НАД ПРОПАСТЬЮ ВО РЖИ

РАССКАЗЧИК. Не пошел я на поле, так как только что вернулся из Нью-Йорка с командой фехтоваль-щиков. Я капитан этой вонючей команды. Важная шишка. Поехали мы на состязание со школой Мак-Берни. Только состязание не состоялось. Я забыл рапиры, и костюмы, и вообще всю эту петрушку в ва-гоне метро. Но я не совсем виноват. Приходилось все время вскакивать, смотреть на схему, где нам вы-ходить. Словом, вернулись мы не к обеду, а уже в половине третьего. Ребята меня бойкотировали всю дорогу. Даже смешно. И еще я собрался зайти к старику Спенсеру, моему учителю истории, попрощать-ся перед отъездом. Да, забыл сказать - меня вытурили из школы. Я провалился по 4м предметам и вооб-ще не занимался и все такое. Меня сто раз предупреждали - старайся, учись. А моих родителей вызыва-ли к старому Термеру,но я все равно не занимался.Меня и вытурили. Они много кого выгоняют из Пэн-си. У них очень высокая академическая успеваемость, серьезно, очень высокая. Словом, дело было в де-кабре, и холодно, как у ведьмы за пазухой. А стоял я там потому, что хотелось почувствовать, что я с этой школой прощаюсь. Вообще я часто откуда-нибудь уезжаю, но никогда и не думаю ни про какое прощание. Я это ненавижу. Я не задумываюсь, грустно ли мне уезжать,неприятно ли. Но когда я расста-юсь с каким-нибудь местом, мне надо почувствовать, что я с ним действительно расстаюсь.А то стано-вится еще неприятней. Мне повезло.Я вдруг вспомнил, как мы однажды гоняли мяч перед учебным кор-пусом.Наш учитель биологии,мистер Зембизи,высунул голову из окна и велел идти в общежитие, одева-ться к обеду. Как вспомнишь такую штуку, так сразу почувствуешь: тебе ничего не стоит уехать отсюда навсегда. Я побежал прямо к дому старика Спенсера. Я бежал всю дорогу, до главного выхода, а потом переждал, пока не отдышался. У меня дыхание короткое, по правде говоря. Во-первых,я курю, как паро-воз, то есть раньше курил. Тут, в санатории, заставили бросить. И еще - я за прошлый год вырос на 6 с половиной дюймов. Наверно, от этого я и заболел туберкулезом и попал сюда на это дурацкое лечение. Не знаю, зачем я бежал, наверно, просто так. Когда я перебежал через дорогу,мне вдруг показалось, что я исчез.День был какой-то сумасшедший, жуткий холод, ни проблеска солнца, ничего, и казалось, стоит тебе пересечь дорогу, как ты сразу исчезнешь навек. Ух, и звонил же я в звонок, когда добежал до ста-рика Спенсера! Промерз я насквозь. Уши болели, пальцем пошевельнуть не мог.

ХОЛДЕН. "Ну, скорей, скорей!" Открывайте!"

РАССКАЗЧИК. Наконец старушка Спенсер мне открыла.

м-с Спенсер. - Холден! Как я рада тебя видеть! Входи, милый! Ты, наверно, закоченел до смерти?

РАС-К. Мне кажется, она и вправду была рада меня видеть. Она меня любила. По крайней мере, мне так казалось.

ХОЛДЕН. - Как вы поживаете, миссис Спенсер? Как здоровье мистера Спенсера?

м-с Спенсер. - Дай твою куртку, милый! (повесила куртку в шкаф в прихожей, и я пригладил волосы ладонью)

РАССКАЗЧИК. Она была немножко глуховата.

ХОЛДЕН. - Как же вы живете, миссис Спенсер? (громче, чтобы она услыхала)

м-с Спенсер. - Прекрасно, Холден. - (закрыла шкаф в прихожей) - А ты-то как живешь?

РАССКАЗЧИК. И я по ее голосу сразу понял: видно, старик Спенсер рассказал ей, что меня выперли.

ХОЛДЕН. - Отлично. А как мистер Спенсер? Кончился у него грипп?

м-с Сп-р. Кончился? Холден, он себя ведет как...как не знаю кто!..Он у себя, милый, иди прямо к нему.

РАС-ЧИК. Лет им было под семьдесят, а то и больше. И все-таки они получали удовольствие от жизни, хоть одной ногой и стояли в могиле. Cвинство так говорить, но я вовсе не о том. Просто я хочу сказать, что я много думал про старика Спенсера, а если про него слишком много думать, начинаешь удивляться - за каким чертом он еще живет. Понимаете, он весь сгорбленный и еле ходит, а если он в классе уронит мел, так кому-нибудь с первой парты приходится нагибаться и подавать ему. По-моему, это ужасно. Но если не слишком разбираться, а просто так подумать, то выходит, что он вовсе не плохо живет. Напри-мер, один раз,когда он меня и еще нескольких других ребят угощал горячим шоколадом, он нам показал потрепанное индейское одеяло - они купили его у какого-то индейца. Видно было, что старик Спенсер от этой покупки в восторге. Вы понимаете,о чем я? Живет себе такой человек,из него уже песок сыплет-ся, а он все еще приходит в восторг от какого-то одеяла. (Дверь была открыта, но я все же постучался)

СПЕНСЕР. (сидел в кресле, закутанный в одеяло) Кто там? (заорал) Ты, Колфилд? Входи, мальчик, входи!

РАС-К. Только я вошел - и уже пожалел, зачем меня принесло. Везде стояли какие-то пузырьки, все па-хло каплями от насморка. Тоску нагоняло. Я вообще-то не слишком люблю больных. И все казалось еще унылее оттого, что на старом Спенсере был ужасно жалкий, потертый, старый халат - наверно, он его носил с самого рождения, честное слово. Не люблю я стариков в пижамах или в халатах. Вечно у них грудь наружу, все их старые ребра видны. И ноги жуткие. Видали стариков на пляжах, какие у них ноги белые, безволосые?

ХОЛДЕН. - Здравствуйте, сэр! Я получил вашу записку. Спасибо вам большое. Вы напрасно писали, я бы все равно зашел попрощаться.

СПЕНСЕР. - Садись вон туда, мальчик. (показал на кровать. Я сел на кровать)

ХОЛДЕН. - Как ваш грипп, сэр?

СПЕНСЕР. - Знаешь, мой мальчик, если бы я себя чувствовал лучше, пришлось бы послать за доктором!

РАССКАЗЧИК. Старик сам себя рассмешил. Он стал хихикать, как сумасшедший. (отдышался) Господи, ну и постель! Настоящий камень!Он вдруг напустил на себя страшную строгость - я знал, что так будет.

СПЕНСЕР. - Значит, ты уходишь от нас?

ХОЛДЕН. - Да, сэр, похоже на то.

РАССКАЗЧИК. Тут он начал качать головой. В жизни не видел, чтобы человек столько времени подряд мог качать головой.

СП-Р. А о чем с тобой говорил доктор Термер, мой мальчик? Я слыхал, что у вас был долгий разговор.

ХОЛДЕН. - Да, был. Поговорили. Я просидел у него в кабинете часа два, если не больше.

СПЕНСЕР. - Что же он тебе сказал?

ХОЛДЕН. Ну... всякое. Что жизнь - это честная игра. И что надо играть по правилам. Он хорошо гово-рил. То есть ничего особенного он не сказал. Все насчет того же, что жизнь - это игра и всякое такое.

СПЕНСЕР. - Но жизнь действительно игра, мой мальчик, и играть надо по правилам.

ХОЛДЕН. - Да, сэр. Знаю. Я все это знаю.

РАССКАЗЧИК. Тоже сравнили! Хороша игра! Попадешь в ту партию, где классные игроки, - тогда ладно, куда ни шло, тут действительно игра. А если попасть на другую сторону, где одни мазилы, - какая уж тут игра? Ни черта похожего. Никакой игры не выйдет.

СПЕНСЕР. - А доктор Термер уже написал твоим родителям?

ХОЛДЕН. - Нет, он собирается написать им в понедельник.

СПЕНСЕР. - Как же, по-твоему, они отнесутся к этому известию?

Х-Н. Как сказать... Рассердятся, наверно. Должно быть, рассердятся. Ведь я уже в 4й школе учусь. Эх!

РАССКАЗЧИК. И я тряхнул головой. Это у меня привычка такая. Мне тогда было 16, а теперь мне уже 17, но иногда я так держусь, будто мне лет 13, не больше.Ужасно нелепо выходит, особенно потому, что во мне 6 футов и два с половиной дюйма, да и волосы у меня с проседью. Это правда. У меня на одной стороне, справа, миллион седых волос. С самого детства.И все-таки иногда я держусь, будто мне лет 12. Так про меня все говорят, особенно отец. Отчасти это верно, но не совсем. А люди всегда думают, что они тебя видят насквозь. Мне-то наплевать, хотя тоска берет, когда тебя поучают - веди себя как взрос-лый. Иногда я веду себя так, будто я куда старше своих лет, но этого-то люди не замечают. Вообще ни черта они не замечают. Старый Спенсер опять начал качать головой. И при этом ковырял в носу. Он старался делать вид, будто потирает нос, но на самом деле он весь палец туда запустил.

СПЕНСЕР. - Я имел честь познакомиться с твоей матушкой и с твоим отцом несколько недель назад. Они изумительные люди.

ХОЛДЕН. - Да, конечно. Они хорошие.

РАС-К. "Изумительные". Ненавижу это слово! Ужасная пошлятина. Мутит, когда слышишь такие сло-ва. И вдруг у старого Спенсера стало такое лицо, будто он сейчас скажет что-то очень хорошее, умное. Он выпрямился в кресле, сел поудобнее. (взял журнал с колен и хотел кинуть его на кровать. И не попал. Пришлось мне встать, поднять и положить на кровать) И мне захотелось бежать к чертям из этой комнаты. Я чувство-вал, начнется жуткая проповедь. Чтобы тебя отчитывали, а кругом воняло лекарствами и старый Спен-сер сидел перед тобой в пижаме и халате - это уж слишком. Не хотелось слушать. Тут и началось.

СПЕНСЕР. Что ты с собой делаешь, мальчик? (очень строго) Сколько предметов ты сдавал в этой четверти?

ХОЛДЕН. - Пять, сэр.

СПЕНСЕР. - Пять. А сколько завалил?

ХОЛДЕН. - Четыре.

РАС-К. (поерзал на кровати) На такой жесткой кровати я еще никогда в жизни не сидел. Английский я хорошо сдал, потому что я учил всю эту штуку еще в Хуттонской школе. Он меня даже не слушал.

СПЕНСЕР. - Я провалил тебя по истории, потому что ты совершенно ничего не учил.

ХОЛДЕН. - Понимаю, сэр. Отлично понимаю. Что вам было делать?

СПЕНСЕР. - Совершенно ничего не учил!

РАС-К. Меня злит, когда люди повторяют то, с чем ты сразу согласился. А он и в третий раз повторил:

СПЕНСЕР. Совершенно ничего не учил! Сомневаюсь, открывал ли ты учебник хоть раз за всю четверть. Открывал? Только говори правду, мальчик!

ХОЛДЕН. - Нет, я, конечно, просматривал его раза два.

РАССКАЗЧИК. Не хотелось его обижать. Он был помешан на своей истории.

СПЕНСЕР. - Ах, просматривал? (очень ядовито) - Твоя, с позволения сказать, экзаменационная работа вон там, на полке. Сверху, на тетрадях. Дай ее сюда, пожалуйста!

РАС-К. Это было ужасное свинство с его стороны. (я взял свою тетрадку и подал ему) Вы себе и представить не можете, как я жалел, что зашел к нему проститься! Он держал мою тетрадь, как навозную лепешку или еще что похуже.

СПЕНСЕР. Мы проходили Египет с 4 ноября по 2 декабря.Не угодно ли тебе послушать, что ты написал?

ХОЛДЕН. - Да нет, сэр, не стоит.

РАССКАЗЧИК. А он все равно стал читать. Уж если преподаватель решил что-нибудь сделать, его не остановишь. Все равно сделает по-своему.

СПЕНСЕР. "Египтяне были древней расой кавказского происхождения, обитавшей в одной из северных областей Африки. Она, как известно, является самым большим материком в восточном полушарии".

РАССКАЗЧИК. И я должен был сидеть и слушать эту несусветную чушь. Свинство, честное слово.

СПЕНСЕР. - "В наше время мы интересуемся египтянами по многим причинам. Современная наука все еще добивается ответа на вопрос - какие тайные составы употребляли египтяне, бальзамируя своих пок-ойников, чтобы их лица не сгнивали в течение многих веков. Эта таинственная загадка все еще бросает вызов современной науке двадцатого века". (замолчал и положил мою тетрадку)

РАССКАЗЧИК. Я почти что ненавидел его в эту минуту.

СПЕНСЕР. - Твой, так сказать, экскурс в науку на этом кончается.

РАССКАЗЧИК. Никогда бы не подумал, что в таком древнем старикашке столько яду.

СПЕНСЕР. - Но ты еще сделал внизу небольшую приписку лично мне.

ХОЛДЕН. - Да-да, помню, помню!

РАССКАЗЧИК. Я заторопился, чтобы он хоть это не читал вслух. Куда там - разве его остановишь! Из него прямо искры сыпались!

СПЕНСЕР. "Дорогой мистер Спенсер! (ужасно громко) Вот все, что я знаю про египтян. Меня они почему-то не очень интересуют, хотя Вы читаете про них очень хорошо. Ничего, если Вы меня провалите, - я все равно уже провалился по другим предметам, кроме английского.Уважающий вас Холден Колфилд "

РАС-К. Тут он положил мою треклятую тетрадку и посмотрел на меня так, будто сделал мне сухую в пинг-понг. Никогда не прощу ему, что он прочитал эту чушь вслух. Если б он написал такое, я бы ни за что не прочел, слово даю. А главное, добавил-то я эту проклятую приписку, чтобы ему не было неловко меня проваливать.

СПЕНСЕР. - Ты сердишься, что я тебя провалил, мой мальчик?

ХОЛДЕН. - Что вы, сэр, ничуть!

РАС-К. Хоть бы он перестал называть меня "мой мальчик", черт подери! (Он бросил мою тетрадку на кро-вать. Но не попал. Пришлось мне вставать и подымать) Вот еще, охота была поминутно нагибаться.

СПЕНСЕР. - А что бы ты сделал на моем месте? Только говори правду, мой мальчик.

РАССКАЗЧИК. Да, видно, ему было здорово не по себе оттого, что он меня провалил. Тут, конечно, я принялся наворачивать. Говорил, что я умственно отсталый, вообще кретин, что я сам на его месте пос-тупил бы точно так же и что многие не понимают, до чего трудно быть преподавателем. И все в таком роде. Но самое смешное, что думал-то я все время о другом. Живу я в Нью-Йорке, и думал я про тот пруд, в Центральном парке: замерзает он или нет, а если замерзает, куда деваются утки? Я не мог себе представить, куда деваются утки, когда пруд покрывается льдом и промерзает насквозь. Может быть, подъезжает грузовик и увозит их куда-нибудь в зоопарк? А может, они просто улетают? Когда разгова-риваешь с преподавателем, думать вообще не надо.

С-Р. А что ты по этому поводу думаешь, мой мальчик? Интересно было бы знать. Весьма интересно.

ХОЛДЕН. - Это насчет того, что меня вытурили из Пэнси?

РАССКАЗЧИК. Хоть бы он запахнул свой дурацкий халат. Смотреть неприятно.

СПЕНСЕР. Если я не ошибаюсь,у тебя были те же затруднения и в Хуттонской школе,и в Элктон-хилле? (сказал не только ядовито, но и как-то противно)

ХОЛДЕН. - Никаких затруднений в Элктон-хилле у меня не было. Я не проваливался, ничего такого. Просто ушел - и все.

СПЕНСЕР. - Разреши спросить - почему?

ХОЛДЕН. - Почему? Да это длинная история, сэр. Все это вообще довольно сложно.

РАС-К. Ужасно не хотелось рассказывать ему - что да как.Все равно он бы ничего не понял.Не по его это части. А ушел я из Элктон-хилла главным образом потому,что там была одна сплошная липа. Все дела-лось напоказ - не продохнешь. Например, их директор, мистер Хаас. Такого подлого притворщика я в жизни не встречал.По воскресеньям, например, этот чертов Хаас ходил и жал ручки всем родителям, ко-торые приезжали.Но не со всеми он одинаково здоровался - у некоторых ребят родители были попроще, победнее. Вы бы посмотрели,как он, например,здоровался с родителями моего соседа по комнате. Толь-ко протягивал им два пальца и притворно улыбался,а потом как начнет разговаривать с другими родите-лями - полчаса разливается! Не выношу я этого. Злость берет. Так злюсь, что с ума можно спятить.

ХОЛДЕН. - Что вы сказали, сэр?

СПЕНСЕР. - Но ты хоть огорчен, что тебе приходится покидать Пэнси?

ХОЛДЕН. Да, конечно, немножко огорчен. Конечно... но все-таки не очень. Наверно, до меня еще не до-шло. Мне на это нужно время.Пока я больше думаю, как поеду домой в среду.Видно, я все-таки кретин!

СПЕНСЕР. - Неужели ты совершенно не думаешь о своем будущем, мой мальчик?

ХОЛДЕН. - Нет, как не думать - думаю, конечно. Только не очень часто. Не часто.

СПЕНСЕР. - Призадумаешься! Потом призадумаешься, когда будет поздно!

РАССКАЗЧИК. Мне стало неприятно. Зачем он так говорил - будто я уже умер? Ужасно неприятно.

ХОЛДЕН. - Непременно подумаю. я подумаю!

СПЕНСЕР. - Как бы мне объяснить тебе, мальчик, вдолбить тебе в голову то, что нужно? Ведь я помочь тебе хочу, понимаешь?

РАС-К. Видно, он действительно хотел помочь. По-настоящему. Но мы с ним тянули в разные стороны - вот и все.

ХОЛДЕН. - Знаю, сэр, и спасибо вам большое. Честное слово, я очень это ценю, правда! (встал с кровати)

РАС-К. Ей-богу, я не мог бы просидеть еще 10 минут даже под страхом смертной казни.

ХОЛДЕН. - К сожалению, мне пора! Надо забрать вещи из гимнастического зала, у меня там масса вещей, а они мне понадобятся. Ей-богу, мне пора!

РАС-К. Он только посмотрел на меня и опять стал качать головой, и лицо у него стало такое серьезное, грустное.Мне вдруг стало жалко его до чертиков.Но не мог же я торчать у него весь век, да и тянули мы в разные стороны. И этот его жалкий халат,вся грудь видна, а тут еще пахнет лекарствами на весь дом.

ХОЛДЕН. Знаете что, сэр? вы из-за меня не огорчайтесь. Не стоит, честное слово. Все наладится. Это у меня переходный возраст, сами знаете. У всех это бывает.

СПЕНСЕР. - Не знаю, мой мальчик, не знаю...

РАССКАЗЧИК. Ненавижу, когда так бормочут.

ХОЛДЕН. - Бывает, это со всеми бывает! Правда, сэр, не стоит вам из-за меня огорчаться. (Я даже руку ему положил на плечо) - Не стоит!

СПЕНСЕР. - Не выпьешь ли чашку горячего шоколада на дорогу? Миссис Спенсер с удовольствием...

ХОЛДЕН. - Я бы выпил, сэр, честное слово, но надо бежать. Надо скорее попасть в гимнастический зал. Спасибо вам огромное, сэр. Огромное спасибо. (И тут мы стали жать друг другу руки)

РАССКАЗЧИК. Все это чушь, конечно, но мне почему-то сделалось ужасно грустно.

ХОЛДЕН. - Я вам черкну, сэр. Берегитесь после гриппа, ладно?

СПЕНСЕР. - Прощай, мой мальчик.

РАССКАЗЧИК. А когда я уже закрыл дверь и вышел, он что-то заорал мне вслед, но я не расслышал. Кажется, он орал "Счастливого пути!". А может быть, и нет. Надеюсь, что нет. Никогда я не стал бы орать вслед "Счастливого пути!". Гнусная привычка, если вдуматься.

Поиск по сайту: