Пятница. Спустя несколько дней человечество справилось, как оно всегда и делало, и стало жить дальше

Спустя несколько дней человечество справилось, как оно всегда и делало, и стало жить дальше. МорганТек официально обанкротился и выгорел, его генеральный директор и руководящий персонал заочно объявили банкрот.

М-ТЕК был аннулирован и разрушен. И был отправлен ордер на арест Дары Моргана до тех пор, пока не будет установлена правда о его личности (или, по крайней мере, о факте, что он не был Дарой Морганом), после чего все дело о МорганТеке вошло в компетенцию ЮНИТ и исчезло из поля зрения общественности. Люди, охраняющие кратеры, очнулись, совершенно сбитые с толку из-за того, почему они здесь. Их арестовали, но, без сомнения, всех освободили, как только был вовлечен ЮНИТ.

Семья Ноубл направлялась к Королевскому Планетарному Обществу – у Уилфа, наконец, был ужин и честь Именования. Нетти была с ним, она суетилась вокруг Сильвии и готовилась, примеряя шляпы с угрожающе большими перьями и смеясь над глупостями вместе с мамой Донны.

Уилф и Доктор благоразумно сбежали в садик за домом, пили чай и вполголоса обсуждали разные приключения Доктора с «роботами-людьми из космоса», и каждый рассказ обычно кончался шумным хриплым смехом.

Донна прошла через стеклянные двери в сад, чтобы успокоить их.

– Мама поинтересуется, о чем вы говорите, и тогда игра кончена.

– Тогда не будем рассказывать ей правду? – Доктор поднял бровь на них обоих.

Дед и внучка быстро бросили друг на друга взгляд, и за ним последовало хором: «Ты с ума сошел?».

– Она точно убьет тебя на этот раз, – сказала Донна.

– После того, как убьет меня за то, что хранил секреты, – согласился Уилф.

Доктор пожал плечами и переменил тему.

– Что ж, о сегодняшней маленькой шумной вечеринке. Во сколько вы отправляетесь?

– Мы уезжаем в семь, – сказала Донна.

Доктор открыл рот, чтобы возразить, сказать, что меньше всего он бы хотел еще одного ужина в Королевском Планетарном Обществе, очередной возможности быть высмеянным доктором Кросслендом или втянутым в долгую тоскливую беседу о рисовании пальцами или ужасающем отсутствии портновского изящества с Ариадной Холт.

– Замечательно, – сказал он без энтузиазма. – Мне, может, понадобится забежать в ТАРДИС, чтобы, эмм, переодеться в другой костюм.

Донна покачала головой.

– Ты остаешься здесь, сынок.

– Здесь?

– Здесь.

– Никакой ТАРДИС? Никакого костюма?

– Никакой ТАРДИС, никакого костюма, никаких срочных звонков от принцессы Леи, внушающей, что ты – ее единственная надежда. – Донна сгребла чайные кружки. – Еще чаю?

Доктор кивнул.

Появилась Сильвия с телефоном у уха.

– Правда? – говорила она. – Ну, его, должно быть, украли во всей этой суматохе с огнями и всем остальным… О, ладно. Ну, это несколько нечестно – надеяться, что кто-то украдет твой фургон, чтобы получить страховку. Ну, хорошо, увидимся позже. Пока, целую.

Она выключила телефон.

– «Transit» мистера Уэбба украли – выяснилось, что он этого и хотел, оставил в нем ключи и все такое, чтобы он мог требовать страховку. По-видимому, он перевернулся и сгорел где-то в Ист-Энде. Я не знаю, некоторые… – она взяла в руки что-то еще и опустила перед Уилфом.

Это была разорванная напополам кипа брошюр о домах престарелых.

– Думаю, Нетти должна переехать сюда. К нам, – она дотронулась до щеки Уилфа. – К тебе.

Уилф встал и обнял свою дочь.

– Нет, – сказала Нетти, которая стояла за всеми ними и выглядела великолепно в своей самой последней шляпе. – Мой ум теперь яснее, в первый раз за очень долгое время. Но я не могу сюда переехать, Сильвия.

– Почему? – спросил Уилф.

– О, дорогой, милый, – подмигнула ему Нетти. – Ты делаешь меня счастливой, но я не дурочка. Было бы хорошо остаться с тобой, пока я в здравом уме. Но если… когда я ускользну снова, вы двое не приспособлены справиться со мной. Напряжение, давление – это не справедливо по отношению к вам. К любому из вас.

Она собрала разорванные брошюры.

– Хотя, если это вас обоих устраивает, я бы не отказалась, если бы вы меня подбросили к нескольким из них, посмотреть, найдем ли мы тот, который понравится нам всем.

Сильвия коснулась руки Нетти.

– Это громадное решение, – сказала она. – Ты уверена? Потому что я говорю то, что сказала, не только чтобы быть милой. Я думаю, что тебе следует быть здесь, быть частью семьи.

Нетти посмотрела на Доктора.

– Что думаешь, Доктор?

Доктор посмотрел на Сильвию, затем на Донну, потом на Уилфа. Потом снова на Нетти.

– Я думаю, Генриетта Гудхарт, что вы мудрая, разумная, сильная дама, которая знает, чего хочет лучше, чем мы все понимали, и сделает так, как правильно.

Он стащил чайные кружки из рук Донны.

– И я не семья, я честно хочу вежливо удалиться от этой беседы, так что я пойду поставлю чайник.

Он быстро зашел обратно в дом, вымыл кружки и наполнил чайник, смотря из окна кухни на группу в саду, и улыбнулся себе.

– Трусишка, – сказал тихий голос в дверях.

– Это жизнь твоих мамы и дедушки, Донна, – сказал он. – Ко мне ничего не имеет отношения. Семьи. Это настолько не мое.

Донна присоединилась к нему возле раковины, посмотрев из окна.

– Она кажется сейчас… такой уверенной в себе. Такой…

– Нормальной?

– Ну, я могла бы не использовать именно это слово, но да.

– Это не продлится долго.

Донна не посмотрела на него.

– Почему? Может быть, хранение всей этой энергии Мандрагоры очистило ее нейронную… всякую всячину, все уладило.

– Это Альцгеймер как минимум на второй стадии, Донна. Это распад, – ответил он тихо. – Лучше не становится, становится главным образом хуже. Боюсь, чудесного лекарства нет, никакого волшебного решения для Нетти. Ее разум немного похож на лобовое стекло. В некотором отношении Спираль Мандрагоры была автомойкой, на время очистившей его. Но в скором времени вся грязь, насекомые, пыль и царапины вернутся. Мне жаль.

– Это так неправильно.

– Да, неправильно. Но жизнь никогда не бывает такой удобной, как нам хотелось бы. Во вселенной есть миллион болезней, хворей и заболеваний. Если бы я верил, что что-то такое же злобное, как Мандрагора, могло бы стереть хотя бы одну из них, я бы отпустил ее. Я позволил бы остаться и делать что-то хорошее. Но для такого никогда нет каких-то чудесных лекарств. Жизнь не такая. Но это не должно останавливать людей, потому что однажды они найдут ответ.

– И это значило бы, что ты ошибаешься.

Доктор засмеялся.

– Да. Это иногда случается. И иногда мне нравится это. Я бы хотел найти способ помочь ей, но я не могу.

– А что насчет дедушки?

– Он взрослый человек. Он принял рациональное взрослое решение заботиться о ней до тех пор, пока может. Это делает Уилфреда Мотта Очень Хорошим человеком в моем списке.

– И в моем.

– Может, нам нужно остаться ненадолго, помочь Нетти где-то обосноваться. Ты могла бы как следует провести время с семьей, со своей мамой.

Донна покачала головой.

– У нас сейчас все в порядке. Но на следующей неделе мы будем под пятой друг у друга, будем бороться, кричать и иронизировать.

Через окно они смотрели, как в саду Сильвия и Нетти пролистывают брошюры.

– Где же чай, а? – сказал Уилф за спинами Доктора и Донны.

– Дедушка, – вдруг сказала Донна. – Может быть, мне следует поставить тебя с мамой на первое место. Может, я должна остаться рядом, выручить тебя с Нетти.

Она посмотрела на Доктора.

– Бог знает, я скучаю по тебе и… всему этому… – она указала на небо. – Но, может быть, пора немного повзрослеть.

Уилф обнял Донну.

– Дорогая, что делает тебя счастливой?

Не моргнув глазом, Донна посмотрела на Доктора.

– И ты думаешь, я был бы счастлив, зная, что я ответственен за то, что ты все это бросила? Думаешь, Нетти была бы?

– Но ты и мама, я нужна вам…

– Может быть, но мы уже некоторое время нормально справляемся. Лучше я буду знать, что ты там, с Доктором, делаешь для других планет и народов то, что ты сделала на днях для Земли.

– А Нетти?

Уилф грустно улыбнулся.

– Она больна, в конце концов, она умрет. И я тоже. И твоя мама И никто из нас никогда не увидит и не сделает тех чудесных и волнующих вещей, которые сделала ты. Болезнь Нетти может забрать ее через пять лет или на следующий четверг. Она может и пройтись перед домом 18 до ботанических садов Кью. Я не позволю ее болезни или нашей грусти о том, что тебя нет рядом, перестать жить той жизнью, которую ты выбрала. Там. С ним.

Доктор обнял Донну.

– Я присмотрю за ней.

-Лучше тебе быть правым, приятель, или будут неприятности, помнишь? – Уилф выключил чайник, когда он начал кипеть. – Слушай, я обещаю – я, твоя мама и Нетти – мы по-прежнему будем здесь, когда ты навестишь наш в следующий раз. Я не позволю Нетти куда-то уйти, кто-то должен поддерживать меня на верном пути.

Уилф начал делать чай.

– Ты превосходная женщина, Донна Ноубл, – сказал он. – И я горд, что знаю тебя и люблю. – Он поцеловал ее в щечку.

– А теперь вызови такси, я не буду рисковать с вождением твоей мамы после того, как она выпила пару бокалов хереса сегодня вечером.

Он передал им обоим кружку чая и поднял свою в тосте.

– За семью. И за узы, которые нельзя разрушить.

Однажды… (Повтор)

На холме шел дождь, постоянный стук капель ударял по огромному зонту для гольфа, как пули по жестянке. Сказать по правде, дождь шел везде, но вверху на холме, здесь, небольшой участок был единственным местом, где Уилфреда Мотта действительно интересовало то, что прямо сейчас идет дождь.

Он уставился на звезды, на свою звезду, которая все еще была там, больше не возвещая о разрушении Земли, человечества или кого-нибудь.

Ни даже Нетти.

– Как она? – сказал он, услышав за собой шаги, устало тащившиеся через сырой участок.

Рядом с ним была Сильвия, она держала его термос, проверяя, насколько теплым был в нем чай.

– Мне нужно было принести тебе еще один термос, – сказала она. – Мы не ходили ее навещать. Донна со Сьюзи Мейр, а я не могла не уйти от этого в сторону.

Уилф посмотрел на свою дочь. Было что-то…

Она протягивала ему конверт.

– Немного поздно для почты, дорогая, – сказал он.

Сильвия ничего не сказала, она просто помахала конвертом перед ним.

Уилф взял его. Без марки, переданный из рук в руки и адресованный «МАМЕ».

– Люкас Карнес передал его сегодня днем. Он сказал, что она сказала ему это сделать через шесть недель после того, как он в последний раз увидел Донну, несмотря ни на что.

– А Донна его видела?

Сильвия покачала головой.

– Она была наверху, сидела в интернете. Даже не слышала звонка. Люкас сейчас живет в Рединге. Думаю, Доктор разобрался с этим для них. Люкас думает, что она все еще… – Сильвия показала на звезды. – Он думает, она все еще там, с ним. Нет причин отравлять его надежды, так ведь?

Уилф обнял свою дочку.

– Мы пройдем через все это, милая.

– Мы должны пройти, разве нет? Ради Донны, я хочу сказать.

– И ради Доктора.

– Кто теперь за нами приглядывает, пап? – внезапно сказала Сильвия. – Я имею в виду, мне он никогда не нравился, но даже я знаю, когда я не права. Он спас мир, сделал Донну счастливой. Он не раз спас нам жизнь. Но если она не с ним, его связь с этой планетой, что заставляет его возвращаться сюда, заботиться о нас?

– Потому что он так добр, – сказал Уилф. – Потому что он – Доктор и, когда он будет нужен нам, он придет. Это то, что он делает.

– Но что, если нет? Я хочу сказать, раньше я чувствовала себя в безопасности. Я не знала о сонтаранцах, Мандрагоре и далеках. Незнание хранило нас всех в безопасности. Но теперь мы все знаем, что Вселенная гораздо больше, чем мы. Чем ты или я. Или даже Донна.

Уилф вновь посмотрел на звезды, просто на случай, если чудесная старая ТАРДИС пролетит мимо.

Ничего.

– Ну, кто-то всегда будет.

Он открыл письмо.

Сильвия встала.

– Ладно, принесу тебе другой термос. Скоро вернусь.

И Сильвия потянулась, чтобы поцеловать ее в щеку, но вместо этого тяжело и, честно сказать, слишком крепко его обняла.

– Я люблю тебя, пап, – тихо сказала она.

И она ушла.

Донна была не единственной, кого изменил Доктор, немного грустно и в то же время немного счастливо подумал Уилф. Сильвия Ноубл в эти дни была более стойким человеком, с учетом всего. Так что же в этом письме ее сегодня ночью так… растрогало?

Он сунул руку в свою сумку и достал маленький галогенный фонарик, которым он пользовался, чтобы читать свои книги по астрологии, когда он был на улице вечером.

Конечно, он узнал почерк.

Донны.

Его милой, умной, храброй, прекрасной Донны.

Дорогая мама

Ты спрашивала меня, чем я занимаюсь. Что Доктор и я делаем. И я соврала. Прости. Я сказала тебе, что он был ремонтником, что мы ездили по стране и чинили вещи. Что я была его личным секретарем. Это неправда. Конечно, неправда, и я не уверена, поверила ли ты мне в любом случае, ты же моя старая мама, ты сообразительней этого. Помнишь, что всегда говорила Нанна Мотт? Нельзя таить секреты, потому что секретов не бывает. Кто-то всегда знает – иначе кто изначально тебе расскажет секрет? Это точно.

Ну, пару лет назад я плыла по течению. От работы к работе, от места к месту – слава Богу, что я получила ту работу в H.C. Clements. Слава Богу, что дала тебе пилить себя до тех пор, пока я туда не устроилась (даже если это на самом деле и не была работа, которую вы хотели, чтобы я делала) – не то что бы я тебе сказала тогда об этом, конечно, о нет. Это слишком легко освободило бы тебя от ответственности.

Но я рада, что ты это сделала, мама. Потому что так я и познакомилась с самым фантастическим человеком (нет, не с бедным Лансом; однажды я расскажу тебе правду о нем, обещаю).

Я встретила Доктора. Он инопланетянин, мам. Но я думаю, ты об этом догадалась. Не уверена, почему ты его особо не любишь, но часто задаюсь вопросом, не потому ли, что он забрал меня, и думаю, что отчасти ты не можешь принять того, что он – единственный, кто действительно изменил меня. Сделал меня счастливой. Сделал меня лучше.

Извини, неправильно получилось. Я не виню тебя. Ты подарила мне лучшую жизнь, это правда. Но он показывает мне, что есть что-то большее.

Ты спросила меня, как надолго я собираюсь остаться с ним. Навсегда. Что в его роду занятий может означать что угодно. Но я не вернусь домой в ближайшее время. Обещаю, я буду наведываться чаще и писать больше открыток. И постараюсь чаще звонить. Ты не поверишь, что он сделал с моим мобильным – все остальные выглядят как консервные банки с веревкой.

Нет, мы не «пара» – в нем нет ничего романтического. Он мой друг. Он мой лучший друг. Надеюсь, я правильно это тебе объясняю. Я не могла сказать об этом тебе в лицо, я должна была это написать.

Я собиралась сделать это в виде речи, но потом подумала, раз ты любишь письма, я напишу письмо. В первый раз написала письмо, которое не закончилось на «С уважением» со времен блузки тетушки Морин. Сколько мне было, четырнадцать? Ты знаешь, чем это обернулось – не думаю, что я писала так много с тех пор!

Он обо мне заботится, мам. Ты должна доверять ему. Я доверяю. И я надеюсь, что, если буду ему доверять, то будешь и ты. Дедушка доверяет. Он знает – и, пожалуйста, не кричи на него, это я заставила пообещать его не рассказывать, что мы делаем. Потому что ты бы волновалась.

О, мам – видела бы ты то, что вижу я. Мы были в местах, в мирах, будущем и прошлом, о которых ты могла только мечтать. Я думаю, половину из них я выдумала, потому что они не могут быть настоящими. Но они настоящие. И куда бы мы ни пошли, мы изменяем ситуацию. Мы наводим порядок, делаем людей счастливее. Вот что такое Доктор. Он находит способ для вселенной быть понятой. И я люблю его за это. Потому что он самоотверженный, и я думаю, это немного передается мне, но, конечно, недостаточно, потому что мне следовало бы знать, как тебе было больно. Мне следовало бы знать, что просто придти домой на годовщину папы не было достаточно.

Я нужна вам, но ему я нужна даже больше.

И это ужасно, потому что я люблю тебя, мам, и то, что я могу быть здесь ради тебя, неправильно, но мне нужно, чтобы ты поняла причину, по которой я здесь не чаще.

Я буду продолжать путешествовать с Доктором на другие планеты, другие миры и встречать инопланетян и прочие вещи, хорошие и плохие, потому что я наконец-то живу своей жизнью. Все эти годы я ждала кого-то, похожего на него, и никогда этого не осознавала. Но сейчас я поступаю правильно. Я чувствую себя живой.

И он будет заботиться обо мне так же, как я буду заботиться о нем. Верь мне, когда я говорю, что я в безопасности и всегда буду в безопасности. И если что-нибудь со мной случится (но лучше бы нет, потому что я вернусь и буду вечно преследовать его тощую маленькую жизнь), я знаю, что он не оставит вас гадать. Он расскажет вам, как бы трудно это для него ни было. Потому что он понимает, каково быть одиноким и как это неправильно, и не думаю, что мой маленький пришелец пожелал бы этого кому-нибудь.

Я люблю тебя, мама, и к тому времени, когда ты получишь это письмо (допустим, что Люкас сделает то, о чем его попросили), меня уже снова давно не будет. Но в этом радость быть с Доктором. Я могу вернуться прежде, чем вы узнаете. Шесть недель могло пройти для меня, для вас – шесть минут.

Присмотри за дедушкой. И за милой Нетти – она хороша для него, и я думаю, теперь ты это знаешь. Она не пытается быть заменой Нанне Эйлин, она альтернатива. И это дает ему заняться чем-то еще, кроме того, чтобы сидеть всю ночь на сыром участке.

Я очень тебя люблю, и скоро увидимся.

Д
xxx

Прочитав письмо еще два раза, Уилф поцеловал подпись и аккуратно положил его обратно в конверт.

Он подумал о Докторе, о том, что Донна сказала про одиночество. И вспомнил тот печальный – такой, такой печальный взгляд на его лице в дожде тем вечером.

Он принес ее домой. Он посмотрел им в лицо, и Донна знала, что он сделает это.

Хотя Сильвия тоже в чем-то была права. Без Донны, чтобы возвращать его сюда, где была гарантия, что он спасет Землю в следующий раз?

Слишком легко было сказать: «Ну, кто-нибудь это сделает». Может быть, кому-то еще пришлось бороться и быть готовым к тому, чтобы иметь значение.

Так что Уилф встал и уставился на звезды, чувствуя, как по его лицу капает дождь.

Он отдал честь ночному небу.

– Не знаю, там ли ты, Доктор, охраняешь ли нас. Но думаю, что да. Потому что я думаю, что это ты и делаешь для всех, в каждом мире, везде. Но я полагаю, что нам нужно и самим учиться стоять на своих ногах. А не принимать тебя, как должное.

Он стер дождь с глаз – по крайней мере, он решил сказать, что это дождь. Если его кто-то спросил бы.

И Уилфред Мотт перевел взгляд с участка на Западный Лондон внизу, освещенный всю ночь.

Никакие инопланетяне не вторгались, никакие суперкомпьютеры не разрушали жизни.

И он подумал о дружбе.

– Возвращайся скорей, Доктор, – пробормотал он. – Не только когда мы в тебе нуждаемся. Загляни как-нибудь на чашечку чая.

Поиск по сайту: