ЧАСТНЫЕ РАССЛЕДОВАНИЯ 2 страница

– Простите, – бросила Салли, – это очень срочно. Дверь выходит на улицу?

Девушка была так ошарашена, что лишь стояла, открыв рот. Салли выглянула за дверь и увидела там маленький дворик, окруженный высокими стенами. Испуганная Харриет начала плакать.

Салли быстро пересадила ее с правой руки на левую и полезла в корзину, которую поставила около стены.

Кухонная дверь с треском распахнулась, и девушка за столом завизжала. Человек, ворвавшийся на кухню, рванулся было вперед, но тут же резко остановился, увидев пистолет в руке Салли.

– Да, он заряжен, – сказала она. – И рука у меня не дрогнет. Поднимите руки вверх и выйдите за дверь. Мисс, подержите ему дверь.

Они сделали, как она приказала. Салли не узнала мужчину: обычное усатое лицо, обычная одежда. Он медленно попятился к двери, и Салли пошла за ним.

Кафе, минуту назад бурлившее нервным интересом к происходящему, погрузилось в тишину. За первым мужчиной стояли двое других – Пэрриш и еще один, незнакомец. Маргарет и остальные посетители наблюдали за ними широко открытыми глазами. Когда все увидели пистолет, еще два человека встали и попятились к стене.

Несколько секунд в воздухе висела тишина, и затем Пэрриш сказал:

– Салли, дорогая, ну разве так…

Она резко повернулась к нему, словно тигрица, крепко сжимая револьвер. Он увидел блеск ее глаз и отступил на шаг.

– Где управляющий? – спросила Салли.

– Я управляющая, – сказала женщина в черном, стоявшая за кассой.

– У вас есть ключ от двери?

– Да, есть.

– Выйдите со мной, пожалуйста. Если двинетесь, – обратилась она к Пэрришу, – или если двинется хоть один из них, я застрелю вас. Вас, Пэрриш. Я убью вас.

Пэрриш и его люди стояли не двигаясь и наблюдали, как женщина отсоединяет от связки на поясе ключ. Салли не могла взглянуть на Маргарет. Она спиной отошла к двери, все еще держа своих преследователей под прицелом.

– Выйдите со мной, – приказала она управляющей. – Все остальные останутся здесь.

Женщина так и поступила. Мужчины, запертые внутри, бросились к двери и начали дергать за ручку, остальные посетители нервно вглядывались в запотевшие окна.

Салли отпустила Харриет, взяла ключ и бросила его в свою сумку.

– И другой, пожалуйста, – сказала она, думая, что у женщины должен быть дубликат. Та передала ей связку, и Салли запустила ее, что есть силы, в сторону, услышав, как она со всплеском упала в грязь где-то в темноте.

– Простите, пожалуйста. Но другого выхода у меня не было.

Изнутри колотили в дверь. Осторожно освободив взведенный курок, Салли положила пистолет обратно в корзину и, взяв на руки Харриет, скрылась за углом. Один или двое прохожих остановились, пораженные увиденным. «Пройдет немного времени, прежде чем они выбьют окно и вылезут на улицу, – думала она. – Надо поймать кеб, бежать, и прятаться, делать хоть что-нибудь…»

Вскоре подъехал омнибус, идущий в сторону Холборна. Салли пробралась через толпу и залезла вместе с Харриет на открытую площадку в задней его части, затем протолкалась мимо двоих мужчин, спускавшихся из верхнего салона, и, наклонив голову, протиснулась туда и села, посадив Харриет на колени.

Она смотрела в окно, но погони видно не было. Витрины магазинов уже зажглись, Нью-Оксфорд-стрит была полна покупателями, бизнесменами, шагавшими домой с работы, разносчиками газет и цветочницами. День ушел, и тьма накрыла город.

– Мы до конца, – сказала Салли кондуктору, протягивая четыре пенса. Затем взяла билет и откинулась на спинку кресла. Теперь, успокоившись, она почувствовала, что опять начинает дрожать.

Машинально она убрала волосы Харриет под шляпку.

– Мы спрячемся, правда, Хэтти? – прошептала она.

– Я хочу домой, – пролепетала Харриет.

Салли не могла ответить. Она неподвижно сидела, обнимая дочь, а омнибус уносил их в сторону Ист-Энда.

Глава четырнадцатая
Кладбище

Они ехали в омнибусе до конечной остановки. Харриет уже спала, Салли сидела суровая, неподвижная, ей тоже ужасно хотелось спать. Она подхватила корзину, поудобнее взяла дочку на руку, встала и обратилась к старому кондуктору:

– Где мы?

– Уайтчапел-роуд, – ответил тот. – Недалеко от Лондонской больницы. Дальше не поедем, это конечная.

Салли вышла из омнибуса и стала осматривать свои пожитки. Был ранний вечер, улица была полна народа, вокруг грохотали проезжавшие экипажи, в воздухе стоял запах жареной рыбы. Сияли газовые фонари. Харриет протерла глаза. Салли на секунду поставила ее на землю, но та вцепилась в ее ногу и заплакала. Салли заглянула в сумочку. Оставалось три шиллинга и семь пенсов, все.

«Не надо загадывать, – думала она. – Не надо загадывать на будущее». Недалеко отсюда лавка ростовщика; что она может заложить?

На ней было очень мало украшений: медальон на цепочке – подарок Фредерика, с ним она расставаться не собиралась. Салли не носила ни сережек, ни брошей, ни браслетов. Единственная вещь, с которой она могла расстаться, – золотые часы ее отца.

«Хорошо, надо их заложить», – подумала она. Ростовщик будет хранить вещь год и один день, до этого он не имеет права продать часы, а через год уже все разрешится, и она сможет выкупить их обратно.

Еще у нее был пистолет…

Нет. Он понадобился ей сегодня и может понадобиться снова. Часы были ей не нужны, особенно в Лондоне, где с каждого дома на вас смотрел новый циферблат, причем каждый показывал свое время.

– Пойдем, надо зайти к ростовщику, – сказала она Харриет, беря дочь за руку.

Салли поискала глазами вывеску ломбарда, и… конечно, вон он, всего в сотне метров.

Поскольку был вечер четверга и у всех кончались недельные деньги, в лавке было людно. Многие бедные семьи закладывали вещь-другую, чтобы перекантоваться на период безденежья. В пахнущей плесенью лавке Салли обнаружила очередь из женщин, в то время как ростовщик с женой считали пенни и шиллинги и складывали на полки жалкие вещицы, принесенные ими: соусницы, детскую обувь или гравюру принц-консорта в рамке.

Салли почувствовала, что она здесь чужая в своем теплом пальто и шляпе. Харриет большими глазами озиралась вокруг, испугавшись беспорядка, грязи, запаха несвежей одежды, немытых тел и полумрака, царившего в лавке. Женщины смотрели на них с любопытством и держались в стороне, тихо переговариваясь между собой.

Подошла очередь Салли. Ростовщик, седой старик с наметанным глазом, буркнул:

– Давайте поскорее, пожалуйста, видите, люди ждут.

– Я хочу заложить часы, – сказала Салли. Она никогда не делала этого прежде и не знала, чего ожидать и как себя вести. – Золотые часы, – добавила она.

– Давайте посмотрим, – снова буркнул старик.

– Да, конечно, простите. – Она нащупала часы в сумочке, и они чуть не выскользнули из рук, одетых в перчатки, на прилавок.

Среди всех присутствующих перчатки были только у нее и у Харриет. Салли передала ростовщику отцовские часы, которые все еще преданно тикали, и смотрела, как старик равнодушно поднес их к уху, открыл, постучал по ним ногтем, затем попытался разглядеть получше, приблизив к глазам.

– Пять шиллингов, – заключил он.

– Пять шиллингов?.. – Салли чуть не задохнулась от гнева.

Часы стоили пять фунтов, в двадцать раз больше. Но старик уже, нетерпеливо поглядывал ей за плечо, там кто-то проталкивался к прилавку, и она вдруг подумала, что пять шиллингов – это огромные деньги для женщин, собравшихся в лавке. Старьевщик был здесь бог и царь, а Салли больше некуда было пойти. Поэтому ей пришлось сказать:

– Ну хорошо.

Ростовщик выписал чек, разорвал его пополам, одну половинку прикрепил к часам, другую отдал ей. Салли засунула бумажку в перчатку и увидела, как старик, не слишком церемонясь, бросил часы в шкаф. Потом дал ей полкроны, два шиллинга и шесть пенсов, Салли взяла Харриет за руку и направилась к двери.

– Не унывай, милая, – сказала ей полная женщина с зонтиком.

Салли улыбнулась – женщина выглядела очень жизнерадостной – и это немного подняло ей настроение. Но пять шиллингов! Она надеялась на что-нибудь вроде трех фунтов…

На оживленной улице Салли вдруг поняла, что проголодалась. Ночевать негде, зато полно еды: студень из угрей на том лотке по пенни за порцию, устрицы вон там, жареная рыба в магазине напротив.

– Есть хочешь, моя родная? – спросила она Харриет.

– Я хочу домой.

– Погоди немного. Давай поужинаем.

И они пошли, держась за руки, причем Харриет не пришлось уговаривать. Она была сонная, к тому же Салли очень не нравился ее нездоровый румянец, а Харриет, наоборот, сейчас все нравилось: огни, эта суета и крики; главное, что мама была рядом.

Салли почувствовала, как дочка дергает ее за руку, и обернулась посмотреть на мясника с мертвенно-бледным лицом; он рубил на две половины какое-то неизвестное животное. Кромсал и резал, как какой-нибудь пират на картинке, а его подельник выкрикивал:

– Дешево, дешево! Эй, дамочка, за сколько вам отдать?! Посмотрите на эти жирные ляжки! Нет, не ваши, милочка, я имею в виду эту старую корову. Да нет, не вас же! Покупай! За сколько возьмете?!

Недалеко от них зеленщик клал в чью-то корзину большие, с шишечками, картофелины, а еще чуть дальше была лавка подержанной мужской одежды. Там стояли вешалки с потрепанными пальто и бадья, доверху наполненная обувью. Салли и Харриет осматривались, как туристы. Неужели так жили люди в Уайтчапеле? Они закладывали сломанные зонтики, ели студень из угрей, носили чьи-то поношенные башмаки. Они спали…

Нет! О ночлеге пока не думать. Всему свое время. Сначала еда.

Рядом с магазином подержанной одежды была уютная на первый взгляд забегаловка. Сквозь запотевшие стекла Салли увидела, как сидящие внутри люди с удовольствием уплетают свою еду.

Она толкнула дверь и вместе с Харриет вошла в тесное помещение, заполненное паром, с небольшими, похожими на ящики столами вдоль стен. Слева стоял свободный стол, на нем еще оставались чьи-то грязные тарелки, но больше мест не было. Салли усадила Харриет на деревянную скамейку и отодвинула от себя немытую посуду.

Люди глазели на них; неужели она так от них отличается? Седой мужчина за столом напротив, методично отправлявший в рот ложку за ложкой с картофельным пюре, открыто не скрывал своего любопытства. Салли стало интересно, сколько времени должно пройти, чтобы на них перестали обращать внимание. Может, им вообще не следовало приезжать в Ист-Энд?

А затем появился официант в фартуке, который некогда был белого цвета. Собрав со стола грязные тарелки, столовые приборы, пустые бутылки из-под пива и вытерев стол несвежей тряпкой, официант обратился к ним:

– Да?

– У вас есть меню? – спросила Салли.

– Чего?

– Что у вас есть покушать?

– Как всегда. Сосиски, картофельное пюре, тушеные угри, жареная селедка, двухпенсовый пирог.

– Пирог, пожалуйста, и…

– Пюре?

– Да, пюре.

– А малышке? Как тебя зовут? – склонился он к Харриет, которая внимательно за ним наблюдала.

Она тут же спрятала лицо в рукав Салли.

– Ее зовут Харриет, – сказала Салли. – Мы съедим пирог с пюре на двоих, если вы будете так добры и принесете ей ложку и вилку. Да еще чашку чая и стакан молока, – добавила она, надеясь, что в этом заведении подают подобные напитки.

Официант кивнул и, подмигнув Харриет, пошел исполнять заказ. Салли тихонько посчитала оставшиеся деньги: восемь шиллингов семь пенсов. А еще только вчера… Если бы она догадалась взять с собой деньги…

Нет. Не надо думать об этом.

Их двухпенсовый пирог оказался огромным. Корочка была очень толстой, подливка – ароматной, а тарелка горячей, и Салли поняла, что с голода они не умрут. Всему свое время. Она отрезала пару кусочков от пирога и отодвинула на край тарелки, чтобы те немного остыли, – это для Харриет.

Девочка уже окончательно проснулась, глаза ее горели, щечки зарумянились, сна не осталось ни в одном глазу. Очень вовремя, подумала Салли; она была рада, что Хэтти не спит. Подув на один из кусочков пирога, чтобы побыстрее остудить его, Салли на ложке дала его Харриет; об этикете сейчас можно не думать.

Пирог они съели полностью, но часть пюре пришлось оставить, потому что для него места уже не было. Салли задержала взгляд на тумбе с афишами и начала слово за словом читать Харриет афишу мюзик-холла. Она показывала пальцем на строчку, чтобы дочка могла за ней уследить, и объясняла ей, кто такой жонглер и кто такой сеньор Чавес – мексиканский Человек без костей. Девочка сидела счастливая и слушала; понимала она всего десятую часть, но это был мамин голос, и вместе им было тепло и хорошо.

– Пудинг, миледи? – вдруг услышала Салли. Она обернулась; официант обращался к Харриет, та, в свою очередь, озадаченно уставилась на него. – У нас это… есть вареный пудинг из сливы, пудинг с фруктовым джемом и заварным кремом, вареный пудинг с изюмом…

– Нет, спасибо, – ответила Салли. – Но нам очень понравился пирог. Можно счет?

– А? Ах да, значится, так. Двухпенсовый пирог и пюре, соус, чай, молоко… С вас пять пенсов, красавица, – сказал он.

Она дала ему шесть пенсов, сказав оставить себе пенс. Он поднял брови. Она подумала: не надо было давать чаевые… может, здесь это вообще не принято? Или она дала слишком мало? Может, дать больше?

Но официант бросил монеты в карман жилетки, собрал тарелки, приборы и сказал тихо:

– Всего хорошего, красавица. Слушайте, можно вам сказать кое-чего? Вас не одежда выдает, а голос. Говорите погрубее – и сойдете за свою. Привыкнете.

Салли открыла рот, чтобы ответить, но не знала, что сказать, оставалось лишь кивнуть. Официант вытер стол грязной тряпкой и скрылся на кухне.

Что ж, снова на улицу, подумала Салли и взяла на руки Харриет. Дочь была тяжелой, с пирогом в животе, или ей просто так казалось от усталости. Салли прекрасно понимала, что голос ее выдает. Но она не умела говорить на кокни: никогда – никада, сейчас – щас, нет – не… Нет, получалось глупо. Когда она пыталась притворяться, выходило только хуже.

Что же им делать?

Харриет была весьма весела, мама несла ее, а она глазела по сторонам на рыночные ряды, бары, магазины, на то, как люди покупают, продают, сплетничают и спорят. Салли тоже чувствовала себя довольной, пока они шли по улице; фонари излучали свет, такой театральный, переменчивый. Она чувствовала себя невидимой. Вряд ли кто-нибудь сейчас смотрел на них. Салли ощущала себя в безопасности.

Но она страшно устала. Подумала, что усталость заставляет чувствовать себя пьяным, хотя сама никогда не напивалась. Правда, однажды она не устояла перед парами опиума, и вот эта валящая с ног усталость напомнила ей ту дурманящую беспомощность…

Салли не помнила, сколько они блуждали, не знала, где они находятся. Единственное, что имело для нее значение, – они были свободны. Временами они проходили мимо домов с надписями «Сдается жилье» или «Комнаты для туристов», в одном окне Салли увидела простую табличку «Комнаты». В тусклом свете газовых фонарей все выглядело неприглядно: маленькие мрачные дома с грязными окнами.

Магазины и лавки стояли открытыми допоздна. Было уже сухо, и небо прояснилось. Они прошли мимо магазина поношенной одежды, в витрине были вывешены одеяла. Повинуясь какому-то внутреннему порыву и не обращая внимания на дурной запах, Салли зашла внутрь и купила два одеяла за четыре пенса. Они уже потратили десять пенсов, зато поели и теперь могут согреться. Она не помнила, когда вышла из магазина, что сказала старику и каким голосом, не помнила даже, что он не выявил ни малейшего удивления.

На противоположной стороне улицы стояла церковь, ее окружали черневшие в темноте деревья, рядом вроде была скамейка. Во мгле трудно разглядеть. Да, Салли нашла ее, это была скамейка, сухая, так как располагалась под пологом веток тисового дерева.

Она вытряхнула одно из одеял и расстелила, как простыню, на скамейке под неодобрительный взгляд Харриет. Затем села, взяла дочку на колени, обернула их обеих другим одеялом, завернула концы нижнего наверх и откинулась на спинку.

– О, Хэтти! – шептала она. – Что бы сказал твой папа, увидев нас здесь? Знаешь, что? Он бы сказал: «Локхарт, ты не в своем уме. Можешь прятаться по всей Англии, где угодно, а ночуешь на скамейке в Ист-Энде». Он бы велел мне встретиться с врагами лицом к лицу, это точно. Быть стойкой и показать им всем…

Харриет лежала, прижавшись к ней, большой палец во рту, убаюканная маминым шепотом и согретая теплом ее груди. Через секунду Салли продолжила, ее дыхание слегка шевелило мех на шляпке Харриет:

– Фред, что мне делать? Кажется, у меня появилось слишком много врагов, и я даже не знаю, кто они и что им нужно… зачем они хотят… Но ты ведь знаешь, что они никогда ее не получат. Ты ведь знаешь, я никогда ее не отдам. Я умру за нее. Ты ведь знаешь! О, Фред, вечно ты отвечаешь одним только молчанием… А эти деньги, Фред, сегодня утром… Некоторые, из тех, кто обитает здесь, живут года четыре на такую сумму. Они бы глазам своим не поверили, если бы увидели такие деньги. Эти бедные женщины, Фред, закладывают соусницы за гроши… У меня ничего не осталось…

– Не осталось, – пробормотала Харриет во сне.

– Не осталось, – повторила Салли, поглаживая дочь по щеке. Затем снова зашептала: – Ничего не осталось. Но те, другие деньги меня волнуют гораздо больше. Если бы Маргарет смогла продать несколько акций, сейчас все было бы хорошо. Маленький домик, не знаю, в Хэмпстеде или еще где, Сара-Джейн приехала бы и присматривала за Харриет, я бы сменила имя – миссис Джонс – и начала бы свою войну. Я бы смогла, Фред. Ведь я уже это делала, правда? Сражалась и побеждала. Но тогда у меня был ты. И я знала, против кого сражаюсь…

Она оглядела сумрачное кладбище. Улица теперь казалась далеко, расстояние, листья и ее усталость заглушали крики торговцев. Какой-то человек, видимо пьяный, шатаясь, зашел на кладбище, споткнулся о надгробный камень и упал. Лежа там, он тихо ругался. Потом встал (человек был замотан в какие-то тряпки – Салли даже не могла определить, мужчина это или женщина) и направился к дверям церкви. Но там столкнулся с кем-то еще. Откуда-то возникла тень – тень среди теней – и оттолкнула пришедшего. Тот снова упал. Салли услышала, как кого-то рвет, затем до нее вновь донеслись приглушенные ругательства.

Она наблюдала за этой сценой безо всякого удивления. Постепенно начала замечать другие тени людей, прятавшихся в темноте у дверей церкви, за надгробиями, на другой скамейке неподалеку.

«Здесь много народа, – сказала Салли сама себе. – Все они спят, и мне надо спать. Интересно, почему эта скамейка была свободна? На другой спят двое, а то и трое. Взгромоздились друг на друга как Харриет на меня. О, Фред, не надо было мне сюда приходить. Не нужно показывать Харриет все это. Но я не знала, что делать. Я такая независимая женщина, всегда была так горда собой… Я путешествовала, зарабатывала деньги, организовывала свое дело и думала, что достаточно умна, но внезапно случилось все это, и вот я ночую на скамейке с семью шиллингами в кармане и парой старых одеял…»

Внезапно у нее перехватило дыхание. На скамейке, помимо нее, был кто-то еще. Харриет не шевелилась, но через мгновение с Салли сон как рукой сняло, и она вся напряглась. В темноте она лишь могла различить, что это мужчина и что он смотрит на нее.

И тут послышались шаги: тяжелая, твердая поступь по гравиевой дорожке; Салли поняла, почему скамейка была не занята. Шаги остановились возле нее. Это был полицейский в плаще и с фонарем в руке, который он направил ей в лицо.

– Что это вы тут делаете? – спросил он. – Здесь нельзя оставаться. Вы же не бродяги.

И прежде чем она успела ответить, заговорил человек, сидевший рядом в тени.

– Все в порядке, сэр, – произнес он глубоким голосом с сильным акцентом. Русским? Польским? – Моя жена не говорит по-английски. Мы отдыхаем. Только что из доков, приплыли из Гамбурга.

– Вам есть куда пойти?

– Да. У меня кузен живет на Лэм-стрит в Спайталфилдс. Но вот решили сначала отдохнуть.

– Лучше поспешите. Не надо здесь надолго задерживаться.

Полицейский проследил, как мужчина нежно взял Салли за руку. Она позволила помочь себе, получше закуталась в одеяла, прижав Харриет к сердцу.

Ни слова не говоря, они пошли с мужчиной по дорожке, вышли за ворота и направились влево по улице.

– Кто вы? – спросила Салли, когда они были уже достаточно далеко от полицейского.

– Друг, – ответил незнакомец. – Друг вашего друга. Меня зовут Моррис Катц. Простите, что выдал вас за свою жену, но, похоже, это было самым безопасным вариантом. Полицейский наблюдает за нами. Пойдемте вместе.

Глава пятнадцатая
Миссия

Он был среднего роста, крепкий, одет в потертое пальто и черную шляпу, которую тотчас же снял, когда заговорил с Салли, остановившись у потрескивающего газового фонаря на стене. У него была густая черная борода, а лицо выражало одновременно кротость, понимание и решительность.

Он снова надел шляпу, и тень опять упала на его лицо.

– Я никогда о вас не слышала, – сказала Салли. – Если вы друг – вы знаете, как меня зовут, правда? Так как же?

– Ваша фамилия Локхарт, а девочку зовут Харриет.

– Откуда вы знаете, кто я? Вы следите за мной?

– Да. Некоторое время. Вы считали, что находитесь в опасности, и вы действительно в опасности, но кроме врагов у вас есть и друзья, о которых вы не подозреваете.

– Друзья… Кто? Кто этот друг, про которого вы говорили?

– Не думаю, что его имя что-нибудь вам скажет. Но это не мистер Пэрриш, если вас это интересует. Будет безопаснее, если вы пойдете со мной… Полицейский, кстати, до сих пор смотрит.

Она обернулась и увидела полисмена, он все еще стоял у церковного двора и с тем же подозрением наблюдал за ними.

– Куда же? – спросила она.

– Дом неподалеку. Там есть кровать. Вы будете в безопасности.

Он пошел, и Салли, пересадив Харриет с одной руки на другую, последовала за ним. Она пребывала в замешательстве. Если это сон, как ей казалось, тогда будь что будет, потому что мистер Катц был похож на человека, которому можно доверять. К тому же больше ей просто ничего не оставалось делать.

Всякий раз, когда какой-нибудь пьяный, или банда подростков, или две визжащие дерущиеся женщины вот-вот готовы были сбить Салли с ног, ее новый знакомый брал ее за руку и загораживал от опасности. Он не выглядел драчуном, но руки у него были сильные и шаг уверенный. Поэтому она позволила ему вести себя.

Вскоре в тихой улочке где-то в Спайталфилдс он остановился и позвонил в дверь высокого дома, похоже, восемнадцатого века, с маленьким окошком над дверным проемом. Дверь открыла женщина средних лет, она молча посторонилась и позволила им войти.

Салли очутилась в тусклом, невзрачном холле, где пахло вареной капустой. Там не было ни картин, ни ковров, ни линолеума, хотя доски были вполне чистые.

Руки так болели, что она была вынуждена поставить Харриет на пол, но малышка уже спала, поэтому, как только почувствовала неудобство, заплакала. Салли устало вновь взяла ее на руки и со вздохом отметила про себя, что дочка мокрая. Свежей одежды нет. Что делать?

Ее проводник тихо разговаривал с женщиной, впустившей их. Закончив, он повернулся к Салли.

– Я оставлю вас здесь, – сказал Катц. – Здесь вы в безопасности. Скоро я вернусь, и мы поговорим. Но теперь мне надо идти.

Он приподнял шляпу, Салли вновь увидела его гипнотизирующие черные глаза, и он ушел. Женщина сказала:

– Пойдемте со мной, мисс. Мисс Роббинс вас встретит.

– Но кто… – начала Салли, но та уже начала подниматься по ступенькам.

Пришлось проследовать за ней в комнату, где женщина оставила их одних. Салли начала осматриваться.

Это была большая комната, практически пустая, не считая пары стульев и большого письменного стола, заваленного бумагами, правительственными сообщениями, копиями отчетов о заседаниях парламента и разными политическими журналами. За столом сидела женщина, которая, как поняла Салли, и есть мисс Роббинс: около сорока, суровое, почти жесткое выражение лица, крепкое телосложение. Простое платье, волосы собраны в пучок – все лишь подчеркивало ее строгость. Белки ее глаз были видны даже над радужной оболочкой, что придавало ее взгляду хищное выражение. Она смотрела на Салли несколько секунд, потом встала и протянула ей руку. Салли пожала ее.

– Садитесь, мисс Локхарт. Меня зовут Элизабет Роббинс. Я из Общественной миссии Спайталфилдс. Я ждала вас.

Салли была поражена. Она села, осторожно держа Харриет.

– Ждали меня? – глупо повторила она.

– Мистер Катц мне все про вас рассказал. Человек по имени Пэрриш заявил, что вы являетесь его женой и что он отец вашего ребенка. Это так?

– Да… но кто этот мистер Катц? И откуда он меня знает? Мисс Роббинс, я не понимаю…

– Не сомневаюсь, что мистер Катц сам вам все объяснит завтра. А пока вам и вашей дочери нужны ночные рубашки. Сюзан проводит вас в спальню. Думаю, вы хотели бы помыться. Можете оставаться здесь, сколько пожелаете, но тогда будете помогать нам. Насколько я понимаю, вы профессионально занимаетесь бизнесом?

– Я финансовый консультант, – ответила Салли. – По крайней мере, была. Но… Сегодня я выяснила, что… Я хочу сказать, что у меня почти не осталось денег. Мисс Роббинс, вообще не осталось.

– Вы можете работать. Вы сильны и здоровы. Можете работать здесь, убирать постели. Готовить. Помогать доктору Тернер. Помогать во всяких делах.

Салли кивнула:

– Да, все, что угодно. Возможно, я смогу помочь со счетами…

– Еще один вопрос. Вы случайно не социалистка?

– Нет… а что?

– Просто любопытствую. Не бойтесь, никто не собирается вас агитировать. Я позову Сюзан, она проводит вас наверх.

Она позвонила в колокольчик и углубилась в свои бумаги, забыв про Салли. Вошедшей женщине мисс Роббинс велела отвести гостей в спальню и найти, в чем им спать, затем отрывисто пожелала им спокойной ночи.

Салли последовала за женщиной наверх по лестнице в маленькую комнату, где та зажгла свечу и отвернула одеяла на двух маленьких кроватях.

– Постараюсь найти вам бутылку с горячей водой, мисс, – сказала она. – Полотенца в комоде. Ванная рядом.

Минуту спустя она появилась вновь с глиняной бутылкой горячей воды, даже слишком горячей, и двумя ночными сорочками, одной для Салли, другой – детской. Салли с благодарностью взяла их. Женщина была немногословной и, видимо, не хотела оставаться и разговаривать, поэтому Салли принялась раздевать Харриет. Девочка была раздражена, что ее разбудили, но позволила без лишних возражений помыть и вытереть себя, лишь дрожала от холода. Салли обернула маленькую ночнушку вокруг горячей бутылки, белье было несвежим, его явно не проветривали.

– Мы будем спать вместе, – сказала Салли. – Как вчера на Вильерс-стрит.

Было ли это только вчера? Это был самый длинный день в ее жизни. Она подоткнула Харриет одеяло, поцеловала, спела колыбельную, увидела, как ее глаза закрываются и пальчик тянется ко рту, погладила ее жесткие волосы (расчески нет, надо купить завтра. На что, интересно?) и сидела рядом, пока не удостоверилась, что дочка уснула.

Потом она зевнула. Этот зевок она ждала уже давно, поэтому он разинул ей рот так широко, что она подумала, будто никогда больше его не закроет. Зевнув, она поставила локти на колени; Салли была чрезвычайно измотана.

Возможно, она бы и заснула в такой позе, но в коридоре послышался какой-то шум. Кто-то кричал, кто-то хлопнул дверью… Салли вскочила и выглянула из комнаты.

Какая-то женщина вела подвыпившую даму с разбитой в кровь головой в ванную. Увидев Салли, она крикнула:

– Эй, помогите, пожалуйста! Зажгите газ в ванной…

Салли поспешила сделать то, о чем ее просили, а затем кинулась на помощь. Пьяная женщина что-то бессвязно кричала, сопротивлялась и дурно пахла.

– Давайте затащим ее в ванную, надо промыть рану… Ну же, Мэри, это хорошая девушка, чего ты сопротивляешься? Вот так, давай взглянем на твою голову.

Медсестра, если эта женщина действительно была ею, удачно подставила Мэри стул, чтобы та села. Затем сильными руками взяла ее голову и принялась осматривать рану. Сквозь спутанные волосы раненой Салли разглядела, что голова кишела вшами.

– Ей бы душ принять, – сказала медсестра. – Потребуется продезинфицировать кровать, если она будет здесь спать. Вы поможете?

Это была проворная женщина с красным лицом, немного старше Салли, жизнерадостная и с приятным голосом. Она уже включила воду.

– Да, конечно, – отозвалась Салли.

Она помогла медсестре раздеть Мэри, которая все еще брыкалась, правда, не так энергично, все время валилась на пол и тут же вставала. Салли узнала, что деньги, потраченные на выпивку, Мэри почти наверняка заработала проституцией и что у нее сифилис. Услышав последнее, Салли поспешно отступила назад.

– О, не бойтесь, – весело сказала медсестра, намылив грязную голову Мэри и сунув ее под воду, чтобы ополоснуть. – Вы не заразитесь. Господи, да если бы она была больна только этим… Она… – женщина понизила голос, яростно намыливая уши Мэри, – она долго не протянет. В следующем году еще один такой раз – и все. Алкогольное отравление – вот что ее свалит, хотя может найтись еще с полдюжины причин. Неприятный порез у нее на голове, но готова поспорить, тому, кто его сделал, досталось еще больше. Не думаю, что она умрет насильственной смертью…

Поиск по сайту: