Опыт реконструкции

Антуан де Сент-Экзюпери воспринимается обыкновенно лишь как писатель, автор нескольких романов-бестселлеров и знаменитой сказки «Маленький принц». Наконец, как военный летчик, рыцарь Запада с героической судьбой, павший в бою за свою веру. Но он является и философом в той мере, в какой мы называем таковым человека, пережившего и продумавшего те самые главные вопросы, которые неизменно считаются заповедной областью философии. В этой роли Экзюпери малоизвестен и практически совершенно не изучен как в отечественной, так и а зарубежной комментаторской литературе. Отчасти это объясняется неполнотой, бессистемностью и отрывочностью, каковое впечатление зачастую производит философская мысль, рассредоточенная по страницам его книг. Подобно многим из тех, чьи мысли мы сейчас находим наиболее глубокими и проницательными, он не создал законченного философского построения, в котором, по всем правилам интеллектуальной архитектуры, каждая мысль поддерживает другую и служит опорой для третьей. С другой стороны, главным источником, позволяющим сделать попытку собрать имеющуюся у нас мозаику его мировоззрения, является неоконченное и малопопулярное произведение «Цитадель», изданное и составленное из множества отрывков усилиями специалистов. Образующие его фрагменты-притчи лишены связи действия и не образуют композиционного единства, не имеют они и логической согласованности философской концепции, и все же каждая небольшая история, каждый отрывок приоткрывает часть целого его мысли, а все вместе они позволяют различить это целое, составить представление о котором мы и попробуем далее. Бесценной для этой задачи, помимо названной «Цитадели», является и исключительная по художественной силе и философской насыщенности последняя глава его романа «Планета людей». На них мы главным образом и обопремся.

Философия Экзюпери находится в общем русле западноевропейского духовного развития и в характерной для позднего модерна и зачинающегося постмодерна манере отражает новый подход, новые принципы постановки вопросов и дачи ответов, возникшие после смерти Бога и утверждения исторической ситуации сознающего себя атеистического нигилизма в элитарной мысли. На этом пути Экзюпери является преемником Фридриха Ницше – ключевой фигуры для XX века. Как станет ясно по мере изложения, его влияние, его дух властно пронизывает и определяет все основные элементы философии Экзюпери, и эту связь следует постоянно иметь в виду.

То, что Экзюпери считался и считается прежде всего писателем, вполне справедливо с формальной точки зрения, коль скоро для изложения своего внутреннего опыта он избрал художественную форму, лишенную философской методики и систематики. Однако, не говоря уже, что при подобном взгляде недооценивается или вовсе игнорируется философское содержание, представляющее собой ось, вокруг которой вращается его творчество, не принимается во внимание авторская мотивировка такого способа подачи, уходящая корнями в основание его мировоззрения, а именно в отношение к феномену понимания и, следовательно, убеждающего воздействия. Положить начало реконструкции его мысли будет естественно с разъяснения причин выбора используемой им литературной формы.

Художественность, образная насыщенность творчества Экзюпери проистекает, помимо личной склонности, из пересмотра традиционно завышаемой оценки роли разума. По его мнению, при более пристальном взгляде обнаруживается, что за явления, обычно приписываемые сознанию и свободной воле, ответственны иррациональные силы. Человек обладает всем набором присущих ему первичных потребностей, неотчуждаемых свойств, страстей и жизненных порывов “до” и помимо всякого сознания. Не оно приводит волю в движение и не оно выбирает направления. Его роль – сугубо служебна и состоит в творении формы проявления исходных стремлений, в поиске средств и путей для бессознательных импульсов. В области убеждения, что разумное начало находится «в услужении у души, склонности души управляют им, а он лишь обозначает всякий раз направление, обосновывает его сентенциями», точка зрения Экзюпери пересекается с рядом других мыслителей, прежде всего, с Ницше и фрейдовским психоанализом [«Цитадель», с. 671][1]. Разработка последним феномена услужения сознательного у бессознательного, который получил название рационализации, способности разума подыскивать «обоснование для любого желания», стала, пожалуй, самым ярким и значительным его достижением [«Цитадель», с. 710].

Сознательное уразумение в понимании, таким образом, несет вспомогательную функцию. И если исходно «понять – значит ощутить», задача художественного и философского воздействия сводится к воздействию на область иррационального [«Цитадель», с. 606]. «Единственное, что можно сделать всерьёз, – это привести тебя туда, откуда ты увидишь, каким мне представляется мир, – обращается Экзюпери к читателю, развивая данную мысль. – Стихи, поэтические образы – вот моя возможность воздействовать на тебя. Я не объясняю тебе то или это и не внушаю это или то, как полагают, говоря о трудноуловимых образах, потому что важно не то и не это, – важно, чтобы ты стал вот этим, а не другим. <…> Я могу дать человеку что‑то очень простое, что уместится в одной фразе, но мало‑помалу наберу в нём силу, пущу ветви, корни и изменю его изнутри, и он станет другим и при луне, и любя, и дома» [«Цитадель», с. 701].

Высшее назначение своего творчества – а вероятно, и творчества вообще – Экзюпери видит в освобождении и преображении человека путем приобщения к новому мироощущению, способу восприятия реальности. Одни лишь средства рационального убеждения бессильны проложить дорогу к изменению устройства личности. Ведь если установлено, что разум находится в служебном положении у движимой человеческой природой воли, то вовсе не весомость и истинность идеи, замысла являются условием их деятельной поддержки, а соответствие глубинным и настоятельным нуждам личности.

Необходимые автору условия оказываются вернее всего соблюдены при “поэтическом” стиле изложения. Яркий образ достигает самых основ, он вызывает живой отклик души и связывает знание с многочисленными фрагментами опыта восприятия, мысли и воображения. Напротив, повисшие в воздухе пресные и бесплотные абстракции, пускай они трижды истинны, проигрывают волшебству поэзии, говорящей на языке наших чувств, надежд и упований.

Для преображения личности «нужно что‑то заронить в человеческую душу», разбудить в ней доселе дремлющее или вовсе спящее, и тогда оно само найдет способ вступить в жизнь [«Цитадель», с. 601]. Экзюпери, если использовать любимый им образ, ставит своей целью не научить людей строить корабли, но «разбудить в людях стремление к морю» – можно не сомневаться, корабли они построят и сами [«Цитадель», с. 601].

Поиск по сайту: