ЧАСТНЫЕ РАССЛЕДОВАНИЯ 4 страница

И вот теперь она не могла показать маленькому мальчику, как нужно играть.

Пустой дом сиротливо стоял между ними. Она протянула руку, чуть толкнула, и он развалился.

В тот вечер к ней пришел мистер Катц. Салли написала необходимые письма для мисс Роббинс, уложила Харриет спать, съела ужин, состоявший из хлеба с сыром, и помогла доктору Тернер в лазарете – разрывала кисею на повязки и мыла всякие бутылочки. Сейчас она не была предоставлена сама себе, но понимала, что скоро ей придется задуматься о том, откуда взять деньги, написать Маргарет и сообщить Саре-Джейн, где она находится, а затем вернуться к загадочному вопросу, почему мистер Пэрриш преследует ее. Хорошо, что хотя бы сейчас она чувствовала себя в безопасности.

В восемь часов Сюзан вошла в лазарет и сообщила Салли, что к ней пришли. Сердце Салли беспокойно забилось, и только когда служанка добавила, что это тот же господин, который привел ее вчера, она вытерла руки и почувствовала, что к щекам снова прилила кровь. Доктор Тернер пристально наблюдала за ней.

Мистер Катц ждал в кабинете мисс Роббинс. Когда Салли вошла, он поднялся со стула. При свете она смогла разглядеть его лучше, чем вчера, и обратила внимание на его обтрепанные манжеты и поношенные башмаки. Его глубокий рокочущий голос был ободряющим, а глаза смотрели учтиво и дружелюбно. Они пожали друг другу руки.

– Мистер Катц, я безмерно благодарна вам, – обратилась она к нему. – Но я надеюсь, вы расскажете мне, кто вы и откуда про меня узнали.

– Я отведу вас к человеку, который нуждается в вашей помощи. Он все вам расскажет.

– В моей помощи? Вряд ли я сейчас могу кому-то помочь.

– Сначала вы должны выслушать, что он скажет. У вас есть плащ и шляпа? Насколько я помню, ваши слишком бросаются в глаза, вы можете взять у кого-нибудь другие? Нас никто не заметит, но предосторожность не помешает.

– Возьмите мои, – предложила доктор Тернер, входя в комнату. – Старые, видавшие виды вещи. В них никто не обратит на вас внимания. Не волнуйтесь за Харриет, она в полной безопасности.

Доктор сняла с вешалки возле двери старый коричневый плащ и передала его Салли. Она сразу его надела. Затем нацепила шляпу. Шляпа была великовата, зато хорошо скрывала лицо. Салли принесла из спальни свою корзину и подошла к двери.

– Куда мы идем? – спросила она.

– В Сохо, – ответил Катц.

Он хранил молчание в омнибусе, на оживленной Оксфорд-стрит, где они сошли, на Дин-стрит, по которой спускались после этого, и, лишь подойдя к какому-то дому, решил открыть Салли, куда они направляются.

– Его зовут Джейкоб Адлер. Хотя у него есть и другие имена. Понимаете ли, в некоторых странах он находится в розыске, но не за то, что вы можете счесть преступлением, я полагаю. В этом доме, в этой стране сейчас он известен как Голдберг. Дэниел Голдберг.

– Журналист?

Салли, собиравшаяся была взбежать по ступенькам, остановилась.

– Вы слышали о нем… Тогда вы поймете, почему он не слишком популярен.

– Я не собираюсь говорить с журналистом. Особенно…

– Особенно с социалистом?

Салли не ответила. Она почувствовала, что попалась: все, что бы она сейчас ни сделала, будет глупо. Но коль скоро она уже здесь, почему бы не зайти к нему? А что касается социализма… То, что она наблюдала сегодня, заставило ее о многом задуматься.

– Хорошо, – согласилась она.

– У вас хватит денег, чтобы вернуться в Уайтчапел? Я с вами не пойду, у меня еще много дел.

– Да. Но почему…

– Найдете его в комнате на третьем этаже. Вон его окно. – Он указал на маленькое зажженное окошко. Салли увидела тень, скользящую по потолку комнаты. – Просто войдете. Это дом для собраний, здесь все входят и выходят. Никто не обратит на вас внимания. Всего хорошего…

И прежде чем она успела что-либо сказать, он исчез в толпе, направлявшейся в небольшой театр по соседству.

Она вновь повернулась к дому. Дверь была открыта, и, как сказал Катц, люди входили и выходили. Плакат у входа гласил, что здесь состоится лекция на английском и на другом языке, буквы она не смогла разобрать: на русском? На идише?

Салли поднялась по ступенькам и протиснулась сквозь толпу в комнату, где невысокий бородатый мужчина в пиджаке темно-фиолетового цвета о чем-то рассказывал собравшимся. У него был сильный голос, оперные жесты, магнетический взгляд, и люди аплодировали, приветствовали его, свистели и смеялись, а кроме того, ели, пили, курили, спорили с оратором, друг с другом и с теми, кому не «хватило места в комнате.

На втором этаже Салли увидела комнату, где мужчины и женщины читали газеты, писали или играли в шахматы. Это место больше походило на клуб, чем на жилой дом. Она услышала три языка, которые узнала, также несколько незнакомых; никто вокруг не обращал на нее ни малейшего внимания.

Салли поднялась еще выше по лестнице. Здесь было темнее и тише. Ее сердце учащенно забилось: а может, это засада? Они обманули ее – Катц заманил сюда, а сам отправился в Уайтчапел забирать Харриет…

Зачем она согласилась прийти сюда? Какая дура! Когда же она научится соображать?

Ее пальцы сжали рукоять пистолета в накрытой платком корзине. Он лежал там – твердый, тяжелый и заряженный. Она взяла оружие в руку, повесила корзину на локоть, чтобы было удобнее стрелять, и постучалась в дверь, из-под которой виднелась полоска света.

– Ja^[10], – ответил голос. – Входите.

Она открыла дверь и медленно вошла.

Глава семнадцатая
Мужчина за работой

Голдберг поднял глаза. Салли стояла в дверях, дрожа, но полная решимости, словно тигрица, вся наэлектризованная. Ее ясные глаза блестели, белокурые волосы светились. В ней замечалось что-то исключительное: она была в отчаянии, напугана, однако бесстрашно шла навстречу опасности. И, как сразу заметил Голдберг, она была красива – нет, не то слово: она была прекрасна.

Журналист никогда прежде не видел ее, но сразу же понял, кто стоит перед ним. И поднялся со стула.

– Мисс Локхарт, входите. Добро пожаловать. Знаете, как долго я искал вас?

– Я… Человек по имени Катц привел меня сюда. Но…

– Я попросил его присмотреть за вами. Он отвел вас в миссию мисс Роббинс?

Она беспомощно кивнула. Голдберг предложил ей стул и подошел к серванту.

Салли, удивленная, осмотрелась. В комнате кипела жизнь, Салли почувствовала, что здесь толпится народ, как на бирже, в Палате общин или за кулисами большого театра, – здесь жизнь била ключом, разворачивались какие-то события.

Хотя в комнате находился лишь один человек, сидящий за письменным столом.

Голдберг повернулся к Салли:

– Выпьете бокал вина?

Не дожидаясь ответа, он наполнил два маленьких бокала чем-то вкусно пахнущим и золотистым. Его стол, как она заметила, был завален раскрытыми книгами и журналами, а на полу лежала куча бумаги, потому как Голдберг работал по простой системе: как только один лист оказывался исписанным (только с одной стороны), он бросал его на пол и брал другой. Сейчас он находился на середине очередной страницы; четкий, уверенный почерк, кляксы и пятна от чернил… Камень величиной с кулак прижимал другую стопку бумаг, а рядом с Голдбергом на столе стоял стакан, полный перьев и карандашей.

Он передал ей бокал и сел.

Голдберг оказался моложе, чем представляла себе Салли: как ей показалось, ему еще не было тридцати, голову украшала густая копна темных волос, лишь чуть-чуть подернутых сединой на висках. Он был крепкого телосложения, с могучими плечами и руками, которые, по-видимому, могли разорвать пополам одну из его стопок бумаги, а выражение лица журналиста навело Салли на мысль, что этот процесс явно доставил бы ему удовольствие. У него были темные глаза, от которых к вискам разбегались морщинки. Крупный нос с раздувающимися ноздрями и большой, подвижный рот. Его вряд ли можно было назвать красивым мужчиной, но он был более живым, чем все, кого она встречала в жизни.

Голдберг поднял бокал:

– Пусть наших врагов постигнет неудача. Салли сделала глоток. Вино было густым и сладким.

Потом они оба заговорили одновременно, улыбнулись, и она позволила ему говорить первым.

– Ребенок в безопасности?

– Да. Но… как вы обо мне узнали? И наши враги, вы говорите… Пэрриш и ваш враг тоже? Ради всего святого, мистер Голдберг, что происходит?

– Пэрриш преступник. Я расследую одно дело – целый заговор против еврейских иммигрантов. Кто-то обманывает их, продавая фальшивые билеты на пароходы, заставляя отдавать деньги курьерам, которые так и не появляются, принуждая платить несуществующие налоги, платить за транспортные издержки и бог еще знает за что. Хотя нет, Бог не знает. Я знаю. Это как сотни ран, которые все кровоточат и кровоточат. Тысячи людей надувают, грабят и обманывают. Я видел, как это происходит, от Санкт-Петербурга до Уоппинга, Халла и Ливерпуля, и я знаю, что то же самое творится гораздо: дальше – в Нью-Йорке. Русских не надо подстрекать преследовать евреев, там и так черт знает что творится, но я уверен, что это заговор, чей-то план, козни – как угодно назовите. И все ради того, чтобы погромы стали причиной новой волны иммигрантов. Вы знаете, что такое погром? Мародерство, террор, разрушение. Кто-то организует все это.

Я видел его, но не знаю имени. Его называют Цадик, на идише это значит «благочестивый», «святой». Иронично, правда? У Цадика агенты по всей Европе, не сомневаюсь, что и в Америке тоже. А в Лондоне его агент – мистер Пэрриш.

У Салли перехватило дыхание.

– Продолжайте, – попросила она.

– Он идеально устроился. Комиссионер – это ведь такое расплывчатое понятие, у людей его профессии весьма широкое поле деятельности, правда? Деньги приходят и уходят, доказать, что он делает что-то незаконно, практически невозможно. Но он занимается незаконными делами. Например, когда иммигранты приезжают в Лондон, некоторым из них есть куда пойти – к кузену, брату, еще к кому-то. Но многим пойти некуда. У Пэрриша в доках есть свои люди, которые отводят прибывших, не бесплатно, конечно, к домовладельцу, тот сдает им комнату за большие деньги и плату взимает за месяц вперед. На следующей неделе или на следующий день эти люди выясняют от соседей или родственников, что платят непозволительно много, но уже поздно, деньги свои назад они не получат. А когда через месяц они съезжают – бац! прибывает новый пароход с иммигрантами. Пэрриш занимается обманом и вымогательствами и пока даже не принимался за предприятия с потогонной системой, хотя собирается. Но кроме евреев у него есть еще одна курица, несущая золотые яйца. В Вест-Энде есть шесть домов, которые раз в неделю платят ему около шестидесяти-семидесяти фунтов каждый. Знаете, сколько стоит снять такой дом? Две гинеи? Три? Но он берет шестьдесят-семьдесят фунтов в неделю. Конечно, это азартные игры. Проституция. Я все это знаю, потому что пару недель назад организовал ограбление его помощника, собирающего деньги.

Голдберг заметил, как изменилось выражение лица Салли, и поспешил сообщить:

– Да, помимо журналистики, я занимаюсь и криминальным бизнесом. Правда, я еще никого не убивал, но не хочу зарекаться. Тогда эти деньги я отдал в еврейский приют в Уоппинге. Вот что мне нужно было забрать у его помощника – записки.

Он открыл ящик и вынул маленькую замызганную книжку, которую Билл отнял у мистера Табба. Салли бегло просмотрела ее: детали различных сделок, перевод денег, адреса… Она была поражена.

– Но ведь он у нас в руках! Располагая такими сведениями, я могу… Если он преступник, ему никогда не получить опеку над Харриет! И ему придется вернуть мои деньги…

– Вы дадите показания против него?

– Конечно, с этой книжкой!

– Подумайте хорошенько. В глазах суда вы замужем за ним.

– О… – Она поняла, к чему клонит Голдберг. – Жена не может давать показания против мужа. Но несомненно…

Он взял у нее записную книжку.

– Я надежно храню ее. Мы обязательно используем ее, но не сейчас.

– Как… Почему вы заинтересовались мной и моей… ситуацией? – спросила Салли. – Я не имею отношения к еврейской иммиграции.

– Мне интересно все, что касается Пэрриша. Когда я услышал, что он подает на развод и хочет получить опеку над ребенком, естественно, я заинтересовался почему. И чем больше думал об этом, тем безумнее мне все это казалось.

– Это и есть безумие, – ответила Салли. – Мне кажется, я схожу с ума. Почему я? Почему Харриет? Этому не было объяснения, пока… Не знаю, пока все это вдруг не стало правдой… Люди часто забывают самые удивительные вещи; но чтобы забыть такое, нужно быть сумасшедшей, и иногда мне казалось, что так оно и есть… Но нет. Харриет не его ребенок. Ее отец умер. В любом случае…

– В любом случае, такая женщина, как вы, никогда не вышла бы замуж за такого, как он, – перебил ее журналист. Его голос был тверд. – Конечно же, нет. Это просто бессмысленно.

– А что не бессмысленно?

– Все происходящее с вами. Эта затея – идея не Пэрриша. За ним кто-то стоит, кто-то хочет наказать вас, забрав у вас ребенка. Пэрриш делает это ради денег, он никто, он пешка. На его месте мог быть любой. Забудьте о Пэррише. За всем этим стоит Цадик.

Салли безмолвно внимала. Она думала об этом сотню раз, только не знала, кто именно действует руками Пэрриша, и все ее идеи казались ей фантастичными, бессмысленными и безосновательными. Слова Голдберга убедили ее в собственной правоте, это значило, что она не сумасшедшая. Это значило, что у нее есть союзник.

– Теперь вы понимаете, почему я захотел найти вас? – продолжал он. – Потому что хочу выяснить, кто такой этот Цадик. Известно мне немногое. Но если это один из тех, кто вас ненавидит, и вы сможете догадаться, кто именно – отлично! Он у нас в руках. И вы будете свободны, потому что тогда можно будет снова идти в суд. Кстати, в следующий раз я бы выбрал адвоката получше. Этого я видел в суде – редкостный придурок.

– Хорошо. Мистер Голдберг, это самая хорошая новость, что я слышу за последние несколько недель. Но этот человек – как его? Цадик? Что еще вы о нем знаете?

Журналист рассказал про случай в Амстердаме. Салли внимательно слушала. Ее глаза расширялись по мере того, как она узнавала про парализованного толстяка, про скачущую тень обезьянки, про визжащую девушку в повозке, которая предпочла утонуть, чем… чем что? У Салли мороз пробежал по коже. И этот человек хотел заполучить Харриет? Но кто он?

– Думаю, он сейчас в Лондоне, – сказал Голдберг. – Я не уверен. Но один мой знакомый видел, как пару дней назад в доках с корабля выгружали большую черную повозку. К тому же он должен был прибыть сюда к концу судебных слушаний, ведь так? Думаю, они в ярости, ведь вы скрылись.

– Они чуть не схватили меня вчера, – сказала Салли. – Мне пришлось… В общем…

Она достала пистолет. Он присвистнул:

– Тяжелый. Вы стреляли из него?

– Чуть было не пришлось вчера. – Салли рассказала все, что произошло с того момента, как ей принесли повестку в суд тем солнечным утром, и до того вечера, как она встретила Катца на скамейке у церкви. Голдберг прервал ее всего один раз, когда она упомянула о парне, остановившем ее у Мидл-Темпл-лейн.

– Это был Билл, – вмешался он. – Мой протеже. Он рассказал мне, как вы выглядели. Сказал, что были свирепы, парень подумал, что вы запросто убьете его. Что вы были похожи на тигрицу. Мне захотелось самому взглянуть на вас, и вот такая возможность представилась. Пожалуйста, продолжайте.

Они мгновение пристально смотрели друг на друга, потом Салли опустила глаза и продолжила. Когда она закончила, Голдберг несколько секунд сидел неподвижно, потом оперся руками о стол и резко встал.

– Что ж, – начал он, – вы заслужили еще немного вина.

Он взял у нее бокал и наполнил его.

– «Токай», – сказал он. – С моей родины.

– Вы венгр?

– Был когда-то. Теперь я… Здесь я живу, здесь я работаю. Я пишу по-английски. Поэтому, наверное, уже стал англичанином. Что ж, за низвержение Цадика!

Они выпили. Салли вдруг почувствовала, будто лишилась дара речи. Она словно обрела некое успокоение, облегчение, найдя союзника; но главное заключалось в том, что это был за союзник – он притягивал к себе, как магнит, притягивала его энергия. Было такое чувство, словно вокруг него незримо бушуют электрические бури. Он просто делал свою работу, но вкладывал в нее всю свою душу и энергию, а это Салли любила в людях; она чувствовала себя как девчонка и не знала что сказать.

«Но ты не девочка, – попеняла она себе. – Ты взрослый человек. Скажи что-нибудь».

– В записной книжке Пэрриша, – решилась она, – есть слово «белье». Что это значит?

Голдберг взглянул ей в глаза и ответил:

– Это девочки, которых продали в проституцию. Это часть бизнеса Цадика. Или Пэрриша. Они нанимают женщин – как правило, тех, кто говорит на идише, – чтобы они шли в доки и искали там молодых девушек, которые приезжают одни. Им предлагают жилье, а когда девушка оказывается в таком месте, где ей уже никто не поможет, где на много километров вокруг никто не говорит на ее языке, ей объясняют, сколько же стоит крыша у нее над головой. Половина из всех девушек, работающих в этих злачных местах Пэрриша, – беженки, бедные еврейки, путешествующие в одиночку. Когда они заболевают какой-нибудь болезнью или просто стареют, их увозят за границу и продают в портовые бордели. Обычно в Южную Америку. Вот с такими людьми мы имеем дело, мисс Локхарт, с теми, кто наживается на грязных сделках.

Салли молчала, у нее снова перехватило горло. А Голдберг тем временем продолжал:

– Теперь понимаете, зачем мне нужна ваша помощь? Нам необходимо выяснить, почему Цадику так не терпится вам насолить. Если мы узнаем это, то узнаем, кто он такой. И тогда, возможно, сумеем его одолеть. А теперь – к вещам насущным. Что вам нужно в первую очередь? Деньги?

Салли собралась с духом.

– Да. И нужно сообщить няне моей дочери, где мы находимся. И моей партнерше, мисс Хэддоу… Это три самые важные вещи. Затем – найти священника, который сделал запись в метрической книге.

– Хорошо.

Голдберг взял чистый лист бумаги и все записал, не глядя, макал перо в чернила, причем делал это чрезвычайно аккуратно.

– Вам надо написать записки няне, и партнерше, а я отнесу их, чтобы ваши друзья познакомились со мной и могли доверять мне. Насколько мне известно, Пэрриш меня не знает. Он догадывается, что за ним охотятся, но не знает кто. Давайте пишите.

Журналист встал и освободил ей свое место. Салли написала письма и каждое запечатала в отдельный конверт; Голдберг тем временем наблюдал за ней, опершись на подоконник. Она знала, что он смотрит на нее, и не была против, ей даже льстило, что ее разглядывал такой мужчина. Но она загнала эту мысль подальше, намереваясь вернуться к ней позже.

– Все? – поинтересовался он. – Хорошо. Теперь я провожу вас обратно в миссию. Да, я понимаю, у вас есть пистолет, но мне все равно хочется проводить вас. Кроме того, мне интересно, где она находится, чтобы я мог зайти как-нибудь, познакомиться с мисс Роббинс и ее работой. Когда все закончится, из этого выйдет интересная статья. Некоторые из моих сподвижников высмеивают тех представителей среднего класса, которые отправляются в трущобы помогать людям. Я – нет. Конечно, трущоб быть не должно, и главное – избавиться от них. Но пока они есть и ваши друзья делают свое дело, хотя бы дюжине женщин найдется место, где переночевать и где им дадут лекарство, если нужно. Ваша шляпа…

– Спасибо, – ответила Салли. – На самом деле она не моя. Слишком большая. Я ее одолжила.

Она прекрасно понимала, зачем это сказала: из тщеславия. Но она уже так давно не наряжалась. Нет, не сейчас, не сейчас. Обо всем этом буду думать позже.

В омнибусе они практически не разговаривали, и на прощание возле миссии в свете газового фонаря над дверью он лишь слегка улыбнулся ей. Но позже, когда она поцеловала Харриет и скользнула в узкую кровать рядом с дочерью, она позволила себе всецело отдаться этому странному ликованию, которое никак не покидало ее: в Дэниеле Голдберге она нашла нечто такое, что находила в людях очень редко. Она была знакома с человеком всего ничего, но уже чувствовала, что он ей ровня.

Всего в полутора километрах от нее в своей гостиной сидел Цадик и ждал, что мистер Пэрриш объяснит ему, почему он упустил Салли.

Обезьяна примостилась у толстяка на плече, вертела в своих черных лапках бразильский орех, а потом вгрызлась в него зубами. Мистер Пэрриш особенно не нервничал, так как использовал технику восточного самоконтроля, о которой прочитал в книге мистика Ву Шу Фана. Это сочинение он приобрел прошлой весной. Техника была основана на глубоком дыхании и вращении психической энергии вокруг спинного мозга.

Психическая энергия циркулировала, как надо, дыхание было глубоким, задействовавшим диафрагму, и мистер Пэрриш с абсолютно невозмутимым видом рассказал, как все произошло:

– У нее оказался пистолет, мистер Ли. Было вполне очевидно, что она не шутила. Она бы застрелила меня, так как я стоял впереди, потом, если бы понадобилось, тех двух, и в суматохе скрылась бы, что она, собственно, и сделала. Ранение причинило бы мне определенные неудобства, но вот оказаться мертвым совсем не входило в мои планы, ведь мне еще нужно появиться в суде. Тогда я бы не смог претендовать на ребенка. Мы разбили окно в кафе и проследили за ней. Она села в омнибус и поехала в сторону Ист-Энда. Народа было полно, улицы кишели людьми, самый час пик, но я сел в кеб, поехал за омнибусом, чтобы узнать, где мисс Локхарт выйдет. К сожалению, было очень плотное движение, и я потерял омнибус из вида. Но я запомнил, что он был зеленый и что конечная остановка – Уайтчапел.

– Вы забрали ее вещи из дома в Блумсбери?

– Домовладелица, миссис Паркер, не разрешила выносить что-либо из дома. Поэтому я не знаю, что у нее там было. Но вообще можно их выкрасть, если желаете, мистер Ли.

Толстяк задумался. Обезьянка покончила с орехом и головой вниз спустилась с плеча хозяина, чтобы взять еще один плод из вазы. Орехи были предусмотрительно очищены для нее дворецким. Мистер Ли что-то тихо сказал, и обезьяна тут же принесла грецкий орех и вложила в его открытый рот.

Прожевав и проглотив, он заговорил снова:

– Не надо красть. Продолжайте поиски. Однако меня мало радует то, чего вы достигли. Вы недостаточно самокритичны. Деньги с ее счета можете оставить себе, но все ее акции, облигации и другие ценные бумаги переоформите на меня. Если найдете ее, получите все обратно, если ее найдет кто-нибудь другой, вы их больше не увидите. Немедленно приступайте. Мне нужны доказательства завтра же утром, что все акции и облигации, которые были зарегистрированы на имя Вероники Беатрис Локхарт, а затем переданы Артуру Джеймсу Пэрришу, переведены на мое имя.

– Понимаю, мистер Ли, – кивнул мистер Пэрриш. Его техника восточного самоконтроля начала давать сбои. – Значит, вы собираетесь обратиться в другое агентство, сэр? Можно узнать, с кем мне придется соперничать?

– Да, – ответил мистер Ли. – Со столичной полицией. Когда будете выходить, велите господину, ждущему снаружи, войти. Это помощник комиссара полиции Бушелл.

Спираль психической энергии окончательно ослабела. Мистер Пэрриш поднялся и уже собирался было сказать еще что-то, но, взглянув на бесстрастное лицо своего босса, передумал.

– Доброй ночи, сэр, – попрощался он, стараясь, чтобы его голос звучал бодро и производил впечатление деловитости и оперативности. – Завтра утром я принесу вам всю финансовую информацию, сэр. Спокойной ночи.

Бушелл был мужчиной средних лет. Он сухо кашлял и вел себя почтительно – по отношению к мистеру Ли, к мистеру Пэрришу он был равно-душён.

Он сел и внимательно выслушал, чего хочет его наниматель.

– Женщина по имени Локхарт, Салли Локхарт, скрывается от нас, возможно, хотя я и не уверен, в Ист-Энде, с ребенком на руках. Это девочка двух лет, зовут Харриет. Мне нужно, чтобы вы нашли ее. Салли блондинка, симпатичная, ей немногим за двадцать. Насколько я знаю, у нее почти нет денег. За ней уже охотится полиция, вот из этой газеты вы узнаете почему. Миранда, еще орешек…

Обезьяна тут же подскочила к вазе, схватила грецкий орех и поднесла его ко рту мистера Ли, пока полицейский читал заметку в «Тайме», которая совсем недавно попалась на глаза Салли.

Мистер Бушелл закончил читать и свернул газету.

– Я лично не был знаком с этим делом, – признался он. – Человек с моим званием не занимается каждодневной оперативной работой. Это будет сложно сделать, не привлекая лишнего внимания, которое, как мне кажется, в данном случае нежелательно…

– Действуйте! – отрезал мистер Ли. – На ваше усмотрение. Или же мне придется уведомить ваше начальство о том, что вы посещаете различные заведения. Я знаю все подробности каждого вашего визита: сколько времени вы там пробыли, сколько заплатили, сколько денег выиграли или проиграли, с какими девушками встречались. Так что не ленитесь, Бушелл. Бросьте на дело всех своих людей и разыщите эту женщину.

Мистер Бушелл, незнакомый с техникой восточного самоконтроля, ощутил заметную слабость. Он кивнул, вздохнул и поднялся, чтобы идти.

– Еще кое-что, – остановил его мистер Ли, прежде чем тот дошел до двери. – Где-то в Сохо есть человек, называющий себя Голдбергом, журналист. Мне стало известно, что он злоупотребляет гостеприимством нашей страны и следит за различными законными финансовыми операциями. Думаю, это будет поистине патриотичный и достойный поступок, если вы найдете место, где обитает этот мошенник, и расскажете министру внутренних дел о его злодеяниях, чтобы его могли депортировать. Кстати, в Венгрии он приговорен к смертной казни, и венгерские власти с удовольствием заполучат его назад. Займитесь этим, хорошо?

Глава восемнадцатая
Орден святейшей Софии

У мистера Пэрриша были знакомые на самом «дне», и ему не понадобилось много времени, чтобы организовать поиски Салли в тех районах. Он все делал по науке, используя принципы Абнера Т. Хэндли из его основного труда «Настольная книга молодого человека: как добиться успеха в делах», которому он посвятил не один час вдумчивого чтения. Абнер Т. Хэндли был весьма прозорлив в том, что касалось расчетливости и находчивости, мистер Пэрриш тоже не отставал: он предложил награду в пятьдесят фунтов тому, кто укажет ему местонахождение Салли, – деньги, конечно же, принадлежали ей самой. Что может быть элегантней и экономичней, чем заставить добычу саму платить за охоту на себя?

В это же время помощник комиссара Бушелл давал указания старшим полицейским офицерам отделов Уайтчапела, Степни и Теймз бросить на поиски как можно больше людей. Под командованием у этих людей было 1235 человек, и, хотя они считали, что со стороны помощника комиссара все это очень несвоевременно и лучше бы он сидел в Скотланд-Ярде и перекладывал бумажки с места на место, все сразу же взялись за дело с твердым намерением найти беглянку; поэтому они вернулись в свои отделения и загрузили работой все 1235 человек.

Про Голдберга Бушелл тоже не забыл. У него были свои взгляды на иностранцев-агитаторов, социалистов, коммунистов, анархистов и прочих, также был свой человек, который и прежде делал подобную работу, поэтому Бушелл вызвал его в Скотланд-Ярд, велел заняться Голдбергом и доложить ему, как только этот политический мошенник будет найден.

В то утро Салли опять пошла с мисс Роббинс. На этот раз они навещали семью, зарабатывающую продажей спичечных коробков. Мисс Роббинс собирала материал для отчета об условиях жизни в Ист-Энде, а Салли пошла с ней, потому что хотела взглянуть на потогонное предприятие.

Семья состояла из пяти человек – отец, мать, две дочери-подростка и маленький больной мальчик семи лет, и ютилась в каморке три на два метра. Мальчик лежал на матрасе в углу и еле дышал. Остальные работали за столом при тусклом свете, сочившемся из окна. В воздухе пахло болезнью, потом, рыбой и клеем. Семья трудилась не покладая рук. Они приклеивали полоски красной анилиновой бумаги к кусочкам дерева, оставляя их с одной стороны сухими, а затем сворачивали их в спичечные коробки. Одна из дочерей, яркая, горделивая девушка, складывала коробки в большие пачки и связывала их. Отец рассказал, что за каждые сто сорок четыре коробка они получают на фабрике два пенса. Салли не поверила своим ушам, но мисс Роббинс подтвердила его слова. К тому же им приходилось на свои деньги покупать веревки и клей. Работая с раннего утра до ночи, они зарабатывали деньги, которых едва хватало на то, чтобы не умереть голодной смертью.

– Это не совсем потогонное предприятие, – отметила мисс Роббинс, когда они вышли. – Потому, что они работают на себя, а не на нанимателя, которому принадлежит помещение и который организовывает работу. Но все сводится к одному – к эксплуатации. В данном случае их эксплуатирует спичечная фабрика. Девушка скоро уйдет из дома. Та, что связывала пачки. Ее переманила хозяйка борделя с Девоншир-стрит. Там она будет прилично зарабатывать, а потом умрет от какой-нибудь болезни.

– Почему вы так уверены? – вмешалась Салли, чувствуя, что должна сказать что-то обнадеживающее.

– Может, и нет. Возможно, добрый господин, зарабатывающий пятьсот фунтов в год, влюбится и женится на ней. А может быть, ангел спустится с небес и заберет ее прямиком в рай. Может быть, ее переедет омнибус. Не мне предсказывать судьбу человека. Но неоспоримо одно: на тысяче других потогонных предприятий работают такие же симпатичные девушки, такие же живые, энергичные и разочаровавшиеся, и большинство из них кончит именно так, как я описала. Это уж точно.

Поиск по сайту: