Причины катастрофы 20 страница

Зададим все тот же простой вопрос — Как могла стратегическая авиация помочь Советскому Союзу в обороне? Против той же Германии, в 1941 г. Начнем с того, что выясним состав этой авиации. Неужели тот самый чудо-бомбардировщик Пе-8, с чудо-дизелями, с пятым двигателем-нагнетателем, летающий высоко, далеко и с большой бомбовой нагрузкой. Именно таким его описал В. Резун. В реальности — пятидвигательный высотный «рекордный» Пе-8 (ТБ-7) и боевая машина, способная нести нормальную боевую нагрузку на значительные расстояния, — две разные машины. Чудес не бывает, пятый двигатель, добавляя высоты, снижал все остальные боевые качества. В результате по боевой нагрузке такой высотный Пе-8 значительно уступал тому же В-17.

А теперь вспомним реальный боевой опыт массированного воздушного наступления, в том числе и силами стратегической авиации. Начиная с 1942 г. Германию по ночам бомбят английские четырёхмоторники, с 1943 г. начинаются рейды «1000 бомбардировщиков»… И в результате? В Берлин, в Вену и в Прагу входят русские танки. Почти три года бомбежек, разрушение всех крупных городов Германии и как результат — все равно необходимо брать штурмом Берлин. Были ли бы у СССР эти три года для авианалётов, если бы он забросил строительство своих фронтовых ВВС и начал бы программу создания стратегической авиации? Естественно, нет. Танки вермахта оказались бы на Красной площади еще в октябре 41-го.

Можно добавить, что американский одномоторный истребитель, тот же «Киттихок», по американским данным, стоил порядка 70 000 долларов, а В-17 — порядка 450 000. Для того чтобы достигнуть тех скромных результатов, которых они достигли, союзники строили четрехмоторные самолеты десятками тысяч. Что делать товарищу Сталину? 10 000 четырёхмоторников — это почти 70 000 истребителей. У Советского Союза к началу войны все ВВС не насчитывали и половины этого количества!

Ох уж эти картонные танки вермахта! Ох уж это русское бездорожье! Помимо освещения агрессивных намерений СССР, Бешанов делает все, чтобы представить как вермахт, так и научный потенциал германского танкостроения в самом плачевном виде по сравнению с советским. И на руках танки буквально картонные, и тяжелых танков ну совсем нет даже в проекте.

«Тяжелых танков на вооружении германской армии в 1941 году не было, и не только на вооружении, но и в проекте».

Что касается «на вооружении не было» — это прямая ложь, опровергаемая самим Бешановым:

«Архаичные В-Ibis немцы переоборудовали в огнемётные танки и самоходные артиллерийские установки».

То есть все же тяжелые танки были, пусть и трофейные. (Конечно же, В-Ibis, раз французский, — архаичный, а вот Т-35 — да, супертанк.) Может, и «в проекте» тоже? Естественно, были. Ведь если уж врать, то врать с размахом, без оглядки. Не обращая внимания на то, что работы по созданию тяжёлого танка Panzerkampfwagen VI начались в Германии ещё в конце января 1937 г. А «в мае 1941 года во время совещания в Бергхофе Гитлер предложил новую концепцию тяжелого танка, обладавшего повышенными огневой мощью и броневой защитой и призванного стать ударной силой танковых соединений, в каждом из которых предполагалось иметь по 20 таких машин. В свете предложений фюрера и с учетом результатов испытаний опытных тяжелых танков были разработаны тактико-технические требования, а затем выдан заказ фирме Porsche на разработку танка VK 4501 (Р) с 88-мм пушкой и фирме Henschel — на VK 3601 (Н) с пушкой с коническим стволом. Изготовить прототипы предполагалось к маю — июню 1942 года» (цит. по: Барятинский М. Тяжелый танк «Тигр» // «Бронеколлекция», № 6/1998).

После такого масштабного вранья Бешанов расписывает супербронирование советского Т-28:

«…На основании опыта зимней войны танки оборудовали броневыми экранами. Толщина лобовой брони корпуса и башни была увеличена за счет этого до 50–80 мм, а бортовой и кормовой — до 40 мм. По вооружению и бронированию танк Т-28 превосходил все противостоявшие ему немецкие машины. На вооружении состояло 504 “двадцатъвосъмых” — это больше, чем было у немцев T-IV».

Бешанову конечно, неизвестно, что его главный «источник по танкам» В. Суворов его подставил. Про то, как усиливали бронирование, он в своих мудрых книжках написал, а вот про то, что выпустили в варианте Т-28Э, с усиленной броней, и переоборудовали в него в итоге менее сотни машин — ни слова не проронил. Кстати, общая цифра выпущенных Т-28 с 1933 г. — 503 машины. Выходит, советские танкисты не только не потеряли ни одной машины в Финскую войну (откуда тогда эти танки появились у финнов?), не только не продавали пару Т-28 в Турцию (это к вопросу о том, что «никто в мире не имел ничего подобного» Т-28 и другим советским чудо-танкам), но и достали еще откуда-то один танк. Чтобы их стало побольше, чем Pz-IV у немцев. Напомним здесь — Pz-IV начали выпускаться только в 1937 г. и к началу войны находились куда в менее изношенном состоянии, чем основная масса Т-28.

Однако неумолим Бешанов в своем желании воспеть боевые качества советских танков и принизить достижения советских танкистов.

«…В условиях западноевропейского театра военных действий бездорожье, конечно, еще надо было поискать. Но зато на Востоке, русские дороги, по признанию Гота, мешали продвижению его танковой группы сильнее, чем русские войска».

Вот как, оказывается. Бездорожье, которого «в Европе еще поискать», мешало Готу. Откроем «Записки Роммеля», воевавшего с Готом во Франции в 1940 г., и удивимся. Танки будущего «Лиса пустыни» регулярно сворачивают с дорог, обходя заграждения союзников, и шпарят вперед по полям. Это ли не бездорожье? Но ладно. Роммель пишет, что и колесная техника нормально по этому бездорожью проходила. Более того, сами французские дороги мало чем от наших отличались. Откуда во Франции «автобаны на каждом шагу», это же не Германия, там трудовых армий и трудовых фронтов не было. Обыкновенные проселочные дороги, и Роммель точно так же, как его коллеги в России, порой не узнает своих подчиненных, покрытых слоем дорожной пыли.

И вот прославленный Гот в России. И дороги ему мешают. Уже не промчишься по ним, как иной раз Роммель во Франции, 150 миль в день. Проклятые русские дороги! Распутица чертова!

Неужели немецкие генералы не знали о том, что в России бывает распутица и даже иногда случаются сильные морозы? Сами пишут в мемуарах — знали. Но надеялись победить за шесть недель, как во Франции, то есть до конца лета, до подлой русской распутицы.

Как же так? Почему не победили? Ведь В. Бешанов пишет, что все удары советской армии «привели лишь к значительным потерям, но практически не повлияли на развитие операций ударных немецких группировок». Ведь «сражения 1941 года — не столько война, сколько массовая капитуляция Красной Армии!». Ведь «С удивительным упорством, на небольшой высоте одна эксадрилья летела за другой с единственным результатом — их сбивали»).

Как же так получилось, что победоносный вермахт при всех этих обстоятельствах не взял Москву? Оказывается, у вермахта были большие потери. Нет, не подбитые и сожженные танки, грузовики, тягачи, как у русских. А именно потерянные. Ну просто исчезли на «огромных российских просторах». Вот, цитируя Бешанова: «623 танка 38(t) были потеряны». И «410 танков Pz-I к декабрю 1941 года» тоже были утеряны кем-то и где-то. И ещё много чего потерялось по дороге.

«Катастрофических размеров достигли потери в автомашинах, в связи с чем была существенно ограничена маневренность и скорость передвижения пехотных соединений. Из почти 500 тысяч автомашин, тракторов и мотоциклов, которыми располагала Восточная армия в начале войны, к 15 ноября оставались на ходу только 15 %, или около 75 тысяч». 85 % процентов армейского транспорта были потеряны. Естественно, не в боях. Просто затерялись где-то. 425 000 единиц техники. К 15 ноября. А «страшная русская зима» еще не началась.

Впрочем, и зимой Красная Армия воевала отвратительно. Особенно Бешанов нападет на «тактику выжженной земли», «введенную» товарищем Сталиным 17 ноября 1941 г. Мол, от сжигания населенных пунктов за отступающими к Москве войсками страдали больше мирные жители, а не немцы. У тех, мол, бензин был для сугреву. Что самое интересное, он на той же странице зачем-то цитирует Гудериана, полностью себя опровергая.

«Страшный холод, жалкие условия расквартирования, недостаток в обмундировании, тяжелые потери в личном составе и материальной части, а также совершенно неудовлетворительное состояние снабжения горючим — все это превращает руководство боевыми операциями в сплошное мучение, и на меня все более и более давит та огромная ответственность, которую, несмотря на все красивые слова, никто не сможет с меня снять».

Оказывается, и горючего лишнего не было, а «жалкие условия расквартирования» были. Неужели мы не поверим Гудериану?

Тут же, во время описания боев под Москвой, Бешанов начинает критиковать Советскую армию за то, что она только теперь, спустя четыре месяца после начала войны начала сооружать эффективные противотанковые оборонительные районы. Вернемся к его собственному тезису, о том, что «перед лицом массированной атаки танковых и моторизованных сил линейная оборона устарела», и поймём, что именно под Москвой и надо было начинать сооружать эти самые укрепления. Здесь у немцев уже не было той широты маневра, пользуясь которой они широко обходили и окружали укрепленные районы у границы. Автомобилей нет, бензина нет, вот и при в лоб, на пушки, по прямой. Советские войска все делают правильно, но Бешанов опять их критикует. Просто потому что надо.

Авиация ему тоже не угодила. Процитировав там же, ближе к концу книги, описание успешной воздушной разведки советских ВВС, он набрасывается на советских пилотов: «2Эе же была воздушная разведка до этого?» При этом сам же пишет, что с начала войны немцы захватили превосходство в воздухе и удерживали его. Какая могла в таких условиях проводиться эффективная воздушная разведка?

Впрочем, стон об отсутствии связи, разведки, подготовки и снабжения у советских войск летом 1941 г. заполняет чуть ли не половину книги. Странно, но он перемежается с воплями о том, что в этой ситуации советские войска наносили свои «бесполезные контрудары» без этой самой связи, снабжения и подготовки. Бешанов пишет:

«В первый же день фронт обороны советских войск оказался прорванным на нескольких направлениях, нарушена система связи, потеряно централизованное управление войсками…» и тут же: «Вновь готовилась авантюра нового контрудара: без подготовки, без разведки, без взаимодействия».

Автора не смущает очевидное противоречие. Он не понимает, что не так-то просто восстановить связь, подтянуть снабжение и провести разведку в условиях прорывов противника и описанного им «полного господства в небе немецкой авиации». По его логике командир должен спокойненько ждать, пока советская авиация возьмет верх в небе и принесет ему в клюве разведданные, пока советские бензовозы и ремонтные парки маршем пройдут по занятым немцами дорогам. И вот тогда… А ведь по здравому размышлению те удары, которые наносили советские войска летом 1941 г., и были единственным правильным решением в сложившейся ситуации. В противном случае оставалось просто сидеть и ждать, пока немецкая пехота обложит место сосредоточения мехкорпусов плотным кольцом противотанковых пушек, чтобы «Юнкерсы» могли спокойно отбомбиться по неподвижным целям.

Достается советской армии и по другим пунктам: «традиционное безалаберное отношение к технике… брошенные танки так и оставались на дорогах в ожидании немецких трофейных команд».

Однако же, если вспомнить, что немцы в 1941 г. восстановили и использовали всего около сотни советских танков, то становится непонятно, у кого безалаберности больше — у русских или у немцев. Или все-таки не слишком тянуло немецких кулибиных восстанавливать супертанки Т-26?

И снова после танкистов достается лётчикам:

«Авиациярасполагала 28 процентами новых самолётов». А сколько надо этих самых процентов, неужели все 100? Есть ли на свете армия, у которой вся техника только новая или новейшая, прослужившая не более двух лет?».

Самое смешное, что есть, вернее, была. В немецкой авиации 100 процентов истребителей первой линии были произведены не позже конца 1939 г., это были исключительно Bf-109 двух последних моделей — Е и F. А ведь именно истребитель и определял, за кем будет господство в воздухе летом 1941 г.

Старые песни о главном Найдутся в книге и традиционные для последнего времени антисоветские выпады, повторённые В.Бешановым вслед за остальным «либеральным» агитпропом.

«Ведь по своей сущности, проявлениям и влиянию на общественную жизнь большевизм и фашизм очень похожи. Это понятия во многом адекватные и идентичные по сути, одинаково непримиримые к инакомыслию», — пишет нам Бешанов, забывая про тотальные гонения на коммунистов в США в начале 50-х гг. и карательные экспедиции национальной гвардии США в негритянские кварталы в 60-х, избитых и посаженных в тюрьму «хиппи»-пацифистов. Ну и кто же был терпим к инакомыслию?

В общем, советскую власть Бешанов и на ровном месте подденет:

«Вновь вернемся в 1929 год, который ознаменовался многими важными историческими событиями. Вот на Западе разразилась “великая депрессия”, а Советский Союз в это время начал развертывать невиданную по масштабам программу военного строительства».

Плохой Советский Союз! Весь мир в депрессии, а СССР — военным строительством занимается. А может, он им занимается как раз потому, что знает, чем кончится Великая депрессия — великой войной?

Но такая мысль Бешанову в голову не приходит. Он увлечен плачем по «детям ГУЛАГА». Конечно, пусть лучше советские детишки сидели бы в комфортабельном Дахау!

«Контингент ГУЛАГа выгребался на фронт… дал армии Александра Матросова…» — какое меткое изобличение пороков советского строя. Только вот Матросов все же был добровольцем, а не зэком, и «выгребали ГУЛАГи на фронт» даже немцы. Иначе откуда в Тунисе появилась 999-я пехотная дивизия, отчаянно дравшаяся с союзниками? Оттуда же. Немецкие зэки и штрафники.

Тут же почти с гордостью Бешанов пишет, что «под знамена вермахта встали более миллиона бывших советских граждан».

Забывает, правда, что 800 тысяч из этого миллиона были так называемыми «добровольными помощниками», рабами, работавшими в подсобном хозяйстве вермахта, чтобы не умереть с голоду в концлагерях. И Власову, просившему выдать им оружие и отправить воевать против Сталина, немцы отказали, понимая, что половина такой армии сразу перебежит обратно.

Не может Бешанов обойти и то, что Советский Союз «гнал на убой» женщин: «гражданки женского пола воевали целыми полками, в том числе в танковых полках и в морской пехоте».

Для начала хотелось бы заметить автору, что «гражданок иного пола, кроме женского» в СССР не было. Вот так умелой постановкой фраз несколько исключительных случаев, когда женщины сами упрашивали взять их на фронт, превращаются в книге Бешанова в очередную «порочную практику советского режима». Ему незнакома судьба Марии Ивановны Логуновой, механика-водителя 56-й гвардейской танковой бригады, которая пробивалась на фронт с большим трудом, буквально с боем. Бешанову подобные вещи непонятны: как может человек хотеть воевать за этот «страшный сталинский режим»?

Также непонятно ему и отношение советских коммунистов к партбилету. Вот он иронизирует над словами о том, что все коммунисты 13-й армии вышли из окружения с партбилетами: «Именно партбилет — самое страшное наше оружие. Покажешь его немцу, сразу упадет в обморок». И не задумается человек, что сохранение партбилета при выходе из окружения означало желание людей прорваться или умереть, ведь как пишет сам Бешанов, коммунистов немцы не жаловали.

Не устраивает Бешанова и то, что «Ненависть к фашистам культивировалась буквально на физиологическом уровне». В самом деле, как это так — культивировать ненависть к врагу? Почему бы советским политрукам не организовать дружеский футбольный матч между танкистами Гудериана и Катукова?

Конечно, Бешанова при этом ничуть не смутит то, что в Германии культивировалась ненависть к славянам-недочеловекам. Это же немцы, Европа, нация культурная. Им можно. Русским — нельзя.

Русские не могут претендовать и на военную хитрость, на смекалку и отвагу. Вот типичный пример того, как В. В. Бешанов им в этом отказывает:

«В этих боях бойцы Лелюшенко совершали прямо-таки былинные подвиги. Например “автоматчики. П. Середа из полка Ермакова в одном из боев оказался рядом с неприятельским танком, остановившимся за укрытием и ведущим огонь из пулемета (неужели пушка была выведена из строя?). Советский воин-храбрец прокрался по канаве с тыла, быстро вскарабкался на танк и ударами саперного топора вывел из строя пулемет и экипаж (?!) танка. Огонь прекратился”. Сам же боец, видимо, не только остался жив, но и смог лично доложить о своем удивительном методе уничтожения вражеских танков. Впрочем, важно не это, а то, что подобному вранью верили! Уж очень всем хотелось побеждать немцев хотя бы на словах, раз не получалось на деле».

Оказывается, все танки вермахта были непременно пушечные (а как же Pz-I с пулеметами, Pz-II с малокалиберной скорострельной пушкой, командирские машины на базе Pz-I), и пушка у них была непременно исправна. Не могла она быть и деревянным макетом. Ведь о существовании командирских вариантов Pz-III В. Бешанов, судя по всему, не знает. Не знает он и о том, что мощный удар массивным саперным топором вполне мог вывести из строя раскаленный ствол легкого оружия, а уж тем более — оптические приборы (их вообще можно просто закрыть рукой!). Да и голова немца, высунувшегося из люка по случаю неприятностей, тоже не из легированной стали. Но нет. Для Бешанова любой, даже вполне реалистичный рассказ о подвиге советского солдата, — байка, былина. Для красоты можно даже приписать к рассказу словосочетание «удивительный метод уничтожения вражеских танков», хотя о том, что танк был подбит, в цитируемом тексте нет ни слова. Скорее всего, танк благополучно отступил, однако такой вариант Бешанова не устраивает. Ему необходима абсурдная картинка в голове читателя — советский солдат рубит немецкий танк на части топором. Вот это уже действительно байка. Только автор ее не автоматчик Середа и не Ермаков, и не Лелюшенко, а Бешанов.

«Правдивая история Великой Отечественной войны» Идеологическая направленность «трудов» Бешанова, по словам автора, якобы совершенно отрешенных от всякой идеологии, ясна с первых слов, с первых страниц. Что бы ни делали СССР, Сталин, советские генералы, они будут уличены в страшных ошибках и чудовищных промахах. Если советские командиры списали бы старые танки, их бы обвинили в «традиционном российском наплевательском отношении к технике». Но они их не списали. И их можно обвинить в том, что они держали на балансе металлолом. Вот так.

Советский — значит плохой. И делает все плохо. Вот типичный пример такой специфической логики из «Оккупации» Бориса Соколова, коллеги В. Бешанова. Описывается неудавшееся покушение на нацистского функционера Вильгельма Кубе в Минском драмтеатре 22 июня 1943 г. во время «торжественного собрания в честь годовщины начала войны против СССР». Кубе покинул театр до взрыва, в результате которого, цитируя Б. В. Соколова, «погибли десятки мирных граждан, не имевших никакого отношения к оккупационной администрации». Конечно, Б. В. Соколов не сомневается в том, что на «торжественное собрание в честь годовщины начала войны против СССР» пришли «десятки мирных граждан, не имевших никакого отношения к оккупационной администрации». Посетители таких торжественных мероприятий у него непогрешимы примерно так же, как немецкие солдаты. А вот советские партизаны — те, разумеется, просто террористы и убийцы.

Типичным примером такого подхода к истории Второй мировой войны служит разбор Бешановым «сообщения генерала армии Г. И. Хетагурова» о том, что у некоторых пленных, захваченных на Шауляйском направлении, карманы были набиты фотографиями «замученных женщин, детей и стариков». Конечно же, для Бешанова немецкий солдат, тем более если он служит под командованием Манштейна, непогрешим.

«Непонятно только, когда и где танкисты Манштейна, которые четверо суток без отдыха рвались к двинским мостам, успели замучить столько народу, разве что в Восточной Пруссии?»

Читателю понятно, что «Восточная Пруссия» упомянута автором для гротеска, читатель это понимает, понимающе улыбается, у него перед глазами уже встают среди дыма и пламени сражений героические немецкие солдаты, которые «четверо суток без отдыха» и т. д. У Бешанова эта картинка перед глазами всегда — для него немцы правы по определению, а всякое свидетельство с советской стороны, не устраивающее его, должно быть осмеяно.

Однако если читатель внимательно посмотрит на карту боевых действий, приведенную автором на соседней странице, то увидит в списке немецких дивизий корпуса Манштейна, действовавших в том районе, маленькую пометку: «мд СС “МГ”». Это — моторизованная дивизия СС «Мертвая голова», и ни одна книга по истории СС не утаит от нас места его формирования, городок Дахау, и имя первого командира, Теодора Айке (по прозвищу «Мясник»). Не является тайной и контингент, из которого набиралась часть — охрана концлагерей. Обнаружение у кого-то из этих героев означенного «компромата» — вещь вполне вероятная, но… Ведь это солдаты самого Манштейна! — восклицает Бешанов. Желтые штаны, два раза «ку!».

Интересно, что чуть позже Бешанов возвращается к теме и смотрит на вопрос уже совсем с других позиций:

«Освобождённые от “химеры совести”эсэсовцы и “идейно убеждённые” члены нацистской партии в военных мундирах расстреливали… (ну там политруков, коммунистов, евреев) … и просто мирное население (почему бы победоносному арийцу не пострелять в недочелочеков). Вот вам и бредни о зверствах танкистов Манштейна».

Все-таки никак не может уложиться в голове автора, что САМ Манштейн мог командовать этими самыми «освобожденными от «химеры совести» эсэсовцами». Мог. Командовал.

Аналогичным образом, вместе с немецкими генералами и солдатами непогрешимы и союзные генералы. Вот Эйзенхауэр слушает жуткие рассказы Жукова об «атаках в лоб, о наступлении по неразминированным минным полям» и думает:

«Я живо вообразил себе, что было бы, если бы какой-нибудь американский или британский командир придерживался подобной тактики…» И нечего ему возразить. Точнее, некому, ибо свидетелей маловато. Мало кто выжил в атаках польских и французских частей на Монте-Кассино в Италии, во время точно таких же «ударов в лоб» под Аламейном осенью 1942 г., когда пробовал свои силы будущий «сэр Бернард-Лоу Монтгормери Эль-Аламейнский», укладывая в египетские пески один батальон за другим. Мало кто выжил из английских канадских и польских танкистов, так же «брошенных в лоб» на немецкие позиции под Каном летом 1944 г.

Вот описание боев американских войск в Тунисе в апреле-мае 1943 г. против отрезанных от снабжения, оставшихся без топлива и танков войск Африканского корпуса и «танковой армии» фон Арнима. Оно взято из опубликованных в СССР, а потому доступных г-ну Бешанову мемуаров американского генерала Омара Бредли, прослывшего самым «солдатолюбивым» американским генералом. Вот как он планирует атаку на горный проход, занятый противотанковой артиллерией немцев:

«Выехав за Матир на рекогносцировку, Гармон и я осмотрели гряду высот и местность, лежащую за ней.

— Вы сможете выполнить задачу? — спросил я Гармона, обсудив с ним несколько вариантов выхода в тыл противника.

— Безусловно, но это нам дорого обойдется, — ответил он.

— Сколько же?

Эрни пожал плечами.

— Я думаю, что при выполнении задачи мы потеряем пятьдесят танков.

Это было больше, чем я думал, но действуя таким образом, мы имели шансы уничтожить противника несколькими смелыми ударами.

— Действуйте, — сказал я ему. — В конечном счёте это будет стоить нам дешевле, если мы быстро расчленим противника.

Неделю спустя Эрни сообщил мне, что этот бой обошёлся ему в 47 танков».

47 танков за горный проход в Тунисе, обороняемый остатками немецких войск почти без воздушной поддержки! Сколько бы они отдали в июле 1943-го года за Прохоровку, встретившись с «Лейбштандар-том СС Адольф Гитлер»? Я не ослышался, кто-то сказал, что американские танкисты были брошены в лоб и на убой? Ни в коем случае! «Брэдли пришлось принять нелегкое решение» (Д. Рольф «Кровавая дорога в Тунис»).

Но нет, союзные генералы прощены и возвеличены Бешановым, Соколовым и Суворовым, все они, как и немцы, — люди совсем другой, непогрешимой расы.

«Два мира — две системы. В американской армии, равно как в британской или германской, командиры обязаны были заботиться о сбережении жизни подчинённых, иначе их неминуемо сместили бы со своих постов и отдали под суд. В Красной Армии самым страшным преступлением было невыполнение даже заведомо невыполнимого, порой преступного приказа вышестоящего начальника». Жёлтые штаны, два раза «ку!».

Открываем того же Дэвида Рольфа, описание все тех же боев:

«Хармон требовал решительных атак, но командиры частей отговаривались, предупреждая, что будут высокие потери. На вооружении дивизии ещё стоял 51 танк М3 “Ди”. Эти машины прибыли из Англии и буквально разваливались на куски от износа. Даже Хармон решил, что преступно посылать солдат в бой с такой техникой».

Преступно! И тем не менее — 47 танков за горный проход. Причем немцы, потом отошли на следующие позиции и продолжали держаться до 13 мая, подбив последние 20 американских танков уже у самой воды. А что же Брэдли? Вот диалог с его дивизионным командиром Мэнтоном Эдди из всё тех же мемуаров «История солдата»:

«Я позвонил на командный пункт Эдди, располагавшийся в лесной чаще:

— Мэнтон, наш приятель начинает рассыпаться на части. Подтяни тылы и продвигайся к Бизерте.

— Но мы и так быстро наступаем, — объяснил он, — кроме того, на нашем фронте их все еще много.

— К чёрту их, — сказал я, — разведка сообщает, что противник отступает по всему фронту.

— Но дорога на Бизерту сплошь усеяна минами, Омар. По ней не проедет и джип, пока саперы не рас чистят её.

— Тогда слезайте с грузовиков и направляйтесь пешком, но черт возьми, вы должны быть в Бизерте».

Думается, комментарии излишни. Жуков на фоне такого просто отдыхает.

Кстати, на тех же МЗ «Ли», по случаю сбытых Красной Армии ленд-лизом, советские войска вошли в Киев осенью 1943 г. Выходит, ничего танк, годится, раз русские нам нем воевали.

О том, как в германской армии «заботились о сбережении жизней личного состава», можно прочитать в жизнеописании того же «лучшего немецкого аса» Эриха Хартмана: 12 пилотов-новичков были посланы в плохую погоду на перехват «Летающих крепостей». Все разбились, даже не обнаружив противника.

Впрочем, Хартманна поминает и Бешанов:

«Именно на Восточном фронте Эрих Хартман довел счёт своих побед до 352 самолётов».

Для сравнения, как обычно, приведён Кожедуб с его 62 победами. Здесь же прямая ложь про «первый Железный крест только после 75-го сбитого самолета» на Восточном фронте. Автору, конечно, неизвестно, что Хартман получил свой первый Железный крест после уничтожения пятого самолёта, а из его 1200 боевых вылетов порядка трети были безрезультатны — он не встречал воздушного противника или не решался вступить с ним в бой. Если же учесть, что в удачных боях он обычно сбивал сразу по несколько «иванов», то окажется, что из 800 записанных за ним воздушных боев безрезультатными была большая часть. Процент результативных вылетов и боев от общего их числа равен кожедубовскому.

Что же касается «доведения счета», то из 352 записанных за Хартманном самолетов семь (по другим данным — шесть) — прославленные американские «Мустанги», сбитые всего в двух вылетах наперехват «крепостей» над Румынией. Итак, «на Востоке» 0,43 сбитых самолета за бой, «на Западе» — 3,5. Однако контраст.

Ну и, конечно, по мнению Бешанова, «в Красной Армии не могло быть танкистов вроде Михаэля Виттмана, уничтожившего за три года 138 танков и 132 артиллерийских орудия — нашим столько просто не удавалось прожить». Вот здесь я полностью согласен с В. Бешановым — не могло быть у нас своего Виттмана. Ведь из 138 подбитых «за три года» танков 21 (плюс неизвестное количество лёгкой техники) он уничтожил всего лишь в одном бою после переброски с Восточного фронта, разгромив, в одиночку, на одном «Тигре», авангард британской элитной 7-й танковой дивизии в городке Виллер-Бокаж. И это вам не «байки советских политруков», а горестные отчёты самих союзников. Жёлтые штаны, два раза «ку!».

Что же касается «нашим столько просто не удавалось прожить», то В. Бешанову, конечно же, неизвестна судьба советского танкиста, механика-водителя, Д. И. Малько, пережившего и Испанию, и Финскую, и Великую Отечественную. Именно он, проводя «атаку в лоб, без разведки и тщательной подготовки», ворвался с тремя другими окруженцами в Минск 26 июня 1941 г. на своем Т-28 и промчался через весь город, расстреливая немецкие грузовики и пехоту. Покинув подбитый Т-28 на другом конце Минска, Малько добрался до своих и провоевал всю войну — от Москвы до Восточной Пруссии. 11 раз горел в танках и ничего — «прожить удалось».

Впрочем, Бешанов не останавливается на развенчании подвигов советских танкистов и «красных соколов». С места — в карьер:

«А командир “героической” подводной лодки К-21 Лунин ухитрился даже торпедировать германский линкор “Тирпиц”. Это неважно, что тот прятался в норвежских фиордах и в море не выходил. Звезду героя Лунин за своё враньё получил».

Автору невдомёк, что Лунин действительно атаковал «Тирпиц», когда тот вышел в море наперехват конвоя PQ-17. Иначе от кого тогда удрала британская эскадра, охранявшая конвой? Впрочем, нет, удирают и сдаются в плен русские. Англичане «принимают тяжелое судьбоносное решение» (Брайан Шофилд, «Арктические конвои»).

Поиск по сайту: