Одно понятие, различные термины

Среди большого количества терминов, используемых в настоя­щее время равнозначно и почти синонимично с термином «функция», мы находим следующие: «применение», «полезность», «цель», «мотив», «намерение», «стремление», «следствие». Если бы эти и аналогичные термины употреблялись для того, чтобы обозначить одно и то же строго определенное понятие, то, безусловно, в нашем перечислении их большого разнообразия было бы мало смысла. Но дело заключается в том, что небрежное употребление этих терминов при кажущемся подобии их значений приводит ко всевозрастающим отступлениям от последовательного и строгого функционального анализа. Те аспекты значения каждого из этих терминов, которые скорее различают, чем отождествляют их, делаются (непреднамеренной) основой для выводов, которые становятся все более сомнительными по мере того, как они все дальше отходят о центрального понятия функции. Один или два примера подтвердят нашу мысль о том, что неустойчивая терминология приводит к возрастанию недора­зумений.

В нижеследующем отрывке, взятом из наиболее содержатель­ных исследований по социологии преступности, можно обнару­жить эти смещения значения формально синонимичных терминов и сомнительные выводы, которые основываются на этих смещени­ях (ключевые термины выделены курсивом для того, чтобы облегчить анализ хода этого рассуждения).

«Цель наказания. Делаются попытки определить цель или функцию наказания в различных группах в разное время. Многие исследователи подхватывают один из мотивов и объявляют его главным и единственным мотивом наказания. С одной стороны, подчеркивается функция наказания в восстановлении солидарно­сти группы, которая была ослаблена преступлением. Томас и Знанецкий указали, что назначение наказания за преступление у польских крестьян состоит прежде всего в том, чтобы восстано­вить то положение, которое существовало до этого преступления, и возродить солидарность группы, в то время как соображения мести являются вторичными. С данной точки зрения наказание прежде всего озабочено группой, и только после этого преступни­ком. С другой стороны, искупление и предотвращение преступле­ния, возмездие за него, преобразование преступника, доход для государства и многое другое постулируются в качестве функций наказания. Как в прошлом, так и в настоящем нельзя было бы сделать вывод, что один из таких мотивов является определяю­щим мотивом; наказание, по-видимому, вырастает из многих мотивов и выполняет много функций. Это верно как с точки зрения отдельных жертв преступления, так и с точки зрения государства. Представляется безусловным, что современные законы не явля­ются строго последовательными с точки зрения целей или мотивов; по-видимому, те же самые условия существовали в предшествующих обществах»⁹.

⁹ Sutherland E. H. Principles of Criminology. Philadelphia, 1939. P. 349— 350.

Обратим прежде всего внимание на совокупность терминов, якобы выражающих одно и то же понятие: цель, функция, мотив, предназначение, вторичные соображения, главная забота, зада­ча. При рассмотрении этих терминов становится ясно, что они могут быть сгруппированы по совершенно отличным концептуаль­ным системам координат. Иногда некоторые из этих терминов — мотив, назначение, цель и задача — совершенно недвусмысленно относятся к целям наказания, открыто провозглашаемым представителями государства. Другие же термины — мотив, вторичные соображения — относятся к целям жертв преступления. И обе группы этих терминов оказываются схожими в том плане, что они относятся к субъективным предположениям о результатах наказа­ния. Понятие функции включает в себя точку зрения наблюдателя, но не обязательно участника. Социальные функции обозначают наблюдаемые объективные следствия, а не субъективные намере­ния (цели, задачи, мотивы). А неумение разграничить объ­ективные социологические последствия и субъективные намерения неизбежно приводит к путанице в функциональном анализе, что можно видеть из нижеследующего отрывка (и здесь ключевые термины выделены курсивом).

«Дискуссия о так называемых «функциях» семьи приобрела чрезвычайно нереалистический характер. Семья, говорят нам, выполняет важные функции в обществе; она обеспечивает продолжение рода и воспитание подрастающего поколения; она выполняет экономические и религиозные функции и т. д. Нам едва ли не стараются внушить, что люди женятся и заводят детей потому, что они стремятся исполнить эти необходимые обще­ственные функции. Фактически же люди женятся потому, что они любят друг друга, либо по не менее романтичным, но не менее личным причинам. Функция семьи, с точки зрения индивидуумов, как раз и состоит в том, чтобы удовлетворить их желания. Функция семьи или любого иного общественного института заключается всего лишь в тех целях, в которых они используются людьми. Социальные «функции» в большинстве случаев представ­ляют собой рационализацию установившейся практики; сначала мы действуем, а уже потом объясняем наши действия; мы действуем по личным основаниям, но оправдываем наше поведе­ние, исходя из общественных или этических принципов. В той мере, в какой эти функции общественных институтов основыва­ются на чем-то реальном, они представляют собой выражение социальных процессов, в которые люди вступают, стремясь удовлетворить свои желания, функции возникают из взаимодей­ствия конкретных человеческих существ и конкретных целей»¹⁰.

¹⁰ Waller W. The Family. N.Y., 1938. P. 26.

Данный отрывок представляет собой любопытную смесь небольших островков ясного мышления, окруженных морем путаницы. Всякий раз, как в нем ошибочно отождествляются (субъективные) мотивы с (объективной) функцией, ясный функ­циональный подход оказывается отброшенным, ибо отнюдь не обязательно предполагать, как мы увидим вскоре, что мотивы вступления в брак («любовь», «личные основания») тождественны функциям, осуществляемым семьей (социализация детей). И опять же не обязательно предполагать, что основания, выдвигаемые людьми для объяснения своего поведения («мы действуем по личным основаниям»), являются теми же самыми, что и наблюдаемые последствия этих стандартов поведения. Субъективное намерение может совпадать с объективным след­ствием, но этого, опять же, может и не произойти. Эти два фактора изменяются независимо друг от друга. Но если, однако, утверждается, что мотивированное поведение людей может привести к (необязательно предполагавшимся) функциям (объ­ективным следствиям.— Прим. перев.), то здесь перед нами открывается выход из моря путаницы.

Краткий обзор соперничающих терминологий и их печальных результатов может рассматриваться в качестве своеобразного ориентира для последующих попыток систематизации понятий функционального анализа. При этой систематизации нам, оче­видно, представляется случай ограничить применение социологи­ческого понятия функции, и возникнет необходимость четкого разграничения субъективных категорий намерения и объективных категорий наблюдаемого следствия. В противном случае сущность функционального подхода может затеряться в тумане расплывча­тых определений.

Поиск по сайту: