Февраля 1987. И просил старый жрец: «Скажи нам о Религии»

Возлюбленный Мастер,

И просил старый жрец: «Скажи нам о Религии».

И он сказал: «Разве говорил я сегодня о чем-то ином? Не есть ли религия - все дела и помышления,

А также то, что не есть дело и помысел, но изумление и удивление, вечно возникающее в душе, даже когда руки обтесывают камень или трудятся за ткацким станом?

Кто может отделить свою веру от своих поступков или свои убеждения от занятий?

Кто может простереть свое время перед собой, говоря:

«Это для Бога, а это для меня; это для моей души, а вот это — для тела?»

Все ваши часы — крылья, своими взмахами рассекающие пространство.

Лучше бы наг был тот, кто облачается в свою мораль, как в лучшие одежды.

Ветер и солнце не причинят вреда его коже.

И тот, кто в своем поведении следует этике, заточает свою певчую птицу в клетку.

Самая свободная песня не пройдет сквозь железные прутья и проволоку.

И тот, для кого богослужение — окно, которое отворяют и затворяют, еще не бывал в доме своей души, чьи окна — от зари до зари».

Священники, быть может, единственные люди в мире, которые не знают ничего о религии, потому что сделать Бога профессией — это просто невероятно.

Любовь никогда не бывает профессией.

Священники относятся к той же категории, что и проститутки. Наверное, проститутки лучше, чем священники, ведь они торгуют только своим телом, своей страстью — но не своей любовью. А священники торгуют высшей формой любви, известной как Бог. Естественно, они ничего не знают о Боге, хоть они и наполнены знаниями о Боге. Но знать о Боге и знать Бога — вещи совершенно разные. Относительное знание заимствовано, но есть вещи, которые не могут быть заимствованы. Свою жажду я не могу передать вам, так же, как не могу передать вам свое хорошее самочувствие.

Я не могу пригласить вас в свою сокровенную душу.

Туда идут в абсолютном одиночестве.

Но священники превратили идею Бога в великую профессию; пожалуй, они хуже проституток. Без священников не было бы и проституток — это из-за них существуют проститутки.

Вы поразитесь, узнав, что в Индии, особенно в южной, каждый храм имел проституток — и не одну, а дюжины. Они просто изменили их название — их назвали дэвадаси, Божьи служанки, и их функцией было привлекать народ к храму. Храм, который имел самых красивых проституток, преуспевал, накапливал много денег.

Они сделали правилом, что любую красивую девушку, рожденную в их городе, нужно было предоставлять богу. Ныне этот бог — мертвая статуя из камня; на самом деле прекрасная девушка предоставлялась священникам. Они использовали этих женщин для своих собственных сексуальных нужд, а потом те становились рекламой, зазывающей клиентов заходить в их храм. Клиенты побогаче могли оставаться там не для поклонения Богу, а для наслаждения проститутками. Эти священники никогда не думали, что функционируют как сводни, но так оно и было — разными путями повсюду в мире.

Проституция — это побочный продукт вынужденного брака, а вынужденный брак создали священники. Они не называют его вынужденным браком, они называют его устроенным браком — но кто имеет право Устраивать брак? Любовь знает свои собственные пути. Она не нуждается ни в астрономах, ни в священниках, ни в хиромантах; она находит свой собственный путь.

Глупо говорить, что любовь слепа. Эту идею, что любовь слепа, создавали те, кто хочет вести слепых. Страсть слепа; любовь прямо противоположна — ясное восприятие. Чем более вы любящи, тем ясней и глубже ваше восприятие.

Но как только вы создали насильственный институт брака, в стороне — вне — происходит нечто уродливое, потому что мужчина не может оставаться в зависимости, и если брак становится зависимостью, то он хочет какой-то свободы. Эта свобода разрушила миллионы женщин.

Недавно на Западе благодаря движению за женское освобождение стал существовать новый институт — мужская проституция. Если мужчины и женщины равны, то почему только женщины должны быть проститутками? Почему не должно быть также и мужчин-проституток? В таких городах, как Лондон или Сан-Франциско, вы найдете и мужчин-проституток тоже. Женщина вырвалась из зависимости, точно так всегда жил мужчина, но это уродливо. А кто ответствен? Ответственны священники.

Мир не нуждается в священниках — они не выполняют никакой функции. Священника определяют как посредника между вами и Богом, но какова необходимость в посреднике? Вы — дети Божьи; разве нужен ребенку посредник для общения с родной матерью или родным отцом? Скорее всего, он не столь красноречив в своей связи, но его немая связь гораздо более прекрасна, невинна, подлинна и искренна, чем у посредника.

Сперва священники создали идею Бога, и это одна из самых ненужных гипотез.

Бог не нужен никому.

Да, каждому нужна божественность, каждому нужно стать божественным — такова дальнейшая эволюция человечества, высший пик сознания.

Но священники не заинтересованы в божественности, потому что божественность — это качество, которое вы должны выращивать в своей душе. Им нужен Бог далеко — на небесах. Коль скоро вы признали эту идею, тогда, конечно, Бог так далеко, что вы никогда не видели его, вы понятия не имеете, что такое этот Бог, — вам требуется кто-то, чтобы дать определение Бога, дать ритуалы, которые поведут вас к Богу; вам требуется кто-то в проводники. Бог поддельный, но проводнику нужен Бог; как иначе эксплуатировать во имя Божье?

Во имя Божье на Земле произошло больше преступлений, чем во имя кого-нибудь другого. Миллионы людей были убиты, сожжены заживо просто ради имени, которое бессодержательно. Но священник нуждается в нем. Без Бога священник, его храм, его ритуалы и его писания, священные писания, — все исчезнет. Это самая странная вещь. Индуисты считают свои Веды написанными Богом, иудеи верят, что их Тора написана Богом, христиане верят, что Библия написана Богом, и точно так же во всех остальных религиях. Но все эти писания до того противоречивы, что, либо Бог безумен, либо это выдумки священников. А разным священникам в разных культурах, в разных обществах приходилось выдумывать разные идеи.

Например, в индийском раю всегда прохладно. В те времена они не знали понятия «воздушное кондиционирование», но описание в точности таково: индуистский рай — с кондиционером, централизованным воздушным кондиционером; из-за того, что Индия так измучена солнечным зноем, священник должен дать идею, обращенную к тем, кто мучается от солнца. Но тибетский священник не может поверить в то, что рай с кондиционером. У тибетского священника всегда тепло, всегда солнечно, небо безоблачное, без снега... а они говорят об одном и том же рае!

Но они разговаривают с разными людьми и должны учитывать их нужды. Поэтому то, что они определяют, — это не Бог или рай; они просто утешают вас. У индуистов в аду вечный огонь, разумеется, для грешников; огонь жжет их, но не убивает, и они продолжают гореть вечно. Смерть была бы великим благом, однако огонь только жжет, но не убивает. А у тибетцев ад круглый год полон снега, совершенно холоден. Не требуется большого разума, чтобы понять, что эти люди не знают реальности. Они, конечно же, знают народную нужду...

А если тысячелетиями определенная вещь повторяется снова и снова, она становится истиной.

Адольф Гитлер говорил: «Не вижу никакой разницы между истиной и ложью. Единственное различие в том, что истина — это ложь, часто повторяемая веками, а ложь — это новая истина».

Потребуется некоторое время, чтобы это осело в ваших сердцах. Во имя Бога они запугали каждого, а человек, живущий в страхе, — не живет. Страх как раз противоположен свободе.

Человек может жить только в свободе.

Страх сжимает его душу.

Он все время боится что-либо делать, ибо все то, чем вы можете наслаждаться, все то, что вы чувствуете прекрасным, осуждается.

Вчера мы разговаривали о красоте — Альмустафа забыл одну вещь: он забыл то, что говорит о красоте полицейский комиссар Пуны. Тот говорит: «Красота непристойна». Он приказывал нам, моим людям, не быть непристойными внутри ашрама и снаружи ашрама. Наверное, ему незнаком тот факт, что за пять тысяч лет размышлений так и не определили, что же такое непристойность.

Он должен дать определение — что значит быть непристойным? Убивать человека не непристойно, а обнимать человека непристойно; убивать тысячи людей не непристойно — война, мировая война не непристойна! Ни единый священник не заявил, что мировая война непристойна! Но красота непристойна, жизнь непристойна — вы должны жить, скрываясь в темных пещерах. Вы не должны выходить на свет солнца, вы не должны танцевать с ветрами, вы не должны играть с деревьями, вы не должны петь с птицами — все эти вещи непристойны. А полицейский комиссар с винтовкой не непристоен.

Похоже, там смерть: поклоняющиеся, в особенности, люди, которые тяготеют к таким профессиям как священнослужители, полиция, армия, — они на службе у смерти, не на службе у жизни; вся их профессия непристойна, сам их ум непристоен. Но странная история: они называли непристойной красоту... разве цветок розы непристоен из-за того, что обнажен?

Мир видел всевозможных идиотов. В Англии в средневековье леди находились под очень сильным влиянием священников — по той простой причине, что мужчина был свободен, пойти куда угодно, а женщина могла свободно пойти только в церковь; естественно, они становились обусловленными церковью все больше и больше. В средневековье использовалась одежда даже для собак; когда они отправлялись на утреннюю прогулку и брали с собой на прогулку собаку, ее прикрывали прекрасной одеждой. Обнаженная собака непристойна! И не только это, даже ножки стульев — ведь их называли ножками — прикрыты! Ножки нельзя было обнажать, это было непристойно. Бедный стул!

Священники — это самые ядовитые люди на свете, они разделили человечество, они дали людям суеверия, безумные идеи. Вот и здесь старый священник спросил:

Скажи нам о Религии.

Священники не знают, что такое религия. Это вопрос от невежества, потому что я знал священников и монахов всевозможных религий — они наиболее невежественные люди в том, что касается религии. Они повторяют как попугаи, но религия не была для них переживанием.

Слово религия — очень красиво, но из-за этих священников оно попало в дурную компанию. Слово происходит от корня, который означает «собираться вместе». Но священники сделали как раз противоположное. Они создают раскол в человеке, не единство.

Религия означает создание в человеке органичного единства. Это не имеет с Богом ничего общего, это имеет отношение к вам. Это не имеет ничего общего с поклонением, это имеет нечто общее с трансформацией вашего собственного сознания.

Не должно быть никакого конфликта внутри вас; все, что вы делаете, должно делаться тотально, в вашей целостности. Тогда рубите ли вы дрова или носите воду из колодца — не имеет значения, чем вы занимаетесь, — если вы заняты этим тотально, полно, это и есть религия. Религия делает человека здоровым и цельным.

Но ваши религии сделали человека больным, расколотым и шизофреничным. Для этого есть причины — здорового и цельного человека невозможно поработить и невозможно эксплуатировать. Он имеет свою собственную индивидуальность и свой собственный стиль жизни. Он не христианин, не индуист, не мусульманин. Он просто дитя этой Вселенной, как и всякий другой. Никто не выше и никто не ниже, никто не брамин и никто не шудра. Но священники исчезнут!

Я слышал замечательную историю. Как-то вечером в пивную пришла компания друзей и напилась допьяна. Владелец очень обрадовался, ведь такие люди не приходят каждый день. Когда один из них платил деньги, он сказал: «Надеюсь, вы будете и дальше посещать нас».

Человек сказал: «Молитесь за меня — если мое дело будет процветать, я стану приходить каждый день».

Тот сказал: «Конечно, я буду молиться утром и вечером, чтобы ваше дело процветало». И тут вдруг к нему пришла идея, что неплохо бы справиться, что у него за профессия. И он спросил: «Простите, но я хочу знать, какая у вас профессия?»

Человек сказал: «И не спрашивайте. Я могильщик! Если больше людей умирает, мое дело идет хорошо. Если никто не умирает, я не в состоянии позволить себе зайти в вашу пивную. Так что молитесь за мое дело — и пусть вас не заботит, что за дело у меня».

Есть люди, чье дело — рыть могилы! Естественно, их молитвой будет: «Боже, не забывай меня. Я тоже должен выжить, убивай как можно больше людей!»

Священники молились в своих сердцах, чтобы человек никогда не выбрался из своей болезни, нездоровья, безумия; потому что это те люди, которые приходят в храм, в мечеть, в синагогу, в церковь. Вы редко встретите молодых людей в церквях, но всегда найдете стариков, старух, ибо их смерть приближается, и только священник знает, как помочь им. И священники продолжают претендовать на то, что они знают.

Я посещал очень красивое место в Агре. Агра славится на весь мир благодаря Тадж-Махалу. Но в Агре и вокруг есть небольшая секта индуистов, называемая Радхасвами. Вот уже почти сто лет их священнослужители строят нечто, что должно стать лучше Тадж-Махала. Это трудно, но они сделали нижний этаж, и нижний этаж показывает, что, если они продолжат эксплуатировать людей, возможно, однажды они превзойдут Тадж-Махал.

Выстроено это только наполовину, но и так можно увидеть, что это более искусно, более красиво, чем Тадж-Махал.

Они пригласили меня к себе в храм, который предназначался стать самадхи (усыпальницей) для их гуру, основавшего религию, и показали мне в прекрасном мраморе карту стадий духовной эволюции. Они сказали: «Это пятнадцать стадий эволюции». Мохаммед и Моисей как раз на четвертой стадии; Иисус немного лучше, на пятой стадии; Махавира еще лучше — шестая стадия; Кабир и Нанак еще немного лучше — на седьмой стадии, и Гаутама Будда тоже на седьмой стадии. А затем есть пустой промежуток, и на пятнадцатой стадии — последней — их собственный гуру.

Они спросили: «Что вы думаете об этом?»

Я сказал: «Есть шестнадцать стадий, а не пятнадцать».

Они удивились: «Шестнадцать? Но в нашем писании описано только пятнадцать стадий!»

Я сказал: «Так описывается потому, что ваш гуру достиг только пятнадцатой стадии — я живу на шестнадцатой! Ваш гуру пытается войти, но я не допускаю его — он продолжает попытки взобраться на шестнадцатую, а я продолжаю толкать его обратно на пятнадцатую».

Они были сильно шокированы. А когда я пришел туда в следующий раз, они сделали шестнадцать стадий, и их гуру был на шестнадцатой.

Я сказал: «Это не поможет. Ваш гуру смог войти на шестнадцатую, потому что я передвинулся на семнадцатую! Вы не можете держаться наравне со мной, ваш гуру должен быть на одну стадию позади».

Глупые идеи, просто игры ума... Я сказал: «Ваши писания говорят, что есть только пятнадцать, откуда же взялась шестнадцатая? — из-за того, что я упомянул о ней. Я не пребываю ни на какой стадии, я не заключенный. У меня есть крылья, и я летаю в открытом небе, где не остается даже следов, — что уж говорить о стадиях. Разве это какая-то школа? Кто-то в детском саду, кто-то в средней школе, кто-то в высшей школе; кто-то в колледже, окончил университет, кто-то занимается в университетской аспирантуре; кто-то достигает звания доктора философии, а кто-то доктор литературы».

Я сказал: «Не глупите. Уберите этот камень, ваш храм будет замечательным, а этот камень уродлив и демонстрирует ваше внутреннее желание: вы хотите сделать его лучше, чем Тадж-Махал».

Дух состязания — это не путь религии. Религия не состязается, потому что каждый приходит из одного и того же источника и уходит к одному и тому же источнику. Некоторые люди идут медленно, некоторые люди бегут, некоторые люди мчатся — это не имеет значения! Нет ни низшего, ни высшего.

У религии нет ничего общего с вашим так называемым обычным миром; она имеет отношение к вашей душе, к вашему духу. Вы должны быть одним органичным единством... — из такого органичного единства возникает музыка, которая божественна.

И он сказал: «Разве говорил я сегодня о чем-то ином?»

Он говорит священнику: «Вы не услышали меня. О чем еще я говорил целый день? — говоря о любви, говоря о созидании, говоря о сознании, говоря о свободе».

Но ум священника не считает эти вещи религиозными. Он подразумевает разговор о Боге, разговор о небесах и аде, разговор о теории кармы, разговор о реинкарнации, — а все это просто слова, без всякого содержания.

Альмустафа говорит о подлинной религии. Я давал эту книгу, «Пророк», одному из моих коллег по философскому отделению университета — он изучал религию. Он просмотрел содержание и сказал: «Почему вы дали эту книгу мне? Она не о религии. Любовь, свобода, творчество, отношения между родителями и детьми — я не вижу в ней ничего о религии».

Я сказал: «Вы не знаете, что такое религия, а вы обучались почти двадцать лет! Не только вы в темноте, вы распространяли темноту на других людей. Это вопросы подлинно религиозные — а не Бог и ад с небесами».

На его столе я видел одну книгу, которую он читал, — «Небеса и ад» Сведенборга. Вот это «религия». И что же этот парень, Сведенборг, знает о небесах и аде? Выдумки! Итак, первое, что надо помнить: религия — не выдумка, не ловитесь на фиктивные идеи.

Религия это реальность, — ежедневная реальность, ежемоментная реальность, которой вы живете. Вы можете жить вашей жизнью религиозно, вы можете жить вашей жизнью нерелигиозно, но еще раз запомните: определение не должно исходить от священников, определение должно исходить от мистиков.

Если вы спросите священников: «Что значит жить религиозно?» — то они будут говорить: «Ходите в церковь каждое воскресенье». А что такое церковь? — Ротари Клуб на религиозный лад. Она имеет социальную функцию; люди встречаются и болтают, и это хорошо. Что еще делать в воскресенье? А то, что вы ходите туда каждое воскресенье, придает вам престижности.

У индуистов другой подход — ходить в храм в любой день, в любое время. Но священнику тоже нужно спать, поэтому индуистские священнослужители изобрели идею, которой не существует ни в какой другой религии, — что Кришна пробуждается утром, а вечером уходит спать, так что вы не можете прийти ночью. На самом же деле это бедному священнику необходимо поспать, иначе всевозможные идиоты станут ходить посреди ночи в любое время.

Человеческая глупость не знает пределов. Я останавливался в Пенджабе в одном доме у моих друзей, и когда я проходил по комнате, которая была их небольшим храмом, я не мог поверить своим глазам — никогда еще человеческие существа так не огорчали меня. У сикхов в гурудварах не бывает никаких статуй, они поклоняются книге, своей священной книге, Гуру Грантха Сахиб. Я не мог поверить тому, что увидел. Книга, Гуру Грантха Сахиб, была там, а прямо перед книгой — зубная паста и щетка.

Я сказал: «Никогда в жизни не думал, что зубная паста и щетка имеют какой-нибудь религиозный смысл!»

Тот сказал: «Имеют! Гуру Грантха Сахиб будет пробуждаться, и первое дело — почистит рот».

Я сказал: «Ты абсолютный идиот, ведь это же только книга. Если индуист несет пищу своему богу, это, по крайней мере, похоже на какую-то связь — его бог, по крайней мере, подобен статуе человека; хоть бог и не ест никогда, в этом есть определенный смысл. Но книга... за зубной пастой, я думаю, чашка чаю? Потом завтрак, потом чай, потом ужин».

Я спросил своего друга: «Вы хотя бы думали над тем, что делаете?» Но религия — это фикция; у религии, которой учили и которую изобрели священнослужители, нет связи с реальностью. Вот почему этот священник не мог взять в толк, что Халиль Джебран говорит о религии и ни о чем другом.

Не есть ли религия все дела и помышления?..

Это не вопрос поклонения; это вопрос жизни. Все ваши поступки, все ваши мысли должны быть религиозными. Но никогда не спрашивайте священника, потому что, если ваши мысли касаются красоты, истины, любви, он не сочтет их религиозными. Если вы действуете из сострадания, если ваши поступки — не что иное, как благодарность существованию, он не сочтет их религиозными.

А также то, что не есть дело и помысел, но изумление и удивление...

Поступки дальше всего, на самой периферии вашего существа; мысли чуть глубже. Но даже более глубокие области — изумление и удивление. Никакая религия не скажет, что изумление и удивление религиозны, что они добродетельны. Но я говорю вам: нет ничего более религиозного, чем глаза полные изумления, созерцающие прекрасный цветок.

Это настолько невероятно — от земли, у которой нет цвета, нет аромата, нет зелени, происходит дерево с зеленой листвой, которое приносит разноцветные цветы, различные ароматы и плоды. И это чудо, когда вы видите дерево, потому что дерево движется против гравитации — гравитация тянет все вниз. Дерево даже не так зависит от гравитации, как вы; дерево продолжает восходить все выше и выше. Похоже, его судьба — звезды.

В Африке, где леса очень густые, деревья уходят очень высоко, говоря: «Привет!» солнцу, луне. Леса настолько густые, что небольшому деревцу или кустарнику нет никакого шанса увидеть небо, полное звезд, увидеть прекрасный восход и прекрасный закат солнца. Деревья постоянно пребывают религиозными. Даже животные полны изумления, полны любопытства; своим собственным методом они тоже исследуют и разыскивают нечто.

В Швейцарии, на небольшом полустанке, есть статуя собаки. Собака эта принадлежала человеку, который ездил каждое утро на работу в город; он жил в маленькой деревушке. Его собака приходила провожать его каждое утро, а когда он возвращался вечером, собака ждала на платформе, приветствуя его дома.

Но однажды человек ушел и больше не вернулся. Случилось несчастье, он умер. А собака ждала. Поезд пришел, собака заходила в каждое купе со слезами на глазах, высматривая своего хозяина. Все пассажиры ушли, но собака не уходила. Она ждала следующего поезда — возможно, человек пропустил этот поезд.

Она ничего не ела и ничего не пила, просидев на одном месте семь дней кряду. Поначалу начальник станции и персонал пытались прогнать ее прочь, но вскоре они почувствовали, что делают что-то нехорошее. С беспрерывно текущими слезами она проверяла каждый поезд днем и ночью. Ни один поезд не прошел без того, чтобы она не зашла в него и не заглянула в каждое купе. А на седьмой день голодная — потому что привыкла есть со своим хозяином — она умерла на том же месте в ожидании.

Разве вы скажете, что эта собака не религиозна? Она знала, что такое любовь, больше, чем человеческие существа. Она знала, что такое дружба, она знала, что такое посвящение. И деревня, и начальник станции поняли, что они были очень жестоки, гоня собаку прочь. Раскаявшись, они поставили памятник собаке, — которая до сих пор ждет, с глазами, устремленными на то самое купе, из которого обычно выходил ее хозяин.

Религия — это нечто столь бескрайнее. Она не ограничена никакой церковью, никаким храмом, никакой мечетью; она не ограничена никаким писанием. Это вопрос вашего сознания. Вы полны изумления, как малое дитя? Есть что-нибудь, что удивляет вас? Если ничто не удивляет вас и ничто не наполняет изумлением, вы мертвы; в противном случае все существование — это ваш храм. Деревья медитируют, птицы молятся, звезды непрерывно движутся вокруг центра, который науке еще не удалось обнаружить; быть может, их движение — не что иное, как молитва.

Как видится мне, религия — это не теология; тут больше поэзии, больше мистицизма, больше невинности, больше изумления, больше удивления.

...вечно возникающее в душе, даже когда руки обтесывают камень или трудятся за ткацким станом?

Можно заниматься чем угодно, но ваше сердце будет пребывать в медитации.

Великий индийский мистик, Кабир, был ткачом. У него были тысячи последователей, и они спрашивали его снова и снова: «Так не подобает, чтоб наш мастер продолжал ткать одежду, каждый базарный день ходить на базар, сидеть на улице и торговать своей одеждой. Мы здесь; мы можем сделать все необходимое для тебя — все, что захочешь».

Кабир рассмеялся и сказал: «Вы не понимаете, потому что можете видеть лишь то, что происходит снаружи. Когда я тку одежду, в глубине своего сердца я знаю, что я тку ее для Бога. В глубине своего сердца я знаю, что должен идти на базар, потому что этот неведомый Бог может прийти в любой маске как покупатель».

Он никогда не обращался к своим покупателям как-нибудь иначе, нежели «Бог». Он обычно говорил: «Так Ты пришел? Семь дней я трудился для Тебя. Помни, это не просто ткань — я вплетал в нее само свое сердце. Заботься о ней. Я делал это с великой любовью, с великой молитвой. Я понятия не имел, в какой маске Ты собираешься прийти, но Ты приходишь; всякий, кто приходит, является формой Бога. Это моя единственная религия. Я ткач; ткать молчаливо, с молитвой в сердце — вот моя религия».

Так что это не вопрос вашего занятия.

Кто может отделить свою веру от своих поступков или свои убеждения от занятий?

Но вот что происходит по всему миру: ваша вера — это не ваши поступки, ваши убеждения — это не ваши занятия, вы отделены от них; вы заточили своего Бога в храм. Время от времени вы ходите туда, а в остальное время ваше сердце нисколечко не волнует Бог.

Пока все ваши действия не станут вашей верой, вашим доверием, пока все ваши усилия не преисполнятся любовью и молитвой, вы не узнаете, что такое религия. Религия, которая известна вам, фальшива, и священники, которых вы знаете, не знают ничего о подлинной религии.

Ваши Папы, ваши шанкарачарьи, ваш Аятоллы Хомейни — это не те люди, которые знают, что такое религия.

Жил когда-то мистик, который был гончаром. Его звали Горакх. Даже после того, как он стал просветленным, он продолжал делать замечательную глиняную посуду. Много раз его ученики говорили: «Так не подобает».

Он отвечал: «Я горшечник. Я могу излить мою любовь, творчество и песню моего сердца только создавая прекрасные горшки, и я так счастлив, когда Бог приходит взять их у меня. Вот почему мне не надо ходить ни в какой храм: сам Бог приходит во многих обличьях в мой дом. А так как горшки созданы для Бога — это уже не просто ремесло. Это становится верой, это становится религией».

Кто может простереть свое время перед собой, говоря: «Это для Бога, а это для меня; это для моей души, а вот это — для тела?»

Ум, который мыслит разделениями, — не религиозный ум. Ум, который полагает, что есть нечто мирское и есть нечто священное, не религиозен.

Вы не можете сказать: «Это для Бога, а это для меня», — потому что тот, кто знает Бога, забывает о себе, — он не только забывает все о себе, он не обнаруживает себя вовсе. Либо вы можете существовать, либо Бог может существовать — вы оба не можете существовать вместе; тут невозможно сосуществование. Если есть вы, тогда ваш Бог фальшивка. Только ваше исчезновение сделает Бога реальностью, истиной. Вы не можете даже отделить: это для моей души, а это для моего тела; они нераздельны, они сливаются в Боге.

Вы видите простоту этого? Тысячелетиями вы были разделены многими способами — тело отдельно, вы отдельно. Но можете ли вы прожить мгновение без дыхания? Дыхание — это функция тела, не души. Совсем как без души тело не может жить — оно умирает, возвращается к основным элементам жизни: воздух к воздуху, огонь к огню, земля к земле, вода к воде, небо к небу, — таким же образом без тела душа не может оставаться ни одного мгновенья. Их не двое, они сливаются в Боге, Бог мостом соединяет их.

Поэтому не говорите: это для моего тела, а это для моей души — вы одно, единое. Уважайте свое тело точно так же, как вы уважаете свою душу. Ваше тело так же священно, как и ваша душа. В сущем все священно, потому что все бьется пульсом божественного.

Все ваши части — крылья, своими взмахами рассекающие пространство.

Вы движетесь от момента к моменту, от одной стадии сознания к другой стадии сознания. Тело может крепко спать, но оно тоже сознательно. Вам известно, что, если вы спите, а комар начинает надоедать вам, — особенно в Пуне надоедают вам комары и полицейский комиссар, и комары даже немного более джентльмены: прежде чем сосать вашу кровь, они танцуют вокруг вас, они поют вокруг вас, они платят цену и не носят винтовок, — вы продолжаете спать, а ваша рука отгоняет комара. Тело обладает своим собственным сознанием.

Ученые говорят, что тело имеет миллионы и миллионы живых клеток, и каждая клетка обладает своей собственной жизнью. Вы потеряли способность удивляться, иначе вы бы удивились, прежде всего, своему собственному телу, — как тело превращает хлеб в кровь. Нам еще не удалось открыть фабрику, где хлеб можно превратить в кровь. И не только это, ваше тело отсортировывает то, что ему нужно, от того, что не нужно; ненужное отбрасывается, а то, что необходимо, выполняет разные функции.

Тело продолжает обеспечивать разные свои органы, разные части вашего тела всем тем, в чем есть нужда. Вы едите одну и ту же пищу для всех своих нужд; из одной и той же пищи созданы ваши кости, ваша кровь, ваша кожа, ваши глаза, ваш мозг, и тело прекрасно знает, что необходимо и куда необходимо. Кровь циркулирует, непрерывно доставляя определенные химикалии к определенным частям.

Не только это, тело знает также и приоритеты. Первый приоритет — это ваш мозг — стало быть, если не хватает кислорода, в первую очередь тело отдает кислород мозгу. Другие части выносливее и могут немного подождать, но мозговые клетки не настолько выносливы. Если они не получат кислорода в течение шести минут, они умрут, а коль они умерли, их не оживить.

Это огромная работа разума — сохранять бдительность к различным функциям. Когда у вас рана, тело прекращает обеспечивать определенные части, которые могут жить, и вначале исцеляет рану. Тотчас же белые тельца бросаются прикрывать рану, чтобы она не была открытой. А потом внутри продолжается работа, самая тонкая работа.

Медицина знает, что мы еще не настолько мудры, как тело. Самые выдающиеся врачи заявляли, что мы не можем лечить тело, тело лечится само — мы можем лишь помочь. Наши лекарства самое большее могут быть какой-то помощью, но основное лечение исходит от самого тела.

Удивительно, как это происходит. Это огромная работа. Мне пришлось узнать от одного друга-ученого, который изучал функции тела, что, если бы мы захотели выполнить все эти функции, нам потребовалась бы фабрика в одну квадратную милю со множеством сложных механизмов, компьютеров. И даже тогда мы не можем быть уверены в успехе — а ваши религии осуждали тело и твердили вам, что заботиться о теле нерелигиозно.

Джайнистские монахи не моются, потому что это забота о теле, это материализм. Они не чистят свои зубы. Гуру Грантха Сахиб чистит свои зубы, но джайнистские монахи не чистят. Обычно, встречаясь с ними в прошлом, мне приходилось говорить им: «Не обижайтесь, но сядьте как можно дальше, потому что от вас воняет». Обнаженные, бродят дорогами Индии под жарким солнцем, потеют, покрытые грязью, не м о я рта, не купаясь, — и им поклоняются из-за таких глупостей! Из-за того, что они отреклись от тела, не заботятся о теле. Они не знают даже, что тело есть, они никогда не удивлялись его чудесам. Поэтому не говорите: «Это для моей души, а это для моего тела», — вы едины.

Сначала внутри себя вы становитесь едиными со своим телом, потом становитесь едиными со своим сущим. В тот день, когда ваш пульс синхронизируется с Вселенной и ее пульсом, вы обрели религию — но не раньше этого.

Лучше бы наг был тот, кто облачается в свою мораль, как в лучшие одежды.

Есть люди, которые полагают, что могут быть моральными, не будучи религиозными. Мораль — это всего лишь тень, которая следует за религиозным человеком, а не наоборот. Невозможно вначале быть моральным, а потом стать религиозным — поэтому-то священники и обучали вас сперва быть моральным! Они ставят телегу перед волами. А если вы никуда не двигаетесь — никакой эволюции, — то и нечему удивляться. Мораль — очень незначительная вещь.

Если ваше сознание поднимается на высоту религии, мораль придет сама по себе. Мораль растет, как листья на деревьях; вы просто поливаете деревья, вы ухаживаете за корнями. Вам не надо вытягивать листья из дерева, так вы уничтожите их; они появятся, когда придет время. Вы не должны волноваться о них. Но все ваши так называемые священники обучают морали, вот отчего люди и становятся лицемерами. Я никогда не сталкивался с моральным и нелицемерным человеком. Только религиозный человек обладает подлинной моралью.

...тот, кто облачается в свою мораль, как в лучшие одежды.

Люди пользуются моралью как декорацией для своего престижа. Халиль Джебран прав, когда говорит: «Лучше бы он был нагим». Хотя бы в своей наготе он был естественным, не лицемером. От существа естественного можно двигаться к существу религиозному, но из лицемерия вы не можете двинуться никуда, это уличный тупик, он не ведет никуда.

Моральная личность никогда не бывает радостной; она всегда печальна. Это естественное следствие стояния на своей голове. Если бы сущее хотело, чтобы вы стояли на голове, оно вырастило бы ноги у вас на голове. Но есть идиоты, которые пытаются улучшить природу.

Я никогда не видел ни одного йогина в целой стране, который проявлял бы сколько-нибудь разума, потому что, стоя на голове, вы расстраиваете всю систему, всю мудрость тела; слишком много крови устремляется к голове из-за гравитации. Так много крови не нужно — она затопляет... Если мозг затоплен кровью, его самые тонкие ткани, создающие разум, разрушены. Звери не были в состоянии создать разум по той простой причине, что они существа горизонтальные, и все их тело получает кровь в одной и той же пропорции.

Вы когда-нибудь наблюдали, зачем вы пользуетесь ночью подушкой? Без подушки вы не сможете спать, потому что поступает слишком много крови, — ваша голова ниже, чем тело, — а кровь продолжает будоражить весь ваш организм, и вы не сможете спать. Вам нужна подушка — держать свою голову чуть повыше, чтобы туда поступала правильная пропорция крови.

Никогда не будьте лицемером; какова бы ни была цена, вы должны платить — лучше уплатить ее. Лицемерие — это дешевка: у вас нечем платить, но вы разрушаете саму свою душу и саму возможность своего роста.

Ветер и солнце не причинят вреда его коже.

Не беспокойтесь. Даже если вы обнажены, ветер, дождь и солнце не прорвут до дыр вашей кожи.

Лицемерие не дает реальности достичь вас, оно становится барьером. Да, оно дает вам престиж, но что вы будете делать с престижем? — в нем нет ничего существенного.

И тот, кто в своем поведении следует этике, заточает свою птицу в клетку.

Слушайте свою природу, а не так называемых священников и проповедников. Они дадут вам прекрасные одеяния морали и этичного поведения, но они разрушат самый центр вашего существа — или, как минимум, не позволят вам достичь собственной сущности. Упустить собственную сущность означает, что вы упустили всю свою жизнь.

Самая свободная песня не пройдет сквозь железные прутья и проволоку.

Самая свободная песня не может исходить из рабства, из тюрьмы; это просто невозможно. Только свобода становится песней, и песня эта — молитва, что исходит из вашей свободы.

И тот, для кого богослужение — окно, которое отворяют и затворяют, еще не бывал в доме своей души, чьи окна — от зари до зари.

Религия не окно; это не воскресное занятие. Не может быть, чтобы из двадцати четырех часов на один час вы становились религиозными, а двадцать три часа занимались всем тем, что нерелигиозно. Вы думаете, час фальшивой религиозности превысит двадцать три часа искренней нечестности? Так что, если в конце вы обнаружите, что все ваше поклонение было напрасным, никто не будет в ответе, кроме вас самих. Ваша молитва, ваша медитация должна быть от зари до зари.

Рассказывают замечательный случай из жизни Гаутамы Будды. Один из его ближайших учеников, Ананда, был также и его хранителем. Он спал обычно в той же комнате. Он следовал за Гаутамой Буддой, как тень, двадцать четыре часа в сутки. Он был озадачен одной вещью — тем, что Будда спал в определенном положении, которое стало известно благодаря Будде как «поза льва». Он оставался всю ночь в одном и том же положении, он не метался и не ворочался.

Ананда наблюдал за ним, много раз поднимаясь среди ночи, но тот был в одной и той же позе. Однажды он спросил: «Меня сейчас очень сильно мучает один вопрос, и я должен задать его. Я и не предполагал задавать такие глупые вопросы, но этот вертится в моем уме: целую ночь ты остаешься в одной и той же позе, ты спишь или нет?»

Будда сказал: «Тело спит, потому что тело устало, но что касается моего сознания, оно не может спать; так что я сплю, и все же часть меня свидетельствует. И я нашел подходящее положение, наиболее успокаивающее положение; поэтому мне не требуется изменять его».

Вы, очевидно, замечали, что действительно меняете свою позу много раз за ночь, если ваш ум беспокоен. Если ваш ум расслаблен, вы изменяете положение реже, но если ум полностью превзойден, вы можете спать в одном положении.

Люди интересовались, как это я высиживаю в одной и той же позе два-три часа каждый день утром и вечером. Я нашел подходящее положение для своих ног, и когда я говорю с вами, я целиком и полностью увлечен этим, а мои ноги прекрасно знают, что нельзя мешать мне — ведь я никогда не мешаю им. Это просто дружеский контракт.

Медитация — это не что-то, что вы делаете, а после переходите к другим вещам. Медитация — это нечто вроде дыхания: что бы вы ни делали — дыхание продолжается.

Люди приходят и спрашивают меня: «Какое время подходит для медитации — утро, вечер, ночь? Как долго нужно медитировать?» Они задают неправильные вопросы.

Это не вопрос подходящего времени. Всякий раз, когда вы медитируете, это подходящее время, а всякий раз, когда вы не медитируете, это неправильное время. И это не вопрос — как долго вы должны медитировать. Медитация должна стать вашим пульсом; даже когда вы спите, медитация продолжается, как подводное течение. Значит... от зари до зари...

Я повидал всевозможных так называемых религиозных людей. В моей деревне прямо перед домом была лавка со сладостями. Тот человек был очень: религиозным — так сказать, религиозным; у него в руках постоянно были-четки. Чтобы избежать людского взгляда, он сделал мешочек, в мешочке держал свои руки с четками и продолжал повторять: «Рама, рама, рама... — с каждой бусиной. Такая бусина — это средство для счета; иначе вам придется говорить: «Рама один, рама два, рама три...», а это будет трудным и более запутанным, и вы можете сбиться со счета. Там сто восемь бусин, так что если вы обходите один круг, у вас получается имя Божье сто восемь раз. Потом начинается второй круг, и так продолжается.

Если во время этого занятия входит собака и он гонит ее, бусины продолжаются, а он забывает «Рама» и издает какие-то звуки, чтобы пришла: его жена и прогнала собаку. Если приходит покупатель, одна рука продолжает ритуал, а он продает конфеты и торгуется о цене. Я удивлялся: «Что это за вид медитации?» Это не медитация; это очень бедная подмена ее.

Тибетцы более разумны. У них нет четок, у них колесо со ста восемью спицами. Они продолжают заниматься своими делами и вращают колесо» Когда колесо замедляется, они вращают его снова, и их работа продолжается. Один лама стоял рядом, и я спросил: «Вы слыхали об электричестве?»

Тот спросил: «Почему вы спрашиваете об этом?»

Я сказал: «Излишнее беспокойство! Присоедините ваше колесо к электричеству, и оно будет двигаться, как все вентиляторы движутся. Вам не нужно будет хлопотать. Даже если вы выйдете, молитва будет продолжаться; даже если вы умрете, молитва будет продолжаться».

Люди обманывали даже сущее, даже свое собственное существо. Но это полнейшее неразумие.

Медитация не означает повторять имя, не означает декламировать мантру; это означает оставаться молчаливым, центрированным, умиротворенным. Тогда вы можете делать все, но ваше внутреннее молчание остается неприкосновенным, ваша безмятежность остается необеспокоенной. И это внутреннее молчание и безмятежность проявляется в ваших глазах, в ваших руках, в том, как вы идете, как сидите — это придает вам грацию, красоту.

Это и было определение Халиля Джебрана: не красота нужна, а экстаз. Если ваш внутренний мир остается молчаливым, вы будете жить экстатично от зари до зари; вся ваша жизнь станет медитацией. Медитация не ритуал. Она должна стать самой вашей жизнью, самим вашим существом; и тогда все, что вы делаете, будет грациозным и красивым.

В этом молчании вы войдете в контакт с молчанием сущего, потому что сущее понимает только один язык, и это язык молчания. Оно не понимает ни санскрита, ни древнееврейского, ни арабского, ни пракрити, ни пали; оно не понимает никакого другого языка, кроме языка молчания. Когда вы ничего не говорите, вас слышно; когда вы говорите что-то, вы просто расточаете свое дыхание.

Когда вы настолько молчаливы, что будто отсутствуете, происходит чудо — я назову это величайшим чудом. Когда вы отсутствуете, вы обретаете присутствие, которое божественно; достичь этого присутствия и значит быть религиозным. А путем к этому присутствию является религия. Его нет в писаниях и его нет в синагогах и гурудварах — оно внутри вас.

Да, я говорю вам снова: Царство Божие внутри вас.

— Хорошо, Вимал?

— Да, Мастер.

Поиск по сайту: