ВНЕЗАПНОЕ ИСЧЕЗНОВЕНИЕ

Случай исчезновения Филда все еще покрыт завесой таинственности, и вполне возможно, что правда так никогда и не всплывет наружу. Главной фигурой этой истории является американец из хорошей семьи, получивший отличное образование, – Ноэль Филд[71], который еще до Второй мировой войны работал в государственном департаменте США, а позднее и в Лиге Наций. Во время войны он находился в Швейцарии, являясь сотрудником управления стратегических служб в Берне. Он был знаком с многими коммунистами и эмигрантами левого толка, с которыми в то время союзники вели совместную борьбу против Гитлера.

После его исчезновения за «железным занавесом» в 1949 году, о чем и идет рассказ в приведенном ниже отрывке из книги Флоры Льюис, имя его неоднократно упоминалось в связи с показательными процессами против известных коммунистов в Венгрии и Чехословакии, – которые хорошо знали Филда и которым предъявлялось обвинение в титоизме и различных «отклонениях». На этих процессах Филда «разоблачали» как американского шпиона, хотя на самом деле, и я в этом уверен, он был советским агентом. Тем не менее вполне возможно, что для Сталина он явился козлом отпущения. Его связи с управлением стратегических служб и коммунистами, которых он хотел стереть с лица земли, всего лишь оправдание того, будто бы обвиняемые являлись «инструментом в руках империалистов». Заманили ли его в Прагу или же он выехал туда добровольно, остается загадкой. Но уж если он там появился, то сработал один из методов, практиковавшихся во времена Сталина, – он просто исчез. Когда его жена, брат Герман и приемная дочь Эрика поехали за «железный занавес», чтобы узнать о его судьбе, они тоже бесследно исчезли. Сталин не любил свидетелей.

Вероятно, мы ничего о них так бы и не услышали, если бы польский офицер секретной службы Иосиф Святло не перебежал на Запад в 1954 году. Он в свое время допрашивал Германа Филда в Варшаве и сообщил американцам, где тот интернирован, а также что Ноэль Филд и его жена содержатся в одной из тюрем Венгрии. В результате немедленно посланных нот протеста американского правительства Герман был освобожден. Ноэль же и его жена, просидевшие пять лет в отдельных камерах будапештской тюрьмы, предпочли остаться в Венгрии. Их дочь Эрика в 1955 году освобождена из заключения в Советском Союзе.

Во многих странах мира имеются отели под названием «Палас-отель». " Некоторые делают честь этому имени, но есть и такие, где это название звучит издевкой. «Палас-отель» в Праге, выглядевший импозантно, с большим холлом при входе и широкой лестницей, отделанной резьбой по дереву, мог бы быть причисленным к первой категории. Однако после 1949 года (когда установился коммунистический режим в Чехословакии) он стал обшарпанным и непривлекательным. В нем останавливались люди, не задававшиеся вопросом о смысле своего существования. Многие из них, сидя в холле или кафетерии на первом этаже, молча перелистывали газеты с явно коммунистической ориентацией или чего-то или кого-то ждали.

Те же, у кого был кошелек потолще, а также дипломаты и туристы останавливались в гостинице «Алькрон». Жизнь там кипела, часто слышался смех.

Весной 1949 года в «Палас-отеле» снял номер высокий худощавый американец. Его звали Ноль Хэвиленд Филд. Говорил он тихо, ходил слегка шаркая ногами, а густые седые волосы были тщательно зачесаны назад. Весь его облик вызывал уважение.

Вот уже два года, как он был без работы и определенной должности. Положение неприятное, но не трагическое, поскольку он жил на средства, оставленные его отцом, хотя и жил довольно скромно. Будучи хорошо образованным человеком и знатоком Европы, он немного подрабатывал статьями в газетах и журналах. Чтобы сократить расходы, он и его жена Херта отказались от своей квартиры в Женеве, сдав мебель на хранение, после чего поселились в одном из пансионатов. Друзьям в Женеве и Париже он сказал, что едет в Прагу, намеревается попутешествовать по Восточной Европе, чтобы собрать материал для книги, в которой рассмотрит структуру народных республик, образовавшихся между границей с Россией и демаркационной линией, оставшейся после Второй мировой войны. Некоторым знакомым он говорил, что собирается также пройти курс обучения в Карловом университете, который за несколько сот лет существования зарекомендовал себя как центр свободы и демократии. Вместе с тем он надеялся получить там место приглашенного профессора по языкам или современной литературе.

Во время своих предыдущих поездок в Прагу и Варшаву он собрал два чемодана материалов, которые оставил на хранение у друзей с просьбой переслать их в Женеву после его возвращения туда. Новый чемодан из Праги друзья так и не получили – был ли он утерян, украден или конфискован? Причина так и не установлена. Он написал своей сестре Эльзи в Америку, что судьба этого чемодана вызывает у него беспокойство и тревогу, так как миновало два месяца после его отправки, а в нем находился материал, трудно восполнимый.

В апреле Ноэль и Херта съездили на несколько дней в Париж. Там проходил первый конгресс мира, и Ноэль собирался принять в нем участие в качестве независимого наблюдателя. Поскольку он не получил аккредитации, знакомый ему французский журналист с трудом провел его в зал заседаний во дворце Плейель.

При встрече с друзьями он еще раз подтвердил свое намерение возвратиться в Прагу, чтобы найти там работу. 5 мая он сел в самолет французской авиакомпании и вылетел в Чехословакию. Адреса он никакого не оставил, но сказал, что его всегда можно найти через местный клуб журналистов, где он будет обедать и где можно общаться с элитой газетчиков, не очень-то жаловавших болтовню и догматические высказывания, звучавшие из железобетонной громадины здания, где размещалось партийное руководство, и часто в разговорах намекавших на вещи, не попадающие в официальные публикации. Письма и сообщения для него можно передавать девушке-гардеробщице, она будет класть их в выдвижной ящичек для сигарет и спичек, которыми торговала.

Херта поехала в Женеву, чтобы оплатить счета и вообще навести порядок, после чего должна была тоже прилететь в Чехословакию. Через пять дней, 10 мая, оба написали письма сестре Ноэля – Эльзи. Ноэль сообщал, что облик города при новой власти сильно изменился. Питание хорошее, но дорогое. Он подыскивает квартиру, где могла бы хозяйничать Херта, так как у него снова обострились боли в желудке и ресторанные разносолы ему не подходят. Херта писала, что разговаривала с Ноэлем по телефону и что у него все в порядке, он ожидает ее с нетерпением. Еще он обронил в письме, что его на днях должен навестить друг, но имени его не назвал.

У Ноэля было много друзей в Праге, с некоторыми из них он познакомился еще в годы войны, а с другими уже во время своих поездок в Чехословакию. Были среди них и лица, занимавшие довольно высокие должности в республике. Все, кто видел Ноэля входящим или выходящим из отеля или же совершающим прогулки по улицам чудесного города, не отмечали в нем ничего особенного. Довольно своеобразный американец, но в те дни в Европе встречалось довольно много своеобразных людей.

Через два дня после того, как он написал письмо сестре, к нему в гостиницу пришли двое мужчин, посещение которых он воспринял совершенно спокойно. Они должны были, как они сказали, сопроводить его на важную встречу. Он никому ничего не сказал и ничего с собой не взял. Втроем они направились в сторону площади Венцель, и с тех пор он исчез.

Через несколько дней в отеле появился тот самый друг, о котором он сообщил жене, чтобы с ним встретиться. Директор сказал ему, что мистер Филд с двумя мужчинами ушел и пока не возвращался. Еще через несколько дней директор заявил, что Филд куда-то, видимо, уехал, но за гостиницу заплатил вперед, оставив свои вещи в номере. Потом директор получил от него телеграмму из Пресбурга, что вблизи от венгерской границы. А через несколько недель оттуда же телеграфировали, что некто Рене Киммель приедет за его вещами и расплатится за гостиницу. Эльзи узнала намного позже, что тот друг попросил предъявить ему в Пресбурге телеграмму, посланную Ноэлем, но подпись на ней была явно не его.

Еще через месяц директор отеля подтвердил, что Рене Киммель действительно приезжал и забрал вещи Филда, но кроме него этого Киммеля никто не видел. От Ноэля же с того дня, когда он вышел из гостиницы с мужчинами, никаких известий не поступало.

Холодный ветер, приносящий в Женеву в зимнее время мокрядь, весной дуть перестает, и город нежится в тепле. Повсюду на улицах цветут каштаны, а в садах – цветы и сирень, на водной глади озера – тишина и умиротворение. В воздухе разливается особенная мягкость, настраивающая людей на радостное восприятие мира. Для Херты же весна 1949 года оказалась немилосердной.

Херта не отличалась излишней нервозностью. Если и встречаются женщины, крепкие душой и телом, то именно таковой она и была, немка по национальности. Ее решительность, энергия и мужество неоднократно подвергались различным испытаниям и никогда ее не подводили. Но и сильным натурам требуется поддержка, которую она ощущала со стороны своего мужа, которым восхищалась, считая за честь для себя быть рядом с ним. Она разделяла его идеалы и тайны, трогательно заботилась о его лекарствах и кашне. Без Ноэля жизнь для нее теряла смысл.

Неделя проходила за неделей, а от него не было никаких вестей. В июле родственники Херты пригласили ее поехать с ними к морю. Поскольку она на это письмо не ответила, они позвонили ей из Парижа. Позже они рассказывали, что этот разговор по телефону произвел на них странное впечатление. На вопрос, как дела у Ноэля, она ответила, что все хорошо, заявив в то же время, что должна быть в Женеве на тот случай, если он позвонит. Такая ее нелогичность их удивила, но они почувствовали, что сейчас добиваться подробностей не стоит.

В Женеве Херта поселилась у своей подруги, которая на некоторое время уехала в Рим. Ее уютная квартирка находилась в прекрасном районе города, возвышаясь над старой его частью. Время свое она проводила в антикварных магазинах или же бродила бесцельно по улицам, все более поддаваясь беспокойству и отчаянию.

Когда ее приятельница, вдова, возвратилась из своей поездки, от нее не укрылась растерянность Херты. Будучи уже долгое время в хороших отношениях, она попыталась вызвать подругу на откровенный разговор. Но Херта уклонялась от прямых вопросов, как и отказалась от предложенной помощи. Однако та проявила настойчивость.

– Если ты и дальше хочешь быть моей гостьей, – заявила она как-то вечером, – и оставаться моей подругой, то я смогу помочь тебе только в том случае, если ты расскажешь, что тебя гнетет и что случилось.

Наконец Херта уступила ее просьбам и излила свою душу:

– У меня уже давно нет никаких вестей от Ноэля. Видимо, мне надо уехать в Прагу. Лучше я окажусь там вместе с ним в тюрьме, чем буду бесцельно бродить по улицам Женевы.

Впервые после исчезновения Ноэля она произнесла это страшное слово «тюрьма». Почему у нее возникла такая уверенность, она не сказала, но приняла решение собирать чемоданы и ехать в Прагу.

Со времени отъезда Ноэля из Парижа прошло уже два месяца. Младший его брат Герман, архитектор, приехал в Европу для участия в конгрессе архитекторов в Бергамо, после окончания которого собирался в Польшу. Два года тому назад он проехал с группой американских архитекторов по Восточной Европе, чтобы посмотреть, как из руин войны возникают новые здания и города. В Варшаве у него имелись друзья.

Герман заехал накоротке к Херте в Женеву. Сразу же после его отъезда она направилась в Прагу. Они договорились, что он после окончания конгресса заедет в Прагу, чтобы помочь ей в поисках Ноэля. В конце июля он был у нее. Она сняла номер в «Палас-отеле», но поиски пока ничего не дали. Вместе они отправились в полицию.

– Ноэль Филд? – спросили чиновники.

После этого принялись перелистывать многочисленные бумаги, но ничего не обнаружили. Вежливо, с благожелательной улыбкой они заверили, что поиски будут продолжаться.

Херта и Герман не стали обращаться в американское посольство, размещавшееся в старом замке над рекой и напоминавшее клетку для кроликов. Над его крышей развевался, естественно, американский флаг. Позже Герман объяснил, что они поступили так вполне сознательно, полагая, что без официальных протестов и лишнего шума им будет легче добиться освобождения Ноэля из когтей неизвестности.

Через несколько дней Герман отправился в Варшаву, пообещав заехать еще раз в Прагу на обратном пути в надежде еще что-то предпринять. Хотя прошло уже почти три месяца с момента исчезновения Филда, никто, кроме его брата и жены, об этом не знал.

Из Варшавы Герман написал письмо Эльзи, в котором сообщил, что Херта звонила ему 3 августа и просила приехать немедленно. Причину своей просьбы она не сказала.

К лету 1949 года почти все улицы Варшавы были расчищены от завалов и руины домов снесены. Город, однако, производил безрадостное впечатление, если не считать силы воли варшавян, так и не сломленной войной. Но и она стала сдавать, подобно кое-как уцелевшим одиноким строениям, которые рушились на глазах. Несмотря на чистое небо и летнюю жару, город дрожал от новых очистительных акций и преследований, начавших набирать силу. Если Прага при первых признаках опасности ушла в себя и стала холодной и закрытой, то Варшава была охвачена нервной дрожью.

Герман Филд еще выше ростом, нежели его брат, подтянутый, элегантный, не столь легковерный, с чувством высокого самосознания, но не педант, совершил много поездок, увидев вместо знаменитых до войны зданий развалины и еще бездушные и недостроенные сооружения. Его часто сопровождали супруги Циркус – Симон и Елена, которые входили в число руководящих архитекторов польского государственного общества восстановительных работ. Елена, полненькая инициативная женщина, добилась для Германа визы. Но несмотря на многочисленные связи с правительственными кругами, они не смогли ему ничем помочь в поисках Ноэля. Везде, где только Герман пытался наводить справки, он натыкался на глухую стену недоверия.

Герман оставил свою жену Кэт, урожденную англичанку, вместе с двумя детьми в Лондоне. Он сообщил ей, что собирается 22 августа вылететь в Прагу к Херте, а на следующий день – в Лондон. Оттуда они всей семьей отплывут в Америку. Утром 22 августа супруги Циркус подвезли его на своей маленькой автомашине в варшавский аэропорт. В зале ожидания, где царила обычная толчея, они сердечно попрощались, пообещав писать друг другу. Елена помахала ему еще раз рукой, когда Герман направился к пункту таможенного и паспортного контроля. Пройдя в помещение для отлетающих, он должен был сесть на старенький самолет американского производства ДС-3. Продолжительность полета до Праги составляла два часа.

Херта пришла встречать его в пражский аэропорт. Она была близка к нервному срыву, поскольку так ничего и не узнала о Ноэле. Прошло уже три с половиной месяца, но единственное, с чем она постоянно сталкивалась, – неприкрытые уклончивые ответы, а еще сомнения в существовании человека по имени Ноэль Филд. У нее же проявились новые свойства. Одна из ее американских подруг, которая знала, что она находится в Праге, захотела навестить ее в «Палас-отеле». Херта из гостиницы ушла, но оставила записку, где ее можно найти. Подруга удивилась, но нашла Херту и пригласила ее пообедать. Херта отказалась, объяснив Доротее Джонс:

– Я не могу долго с тобой говорить, мне пора в постель. У нас все в порядке, Ноэль чувствует себя хорошо. Я наверняка его найду.

К сказанному она ничего не добавила.

Когда объявили о прибытии самолета из Варшавы, Херта встала у стеклянной двери, через которую был виден пункт таможенного контроля пассажиров. С нетерпением вглядывалась она в лица каждого выходившего оттуда. Поскольку в помещении никого не осталось, Херта спросила у проходившего мимо сотрудника аэропорта, будут ли еще пассажиры с варшавского самолета. Но больше никто не появился. Она уговорила руководство аэропорта проверить список пассажиров. Однако Герман Филд среди них не значился. Из опрошенных пассажиров некоторые вспомнили высокого худощавого американца в зале ожидания, другие утверждали, что он даже сел в самолет. Полет проходил без помех, и никто не заметил ничего необычного… Так что Герман исчез бесследно, как и его брат, будто бы растворившись в воздухе.

Предпринять что-либо Херта не могла. В тот день других самолетов из Варшавы не ожидалось. Она позвонила в его гостиницу в Варшаве, где ей подтвердили, что он забрал свои вещи и выехал, как и собирался. Тем не менее Херта прождала в аэропорту еще несколько часов. На следующий день она написала его жене Кэт, что он в Праге не появился. Она могла позвонить в Лондон, но делать этого не стала.

Кэт Торникрофт Филд, довольная жизнью англичанка с пухленькими щечками, не относилась к числу женщин, подверженных страху перед катастрофами и кошмарами. В тот же день, когда она получила письмо от Херты, что Германа не оказалось на варшавском самолете, Кэт отправилась к самолету, на котором он должен был бы прилететь из Праги. После проверки ей сказали, что он к вылету самолета не появился, но и об отказе от полета не заявлял и билет не сдавал. Об изменении своих планов он ей обязательно бы сообщил. Тогда она решительно отправилась в американское посольство и заявила, что Герман Филд пропал в одной из коммунистических стран.

Были отправлены первые телеграммы, попавшие впоследствии в пухлую папку с нотами дипломатического протеста.

Херта в Праге наконец-то тоже решилась обратиться в американское посольство. Она подробно изложила план их встречи с Германом. На вопрос, почему она до сих пор находится в Праге, Херта впервые сообщила об исчезновении Ноэля. Она ответила еще на целый ряд вопросов, но никаких предположений не высказала.

Бесследное и непонятное исчезновение двух американцев было неприятным событием, но дипломаты в Праге пока не видели в этом таинственном деле ничего необычного. Начались запросы, и Херту заверили, что ей сразу же сообщат, если будет что-либо новое. Она возвратилась в свою гостиницу. Было 25 августа.

На следующий день, 26 августа, посольство попыталось с ней связаться, но ее в гостинице тоже не оказалось: Херта Филд исчезла.

«Десять маленьких негритят…» – известная детская песенка стала реальностью. Трое американцев, один за другим, исчезли. В газетах появлялись сообщения с сенсационными заголовками, люди качали головами, посыпались дипломатические ноты протеста и даже угрозы, но не было сколь-либо разумных объяснений. Чехословацкое и польское правительства заявляли официально, что Герман и Херта Филд в их странах не находились, и поэтому неизвестно, как и где они исчезли. Видимо, больше им сказать было нечего, поэтому дальнейшие разъяснения представлялись бессмысленными.

Миновал год. 26 августа 1950 года приемная дочь Ноэля и Херты Филд Эрика Баллах прилетела из Франкфурта-на-Майне в Берлин на аэродром Темпельхоф (западная часть города). Эрика была изящной, красивой и импульсивной молодой женщиной с сильной волей и характером. Поиски пропавших родителей привели ее в этот город – наполовину западный, наполовину коммунистический. Западный Берлин начал понемногу отходить от снятой недавно блокады. Запад и Восток вели здесь незримую войну. Советы проверяли характер и силу западных стран к сопротивлению, выполняя последнюю волю Сталина. Настоящая же война в Корее казалась где-то далеко.

Эрика сняла номер в небольшой гостинице и принялась названивать в различные организации. Американский консул предупредил ее о грозившей опасности, сказав недвусмысленно:

– Уже пропали трое Филдов. Мы не хотели бы, чтобы с вами тоже что-то случилось.

Она настаивала на своем желании поехать в Восточный Берлин. Тогда он предложил ей дать кого-нибудь в качестве сопровождающего и наблюдателя, поскольку американское правительство не знало, похищены ли Филды или же их заманили, а может быть, они и добровольно вручили свою судьбу коммунистам. Хотя муж Эрики и был американцем, у нее имелся паспорт без подданства. От предложения получить в качестве охранника американца она тут же отказалась, считая, что в таком случае коммунисты непременно расстреляют ее как шпионку. Да и в Берлин она прилетела, никому ничего не сказав, кроме своего мужа, опасаясь, что бюрократы, чего доброго, ее не выпустят или же установят за ней слежку.

Окончив разговор, она переоделась и спрятала деньги и документы в комоде. Не сказав никому ни слова; Эрика вышла на улицу, села в метро и поехала в восточный сектор, где и исчезла.

Теперь их стало четверо.

Находились ли они в заключении или погибли, было неизвестно. Не было также никаких сведений, почему это произошло. Нити, которые связывали их с внешним миром, остались отчасти невидимыми, частично сокрытыми в их прошлом или перекинутыми в будущее. Но ведь они должны же быть. Непременно.

В конце 1955 года Ноэль Филд, его жена Херта, брат Герман и приемная дочь Эрика Баллах всплыли. Как выяснилось, Ноэль и Херта все эти годы сидели в отдельных камерах одной из будапештских тюрем, Герман находился в варшавском каземате, а Эрику Баллах, которая пробыла некоторое время в заключении в Восточном Берлине, сослали в советскую Арктику – в Воркуту. В течение этих лет многие коммунистические лидеры Восточной Европы пали жертвой чисток, начавшихся с громких судебных процессов при ярком свете «юпитеров». В процессах, которые состоялись в Венгрии и Чехословакии, Ноэль Филд проходил как ключевая фигура. Обвинитель заявлял, что он – известный американский супершпион и все, кто был с ним связан, вовлечены в американскую шпионскую сеть. Процессы, которые должны были пройти в Польше и Восточной Германии, так и не состоялись, но тоже готовились тщательно. В ходе расследования и там всплывало имя Ноэля Филда. Никто из Филдов, а также Эрика Баллах официально на судебных процессах, однако, не появлялись.

И вот теперь их один за другим освободили. За ними последовали десятки и сотни других, оказавшихся выброшенными на отмель бушующими волнами чисток. Теперь они покидали тюрьмы пяти стран. Сотни людей умерли или были казнены. Пали когда-то и власть имевшие, и обыватели, познакомившиеся с Ноэлем Филдом на званых вечерах или получившие от него какую-нибудь весточку или посылочку. Выяснилось, что Филд являлся своеобразной «Марией Кровавой» – носителем невидимых болезнетворных бацилл, которые поражали всякого, оказавшегося рядом с ним. Зараженные передавали, сами того не подозревая, эту болезнь дальше. Имя Филда сделалось нарицательным символом ужаса.

Стали известны и лица, причастные к исчезновению Филда. Все они были арестованы, но завеса таинственности так и не была до конца развеяна.

Американец с неброской внешностью и не очень-то известный общественности стал вдруг центром мощнейшего круговорота зла. Не имея никаких властных полномочий, он превратился в центральную фигуру, представляющую силу, от которой зависело формирование современной истории – в основном ее негативных аспектов. Различных слухов о нем было предостаточно. На Востоке его объявляли американским супершпионом. На Западе же утверждали, что он являлся советским агентом. Но ни та ни другая сторона не предъявляли никаких доказательств. Если верить утверждениям Якова Бермана, даже Сталин – от ярости или страха? – вздрагивал при упоминании имени Филда и лично контролировал все, с ним связанное.

И вот все это оказалось в прошлом – Сталин скончался, тюрьмы опустели, имя Маккарти в Америке не вызывало уже страха и воспринималось с усмешкой, однако при упоминании имени Филда люди, бывшие в той или иной степени в курсе его дела, озабоченно пожимали плечами и переходили в разговоре на шепот.

Что же было в нем особенного? Он был человеком XX века, пережившим все завихрения и перипетии этого удивительного и страшного времени. По странному стечению обстоятельств на его долю выпало особое к нему отношение. Почему?

Поиск по сайту: