.) Сам, сударь мой, взгляни. Новый расклад, а выходит одно и тоже. Хлопоты разные, дома казённые, пиры лихие, разговоры пустые – вот и весь сказ, что было, а что будет… Так ничего и не будет – рубашкой вверх карта пала.

РЫЦАРЬ (пытаясь улыбаться). Становится совсем не скучно.

КОЗЁЛ бьёт рогами об изгородь.

ДРОЛЛИАДА КАНИФАСОВНА. Цыц там, баламут!

РЫЦАРЬ. А на него гадать можно или не получится?

ДРОЛЛИАДА КАНИФАСОВНА. Та отчего же не получится? Только ить его судьбу я и без карт определю: родился, пощипал травушку, погрелся на солнышке – та и прощай – поминай.

РЫЦАРЬ. По вашему гаданию и я, выходит, родился, поел-попил – и прощай – поминай.

ДРОЛЛИАДА КАНИФАСОВНА. Так ты – человек. Не карты ить над тобой властвуют, а ты над имя.

РЫЦАРЬ. По вашему получается, что я сам себе карты раскладываю.

ДРОЛЛИАДА КАНИФАСОВНА. А то кто ж?

ГЕРОИНЯ. Тогда вдвойне ваши гадания – обман! Не пустая у меня жизнь! И была не пустая, и будет! Я так хочу!

ДРОЛЛИАДА КАНИФАСОВНА. Слова-то, детынька, они-то немного стоят. Если б так было – скажи: хочу богатства – и все богаты, все рады-радёшеньки. Так-то не выходит, ягодинка моя, а раз не выходит, то и карта так не падает, это уж поверь мне, старой…

***

ДРОЛЛИАДА КАНИФАСНОВНА. Опять, кажись, набедокурил, неугомонный. Я вот иду, я вот иду!..

ДРОЛЛИАДА КАНИФАСНОВНА спешит к правым дверям – ей навстречу выбегает ГЕРОЙ, за ним остальные.

ГЕРОЙ. Где он, этот шизик недоделанный?

ДРОЛЛИАДА КАНИФАСНОВНА. Кто – он?

ГЕРОЙ. Племянник ваш. Поговорить с ним надо. Он сюда только что вбежал и запер дверь. А вы не слышали, как я барабанил? Я рук не чувствую. Вот смотрите! Синие!

ДРОЛЛИАДА КАНИФАСНОВНА. Ой, правда – синенькие...

ГЕРОЙ. Еще минута и окалел бы к черту. Еще подмигнул мне зараза! Что вы на меня так смотрите?

АДМИНИСТРАТОР. Сюда ворвались только вы… И мне кажется, это переходит уже всякие границы. Вы хоть понимаете, что вы не дома?

ГЕРОЙ. Я, Виктория Павловна, уже ничего не понимаю! (Дроллиада Канифасновне.) Хоть сейчас я кое-что проясню…

ДРОЛЛИАДА КАНИФАСНОВНА (отступая). Всё-всё! Соклик! (Грозит пальцем.) Ух, Виля! Ушлый…

РАЦАРЬ. Объясните, наконец, что всё это означает?

ДРОЛЛИАДА КАНИФАСНОВНА. А что тут, гостеньки мои, непонятного? Объясняй не объясняй – ничего уж не поправить. Дело сделано. (Берёт со стола самовар.) Попили чайку с брусничкой? Ну вот и славно… (Идёт к левым дверям, выбрасывает за них самовар.)

ГЕРОЙ. Только спокойно… Спо-кой-но!

АДМИНИСТРАТОР. Нам бы хотелось знать, Илья, что происходит?

КОЗЁЛ. Ме-е!

ДРОЛЛИАДА КАНИФАСНОВНА. Та ничего не происходит. Просто надоели вы мне, артисты дохлые. Козёл вон с вами заболел от тоски зелёной.

КОЗЁЛ. Ну!

ДРОЛЛИАДА КАНИФАСНОВНА. Умаялась я с вами, родненькие, шибко умаялась. На вид-то такие благородные, а копнуть копнёшь – пустые, как пирожки на вокзале. Души-то ваши от вас самих ничем не отличаются. Тот же маскарад глупый, да и только… Ох, надоели… всё от самонадеянности…

ДРОЛЛИАДА КАНИФАСНОВНА начинает быстро раздеваться. И перед изумлёнными людьми предстаёт ГАСПАРОВ в своей больничной пижаме.

ГАСПАРОВ. Чё, офанарели, братцы? Люблю, знаете ли, пошутить. Одно жалко, что вы всё-таки не птицы. Нет у вас крыльев. Эх, какой банкет упустили, как бы мы сдружились напоследок-то… (Забирает бочонок со стола, идёт к правым дверям и выбрасывает его за них.) Чё ж вы так-то? Ни любви, ни ненависти, ну ничего, даже обидно. А ещё артисты! Ну что ж вы всё завтра-то ждёте? А как не будет этого завтра, а? (Идёт к столу, берёт с блюда козлиную голову и надевает на свою. Слышится короткий, сухой смешок. Он идёт к дверям, оглядывается. Глаза козлиной головы пылают красным. Гаспаров манит людей за собой. Словно под гипнозом, они идут следом за ним.)

Сцена пуста. Вой ветра. Темнота. Со свечой в руке идёт РЫЦАРЬ. Он вооружён длинным мечом. Подходит к клети. Из-за изгороди показывается козлиная голова. РЫЦАРЬ замахивается мечом. Удар. И голова катится к его ногам. Он поднимает её и водружает в центр стола. Гаснет свеча. Громко и часто начинают бить часы. Свист ветра.

***

ГОЛОС. Скорее закройте двери!

Звуки ветра становятся тише. Возня.

ГОЛОСА: - Где мы? Ничего не видно…

- До костей промёрзли!

- Есть тут кто живой? Хозяин!

- Кажется, здесь тепло… Люди, отзовитесь!

- Хоть спичку кто-нибудь зажгите, мужчины!

- Сейчас… Руки не слушаются…

Вспыхивает крохотный огонёк, выхватывая из темноты несколько лиц.

КРИК: Ой, смотрите!!!

ГАСПАРОВ дует на огонёк. Темнота. Свист ветра. Обеспокоенный козлиный голосок. Входит СТАРУХА. Ставит лампу на стол и семенит к клети. За столом ничего нет.

СТАРУХА. Что разгулялся-то, Варнак? Как ночь – он дурить начинает. Я вот плёткой угощу! (Замирает, словно к чему-то прислушиваясь, стук в двери. Причём стук двойной.Старуха семенит к левым дверям.) Иду, иду…

ГАСПАРОВ. О! Вот и машина прибыла и, конечно, с шофёрчиком! (Бросается к правым дверям, распахивает их.)

Рёв ветра. Входит САША. Лицо его и одежда в нетающем снегу.

САША (ровным мёртвым голосом). Машина подана.

СТАРУХА, наконец, справляется с задвижкой, впускает Анну. В проёме дверей на минуту становится виден яркий солнечный день.

СТАРУХА. Заявилась, пропажа. Я беспокоится стала.

АННА. Бросьте, мама… (С грохотом ставит две большие сумки на пол.) Дайте-ка я присяду, ноги сбила – огнём горят … (Старухе, которая пытается поднять сумку.) Оставьте, мама, я сама… Фу, слякотища на улке. Думала утону. Снег-то стаял…

СТАРУХА всё-таки исхитрилась поднять сумку. Уносит в средние двери. Группа людей в молчаливом ужасе рассматривает неподвижного и страшного шофёра, возле которого крутится ГАСПАРОВ.

ГАСПАРОВ. Ну вот и всё, господа, отмучились. Рады?

ЛЮДИ встали рядом друг с другом, какое-то страшное предчувствие заставило их сблизиться. ГАСПАРОВ тихо, почти беззвучно смеётся.

ГОЛОС СТАРУХИ. Ты не застудилась, Анна? Ветряк какой был – испужалась за тебя. Рейтузов-то не пододела. Больша кобыла, а ума всё нет…

АННА. Бросьте, мама! Стала бы я в такую метель домой тащиться. Я у Лидки заночевала. Виталик винца налил… А тут-то слыхали, что было, нет?

СТАРУХА (появляясь). Что было? О чём ты, Анна?

АННА. Да, говорят, артисты тут на наших болотах какие-то замёрзли. Вчера уж к вечеру их в охотничьем сарае нашли. Знаете, это ещё, кажется, Варварин мужик ставил, на Солнечной горке.

СТАРУХА. Ну! Так чо?

АННА. Так нашли их там – на смерть помёрзли. Шесть человек. Да молодые все.

СТАРУХА. Господи! Да как же их туда занесло? На болота-то!

АННА. Да кто их знает. Говорят, автобус у них сломался. Это в метель как раз было… весь город болтает.

СТАРУХА. От, горе-то… От, бедненькие…

АННА. Да уж, судьба дурацкая… Ведь до нашей деревни тут рукой подать, а ферма Еланская, так та ещё ближе… Не дошли вот, думали небось, сарай спасёт… А он чё – три доски да два гвоздя…

Всё это люди слушали, затаив дыхание. СТАРУХА, перекрестившись и что-то бормоча уходит. АННА растирает свои ноги. ГАСПАРОВ тоже внимательно слушал. Теперь он засуетился возле людей, жестами и мимикой как бы оправдываясь и говоря: ничего, мол, ничего, мол, не попишешь, так вот, мол, получилось. И вдруг до людей дошло сказанное Анной. Дошло до крика. Но он остался лишь в глазах, всё ещё живых. Словно рыбы, выброшенные на берег, общались они друг с другом и с этим миром. Их никто больше не слышит. Никто. Но их всё ещё видно. Видны глаза, полные непередаваемого ужаса, отчаяния, надежды и бог знает ещё чего, жажды, наверное, огромной жажды жить. Всё ещё живы их руки, которые цепляются за руки и одежду других. Но всё тяжелее поднимать их. ГАСПАРОВ между тем, вдоволь беззвучно наизвинявшись, повернулся к ним спиной, сладко зевнул и деловым шагом направился на выход. Проходя мимо клети, наклонился.

ГАСПАРОВ. Жуёшь, Варнак? Жуй-жуй, козёл!

КОЗЁЛ. Ме-е!

ГАСПАРОВ. Поправляйся. Скоро Мехеич придёт.

КОЗЁЛ. Ме-е!

ГАСПАРОВ пинает ногой двери и исчезает. А люди уже почти перестали двигаться. Только глаза ещё живы, ещё блестят. Но уже тают эти застывшие шесть фигур. Тают. Растворяются.

АННА (обращаясь к Козлу). Чего размекался там? Мне бы твои заботы – мекай да мекай…

СТАРУХА (входит со шнурком). Глянь-ка, чё у меня, Аннушка. Не твой ли?

АННА. Что это? Это ж Лидкин поясок, кажись… ну точно. Она помните в прошлый раз искала… За ягодами приезжала. Ещё найти не могли.

СТАРУХА. Так Варнак-то наш чуть не задавился на ём. Вокруг шеи как-то себе замотал.

АННА. К нему-то как попал?

СТАРУХА. Да кто ж его знает как? А вот поди-ка, чуть животины не лишились… Может, нарочно Лидка его туда?

АННА. Ну вы, мама, как скажете чего! Зачем это Лидке-то? Совсем уж вы!

СТАРУХА. А как он туда попал?

АННА. Да мало ли как! Вот ведь… И придумаете же!

СТАРУХА. Придумаю, придумаю. Она как заявится, так и дразнить его начинает. Дразнит и дразнит…

АННА. Ну и что? Она ж городская.

СТАРУХА. То – то – городская. Вот и сидела б в своём городе. А то придёт, ещё и командует… «Нельзя в избе козы держать!» Ей какое дело? А где его держать? Хлев обвалился…

АННА. Михеич когда придёт?

СТАРУХА. Да что тебе придёт Михеич-то?

АННА. Лидку порадуем, козлятиной накормим.

СТАРУХА. Эвон чё придумала! Лидку твою ещё угощать буду! Нечего!

АННА. Да будет вам, мама. Смеются уж над нами… Кто сейчас живность-то держит? На всю улицу только мы да Михалыч твой. Так у него хоть сейчас свинья. А с этого что? Одна вонища в доме.

К этому времени люди окончательно уже исчезли, исчезли совсем, словно здесь их и в самом деле не было. Всё больше и больше этот большой безликий амбар становится похожим на жилую комнату большого деревянного дома. На стенах видны фотографии в рамках. Старые фотографии, жёлтые. Раскрашенные открытки. Молчаливые часы с кукушкой и гирями. Шторки ситцевые на дверях. И прочие такие приличные и милые вещи, долго-долго живущие радом с людьми. АННА и её мать продолжают свою беседу-перебранку, привычно и буднично занимаясь своими делами. Мирно похрустывает сеном козёл. Возится, вздыхает. СТАРУХА накрывает на стол. Выкладывает свои покупки АННА – всё ещё раз придирчиво рассматривая и приценивая каждую вещь и течёт, течёт бесконечный и совершенно уж нам ненужный разговор.

АННА. Говорят, зима эта будет холодная.

СТАРУХА. Перезимуем как-нибудь. Дров-то, слава Богу, напаслись… Сметану будешь? АННА?

АННА. Кажись, нитки-то с гнильцой или… Буду… И что ты на Лидку вечно напраслину наводишь?

СТАРУХА. Напраслину, как же…Не верю я таким быстрохвостным-то, как она. Везде поспеет нос сунуть. И козёл мой ей, вишь, не понраву…

АННА. Да по нраву, мама. Завелись вы с этим козлом своим…

СТАРУХА. Так жалко скотинку мне.

АННА. Это ж поглядите, как пуговицы-то пришивают – разок потянула, и всё…

СТАРУХА. Не брала б такую кофту. На что она тебе?

АННА. Да на работу-то ходить как раз…Пять лет ещё вкалывать до пенсии. Десять кофт таких уйдут.

СТАРУХА. Беречь будешь, так не уйдут…

Всё тише и тише становятся их голоса. Тает свет. Тишина. И вдруг в этой тишине короткий такой, но очень отчётливый смешок ГАСПАРОВА.

Поиск по сайту: