РАДИОИГРА «НОРДПОЛЬ»

Одной из наиболее успешных операций секретных служб всех времен следует признать, вне всякого сомнения, радиоигру «Нордполь»[77], которую вела немецкая контрразведка, и не из-за того, что осуществлялась она в высших сферах, а за ее сложность, размах, продолжительность и мастерство.

Английская секретная служба руководила разведывательными и подрывными операциями в оккупированной нацистами Европе из Лондона, используя радиосвязь с подпольными группами Сопротивления. Во вражеский тыл постоянно сбрасывались агенты, снаряжение, боеприпасы и все необходимое для борьбы, как правило, на парашютах, в том числе и радисты, которые должны были установить связь с подпольщиками и работать вместе с ними.

Ведомству Канариса[78]– абверу – удалось арестовать нескольких британских агентов, сброшенных на парашютах в Голландии, и перевербовать их. В результате абвер не только контролировал их связь с Лондоном, но и диктовал, что следует и чего не следует туда передавать. Так что абвер имел возможность захватывать направляемых из Англии агентов, а также оружие и снаряжение уже в момент их выброски.

В период с 1942-го по 1944 год попытки англичан поддержать движение Сопротивления в Голландии из-за этого зачастую срывались.

Операцию под кодовым названием «Нордполь» возглавлял офицер немецкого абвера X. Гискес, написавший впоследствии книгу «Лондон вызывает «Нордполь», отрывок из которой здесь приводится.

Некоторые пояснения:

Эбенэцер – английский псевдоним действовавшего в Голландии радиста, который был схвачен немцами и перевербован.

МД – голландская военная разведка, находившаяся в Лондоне и сотрудничавшая с британской секретной службой.

Перед радиоконтрразведкой ставилась задача – пеленговать вражеских радистов с последующим их захватом.

К деятельности абвера привлекались подразделения немецкой полиции безопасности и полиции общественного порядка.

В течение нескольких недель после проведения операции «Уотеркресс» мы с нетерпением ожидали новых заданий из Лондона для Эбенэцера. Мы еще не знали характера задач, которые ставил Лондон, а затянувшееся молчание свидетельствовало о том, что операции британской спецслужбы в Голландии проходили и без «нашей помощи».

Тревожное сообщение пришло в начале апреля.

От полевой жандармерии я получил донесение – найден труп парашютиста, который неудачно ударился головой во время приземления о каменный колодезный желоб. Расследование показало, что этот парашютист принадлежал к группе агентов, сброшенных в районе Холтена.

Пытаясь выяснить детали этой таинственной операции, мы воспользовались сведениями авиакомандования района, которое скрупулезно отмечало появления вражеских самолетов над своей территорией. Сообщения пунктов воздушного наблюдения и оповещения и засечки радиолокационных станций наносились на специальную карту, из которой было видно, каким курсом, на какой высоте следовали одиночные самолеты, где они делали круги и тому подобное.

Нас приятно удивила точность и подробность данных. Так, на этих картах были довольно точно указаны хорошо знакомые нам операции англичан в Хугхалене 28 февраля и в Стеенвике 27 марта по времени, месту и курсу. Таким образом, мы выяснили, что неудачливый парашютист со своими товарищами был сброшен 28 марта под Холтеном.

Не объясняя причин, мы отдали распоряжение, чтобы пункты воздушного наблюдения и оповещения, а также радары обращали повышенное внимание на курс полета отдельных самолетов, получивших у нас наименование «специалистов». Ежедневно к десяти часам утра я стал получать из Амстердама указанные карты за истекшие двадцать четыре часа.

Использование этих данных, точность которых теперь возросла, позволило нам следить за ночными операциями, проводимыми секретными службами союзников с территории Англии.

Еще одним показателем деятельности вражеской агентуры были донесения радиоконтрразведки, которая, например, сообщила о появлении нового радиопередатчика в районе Утрехта, прием радиограмм которого осуществляла радиостанция вблизи Лондона. Перехваченная радиосвязь свидетельствовала, что речь идет о передатчике такого же типа, что и у нашего Эбенэцера. А во второй половине апреля ко мне заезжал Хайнрихс и доложил, что радио «Оранье» стало передавать цифровые сигналы, которые носили характер как «позитивных», так и «негативных». Это свидетельствовало о том, что, по крайней мере, еще одна группа агентов появилась и действовала в Голландии, избегая нашего контроля.

Все эти данные не позволяли мне говорить с уверенностью об успехах нашей игры, затеянной через Эбенэцера. Не стал ли Лондон о чем-либо догадываться?

20 апреля Эбенэцер получил указание из Лондона принять направляемые грузы на прежнем месте под Стеенвиком в одну из предстоящих ночей. Я был почти убежден, что на этот раз вместо контейнеров будут сброшены бомбы, и принял чрезвычайные меры предосторожности.

На назначенный день, 25 апреля, я попросил капитана Лента, коменданта аэродрома Лейварден, выделить мне временно три мобильных 37-миллиметровых зенитных орудия, которые с наступлением темноты мы установили в районе сброса грузов.

Чтобы не подвергать опасности команду «сигнальщиков», я приказал оборудовать в назначенном треугольнике красные лампы, укрепленные на кольях, ток к которым можно было подключать из укрытия, удаленного на триста метров. Для белой лампы в вершине треугольника подвели особый кабель. Зенитные орудия должны были открыть огонь по самолету, если тот начнет сбрасывать бомбы, или же по моему сигналу красной ракетой.

Когда английский самолет около часа ночи появился в небе, я приказал включить все необходимые огни. Томми[79]несколько раз пролетел над установленным местом и, видимо, потерял ориентировку, так как наши лампы не были направлены вверх. При его третьем заходе я вышел к вершине треугольника и подсвечивал своим мощным карманным фонарем до тех пор, пока летчик не взял правильный курс. Благодаря тому обстоятельству, что и на сей раз с самолета полетели контейнеры, а не бомбы, я и смог впоследствии написать эту книгу.

Сброс грузов свидетельствовал, что Лондон еще не раскрыл нашу игру с Эбенэцером. Я настолько обрадовался этому обстоятельству, что не расслышал сожалений молодого обер-лейтенанта-зенитчика, что ему не пришлось открыть огонь по самолету и что такую дичь, находившуюся на расстоянии чуть ли не вытянутой руки, ему уже больше встретить не придется.

В начале мая радиоигра «Норд поль» вступила в решающую фразу.

Мы могли бы потерять все, достигнутое в этой операции, если бы не счастливый случай и не наша расторопность и находчивость.

Как было установлено позже, Лондон в конце апреля был вынужден предпринять попытку объединить три действовавшие в отрыве друг от друга агентурные группы и работавшего в одиночку агента.

Когда к этой связке мы подключили Эбенэцера, нам вскоре уже удалось вскрыть всю организацию и постепенно прибрать ее к рукам.

А произошло все следующим образом.

В период с февраля по апрель 1942 года МД и британской секретной службе удалось забросить в Голландию на парашютах три агентурные группы в составе двух человек – агента и радиста в каждой – да еще доставить в страну агента-одиночку на быстроходном катере. В результате нашего расследования, допросов арестованных агентов и использования полученных другими путями материалов удалось установить следующую картину.

Названные мероприятия англичане осуществили в ходе четырех последующих операций.

Операция «Леттуче»: 28 февраля 1942 года в район Холтена сброшены на парашютах два агента – Джордан и Рас. Радистом был Джордан, имевший при себе радиопередатчик. Работать он должен был по плану «Трампет».

Операция «Тарнип»: 28-го же февраля под Холтеном приземлились агент Андринг и его радист Маартенс, который должен был работать по плану «Тарнип». Радисту во время ночного прыжка не повезло (это и был обнаруженный у колодца труп парашютиста).

Операция «Лик»: 5 апреля 1942 года заброшены агент Клоос с радистом Себесом. Радиопередатчик этой группы должен был работать по плану «Хек». Рация, однако, во время прыжка получила повреждения и работать не могла.

Операция «Потейто»: 19 апреля 1942 года агента де Хааза по прозвищу Пиил доставили к побережью Голландии на быстроходном катере. Рации у него не было, но он имел небольшой радиопередатчик, работавший на расстоянии до пяти километров. Он должен был связаться с Эбенэцером и через него получать указания из Лондона.

Поскольку радиопередатчик «Тарнип» из-за гибели радиста Маартенса, а рация «Хек» из-за неисправности не могли выходить на связь с Лондоном, эти агенты вошли в контакт с группой «Леттуче». Имели ли они на то разрешение Лондона, неизвестно.

Из перехваченной нами и позднее расшифрованной радиограммы «Трампета» мы узнали, что агент де Хааз не смог установить связь с Эбенэцером и поэтому вступил в контакт с ними.

Когда Лондон из-за сложившихся обстоятельств приказал Эбенэцеру войти в контакт с «Трампетом», круг замкнулся.

Проанализировав ситуацию, мы пришли к выводу, что это была вынужденная мера Лондона. Вместе с тем мы понимали, что агентурные группы, имевшие радиопередатчики, будут и впредь работать самостоятельно. Свободные контакты различных групп между собой имели то преимущество, что арест их членов не вызывал у Лондона особых подозрений в отношении «радиоигры».

Таким образом вхождение Эбенэцера, через которого мы осуществляли свою игру, в контакт с другими агентурными группами произошло в тот момент, когда те имели непосредственную Связь друг с другом.

Мне неизвестны подробности, в результате каких мероприятий и применения каких сил и средств Шрайэдеру с его отделом удалось буквально за несколько дней разгромить всю тогдашнюю агентурную сеть союзников в Голландии.

Большую роль при этом, несомненно, сыграли чрезмерное доверие друг к другу членов этих групп, а также отсутствие у них достаточного опыта. Хотя агенты и прошли определенную подготовку в Англии, они все же оставались практически «любителями», не имевшими возможности отработать свои нелегкие задачи на практике. Поэтому они и оказались не в состоянии противостоять такому специалисту-асу, как Шрайэдер.

Агентурная группа «Трампет» попала в наши руки вместе со всеми материалами, радиограммами и шифрами. Арестованный радист Джордан сломался, узнав размах катастрофы. Он был воспитанным и образованным парнем из хорошей семьи. Разве что, впрочем, недостаточно зрелым и твердым для такой опасной и трудной работы, как агентурная радиосвязь. Но это уже не его вина.

Джордан вскоре проникся уважением к Хунтерману и ко мне и решил воспользоваться шансом, предоставленным ему для собственного спасения, преодолев растерянность и подавленность с первых дней после доставки его в Схевенинген.

Радиопередатчик «Трампет» задействовал 5 мая второй канал связи с Лондоном. Англичанам сообщили новую площадку для получения грузов этой группой, которую мы подыскали в нескольких километрах севернее Холтена. Первую радиосвязь установили без помех, в Лондоне никаких подозрений не возникло. Место для приема контейнеров было вскоре одобрено «той стороной», а уже через две недели мы получили сброшенные там грузы.

Третий канал радиосвязи с Лондоном наладили следующим образом.

При аресте Андринга у него обнаружили план радиосвязи с Лондоном «Тарнип», предназначенный для разбившегося радиста Маартенса. Через «Трампет» мы сообщили в Лондон, что Андринга подыскал надежного «оператора», который будет держать связь с Лондоном по предусмотренному для Маартенса плану «Тарнип». Лондон назначил пробную радиосвязь, чтобы проверить умение и способности нового помощника. Сотрудник полиции общественного порядка, выступивший в этой роли, действовал, по всей видимости, правильно, так как Лондон в следующий сеанс связи сообщил, что радист – в порядке.

Вскоре, однако, произошло нечто, доставившее мне много головной боли.

В середине мая Хайнрихс озабоченно доложил мне, что радист Лауэрс вызвал у них подозрение, передав в последнюю радиосвязь несколько дополнительных букв. Вообще-то в конце радиограмм иногда передаются так называемые буквы-наполнители, поэтому наш «контролер» не стал тут же отключать рацию от сети. Поскольку он не мог каждый раз лично присутствовать во время сеансов радиосвязи, которые проводили радисты Лауэрс и Джордан, то предложил заменить их своими радистами.

Я тут же вызвал к себе этого «контролера». Он утверждал, что не знает точного значения переданных Лауэрсом дополнительных букв. Какого-то определенного смысла вроде бы в них не было. Аргументов «за» или «против» у нас тоже не имелось, поэтому они решили подождать, как отреагирует Лондон.

Чтобы выяснить, что же в действительности произошло, я подключил Хунтермана, который был в хороших отношениях с радистами из полиции общественного порядка и самим Лауэрсом. В ходе этого расследования было установлено, что радисты-полицейские относились к Лауэрсу, пожалуй, слишком доверительно. Обстановка во время сеансов радиосвязи была весьма непринужденной, так что к предписанным мной кофе и сигаретам добавилась своеобразная дружба, что могло стать опасным.

От разговоров с Лауэрсом я пока воздержался, чтобы не показать ему появившегося у нас подозрения. Таким образом, все должна была решить реакция Лондона. И хотя никаких явных признаков подозрительности с той стороны не последовало, мы все же решили отстранить Лауэрса и Джордана от радиоигры.

При этом мы использовали старый трюк, предложив подключить «резервного оператора», против чего Лондон не возражал. Таким образом, у ключей радиопередатчиков оказались радисты из нашей полиции. Привлечение резервных радистов Лондон оценивал положительно, поскольку подпольная деятельность всегда связана с риском, и с «отключением» радиста приходилось считаться каждую минуту по самым различным причинам.

Воспользовавшись удачным опытом, мы в дальнейшем к ключам радиопередатчиков агентов-радистов уже не подпускали. При очередном аресте мы просто сажали к их рациям своих людей. Конечно, все же приходилось считаться с возможной предварительной записью их «почерка» на стальную проволоку или граммофонную пластинку в Лондоне, и тогда в случае, если бы он изменился, могло легко возникнуть подозрение.

По характеру удара, скорости передачи и другим личным особенностям радистов опытное ухо может различить их даже по слуху, как и музыканты различают без труда игру различных, скажем, пианистов по манере их исполнения.

Если бы радиоцентр союзников применил все меры безопасности и страховки, использование подставных радистов вряд ли представилось бы возможным. Поскольку, однако, первые же наши попытки сошли благополучно, что свидетельствовало об отсутствии должной бдительности у противника, мы пошли на этот риск.

О беспечности Лондона свидетельствует хотя бы тот факт, что в радиоигре «Нордполь» мы задействовали четырнадцать каналов связи, которые работали более или менее продолжительное время, и обслуживали их всего шесть радистов-полицейских.

В ту весну мы собрали богатейшие сведения о планах и подготовке противника, методах его работы по внедрению агентуры и сбросу различных грузов, а также по использованию кодов и ведения радиообмена. Что касается сброса грузов, то оно осуществлялось зачастую «вслепую». Если бы противник своевременно вскрыл нашу радиоигру, то ему пришлось бы в срочном порядке менять свои методы и организационный порядок, что потребовало бы огромных усилий и многих жертв.

Принятая союзниками практика сбрасывать грузы только по предварительному уведомлению, имела катастрофические последствия. Это решение, проводившееся в жизнь тупо и не допускавшее исключений, наряду с другими оплошностями и ошибками противника, придало операции «Нордполь» драматический характер.

Если бы в Голландию без всяких уведомлений и предупреждений выбросили контрольную группу для наблюдения за результатами доставки грузов, мыльный пузырь всей нашей операции моментально лопнул бы. Такую возможность мы учитывали, поэтому действовали максимально осторожно и без зазнайства. К тому же мы постоянно исходили из того, что каждое полученное или переданное радиосообщение могло оказаться последним.

О характере взаимоотношений союзников с подпольем свидетельствует тот факт, что в период с 29 мая по 26 июня 1942 года с предварительным уведомлением было сброшено три агентурные группы, причем Эбенэцер и «Трампет» должны были их принять. Вот как это проходило.

Операция «Бетрут» (через Эбенэцера): агенты Парлевлет и ван Стеен приземлились на парашютах 29 мая вблизи Стеенвика. Они должны были провести инструктаж по новому прибору «Ойрек», установлению опознавательных огней для самолетов, обеспечению радиосвязи по плану «Сведе».

Операция «Парснип» (через «Трампет»): агенты Ритсхотен и Бьюйцер сброшены на парашютах 22 июня под Холтеном. Их задача – организация саботажа в районе Оверисселя и установление радиосвязи по плану «Спинах».

Операция «Марроу» (через Эбенэцера): агенты Джамброис и Буккенс приземлились 26 июня под Стеенвиком. Задание – организация вооруженных выступлений подпольщиков в Голландии и вхождение в радиосвязь по плану «Марроу».

Задачи групп «Бетрут» и «Марроу» имели столь большое значение для развития и углубления нашей радиоигры, что я хочу остановиться на них более подробно.

Агентов группы «Бетрут» Парлевлета и ван Стеена после приземления тепло приветствовали «подпольщики» – голландские сотрудники нашей полиции безопасности. Арестовали их уже днем. В ночное же время «комитет по приему» имел возможность в доверительной беседе со вновь прибывшими уточнить их задачи.

Подобная игра и впоследствии проводилась весьма успешно. Таким образом, нам удавалось узнать важнейшие новости из союзнического лагеря, имевшие подчас огромное военно-политическое значение, в особенности же – намерения и планы противника в сфере деятельности секретных служб. Мы, в частности, получили подробную информацию о наличии и дислокации секретных школ по подготовке агентов и радистов в Англии, численности проходивших в них обучение англичан и европейцев (конкретно по национальностям), преподавательском составе, уровне подготовки отдельных групп и многое другое. Позднее мы составили даже представление о частной жизни руководивших страной лиц.

Принятая нами 22 июня 1942 года под Холтеном группа «Парснип» имела «обычное» задание – организация саботажных действий в районе Оверисселя. Появление этой группы мы обыграли поэтому также «обычно»: установили радиосвязь с Лондоном и договорились о местах сброса грузов и их приемке.

Следует отметить, что по указанию Лондона радист Бьюйцер должен был взять на себя связь с группой «Потейто», что до тех пор осуществлял Эбенэцер. Эта разгрузка Эбенэцера была связана с тем, что Лондон считал эту линию связи самой надежной и что он в ближайшее время должен был получить особое задание – подорвать антенное устройство радиостанции Коотвик.

В начале июля Лондон отдал Эбенэцеру распоряжение выяснить, сможет ли подрывная команда «продуть» антенное устройство этой радиостанции. В нескольких радиограммах поступила подробная инструкция, каким образом можно небольшим числом подрывов определенных креплений уничтожить пять более чем стометровых решетчатых мачт, а тем самым и все антенное устройство.

Направив туда нашу спецкоманду под командованием Вилли под видом голландских подпольщиков, я отдал ему распоряжение выяснить, можно ли и каким образом днем или ночью проникнуть к антенному устройству и подорвать его. Исходя из реальной обстановки, я радировал информацию Вилли в Лондон. В ней сообщалось о небольшом количестве сотрудников радиостанции и слабой охране довольно большой территории. Подрыв решетчатых мачт большого труда не составит. Лондон ответил, что эта задача возлагается на Такониса и его людей и что они должны быть готовы по сигналу разрушить антенное устройство. В конце июля мы доложили, что Таконис со своим отрядом готов действовать. Лондон распорядился оставаться в готовности, но ничего не предпринимать без его сигнала.

Когда сигнал поступил 9 августа, я кое-что придумал для срыва этого задания.

Через два дня Эбенэцер передал в Лондон радиограмму следующего содержания:

«Акция с Коотвиком сорвалась. Часть наших людей попала вблизи опор решетчатых мачт на установленные там мины. На взрывы нескольких мин подоспела охрана, с которой завязался огневой бой. Мы потеряли пять человек. Таконис с остальными, в том числе с двумя ранеными, находятся в безопасном месте».

На следующий день Эбенэцер радировал:

«Из пятерых пропавших в Коотвике людей двое возвратились. Для возобновления акции необходимо три дня. Противник усилил охрану Коотвика и других радиостанций. Сведений о том, что противник напал на наш след, пока нет».

В ответной радиограмме Лондон передал:

«Сожалеем о вашей неудаче и потерях. Защита сооружений установкой мин нова и не могла быть нами учтена. Прекратите любую деятельность вплоть до дальнейших указаний. В течение ближайшего времени проявляйте особую осторожность. О подозрительном докладывайте немедленно».

Через две недели Лондон передал благодарность всем, кто принимал участие в акции Коотвик, и сообщил, что Таконис награжден английский медалью за проявленную отвагу. Награда будет вручена ему при первой же оказии…

Запланированный удар по радиостанции Коотвик, с помощью которой немецкое адмиралтейство осуществляло связь с подводными лодками в Атлантике, был, по всей видимости, направлен на то, чтобы эту связь прервать. Когда через несколько дней англичане предприняли высадку на французское побережье под Дьеппом, нам стала ясна их затея с Коотвиком.

Немецкое адмиралтейство поспешило воспользоваться нашей фантазией, и мины были действительно установлены на антенном поле радиостанции.

Через представителя штаба командования вермахта, ротмистра Янсена, я поместил в нидерландских газетах заметку, касающуюся «событий» в Коотвике. В ней шла речь о преступных элементах, пытавшихся взорвать в Голландии один из крупнейших радиопередатчиков. Попытка эта, к счастью, не удалась, а за ней явно видна рука врага. Законопослушные граждане настоятельно предупреждались об ответственности не только за участие в подобных действиях, но и за их поддержку…

Я надеялся, что через нейтральные страны известие об этом обязательно дойдет до нашего противника.

Следующее, что бы хотелось подробнее изложить, это операция «Марроу», проведенная 26 июня 1942 года, и ее роль в дальнейшем расширении деятельности «Нордполя» – вплоть до весны 1943 года.

Из беседы, проведенной ночью после приземления группы – с ее руководителем Джамброисом и его радистом Буккенсом, нам стали в общих чертах известны задачи, полученные ими в Лондоне.

В планах МД и британской секретной службы, подробности которых мы выяснили в ходе последовавших допросов обоих агентов, сквозила явная недооценка возможностей немецкой стороны. Характерным было и непонимание реальной обстановки в Голландии и настроений ее населения.

Готовность основной части населения прямо или косвенно поддержать и принять участие в развязывании партизанского движения и минной войны не соответствовало ожиданиям Лондона. Только примерно года через два стало созревать подобное настроение, вызванное военными поражениями Третьего рейха, усилением мощи союзников и принудительными мерами немцев против населения и экономики оккупированных ими стран Запада.

По плану «Марроу» Джамброис, голландский офицер резерва, должен был связаться с руководством своей организации и побудить его выделить людей для осуществления союзнических планов. Шестнадцать групп по 100 человек каждая планировалось создать на территории всей страны как центры вооруженного Сопротивления и организации саботажной деятельности. Каждую из этих групп, распределенных по округам, должен был возглавить лондонский инструктор со своим радистом, на которых будет возложена задача по руководству организации, обучению и оснащению членов этих групп.

На бумаге план этот выглядел превосходно. Но его осуществлению помешало не только то, что Джамброис не смог встретиться с руководством организации, офицеров.

Нам сразу же стало ясно, что включать будущую эпопею Джамброиса в нашу игру не целесообразно. Ведь в этом случае пришлось бы сочинять и рассказывать Лондону байки о его всевозможных приключениях и каких-то договоренностях с руководством офицерской организации, которое мы не знали.

Следовательно, Лондону надо было внушить, что задание в том виде, как оно поставлено Джамброису, невыполнимо и что необходимо найти путь, соответствующий реальной обстановке в стране.

Использовав радиопередатчик «Марроу», мы засыпали Лондон сообщениями о якобы чуть ли не полной деморализации в руководстве офицерской организацией. В его верхах, мол, засели немецкие шпики, поэтому любые контакты с членами организации и обсуждение с ними лондонских предложений неминуемо станут известны немцам со всеми вытекающими отсюда последствиями.

Когда в ответах Лондона появилась некоторая неуверенность, а Джамброису строго указали соблюдать величайшую осторожность, мы предложили свой план. Дескать, Джамброис должен установить контакты с некоторыми надежными руководителями организации непосредственно на окружном уровне, чтобы, привлекая низовые ее звенья, добиться создания необходимых шестнадцати окружных групп. План наш с некоторыми оговорками получил в конце концов поддержку, в группу «Марроу» стали присылать новых агентов и различные материалы.

В августе 1942 года началось активное «создание» указанных групп. На деле мы конечно же не устанавливали никаких контактов с группами офицеров, просто сообщая в Лондон, что налаживаем широкие контакты с вполне надежными представителями офицерской организации.

Создание шестнадцати обусловленных планом групп начиная с августа 1942 года «шло столь успешно», что Лондон прислал для их пополнения с конца сентября и до ноября семнадцать агентов, которых принимали, естественно, мы. Пятеро из них были радистами с отдельными каналами связи. Все эти новые каналы связи, работавшие по планам «Чив», «Брокколи», «Кьюкумбер», «Томато» и «Селери», были введены в действие до конца ноября.

Каждая из новых групп деловито «приступила к работе», сообщив в Лондон координаты площадок для сброса для их нужд грузов, на которые они и стали поступать регулярно. В начале декабря мы подготовили обзорный доклад о положении дел, который передали радиограммой в Лондон. В нем мы сообщили, что уже создало восемь окружных групп, в которых обучается около 1500 человек. Этим бойцам требуется, вполне естественно, одежда, белье, обувь, велосипедные шины, табак, чай и тому подобное. В итоге мы получили в середине декабря 32 контейнера общим весом порядка 5 тысяч килограммов, которые были сброшены на четыре указанные нами ранее площадки.

По имевшейся у нас информации, в середине января в секретных школах Англии заканчивали обучение набранные ранее агенты, часть которых предусматривалось отправить в Голландию. И действительно, с 18 января по 21 апреля 1943 года к нам забросили еще семнадцать агентов, встреченных конечно же «комитетом по приему». Большинству из них предстояло стать руководителями и инструкторами создаваемых окружных групп. На двоих агентов возлагались разведывательные задачи. Еще двое должны были организовать курьерскую связь из Голландии в Испанию через Брюссель и Париж. Среди вновь прибывших было семь радистов с выделенными каналами радиосвязи.

К весне 1943 года потребность создаваемых в Голландии окружных групп в руководителях, инструкторах и радистах была полностью обеспечена. Передо мной и с несколькими моими помощниками стояла труднейшая задача – регулярно сообщать в Лондон о деятельности около пятидесяти агентов, что по различным причинам вряд ли могло долго продолжаться. Следовало попытаться убедить Лондон в необходимости сократить число задействованных каналов радиосвязи, оставив лишь наиболее интенсивно работающие. И мы предложили – в целях безопасности, естественно, – зарезервировать часть радиопередатчиков окружных групп. В результате число раций удалось сократить до пяти.

Хотя с осени 1942-го по лето 1943 года нам и пришлось прекратить деятельность целого ряда включенных в игру радиопередатчиков, объяснив это провалом и ликвидацией их немцами, а также, как я уже отмечал, сократив число ряда окружных групп, все равно мы были вынуждены вести игру аж по четырнадцати каналам радиосвязи с Лондоном. И эту работу приходилось выполнять, повторяю, •силами всего шести радистов из подразделений полиции общественного порядка, которые были загружены до предела человеческих возможностей.

Мой рассказ о драматической стороне по выброске агентов и грузов на парашютах, попадавших прямехонько в наши руки, будет неполным, если не рассказать о попытках союзников разобраться в истинном положении дел в Голландии. И таких попыток было предостаточно. Следует отметить, что союзники при этом не учитывали того важнейшего обстоятельства, что не только каналы радиосвязи, но и агенты могли находиться в руках немцев.

Наиболее отчетливо одна из попыток провести такой контроль была отмечена нами в связи с операцией «Парсли» 21 сентября 1942 года. Приземлившийся на парашюте агент Джонгели (псевдоним Ари), вне всякого сомнения, как раз и прибыл к нам с этим заданием.

Вскоре после своего ареста он сообщил, что сразу же после прибытия на место должен дать следующую радиограмму:

«Скорый поезд был отправлен вовремя».

Это условие поставило сотрудников полиции безопасности, которые его допрашивали, в такое положение, выхода из которого они не видели.

Всю ночь при проведении операции «Парсли» я накопился на месте высадки в нескольких километpax восточнее Ассена и возвратился в Гаагу около семи часов утра. Не успел я уснуть, как меня разбудил телефонный звонок. Было девять часов утра. Звонил сотрудник отдела Шрайэдера, который проводил допрос, и сообщил о том, что ему поведал Джонгели. К изложенному он добавил, что такая радиограмма должна быть отправлена предположительно в одиннадцать часов.

Через полчаса я сидел уже напротив агента в Биннехофе. Это был мужчина в возрасте около сорока лет с полным, продубленным ветрами лицом, который в течение длительного времени был главным радистом голландского адмиралтейства в Батавии.

После непродолжительной беседы с ним я убедился, что за довольно длительный период службы в Индонезии он, скорее всего, научился некоторым азиатским хитростям. С неестественно неподвижным и не отражавшим никаких эмоций лицом он на все мои вопросы повторял: если не передаст в одиннадцать часов обусловленную радиограмму, это будет означать, что он попал в руки немцев.

В конце концов я сделал вид, что он меня убедил, и сказал, опустив голову как бы в глубокой задумчивости, что такую радиограмму мы в одиннадцать часов обязательно передадим. Когда же, быстро вскинув голову, я взглянул на него, то успел заметить в какую-то долю секунды оттенок триумфа в его глазах. Мне сразу же все стало ясно: радиограмма будет означать обратное.

В одиннадцать часов по рации «комитета по приемке» мы передали в Лондон:

«Сообщаем, что при проведении операции «Парсли» агент Ари приземлился неудачно и потерял сознание. Он доставлен в безопасное место. Врач установил у него сотрясение мозга. Все остальное в порядке, грузы надежно укрыты».

Через три дня мы включили в очередную радиограмму слова:

«Ари вчера пришел на короткое время в сознание. Врач надеется, что он скоро поправится…»

А на следующий день в радиограмме уже говорилось:

«Ари вчера вечером внезапно скончался, не приходя в сознание. Похороним его, как положено, на большом лугу. После окончания войны ему будет установлен памятник».

Случай с агентом Ари я рассказал для того, чтобы показать всю сложность проводившейся операции, когда одно лишь неправильное наше сообщение могло бы приоткрыть Лондону глаза на происходившее. В подобных случаях нам приходилось заявлять, что такие агенты либо «мертвые», либо попали в руки немцев. Даже большое число «несчастных случаев» было для нас менее опасным, чем хоть одна «хитрая» радиограмма. Вскоре после происшествия с Ари Лондон потребовал, чтобы Джамброис прибыл в Лондон для отчета, назначив на время своего отсутствия заместителя. Это требование подтвердило сказанное им в свое время – что через три месяца он должен будет возвратиться в Лондон.

Поначалу мы сообщили о невозможности его поездки, объяснив это необходимостью его личного присутствия в связи с некоторыми осложнениями, возникшими в ходе создания шестнадцати окружных групп. Затем он подыскивал себе подходящего заместителя. Мы снова и снова придумывали различные отговорки, в том числе связанные с длительностью и опасностью отправки его через Бельгию и Францию в Испанию. На том и закончился 1942 год.

В начале 1943 года требования Лондона – кровь из носу, а извольте прибыть с отчетом – стали настойчивее. Вместе с тем Центру вздумалось вызывать и представителей других групп. Происходил обмен бесчисленными радиограммами о возможности таких поездок. Более того, Лондон стал требовать указать подходящие места посадки самолетов и гидросамолетов, чтобы вывозить курьеров и представителей групп в дневное и ночное время.

Мы долго «не могли» найти подходящих безопасных площадок. Те же места, которые наконец-то мы указывали, не устраивали господ «на той стороне». А то мы вдруг заявляли, что то или иное место стало «ненадежным» по изменившимся обстоятельствам, в особенности когда уже подходило условленное время операции по вывозу людей.

Неоднократно мы сообщали имена агентов, якобы отправившихся в Лондон через Францию, которые после многомесячного их странствия так и не появлялись.

Когда же оттягивать далее выезд Джамброиса стало невозможным, мы сообщили в Лондон о том, что он исчез. Несколько позже мы заявили, будто бы в результате тщательного расследования выяснилось, что он, видимо, попал в облаву, которую немцы проводили в Роттердаме, так как нигде после этого не появлялся.

18 января 1943 года была десантирована группа «Гольф» с задачей – установить надежный курьерский путь в Испанию и Швейцарию через Бельгию и Францию. Группа имела большое количество различных бланков и формуляров для изготовления голландских, бельгийских и французских удостоверений личности, различных печатей и бланков для фальсификации немецких удостоверений, пропусков и всевозможных справок, а также изрядные суммы бельгийских, французских и швейцарских франков и испанских песет.

Через шесть недель «Гольф» радировал в Лондон, что группа установила проверенный путь с надежными этапами пока что до Парижа. В качестве проводника группа использует опытного человека, псевдоним – Арно. Этим Арно бы не кто иной, как мой унтер-офицер, который выдавал себя за беглого француза, живущего в основном за счет контрабанды драгоценностями и, следовательно, хорошо знакомого с вражескими порядками.

Мы предложили Лондону послать по этому пути в Испанию, с целью проверить надежность Арно, двух английских летчиков, скрывавшихся в Голландии. Наше предложение было одобрено, а через три недели Лондон подтвердил радиограммой, что летчики благополучно прибыли в Испанию.

Переправка английских офицеров заслужила высокую оценку действий группы «Гольф» и проводника Арно. А в течение весны и лета 1943 года Лондон сообщил нам адреса трех своих надежных мест для укрытия в Париже, которые можно было использовать в нашем «коридоре». Там находился не только французский, но и английский персонал, имевший собственную связь с Лондоном.

Естественно, эти потайные пункты сбора ликвидировать мы не стали, установив за ними тщательное наблюдение. Мой отдел, которым руководил майор Визекёттер, имел возможность следить за всем этим путем, благо на его «входе» находился Арно.

Многие курьеры и агенты, въезжавшие и выезжавшие потом из Голландии этим маршрутом, по необъяснимым для секретных служб союзников причинам были схвачены немцами. Но иногда для повышения престижа «Гольфа» мы оказывали противнику кое-какие услуги.

Здесь, как нигде в другом месте, действовал принцип: «Давай сам, чтобы давали и тебе». Некоторые летчики союзников, сбитые и укрывшиеся в Голландии или Бельгии, а потом благополучно добравшиеся до Испании, до сих пор не знают, что тогда находились в пути под защитой немецкой военной контрразведки.

31 августа двум английским агентам, Уббинку и Дурлейну, удалось бежать из заключения в Хаарене, и следы их затерялись. 1 сентября мне позвонили из отдела Шрайэдера из Гааги и сообщили о случившемся. Вскоре после этого позвонил и сам Шрайэдер, долго перечислявший принятые им меры по поимке беглецов.

Мне стало ясно, что это происшествие лишило операцию «Нордполь» ее фундамента. Ведь если даже беглецам не удастся перебраться в Швейцарию или Испанию, не говоря уже об Англии, они найдут пути и возможности, будучи на свободе, написать обо всем, что с ними случилось после отлета из Англии, и передать это сообщение любым способом в Лондон.

В первой декаде декабря радиосообщения из Лондона, шедшие по каналам связи «Нордполя», стали столь бесцветными и пресными, что даже не имевшие такого опыта люди, как мы, поняли бы: противник пытается навязать нам свою игру. Не приходилось сомневаться, что сообщения Уббинка и Дурлейна достигли своей цели. Мы же повели себя так, словно бы ничего не произошло, не давая ни словом понять, что знаем о крахе их иллюзий по созданию агентурной сети в Голландии.

В марте 1944 года я предложил руководству абвера в Берлине прекратить ставшую бессмысленной радиоигру, дав «прощальную радиограмму» в Лондон. И тут же получил указание составить проект такой радиограммы, в которой должны прозвучать наши победные нотки, и представить ее в Берлин для согласования.

Хунтерман и я взялись сочинять текст радиограммы, не слишком пространной, которая бы отвечала пожеланиям Берлина и в то же время отразила наши чувства и мнения о той фантасмагории, которая продолжалась более двух лет. Первая наша радиограмма, которая будет передана, как говорится, открытым текстом, не должна быть хуже любой из примерно тысячи радиограмм, переданных закодированно. Мы уселись за мой большой письменный стол напротив друг друга и набросали каждый свой вариант. Затем поступили как в той развлекательной игре, зачитывая по очереди отдельные предложения, уточняя и дополняя друг друга. В конечном итоге радиограмма обрела следующий вид:

«Господам Бланту, Бингхэму и компании с ограниченными возможностями, Лондон. Нами установлено, что вы с некоторых пор пытаетесь самостоятельно, без нашей помощи, проворачивать в Голландии свои дела. Это прискорбно, так как в течение длительного времени мы были здесь вашими единственными представителями к обоюдному удовлетворению. Тем не менее мы заверяем вас, что в случае, если у вас появится желание нанести визит на континент, ваши представители будут встречены с тем же вниманием и заботой, как и прежде. Пока».

Названные в начале радиограммы имена были установленные нами руководители голландской секции управления секретными операциями союзников в Европе. Проект текста мы передали для согласования и утверждения в Берлин.

Там, видимо, в это время нашлись более важные дела, так что нам пришлось прождать целых две недели, пока не пришло разрешение передать в Лондон радиограмму с предложенным нами текстом.

31 марта я вручил текст радиограммы нашим радистам с указанием передать ее по всем задействованным в игре каналам (в то время их оставалось десять) на следующий день. Дата 1 апреля представлялась мне особо значимой.

В полдень следующего дня мне доложили, что Лондон принял и подтвердил получение радиограммы по четырем каналам. По остальным каналам ответа на вызов не последовало…

Операция «Нордполь» закончилась.

Попытки союзных секретных служб закрепиться в Голландии были таким образом отодвинуты на целых два года. Это позволило предотвратить создание вооруженных организаций и отрядов по проведению саботажа и террора в тыловых районах Атлантического вала, которые должны были нарушить немецкую оборону в ответственный и решающий момент вторжения союзных войск на Европейский континент.

«Игра» вместе с тем привела к разгрому подполья в Голландии, сорвала там создание противником широкой агентурной сети, связанной с большими жертвами.

Безупречно осуществленная дезинформация противника в отношении действительного положения дел в Голландии в 1942-1943 годах привела бы в случае его попыток провести широкомасштабные действия к значительным потерям.

Полученные нами сведения в отношении деятельности и намерений секретных служб противника позволили немецкому командованию провести необходимые контрмеры и в других оккупированных странах.

Операция «Нордполь» была лишь каплей в море крови и слез, безмерного горя и страданий, связанных со Второй мировой войной. Но она была и заметной страницей в истории секретных служб и шпионажа, столь же древнего, как само человечество и войны.

Поиск по сайту: