На что идут ваши налоговые отчисления

Инструменты для исследования...

«Проект Х» (Project X), популярный фильм 1987 года, дал многим американцам первое представление о том, какие эксперименты проводятся вооруженными силами США. События фильма вращаются вокруг эксперимента, который проводят Военно-воздушные силы. Его цель – увидеть, смогут ли шимпанзе «пилотировать» тренажер–имитацию самолета после того, как их подвергли радиоактивному облучению. Молодой курсант из военно-воздушного училища, в обязанности которого входит дежурить в лаборатории, привязывается к одной из обезьян; он научился с ней общаться, используя язык жестов. Когда приходит время подвергнуть эту обезьяну воздействию радиации, молодой человек (разумеется, с помощью своей привлекательной девушки) решает освободить шимпанзе.

Сюжет фильма – выдуманный, а эксперименты – нет. Основой для них послужили опыты, которые в течение многих лет проводились на военно-воздушной базе в Бруксе (Brooks Air Force Base), штат Техас, и до сих пор продолжаются в различных вариациях. Но создатели фильма поведали не обо всем. То, что случается с шимпанзе в фильме, – это сильно смягченная версия происходящего на самом деле. Поэтому мы должны узнать об экспериментах из их описаний в документах Брукской военно-воздушной базы.

Как показано в фильме, эксперименты включают в себя нечто вроде летательного тренажера. Это устройство известно как Платформа равновесия для приматов, или ПРП. Оно состоит из платформы, которую можно наклонять и вращать как самолет. Обезьяна сидит в кресле, оно – часть платформы. Перед животным находится рукоятка управления, с помощью которой платформу можно возвратить в горизонтальное положение. Как только обезьяна обучается делать это, ее облучают радиацией и подвергают действию химических веществ, используемых на войне; цель эксперимента – понять, как эти препараты влияют на способность управлять летательным аппаратом.

Стандартная процедура обучения на ПРП описана в публикации Брукской военно-воздушной базы, которая носит название «Обучение на Платформе равновесия для приматов».1 Вот ее краткое изложение.
Стадия I (адаптация к креслу): Обезьяны «удерживаются» (другими словами, привязываются) в кресле ПРП на один час в день в течение 5 дней, после чего начинают вести себя спокойно.
Стадия II (адаптация к рукоятке): Обезьяны удерживаются в кресле платформы. Затем кресло наклоняется вперед, и обезьяны получают удары электрическим током. Это заставляет обезьяну «поворачиваться в кресле или кусать платформу... Это поведение перенаправляется на одетую в перчатку руку экспериментатора, которая помещается прямо на рукоятку управления». Прикосновение к руке приводит к прекращению ударов током, а обезьяне (которую в тот день не кормили) дают изюминку. Это происходит с каждой обезьяной по 100 раз в день в течение 5-8 дней.
Стадия III (манипулирование рукояткой): На данном этапе, когда платформа наклонена вперед, одного только касания рукоятки недостаточно, чтобы прекратить удары электрическим током. Обезьяны получают электрические разряды, пока не потянут рукоятку назад. Это повторяется 100 раз в день.
Стадия IV-VI (толкание рукоятки вперед и оттягивание ее назад): На этих стадиях платформа наклоняется назад, и обезьяны получают разряды тока до тех пор, пока не начнут толкать рукоятку вперед. Затем платформа опять наклоняется вперед, и они должны снова научиться тянуть рукоятку назад. Это повторяется 100 раз в день. Потом платформа начинает беспорядочно наклоняться вперед и назад, и обезьянам снова наносят электрические удары, пока они не станут реагировать правильно.
Стадия VII (рукоятка управления в действии): До этого момента, когда обезьяны тянули рукоятку управления назад и вперед, это не влияло на положение платформы. Теперь обезьяна управляет положением платформы, толкая рукоятку. На этой стадии автоматический электрошокер не функционирует. Электрические разряды подаются вручную приблизительно каждые 3 или 4 секунды длительностью в 0,5 секунды. Это более медленная скорость, чем прежде, необходима для гарантии того, что правильное поведение не будет наказываться и, следовательно, выражаясь жаргоном руководства, не будет «гаситься». Если обезьяна перестает работать так, как от нее требуют, обучение возвращается к стадии VI. В противном случае стадия обучения VII длится до тех пор, пока обезьяна не научится удерживать платформу на почти горизонтальном уровне и не сможет избегать 80% подаваемых электроударов.
Для обучения обезьян на III-VII стадиях требуется от 10 до 12 дней.

После этого периода обучение продолжается еще 20 дней. В течение этого времени для более сильного раскачивания и вращения кресла используется генератор случайных чисел, но обезьяна должна быть столь же эффективной при возвращения кресла в горизонтальное положение – иначе она получает частые электрические удары.

Все это обучение, включающее тысячи ударов электрическим током, представляет собой всего лишь подготовку к настоящему эксперименту. Как только обезьяны начинают большую часть времени стабильно удерживать платформу в горизонтальном положении, их облучают смертельными (или близкими к смертельным) дозами радиации либо подвергают действию химических веществ, которые используются на войне. Цель эксперимента – выяснить, как долго обезьяны при этом смогут продолжать «полет» на платформе. Например, когда они испытывают тошноту и, вероятно, страдают рвотой от смертельной дозы радиации, их заставляют удерживать платформу в горизонтальной позиции, а если им это не удается, они получают частые удары электрическим током. А вот один пример, взятый из отчета Школы авиакосмической медицины Военно-воздушных сил Соединенных Штатов (United States Air Force School of Aerospace Medicine); его опубликовали в октябре 1987 года, после выхода на экраны фильма «Проект Х».2

Отчет называется «Удерживание приматами равновесия при отравлении зоманом: влияние повторяющихся ежедневных отравлений низкими дозами зомана». Зоман – это другое название нервно-паралитического газа, химического оружия, которое вызывало ужасную агонию в войсках в период Первой мировой войны, но, к счастью, с тех пор очень мало использовалось в боевых действиях. Отчет начинается со ссылки на несколько предыдущих отчетов, в которых та же самая команда исследователей изучала, как «острое отравление зоманом» влияет на управление Платформой равновесия для приматов. Это же конкретное исследование посвящено действию низких доз, которые животное получает в течение нескольких дней. Обезьяны в данном эксперименте управляли платформой «по меньшей мере, раз в неделю» в течение минимум двух лет и ранее получали различные препараты и низкие дозы зомана, но за 6 недель до опыта не подвергались их воздействию.

Экспериментаторы вычисляли дозы зомана, которых было бы достаточно для того, чтобы у обезьян снизилась способность управлять платформой. Конечно, для выполнения этих вычислений обезьяны получали удары электротоком, так как теряли способность удерживать уровень платформы. Хотя отчет посвящен в основном изучению того, как отравление нервно-паралитическим веществом влияет на уровень летных качеств обезьян, он также дает некоторое понимание и других воздействий химического оружия:

«Субъект был полностью выведен из строя в день, следующий за последним отравлением. При этом имелись неврологические симптомы, среди которых серьезное нарушение координации, слабость и дрожание при произвольных движениях... Эти симптомы сохранялись несколько дней, в течение которых животное по-прежнему не могло пилотировать платформу».3

Доктор Дональд Барнс (Donald Barnes) в течение нескольких лет был заведующим лабораторией в Школе авиакосмической медицины Военно-воздушных сил США и возглавлял эксперименты с ПРП на Брукской военно-воздушной базее. По оценкам Барнса, за годы пребывания в этой должности он подверг воздействию радиации около тысячи обученных обезьян. Впоследствии он написал:

«В течение нескольких лет у меня накапливались сомнения по поводу полезности данных, которые мы собирали. Я сделал несколько символических попыток выяснить назначение и цель технических отчетов, которые мы публиковали, но теперь признаю свою полную готовность принимать заверения командования в том, что мы на самом деле предоставили весомую помощь Военно-воздушным силам США, а, следовательно, и защите свободного мира. Я использовал эти заверения как шоры, чтобы отгородиться от той действительности, которую я видел в лаборатории, и хотя я не всегда носил эти шоры с комфортом, они все же служили мне для защиты от опасностей, связанных с возможной потерей статуса и дохода...

Но однажды эти шоры спали, и я обнаружил, что нахожусь в очень серьезной конфронтации с д-ром Роем Дeхартом (Roy DeHart), командующим Школой авиакосмической медицины Военно-воздушных сил США. Я пытался указать на то, что вряд ли при ядерном конфликте действующие командиры будут обращаться к таблицам и цифрам, основанным на данных по макаке-резус, чтобы оценить мощность вооруженных сил или потенциал второго удара. Доктор Дeхарт утверждал, что данные будут бесценными, но при этом заявил следующее: «Они не будут знать, что эти данные основаны на экспериментах на животных».4
Барнс ушел в отставку и стал убежденным противником вивисекции; но опыты, использующие ПРП, продолжались.

«Проект Х» приподнял завесу над одним из военных экспериментов. Мы сейчас рассмотрели его чуть детальнее, но потребовалось бы много времени для того чтобы описать все виды радиации и химических реагентов, в различных дозах испробованных на обезьянах с помощью Платформы равновесия для приматов. Теперь нам необходимо осознать, что это составляет лишь малую долю от общего количества военных экспериментов на животных. Беспокойство по поводу подобных опытов уходит корнями в прошлое на несколько лет до описанных событий.

В июле 1973 года член Палаты представителей от Висконсина Лес Аспин (Les Aspin) узнал из рекламного объявления в малоизвестной газете, что Военно-воздушные силы Соединенных Штатов планируют закупить для тестирования ядовитых газов 200 щенков гончих, которым для предотвращения нормального лая перевяжут голосовые связки. Вскоре после этого стало известно, что армия предполагает использовать гончих и в других аналогичных экспериментах, для которых требовалось уже 400 животных.

Аспин выступил с решительным протестом, его поддержали антививисекционные общества. Объявления были помещены в главные газеты по всей стране. Посыпались письма от взбешенной общественности. Референт Комитета по делам вооруженных сил Палаты представителей Конгресса (House of Representatives Armed Serv­ices Committee) сказал, что ведомство получило больше почты по поводу гончих, чем в связи с какими-либо другими проблемам с тех пор, как Трумэн уволил генерала Макартура; в свою очередь, внутренний меморандум Министерства обороны, обнародованный Аспином, сообщал, что ведомство никогда не получало столько писем по поводу отдельно взятого события – даже по поводу бомбежек Северного Вьетнама и Камбоджи их было меньше.5 Министерство обороны, которое поначалу защищало эти эксперименты, объявило, что оно откладывает их и рассматривает возможность замены гончих на других экспериментальных животных.

Этот инцидент запомнился как любопытный – любопытный, потому что негодование общества по поводу конкретного эксперимента подтвердило удивительное незнание характера стандартных процедур, которые проводят вооруженные силы, исследовательские учреждения, университеты и коммерческие организации самых разных типов.

Действительно, эксперименты, предложенные военной авиацией и армией, были разработаны таким образом, что многие животные страдали и умирали без какой-либо гарантии того, что эти страдания и смерть спасут хотя бы одну человеческую жизнь или вообще принесут людям хоть малейшую пользу; то же самое можно сказать о миллионах других экспериментов, которые ежегодно проводятся в одних только Соединенных Штатах.

Возможно, беспокойство возникло из-за того, что опыты должны были ставиться на гончих. Но если это так, почему не было протестов по поводу следующего эксперимента, имевшего место сравнительно недавно?

Под руководством Лаборатории медицинских биоинженерных исследований и разработок армии США в Форт-Детрике (U.S. Army Medical Bioengineering Research and Development Laboratory at Fort Detrick) во Фредерике, штат Мэриленд, исследователи кормили 60 гончих различными дозами взрывчатого вещества TNT. Собаки получали TNT в капсулах каждый день в течение 6 месяцев. У животных наблюдались такие симптомы как обезвоживание, истощение, анемия, желтуха, низкая температура тела, обесцвечивание мочи и кала, понос, потеря аппетита и похудание, увеличение печени, почек и селезенки, потеря координации. Одна самка «впала в агонию» на 14-ой неделе, и ее убили; другую нашли мертвой на 16-ой неделе. В отчете говорится, что этот эксперимент представляет собой лишь «часть» данных, которые Лаборатория Форт-Детрика намерена получить по поводу действия TNT на млекопитающих. Поскольку повреждения наблюдались даже при самых низких дозах, это исследование не смогло установить дозы TNT, при которых не было бы заметных эффектов; таким образом, составители отчета приходят к заключению, что «дополнительные исследования... TNT на гончих собаках могут быть необходимы».6

Как бы там ни было, беспокоиться только по поводу собак неправильно. Люди склонны заботиться о собаках, потому что у них в целом больший опыт общения с ними как с друзьями, нежели с другими животными; но другие животные способны страдать так же, как собаки. Мало кто испытывает симпатию к крысам. И все же крысы – умные животные, и нет никаких сомнений в том, что они способны страдать и страдают при бесчисленных болезненных экспериментах, проводимых на них. Если бы армия прекратила эксперименты на собаках и вместо этого переключилась на крыс, это должно было бы нас волновать нас ничуть не меньше.

Некоторые из самых страшных военных опытов проводятся в месте, известном как Институт радиобиологических исследований вооруженных сил (Armed Forces Radiobiology Re­search Institute – AFRRI) в Бетесде, штат Мэриленд. Здесь, вместо использования Платформы равновесия для приматов, экспериментаторы привязывали животных к креслам и облучали их; либо учили их нажимать рычаги и наблюдали за тем, как радиация влияет на их работу. Обезьян также обучали бегу в приспособлении под названием «колесо активности» – нечто вроде цилиндрической беговой дорожки. Если животные не могли поддерживать движение колеса со скоростью более 1 мили в час, они получали удары электротоком.

В одном эксперименте, в котором использовалось «колесо активности», Кэрол Франц (Carol Franz) из отдела наук о поведении в AFFRI обучала 39 обезьян в течение 9 недель по 2 часа ежедневно до тех пор, пока они не научились чередовать периоды «работы» и «отдыха» по 6 часов подряд. Затем их облучали различными дозами радиации. У обезьян, которые получали более высокие дозы, было до 7 приступов рвоты. Потом их снова сажали в «колесо активности», чтобы выяснить, как радиация влияет на их способность «работать».

На этом этапе, если обезьяна не двигала колесо в течение 1 минуты, «силу ударов током увеличивали до 10 мА» (это исключительно мощный удар, и, даже согласно абсолютно завышенным американским стандартам экспериментирования на животных, он должен причинять очень сильную боль). У некоторых обезьян продолжалась рвота и при нахождении в «колесе активности». Франц описывает, как разные дозы радиации влияли на работу. В ее отчете также говорится, что облученные обезьяны умирали через полтора-пять дней.7
Поскольку я не хочу посвящать всю эту главу опытам, которые проводятся вооруженными силами Соединенных Штатов, теперь я перейду к невоенным исследованиям (хотя мы между делом рассмотрим еще один или два военных эксперимента, когда они будут иметь отношение к другим темам). Одновременно я надеюсь, что налогоплательщики США, вне зависимости от того, что они думают по поводу объема военного бюджета, спросят себя: «Хочу ли я, чтобы вооруженные силы распоряжались моими налогами именно так?».

Конечно, мы не должны судить о вивисекции только на основе тех опытов, которые я только что описал. Кто-то, возможно, подумает, что вооруженные силы стали бесчувственными к страданиям, поскольку они сосредоточены на войне, смерти и ранениях. Конечно же, истинные научные исследования очень отличаются от вышеприведенных, не так ли? Разберемся. В начале нашего рассмотрения невоенных экспериментов я позволю профессору Гарри Ф. Харлоу (Harry F. Harlow) высказаться самому за себя. Профессор Харлоу, который работал в Приматологическом исследовательском центре (Primate Research Center) в Мэдисоне, штат Висконсин, в течение многих лет был редактором ведущего журнала о психологии и вплоть до самой смерти (он умер несколько лет назад) пользовался большим уважением среди коллег, проводящих исследования в области психологии. На его труды одобрительно ссылались во многих учебниках, а эти учебники читали в течение последних 20 лет миллионы студентов, изучающие вводный курс психологии. Направление исследования, которое он задал, после его смерти продолжили его коллеги и бывшие студенты.

В статье, датированной 1965 годом, Харлоу описывает свою работу следующим образом:
«В течение последних 10 лет мы изучали влияние частичной социальной изоляции, выращивая обезьян с рождения в пустых проволочных клетках. Эти обезьяны были полностью разлучены с матерью. Недавно мы начали серию исследований, чтобы выявить влияние полной социальной изоляцию. Для этого отбирали обезьян у матерей через несколько часов после рождения и до трех, шести и двенадцати месяцев растили в камерах из нержавеющей стали. В течение предписанного срока пребывания в этом аппарате обезьяна не имеет контактов ни с одним животным: человеком или нижестоящим...
Эти, исследования показали, что достаточно жесткая и длительная изоляция опускает животных на такой социо–эмоциональный уровень, на котором первичной ответной социальной реакцией является страх».8

В другой статье Харлоу и его бывший студент и коллега Стефан Суоми (Stephen Suomi) описали, как они пытались вызвать психопатологию у новорожденных обезьян, и делалось это с помощью метода, который, по-видимому, не работал. Тогда их посетил британский психиатр Джон Болби (John Bowlby). Согласно отчету Харлоу, Болби выслушал рассказ об их неудачах, а затем ознакомился с висконсинской лабораторией. После того, как он увидел обезьян, живущих поодиночке в пустых проволочных клетках, он спросил: «Зачем вы пытаетесь вызвать психопатологию у обезьян? Сейчас в вашей лаборатории больше обезьян с психопатологией, чем когда-либо свет видывал».9

Кстати, Болби был ведущим исследователем, занимавшимся вопросами разлуки с матерью, но он изучал детей – главным образом, сирот, беженцев и детей в детских учреждениях. Еще в 1951 году, до того, как Харлоу начал эксперименты с нечеловекообразными приматами, Болби сделал следующий вывод:

«Были заново проанализированы факты. Благодаря им больше нет сомнений в возможности общего заключения о том, что длительное отсутствие материнской заботы может оказать тяжелое и далеко идущее воздействие на характер ребенка, а, следовательно, и на всю его последующую жизнь».10

Это не удержало Харлоу и его коллег от разработки и осуществления своих экспериментов на обезьянах.

В той же статье Харлоу и Суоми описывают, как у них появилась «потрясающая идея» вызывать депрессию, «позволяя детенышам обезьян привязываться к тряпичным суррогатным матерям, которые могли становиться монстрами»:

«Первым из этих монстров была тряпичная обезьяна-мать, которая по требованию либо по расписанию испускала сжатый воздух, находящийся под высоким давлением. Он практически срывал кожу животного. Что же делал детеныш? Он жался все ближе и ближе к матери, потому что испуганные детеныши всегда жмутся к матери. Мы не добились возникновения психопатии.

Но мы не сдавались. Мы сделали другую суррогатную мать, которая так сильно раскачивалась, что голова детеныша дергалась, и зубы стучали. Тем не менее, все, что младенец делал, это жался крепче к суррогатной матери. В третьем монстре имелась встроенная в тело проволочная рамка, которая выпрыгивала вперед и сбрасывала детенышей с «живота». Детеныш поднимался с пола, ждал, пока рамка вернется в тряпичное тело, и опять жался к монстру. В конце концов, мы соорудили мать–дикобраза. По команде по всей брюшной поверхности тела ее вылезали острые бронзовые иглы. И хотя эти иглы причиняли детенышам страдания, он прост ждал, пока иглы уйдут, а после этого возвращался и продолжали жаться к матери».

По мнению экспериментаторов, эти результаты не очень удивительны, потому что единственный выход для травмированного ребенка – это прижаться к своей матери.

В конце концов, Харлоу и Суоми отказались от искусственных матерей-монстров, потому что нашли кое-что получше: реальную обезьяну-мать, которая была монстром. Чтобы произвести таких матерей, они выращивали самок обезьян в изоляции, а затем пытались их оплодотворить. К сожалению, самки не имели нормальных половых контактов с самцами, поэтому их приходилось оплодотворять с помощью метода, который Харлоу и Суоми назвали «полкой для изнасилования». Когда рождались детеныши, Харлоу и Суоми начинали наблюдать за обезьянами. Они обнаружили, что некоторые из них просто игнорировали младенцев и не прижимали к груди плачущего детеныша, как это делают нормальные обезьяны, когда слышат плач своего отпрыска. Наблюдалась и другая модель поведения:
«Некоторые обезьяны были жестоки и даже смертельно опасны. Одной из их любимых выходок было раздавливать череп малыша зубами. Но поистине отвратительным типом поведения было разбивать лицо младенца об пол, а затем возить его по полу из стороны в сторону».11

В труде 1972 года Харлоу и Суоми утверждают, что, поскольку у людей депрессия характеризуется как состояние «беспомощности и безнадежности, погружение в колодец отчаяния», они разработали устройство «на основе интуиции», чтобы воспроизвести такой «колодец отчаяния» как в физическом, так и в психологическом отношении. Они построили вертикальную камеру со стенами из нержавеющей стали, которые загибались внутрь так, что образовывалось закругленное дно. В нее помещали молодую обезьяну на период до 45 дней. Ученые обнаружили, что через несколько дней после заключения обезьяна «проводила большую часть времени, сжавшись в углу камеры». Это заточение вызывало «сильное и устойчивое психопатологическое поведение депрессивного характера». Даже через 9 месяцев после освобождения обезьяны сидели, обхватив тело руками, вместо того чтобы двигаться и исследовать окружающее пространство, как это делают их нормальные сородичи. Отчет заканчивался неубедительно и зловеще:

«Вопрос о том, могут ли результаты быть связаны с конкретными переменными, такими как форма камеры, ее размер, продолжительность заточения, возраст на момент заключения, или же, что вероятнее, с сочетанием этих и других переменных, остается предметом для дальнейших исследований».12

В другом труде рассказывается, как, помимо «колодца отчаяния», Харлоу и его коллеги создали «тоннель ужаса», для «производства» запуганных обезьян,13 а еще в одном научном докладе Харлоу описывает, как ему удалось «вызвать психологическую смерть у макак-резусов». Для этого он подсовывал им «суррогатных матерей» из махровой ткани, у которых обычно поддерживалась температура 99° по Фаренгейту (37,2?С – прим. ред.), но они могли быстро охлаждаться до 35° по Фаренгейту (1,6?С – прим. ред.) и таким способом имитировать своего рода материнское отвержение.14

Харлоу уже умер, но его ученики и поклонники распространились по всем Соединенным Штатам и продолжают выполнять подобные эксперименты. Джон П. Капитаньо (John P. Capitanio) проводил эксперименты по отлучению от матери под руководством В.А. Мейсона (W.A. Mason), одного из студентов Харлоу, в Калифорнийском приматологическом центре в Калифорнийском университете в Дэвисе (California Primate Research Center at the University of California, Davis). В этих экспериментах Капитаньо сравнивал социальное поведение обезьян, которых растила собака, с поведением обезьян, «выращенных» пластмассовой лошадью-качалкой. Он пришел к выводу, что, «хотя у членов обеих групп имелись явные аномалии в сфере социального взаимодействия», те обезьяны, которых держали с собакой, справлялись лучше, чем те, которые содержались вместе с пластиковой игрушкой.15

После отъезда из Висконсина Джин Сакетт (Gene Sackett) продолжил изучать отлучение от матери в Приматологическом центре при Вашингтонском университете (University of Washington Primate Center). Он выращивал в полной изоляции макак-резус, свинохвостых макак и макак-крабоедов, чтобы изучить различие в личностном и социальном поведении. Он обнаружил различия среди разных видов обезьян, и это «ставит под вопрос общность «синдрома изоляции» среди разных видов приматов». А поскольку существуют различия даже между близкородственными видами обезьян, то распространение обобщений с обезьян на людей представляется еще более сомнительным.16

Мартин Рейт (Martin Reite) из Университета Колорадо проводил эксперименты по отлучению от матери на индийских и свинохвостых макаках. Он знал, что в наблюдениях Джейн Гудолл (Jane Goodall) за осиротевшими дикими шимпанзе описываются «глубокие нарушения поведения, и их основным компонентом служит печаль или депрессивные аффективные изменения». Но поскольку по сравнению с числом отчетов об исследованиях на макаках работ об экспериментальном разлучении у крупных приматов было опубликовано относительно немного, он и другие вивисекторы решили изучить семь детенышей шимпанзе, которые были оторваны от матерей сразу после рождения и выращены в специальных яслях. По прошествии 7-10 месяцев некоторых из них поместили в изоляционные камеры на пять дней. Изолированные детеныши кричали, раскачивались и бросались на стены камеры. Рейт пришел к выводу, что «у детенышей шимпанзе изоляция может сопровождаться ярко выраженными изменениями поведения», но отметил, что (как вы наверняка уже догадались) требуются дальнейшие исследования.17

Харлоу начал свои опыты, в рамках которых детенышей разлучали с матерями, около 30 лет назад, и с тех пор в США было проведено свыше 250 подобных экспериментов. Вивисекторы подвергли свыше 7 тысяч животных процедурам, которые вызывали душевные страдания, отчаяние, тревогу, общее психическое опустошение и смерть. Как показывают вышеприведенные цитаты, исследования сейчас продолжаются ради самих себя. Рейт и его коллеги ставили опыты на шимпанзе, потому что на человекообразных обезьянах, по сравнению с мартышками, было выполнено относительно мало экспериментальных работ. Они, очевидно, не испытывали потребности задать основной вопрос: почему мы вообще должны проводить какие-то эксперименты по разлучению с матерью на животных? Они даже не пытались оправдать свои эксперименты заявлением о том, что это принесет благо людям. То, что у нас уже есть обширные наблюдения за шимпанзе в дикой природе, их не интересует. Их позиция проста: это делалось с животными одного вида, а не другого, поэтому давайте теперь проведем это и с ними. Та же самая установка постоянно имеет место в исследованиях психологии и поведения. Больше всего в этой истории шокирует тот факт, что за все это заплатили налогоплательщики, и заплатили немало – свыше 58 миллионов долларов за одно только направление по изучению разлучения с матерью.18 В этом плане (и не только) гражданская вивисекция мало чем отличается от опытов, проводимых военными.

Практика экспериментирования на животных в том виде, в каком она существует сегодня во всем мире, раскрывает влияние спесишизма. Многие опыты причиняют сильную боль, и при этом отсутствует даже отдаленная перспектива значительной пользы людям или другим животным. Подобные эксперименты представляют собой не отдельные случаи, а являются частью огромной индустрии. В Великобритании, где от ученых требуют сообщать о числе «научных процедур», выполненных на животных, официальные правительственные данные говорят о 3,5 миллионах подобных экспериментов в 1988 году.19 В США нет точных цифр.

Согласно требованиям Акта о благополучии животных (Animal Welfare Act), министр сельского хозяйства публикует отчет, в котором дается количество животных, которое использовали службы, находящиеся в его реестре, но этот отчет во многих отношениях неполный. Он не включает крыс, мышей, птиц, рептилий, лягушек и домашних сельскохозяйственных животных, используемых для экспериментальных целей; он не включает животных, используемых в средних школах; он также не учитывает эксперименты, проведенные в учреждениях, которые не транспортируют животных между штатами и не получают грантов и контрактов от федерального правительства.

В 1986 году Служба технологической оценки при Конгрессе США (US Congress Office of Technology Assessment) опубликовала отчет под названием «Альтернативы использованию животных в исследованиях, тестах и образовании» («Alternatives to Animal Use in Research, Testing and Education»). Сотрудники службы сообщили, что, «по подсчетам, число животных, используемых ежегодно в Соединенных Штатах, колеблется от 10 миллионов до 100 миллионов» и пришли к выводу, что хоть подсчеты эти и ненадежны, их более или менее точная оценка – «по меньшей мере, от 17 миллионов до 22 миллионов».20

Но это очень скромная калькуляция. В 1966 году в заявлении перед Конгрессом Ассоциация по разведению лабораторных животных (Laboratory Animal Breeders Association) указала, что в 1965 году для экспериментальных целей было использовано около 60 миллионов мышей, крыс, морских свинок, хомяков и кроликов.21 В 1984 году доктор Эндрю Роуэн (Andrew Rowan) из Школы ветеринарной медицины при Университете Тафтс (Tufts University School of Veterinary Medicine) подсчитал, что ежегодно в опытх используется около 71 миллиона животных. В 1985 году Роуэн пересмотрел свои подсчеты: он сделал различие между количеством разводимых животных, приобретаемых и непосредственно используемых. Это дало цифру от 25 до 35 миллионов особей, которые ежегодно вовлечены в эксперименты (эта цифра не учитывает животных, которые умирают при транспортировке или погибают от человеческих рук еще до начала эксперимента).22 Анализ уровня цен на фондовой бирже лишь одного основного поставщика лабораторных животных – Лаборатории по разведению животных Чарльз Ривер (Charles River Breeding Laboratory) – показал, что одна только эта компания ежегодно производит 22 миллиона животных.23

В отчете 1988 года, который выпустило Министерство сельского хозяйства, значатся 140471 собаки, 42271 кошек, 51641 приматов, 431457 морских свинок, 331945 хомяков, 459254 кроликов и 178249 диких животных – итого 1635288 животных, использованных в экспериментах. Не забудьте, что в этом отчете не учитывались крысы и мыши, поэтому в нем подсчитано, в лучшем случае, 10% использованных особей. В отчете также говорится, что из почти 1,6 миллионов животных, использованных для экспериментальных целей, более 90000 испытывали «необлегченную боль либо страдание». Опять же, это в лучшем случае 10% от общего числа животных, испытавших необлегченную боль и страдания – а если вивисекторы меньше беспокоятся по поводу причинения боли крысам и мышам, нежели собакам, кошкам и приматам, то эта доля еще меньше.
Все другие развитые страны используют огромное количество животных. В Японии, например, очень неполный обзор, напечатанный в 1988 году, дает общую цифру в более чем 8 миллионов.24

Один из способов понять природу вивисекции как широкомасштабную индустрию заключается в том, чтобы взглянуть на коммерческие продукты, произведенные с ее помощью, а также на способы их продажи. Среди этих «продуктов», конечно, сами животные. Мы увидели, сколько их производят в Лаборатории по разведению животных Чарльз Ривер. В журналах типа «Лабораторное животное» (Lab Animal) последние рекламируются так, будто они машины. Под фотографией двух морских свинок, одна из которых обычная, а другая совершенно бесшерстная, имеется следующая рекламная надпись:
«Теперь, когда дело доходит до морских свинок, у вас есть выбор. Вы можете выбрать нашу стандартную модель, которая полностью покрыта шерстью. Или ради быстроты и эффективности попробовать новую лысую модель 1988 года выпуска.
Наши лысые морские свинки – это результат многолетней селекции. Они могут использоваться в дерматологических исследованиях, когда изучаются вещества, вызывающие рост волос. Сенсибилизация кожи. Трансдермальная терапия. Исследования воздействия ультрафиолета. И многое другое».

Реклама компании Чарльз Ривер в журнале «Эндокринология» (Endocrinology), июнь 1985, задавала вопрос:
«Хотите увидеть нашу работу в действии?»
Когда дело доходит до операций, мы предоставляем Вам именно то, что заказал врач. Гипофизэктомия, резекции надпочечника, кастрация, удаление вилочковой железы, овариэктомия, тиреоэктомия. Мы ежемесячно выполняем тысячи удалений желез внутренней секреции у крыс, мышей и хомяков. Плюс, дополнительное специальное хирургическое вмешательство (удаление селезенки, почек, слепой кишки) по требованию... Чтобы приобрести животных, прошедших хирургическое вмешательство для удовлетворения Ваших исследовательских нужд, звоните по телефону (номер). Наши операторы доступны почти все время.

Эксперименты на животных произвели, помимо самих животных, рынок специализированного оборудования. В ведущем британском журнале «Природа» (Nature) есть рубрика под названием «Новинки рынка», и недавно читатели были проинформированы о новом оборудовании для исследований:
«Новейший инструмент для работы с животными, производства компании “Коламбус Инстраментс” (Columbus Instruments) представляет собой герметично закрытую беговую дорожку и предназначен для сбора данных о потребляемом кислороде во время упражнений. Это колесо имеет изолированные беговые полосы с отдельными электрошоковыми стимуляторами, которые могут быть рассчитаны для четырех крыс или мышей. Основная система стоимостью 9737 фунтов включает в себя контроль скорости движения ремня и электрошокер с контролируемым напряжением. Полностью автоматическая система стоимостью в 13487 фунтов может быть запрограммирована для проведения последовательных экспериментов, с периодами отдыха в промежутках между ними, и автоматически фиксирует количество пробегов к сетке электрошокера, продолжительность бега и время пребывания на сетке электрошокера».25

«Коламбус Инстраментс» производит и другие хитрые приборы. В журнале «Лабораторное животное» она рекламирует следующее изобретение:
«Измеритель конвульсий от “Коламбус Инстраментс” дает возможность произвести объективные и количественные измерения конвульсий у животных. Сенсорный датчик, установленный на платформе загрузки, переводит вертикальные компоненты силы конвульсий в пропорциональные электрические сигналы. Пользователь должен наблюдать поведение животного и, когда заметит конвульсию, активизировать измеритель, используя переключатель. В конце эксперимента будет получена общая сила и общее время конвульсий».

Кроме того, существует «Полный каталог крыс» (The Whole Rat Catalog). Его издала компания «Харвард Биосайнс» (Harvard Bioscience), и он состоит из 140 страниц, на которых рассказывается об оборудовании для проведения экспериментов на маленьких животных. Описание ведется на милом рекламном жаргоне. Например, вот что каталог рассказывает нам о прозрачных пластиковых фиксаторах для кроликов: «Единственное, что ерзает, это нос!» Впрочем, иногда проявляется некоторая чувствительность к противоречивой сущности вопроса: описание контейнера для переноски грызунов предлагает следующее:

«Используйте этот контейнер для переноски Вашего любимца с одного места на другое, не привлекая внимания». Помимо обычных клеток, электродов, хирургических инструментов и шприцов, каталог рекламирует фиксирующие конусы для грызунов, гарвардские системы шарнирных привязей, защитные перчатки, устойчивые к радиации, высокочастотное телеметрическое оборудование для имплантации, жидкое питание для мышей и крыс для исследований действия алкоголя, устройства для обезглавливания больших и маленьких животных и даже утилизатор грызунов, который «быстро превратит останки маленького животного в однородную суспензию».26

По-видимому, корпорации не утруждали бы себя производством и рекламой такого оборудования, если бы не ожидали значительных продаж. И эти предметы никто бы не покупал, если бы их не использовали.

Из десятков миллионов выполняемых экспериментов лишь несколько, возможно, вносят вклад в важные медицинские исследования. Огромное количество животных используется на университетских факультетах, вроде лесного хозяйства и психологии; гораздо больше используется в коммерческих целях, для тестирования новой косметики, шампуней, пищевых красителей и других маловажных вещей. Все это происходит только из-за нашего предубеждения против того чтобы серьезно относиться к страданиям существа, не являющегося представителем нашего биологического вида. Обычно защитники вивисекции не отрицают того, что животные страдают. Они не могут этого делать, потому что им нужно подчеркивать сходства между людьми и другими существами, иначе какая польза от этих экспериментов! Ученый, заставляющий крысу сделать выбор между голоданием и электроударом, чтобы посмотреть, образуются ли у нее язвы (они образуются), делает это, потому что нервная система крысы очень похожа на нервную систему человека, и, предположительно, она так же чувствует удар электрическим током.

Уже долгое время существует движение, выступающее против вивисекции. Его протесты привели к небольшим победам, потому что экспериментаторы при поддержке коммерческих фирм, которые получают прибыль, благодаря поставкам лабораторных животных и оборудования, смогли убедить законодателей, что оппозиция состоит из необразованных фанатиков, считающих интересы животных важнее интересов людей. Но чтобы быть против того, что происходит сейчас, необязательно настаивать на срочном прекращении всех исследований. Все, что нам нужно сказать – это что эксперименты, которые не преследуют никаких прямых и срочных целей, должны быть остановлены немедленно, а в оставшихся областях исследований нам следует, где это только возможно, стремиться заменить эксперименты на животных альтернативными методами.

Чтобы понять, почему этот, на первый взгляд, скромный шаг настолько важен, нам надо больше узнать об экспериментах, которые выполняются сейчас и выполнялись уже в течение века. Тогда мы сможем правильно оценить заявления сторонников вивисекции о том, что эксперименты на животных делаются только для важных целей. Поэтому на последующих страницах описываются некоторые эксперименты на животных. Читать об этих опытах неприятно; но мы обязаны узнать о том, что делается в нашем обществе, особенно с учетом того, что большая часть этих исследований оплачивается из наших налоговых отчислений. Если животным приходится все это переносить, мы как минимум можем ознакомиться с информацией об этом. Поэтому я не пытался смягчить данные о процедурах, которым подвергаются животные, и в то же время не пытался преувеличить их.

Все нижеследующие факты взяты из отчетов, которые были написаны самими экспериментаторами или позаимствованы из журналов, в которых ученые обмениваются друг с другом опытом.

Такие отчеты неизбежно правдивее, чем сообщения стороннего наблюдателя. На это есть две причины. Одна из них заключается в том, что вивисекторы не станут подчеркивать причиненные ими страдания, за исключением случаев, когда это необходимо для сообщения результатов эксперимента, что бывает редко. Поэтому о большей части страданий ничего не говорится. Вивисекторы, возможно, не считают необходимым включать в свои доклады какие-либо упоминания о том, что происходит, когда электрошоковые устройства остаются включенными в то время, когда их нужно выключить, когда животные приходят в сознание в середине операции из-за неправильно проведенного обезболивания или когда в выходные заболевают и умирают животные, за которыми никто не ухаживает.

Вторая причина, по которой научные журналы являются источником, устраивающим ученых, является то, что они включают только те эксперименты, которые вивисекторы и редакторы журналов считают важными. Комиссия Британского правительства выяснила, что лишь четверть опытов на животных когда-либо находит путь к печати.27 Нет оснований верить, что в США публикуется больше отчетов об экспериментах; поскольку в Соединенных Штатах гораздо больше, чем в Великобритании, второстепенных университетов с менее талантливыми исследователями, кажется вероятным, что еще меньший процент экспериментов дает результаты, имеющие вообще какое бы то ни было значение.

Поэтому, читая последующие страницы, имейте в виду, что они взяты из уважаемых самими вивисекторами источников; и если результаты этих экспериментов не кажутся настолько важными, чтобы с их помощью можно было оправдать страдания, причиненные живым существам, учтите, что все эти примеры принадлежат к той малой доле опытов, которую редакторы сочли достойной публикации. И последнее предупреждение. Доклады, напечатанные в журналах, всегда появляются с фамилиями экспериментаторов. В основном я сохранил эти имена, потому что не вижу оснований защищать этих людей завесой анонимности. Тем не менее, не следует предполагать, что названные личности особенно злы и жестоки. Они делают то, чему их научили, они делают то, что делают тысячи их коллег. Приводимые мной данные призваны продемонстрировать не садизм некоторых конкретных ученых, а узаконенную ментальность спесишизма, из-за которого вивисекторы позволяют себе подобные вещи и не оглядываются на интересы используемых ими животных.

Многие из самых болезненных опытов проводятся в области психологии. Чтобы представить себе количество животных, с которыми экспериментировали в лабораториях психологи, примите во внимание, что в 1986 году Национальный институт душевного здоровья (National Institute of Mental Health) профинансировал 350 экспериментов на животных. Национальный институт душевного здоровья – это всего лишь один источник федерального финансирования психологических экспериментов. Учреждение потратило свыше 11 миллионов долларов на опыты, включавшие в себя непосредственные манипуляции с мозгом, свыше 5 миллионов – на эксперименты, изучавшие влияние лекарств на поведение, и свыше 2 миллионов – на исследования, включающие лишение сна, причинения стресса, страха и беспокойства. Эта ведомство за один год израсходовало на вивисекцию более 30 миллионов долларов.28

Один из наиболее распространенных способов экспериментирования на животных в психологии заключается в нанесении им ударов электрическим током. Это может делаться с целью узнать, как животные реагируют на разные виды наказания, или чтобы научить их выполнять различные задания. В первом издании книги я описывал эксперименты, проведенные в конце 60-х – начале 70-х годов. Вивисекторы наносили животным удары электротоком. Вот лишь один пример из того периода.

О.С. Рэй (O.S. Ray) и Р.Дж. Баррет (R.J. Barrett), работавшие в отделе психологических исследований, в Правительственном госпитале для ветеранов (Veterans Administration Hospital) в Питтсбурге, штат Пенсильвания, наносили удары электротоком 1042 мышам. Потом они вызывали конвульсии, для чего наносили более сильные удары с помощью электродов чашевидной формы, которые прикладывались к глазам животных, а также с помощью зажимов на ушах. Они сообщили, что, к сожалению, некоторые мыши, которые «успешно прошли тренировку в первый день, оказались больными или мертвыми до начала тренировки на второй».29

Сейчас, по прошествии почти 20 лет, когда я пишу второе издание книги, экспериментаторы все еще придумывают варианты одних и тех же опытов с небольшими изменениями. В.А. Хиллекс (W.A. Hillex) и М.Р. Денни (M.R. Denny) из Калифорнийского университета в Сан-Диего поместили крыс в лабиринт и наносили им электрические удары в случае, если после одного неправильного выбора они в ходе следующего испытания не находили решение за три секунды. Они пришли к выводу, что «результаты явно сходны с итогами ранней работы по запоминанию и забыванию у крыс, в рамках которого животных обычно били током в начале лабиринта, когда они как раз делали выбор» (иными словами, крыс били током на том участке лабиринта, где они должны были выбирать, а не до этого места; в этом заключалась новая особенность эксперимента, и она не вносила большой разницы). Далее вивисекторы ссылаются на опыты, проведенные в 1933-ом, 1935-ом и в другие годы, вплоть до 1985-го.30

Следующий эксперимент – это всего лишь попытка показать, что результаты, имеющие место у людей, применимы и к мышам. Курт Спенис (Curt Spanis) и Ларри Сквайр (Larry Squire) из Калифорнийского Университета в Сан-Диего в одном эксперименте использовали два вида разрядов, чтобы посмотреть, как «электроконвульсионный удар» влияет на память у мышей. Животных поместили в светлый отсек камеры с двумя отделениями, другая часть была темной. Когда мыши переходили из светлого отсека в темный, они получали по лапам удары током. После «обучения» мыши получали «обработку электроконвульсионными ударами», которая... производилась 4 раза с часовым интервалом... и каждый раз случались припадки». Электроконвульсионные удары вызывали ретроградную амнезию, которая длилась, по меньшей мере, 28 дней. Спенис и Сквайр пришли к выводу, что ситуация обстояла таким образом из-за того, что мыши забывали избегать перехода в темный отсек и поэтому получали удары током. Ученые отметили, что их открытия «совпадают» с открытиями, которые Сквайр уже сделал в ходе исследования, проводившегося на пациентах с психическими расстройствами. Они признали, что результаты эксперимента «не могут с уверенностью поддерживать или отрицать» идею о потере памяти вследствие «большого разброса результатов в различных группах». Тем не менее, они заявляют: «Эти данные проводят параллель между экспериментальной амнезией у лабораторных животных и амнезией у людей».31
В подобном эксперименте Дж. Пэйтел (J. Patel) и Б. Миглер (B. Migler), работавшие в компании ICI Americas, Inc. в Уилмингтоне, штат Делавэр, учили беличьих обезьян нажимать на рычаг для получения пищевых таблеток. Затем обезьянам на шеи одели металлические ошейники, через которые подавались удары всякий раз, когда они получали пищу. Они могли избежать ударов, только если ждали три часа, прежде чем пытались получить пищу. Чтобы таким способом научить обезьян избегать ударов, потребовалось 8 недель учебных занятий по 6 часов в день. Так предполагалось вызвать «конфликтную» ситуацию, а обезьянам после этого давали разные наркотики, чтобы проверить, будут ли они получать больше ударов под их действием. Экспериментаторы сообщили, что они также адаптировали этот тест для крыс, и что он был бы «полезен для выявления возможных веществ, снижающих тревогу».32

Эксперименты по созданию условий проводятся более 85 лет. Доклад, написанный в 1982 году нью-йоркской организацией Объединенные действия в защиту животных (United Action for Animals), говорит о 1425 трудах по «классическим экспериментам по созданию условий» подопытных. По иронии судьбы, бессмысленность многих из этих исследований беспощадно раскрыта в документе, который опубликовала группа вивисекторов в Университете Висконсина. Сьюзан Минека (Susan Mineka) и ее коллеги подвергали 140 крыс ударам, которых можно было бы избежать, а также таким ударам, которых избежать было нельзя. Это делалось для сравнения уровня страха, порождаемого разными ударами. Вот сформулированное обоснование их работы:

«За последние 15 лет огромное количество исследований было направлено на то чтобы понять разницу в поведении и физиологические эффекты, которые возникают от соприкосновения с контролируемыми элементами в противовес неконтролируемым. Вывод заключается в том, что неконтролируемые неприятные события представляют больший стресс для организма, чем контролируемые».

После того, как вивисекторы подвергали крыс ударам, иногда давая возможность их избежать, они не смогли определить, какие механизмы можно считать правильными при трактовке результатов. Тем не менее, они заявили, что считают результаты важными: «В них поднимается вопрос о том, насколько аргументированы выводы, сделанные по итогам сотен экспериментов, которые были проведены за последние 15 лет или около того».33
Иными словами, 15 лет, в течение которых животным наносились электрические удары, возможно, не дали правильных результатов. Но в причудливом мире психологических экспериментов на животных это открытие служит оправданием для еще большего количества опытов, в рамках которых еще большее число животных будет получать неминуемые удары электротоком, чтобы, наконец, явить вивисекторам «аргументированные результаты». И не забудьте, что эти «аргументированные результаты» будут относиться только к поведению плененных животных, которые подвергаются таким ударам электротока, от которых невозможно спастись.

Не менее печальна история экспериментов по созданию так называемой «выученной беспомощности». Предполагается, что она представляет собой модель депрессии у людей. В 1953 году Р. Соломин (R. Solomin), Л. Камин (L. Kamin) и Л. Винн (L. Wynne), ученые из Гарвардского университета, поместили 15 собак в устройство под названием «челночный бокс», которое состоит из ящика, разделенного на два отделения с барьером между ними. Изначально этот барьер был установлен на высоте спины собаки. Через решетчатый пол собаки получали по лапам сотни интенсивных ударов током. Поначалу они могли избегать ударов, если перепрыгивали через барьер в другое отделение. Стремясь «отбить охоту к прыжкам», вивисекторы заставили собак прыгать сто раз на решетчатый пол в другое отделение, и там тоже наносился удар по лапам. Они писали, что когда собака прыгала, она издавала пронзительное упреждающее тявканье, превращающееся в визг в момент, когда она опускалась на электрическую решетку». Потом они заблокировали проход между отделениями куском зеркального стекла и снова подвергли собак испытанию. Одна «прыгнули вперед и разбила голову о стекло». У животных начали появляться такие симптомы как «непроизвольная дефекация, мочеиспускание, дрожь, вопли; они бросались на аппаратуру и так далее; но по прошествии 10-12 дней эксперимента собаки, которым не давали возможности спастись от удара, перестали сопротивляться. Сами экспериментаторы сообщили, что очень «впечатлены» этим, и сделали вывод о том, что сочетание стеклянного барьера и удара по лапам «крайне эффективно» заставляет собак не прыгать.34

Это исследование показало, что если повторно наносить сильные и неотвратимые удары, то можно вызвать состояние беспомощности и отчаяния. Такие исследования «выученной беспомощности» получили дальнейшее усовершенствование в 1960-е годы. Одним из заметных вивисекторов был Мартин Селигман (Martin Seligman) из Университета Пенсильвании. Он настолько интенсивно и настойчиво ударял собак током через стальной решетчатый пол, что животные бросили все попытки спастись и «научились» беспомощности.

В одной работе, написанной совместно с коллегами Стивеном Мейером (Steven Maier) и Джеймсом Джиром (James Geer), Селигман описывает свою работу следующим образом:
«Когда нормальная, наивная собака проходит в челночном боксе тренинг по спасению/избеганию ударов, у нее обычно наблюдается следующее поведение: когда поступают первые удары, она неистово бегает вокруг, испражняется, мочится и воет, пока не перелезет через барьер и, таким образом, спасется от ударов. Во время следующего эксперимента собака, бегая и воя, преодолевает барьер быстрее и так далее, пока не начнет наблюдаться эффективное избегание».

Селигман изменил эту модель: он стал запрягать собак в упряжь и наносил им удары, от которых они никак не могли спастись. Когда же животные оказались в первоначальных условиях (какие были в челночном ящике), при которых была возможность спастись, он выяснил следующее:

«Такая собака поначалу реагирует на удары в челночном боксе так же, как и наивная собака. Но вскоре перестает бегать и молчит до конца ударов, что представляет собой впечатляющий контраст с наивной собакой. Собака не преодолевает барьер и не спасается от ударов. Она скорее «сдается» и пассивно «принимает» их. При последующих экспериментах животное по-прежнему не делает движений, которые могли бы его спасти, и, таким образом, во время каждого испытания в течение 50 секунд чувствует сильный, пульсирующий удар. Собака, которая ранее подвергалась неизбежным ударам, может «принимать» неограниченное количество ударов, не пытаясь спастись или избежать их».35

В 1980-е годы психологи продолжили проводить эксперименты на «выученную беспомощность». Филипп Берш (Philipp Bersh) и три других вивисектора из Университета Темпл (Temple University), штат Филадельфия, учили крыс распознавать огонек, предупреждающий их об ударе, который должен был быть нанесен в течение 5 секунд. Если крысы понимали предупреждение, они могли избежать удара, для этого надо было перебежать в безопасный отсек. После того как крысы обучились такому поведению, безопасный отсек закрыли и подвергали их продолжительным сериям неизбежных ударов. Вполне закономерно, что, даже когда появилась возможность спастись, крысы не смогли быстро восстановить поведение, продиктованное инстинктом самосохранения».36

Берш и его коллеги также подвергли 372 крысы эксперименту с отталкивающими ударами, чтобы попытаться определить связь между условным рефлексом Павлова и выученной беспомощностью. Они сообщили, что «значение этих открытий для теории выученной беспомощности не очень ясно» и что «остается большое количество вопросов».37

Г. Браун (G. Brown), П. Смит (P. Smith) и Р. Питерс (R. Peters) из Университета Теннеси в Мартине преодолели множество затруднений при создании специального челночного бокса для золотых рыбок, возможно, для того, чтобы посмотреть, действует ли теория Селигмана в воде. Они подвергли 45 рыб 65 ударам и пришли к выводу, что «данные этого исследования не поддерживают в большой мере теорию Селигмана о том, что беспомощность является выученной».38

Эти эксперименты причинили острую длительную боль многим животным. Сначала это делалось для того, чтобы доказать теорию, потом – чтобы развенчать ее, и, наконец, чтобы доказать измененные версии изначальной теории. Стивен Майер, который вместе с Селигманом и Джиром был автором ранее процитированного доклада о вызывании выученной беспомощности у собак, построил карьеру на увековечивании избранной им темы исследования. Все же в недавней обзорной статье Майеру пришлось сказать о пригодности этой «животной модели депрессии» следующее:

«Можно заявить, что для осмысления сравнения недостает согласованности в характерных чертах, нейробиологии, возникновении и предотвращении/излечении... Таким образом, кажется маловероятным тот факт, что выученная беспомощность служит моделью депрессии в широком смысле слова».39

Майер пытается спасти хоть что-нибудь от этого пугающего заключения и говорит, что выученная беспомощность может служить моделью не депрессии, а «стресса и его преодоления», но признает, что более 30 лет экспериментов на животных оказались пустой тратой времени и денег налогоплательщиков, не говоря уже о количестве острой физической боли, вызванной ими.

В первом издании этой книги я сообщал об эксперименте, который провели П. Бейдиа (P. Badia) с двумя коллегами в Государственном Университете Боулинг Грин (Bowling Green State University) в штате Огайо, результаты которого опубликовали в 1973 году. В нем 10 крыс испытывались в ходе занятий продолжительностью по 6 часов. Во время этих занятий им наносились «частые электрические удары, которые все время были неотвратимыми и неизбежными». Крысы могли нажать на любой из двух рычагов в тестовой камере, чтобы получить предупреждение о предстоящем ударе. Вивисекторы пришли к выводу, что крысы предпочитали быть предупрежденными об ударе.40 В 1984 году все еще проводился тот же самый эксперимент. Кто-то предположил, что предыдущее исследование было «неправильно с методологической точки зрения». На этот раз П. Бейдиа (P. Badia) вместе с Б. Абботтом (B. Abbott) из Университета Индианы поместили 10 крыс в электризованные камеры и опять проводили с ними 6-часовые занятия, сопровождающиеся электрическими ударами. Шесть крыс получали неотвратимые удары с интервалом в одну минуту, иногда им предшествовали предупреждения. Потом им разрешили нажимать на один из двух рычагов, чтобы либо получать удары с предупреждающим сигналом, либо получать удары без такого сигнала. Оставшиеся 4 крысы использовались в другом варианте опыта – они получали сигналы с двух- и четырехминутным интервалом. Вивисекторы снова выяснили, что крысы предпочитали удары с предупреждением, даже если это приводит к большему числу ударов.41

Удары электрическим током также используются, чтобы вызвать у животных агрессивное поведение. В одном из исследований, проведенном в Университете Айовы, Ричард Викен (Richard Viken) и Джон Кнатсон (John Knutson) поделили на группы 160 крыс и «обучали» их в клетке из нержавеющей стали с электрифицированным полом. Пары крыс получали электрические удары до тех пор, пока не научились драться – либо нападать друг на друга в вертикальной стойке, либо кусать друг друга. В среднем потребовалось тридцать обучающих испытаний, прежде чем крысы научились делать это сразу после первого удара. Потом исследователи поместили крыс, натренированных на ударах, в клетки с необученными крысами и наблюдали за их поведением. Через день всех крыс убили, сбрили их шерсть и изучили раны. Ученые пришли к выводу, что «результаты не помогли понять нападающий либо оборонительный характер реакции, которая возникала в ответ на удары».42

В Университете Кеньон (Kenyon College), штат Айова, Дж. Вильямс (J. Williams) и Д. Лайерл (D. Lierle) провели серию из трех экспериментов, чтобы выявить, как управление стрессом влияет на оборонительное поведение. Первый эксперимент основывался на предположении, что неконтролируемые удары усиливают страх. Шестнадцать крыс были помещены в трубки из органического стекла, и им на хвосты подавали неизбежные удары электротоком. Затем их помещали в качестве чужаков в уже сложившуюся колонию крыс, где фиксировались их взаимоотношения с другими. Во втором эксперименте 24 крысы во время обучения могли контролировать удары. В третьем эксперименте 32 крысы подвергались и таким ударам, которых невозможно было избежать, и таким, которые можно было контролировать. Вивисекторы сделали следующий вывод:
«Эти открытия и наши теоретические формулировки подчеркивают взаимосвязь между управляемостью ударов, возможностью предсказать их окончание, условными признаками стресса, страха и оборонительного поведения, но для того чтобы изучить точную природу этих взаимосвязей, требуются дальнейшие исследования».43
В этом отчете, опубликованном в 1986 году, упоминается более ранняя экспериментальная работа в данной сфере, проведенная в 1948 году.

В Университете Канзаса отдел, который называет себя Комитетом по исследованию детей (Bureau of Child Research), наносит удары электротоком разным видам животных. В одном из экспериментов шетлендским пони не давали воды до тех пор, пока они не начали испытывать жажду, а потом они получили емкость с водой, которую можно было электрифицировать. По обе стороны голов пони помещались громкоговорители. Когда шум шел из левого громкоговорителя, резервуар электрифицировался, и пони при питье получали удары током. Они усвоили, что надо прекращать пить, если шум идет из левого громкоговорителя, но не из правого. Потом громкоговорители были пододвинуты ближе друг к другу, так что пони больше не могли различать их и, таким образом, избегать ударов.

Исследователи указали на аналогичные эксперименты с белыми крысами, кенгуровыми крысами, древесными крысами, ежами, собаками, кошками, обезьянами, опоссумами, тюленями, дельфинами и слонами и пришли к выводу, что, по сравнению с другими животными, пони с трудом определяют направление звука.44

Непонятно, какую пользу это исследование принесет детям. В целом во всех вышеприведенных примерах экспериментов больше всего беспокоит то, что, невзирая на страдания животных, полученные результаты незначительны, очевидны или бессмысленны, это признают даже сами вивисекторы. Выводы из выше процитированных экспериментов ясно показывают, что ученые вложили много сил в то, чтобы рассказать нам на научном жаргоне то, что все мы и так знаем, то, что мы могли бы выяснить менее болезненными способами, если бы немного подумали. А ведь эти эксперименты предположительно важнее тех, которые не были опубликованы.

Мы рассмотрели только небольшое количество психологических экспериментов, которые включают удары электротоком. Вот что говорится в докладе, который был подготовленСлужбой технологической оценки:
«Обзор 608 статей, появившихся в журналах Американской Психологической Ассоциации (American Psychological Association) с 1978-го по 1983 годы включительно, в которых обычно публикуют результаты экспериментов на животных, показал, что в 10% исследований использовались удары электрическим током».45

Многие другие журналы, не связанные с Американской психологической ассоциацией, также публикуют сообщения об экспериментах на животных, в которых использовался электрической ток; и мы не должны забывать об исследованиях, результаты которых вообще нигде не публикуются. И это только одна разновидность исследований, причиняющих животным боль и страдания. Мы уже ознакомились с деталями опытов, в которых детенышей отрывали от матерей, но потребовалось бы несколько книг, чтобы кратко описать другие психологические эксперименты, исследующих такие аспекты, как ненормальное поведение, животные модели шизофрении, движения, поддержание тела, познавательные способности, общение, отношения между хищником и жертвой, мотивация и эмоции, ощущения и восприятие, лишение сна, пищи и воды. Мы рассмотрели всего лишь несколько из десятков тысяч экспериментов, которые ежегодно проводятся в области психологии, но этого должно быть достаточно для понимания того, что очень многие из проводящихся до сих пор опытов причиняют животным огромную боль и не предлагают перспектив для получения действительно важных новых знаний. К сожалению, для психологов и других вивисекторов животные стали просто инструментами. Лаборатория может принимать во внимание стоимость этих «инструментов», но жестокость к ним становится очевидной не только при самом проведении экспериментов, но и при их описании в докладах. Взглянем, к примеру, на упоминание Харлоу и Суоми об их «полке для изнасилования» и на шуточный тон, с которым они рассказывают о «любимых трюках» самок обезьян, родивших детенышей в результате ее использования.

Рассказывать об отлучении стало проще благодаря использованию технического жаргона, который маскирует подлинный характер происходящего. Психологи под влиянием бихевиористской доктрины, согласно которой упоминать нужно только наблюдаемое, придумали немалый набор терминов, которые относятся к боли, не упоминая о ней напрямую. Элис Хейм (Alice Heim), одна и немногих психологов, которая выступила против бессмысленных экспериментов на животных, проводимых ее коллегами, описывает это так:

«Работа по наблюдению за поведением животных всегда выражается в научной, корректно звучащей терминологии, которая дает возможность продолжать обучение нормальных, без садистских наклонностей, студентов-психологов и не пробуждать в них беспокойства. Итак, то, что на самом деле является пыткой жаждой, голодом или электроударами, называется приемом «угасание». «Частичное подкрепление» – это термин, которым обозначают беспокойство животного, возникающее из-за того, что экспериментатор лишь частично оправдал ожидания, которые появились у животного в ходе предыдущей тренировки.

Определение «отрицательный стимул» используется, когда животное подвергают стимулам, которых оно, по возможности, избегает. Термин «избегание» подходит, потому что это наблюдаемая деятельность. Термины «болезненный» или «пугающий» для стимулов меньше подходят из-за своей антропоморфности: они предполагают, что животное имеет чувства, которые могут иметь сходство с человеческими. Это недопустимо, потому что не вписывается в концепцию бихевиоризма и ненаучно (а также потому, что может удержать более молодого и менее черствого исследователя от выполнения определенных изобретательных экспериментов, допусти он небольшую игру воображения). Самый страшный грех для экспериментатора-психолога, работающего в области «поведения животных», – это антропоморфизм. Тем не менее, если бы он не верил в аналогию между человеком и более низкими животными, то даже он, по-видимому, счел бы свою работу в значительной мере неоправданной».46

Поиск по сайту: