БАРМАГЛОТ 28 страница

Конечно, интуитивная биология сильно отличается от того, чем занимаются в своих лабораториях ученые-биологи. Но профессиональная биология может опираться на интуитивную как на фундамент. Очевидно, что народная классификация предшествовала классификации Линнея, и даже сейчас профессиональная классификация редко противоречит тому, как местные жители классифицируют местные виды растений. Ясно, что именно интуитивное убеждение в скрытой сущности живых объектов, и в скрытых процессах, которые ими управляют, побудило первых профессиональных биологов попытаться постичь природу растений и животных, поместив их в лабораторию и положив их частицы под микроскоп. Любого, заявившего, что он пытается постичь природу стульев, принеся их в лабораторию и положив их частицы под микроскоп, наверняка бы уволили как ненормального, а не профинансировали бы это исследование. И в самом деле, очевидно, что все естественные науки, в том числе и математика, движимы интуицией, происходящей из врожденных модулей (числа, механики, ментальных карт, даже закона). Физические аналогии (теплота — это поток, электроны — частицы), зрительные метафоры (линейная функция, прямоугольная матрица), социальная и юридическая терминология (привлекательность, подчинение законам) используются в науке повсеместно. И если вы позволите мне сделать еще одно постороннее замечание, на самом деле заслуживающее отдельной книги, то я предположу, что большинство остальных явлений культуры (состязательные виды спорта, повествовательная литература, садово-парковый дизайн, балет), какими бы произвольными следствиями из лотереи Борхеса они ни казались, это хитроумные технологии, придуманные нами для развития и стимуляции ментальных модулей, изначально призванных служить для выполнения особых функций адаптации.

* * *

Итак, для языкового инстинкта требуется сознание, состоящее из адаптированных вычислительных модулей, а не чистый лист, кусок воска или общецелевой компьютер Стандартной социальной научной модели. Но как в свете этого мы должны рассматривать идеологию равенства и возможностей, которую дала нам эта модель? Если мы откажемся от ССНМ, обязательно ли мы обратимся к противоположной доктрине, такой как «биологический детерминизм»?

Позвольте мне начать с того, что я считаю очевидным. Во-первых, человеческий мозг работает так, как работает. Желая, чтобы он работал как-то по-другому — можно быстро прийти к утверждению, что науку и этику подтачивает какой-то этический принцип (а что еще можно сделать с принципом, если факты свидетельствуют об обратном?). Во-вторых, в психологии не предвидится такого открытия, которое заставило бы пошатнуться очевидную истину: все люди созданы равными, и всем им дарованы определенные неотъемлемые права, в числе которых жизнь, свобода и стремление к счастью. И наконец, радикальный эмпиризм не обязательно будет прогрессивной гуманитарной доктриной. Чистый лист — это мечта диктатора. Некоторые учебники по психологии упоминают тот «факт», что матери спартанцев и самураев улыбались, узнав, что их сыновья пали в битве. Поскольку история написана генералами, а не матерями, мы можем пренебречь этим невероятным утверждением, поскольку очевидно, чьим целям оно служило.

Убрав с дороги вышеперечисленное, я все же хочу указать на значение теории когнитивных инстинктов для наследственности и для человечества, потому что многие считают их прямо противоположным тому, что они есть на самом деле. Это позор, что следующие два утверждения так часто путаются:

Различия между людьми являются врожденными.

Общее между людьми является врожденным.

Нельзя придумать два более разных утверждения. В том, что у некоторых людей ног меньше, чем у остальных, на 100 % виновата окружающая среда. Тем, что у всех не-инвалидов в точности две ноги (а не восемь, или шесть, или ни одной), мы на 100 % обязаны наследственности. Но утверждения о том, что универсальность человеческой природы врожденная, часто идут бок о бок с утверждениями о том, что различия между индивидами, полами и расами тоже врожденные. Ложный повод для слияния их вместе просматривается хорошо: если ничто в сознании не является врожденным, тогда и различия между умами не будут врожденными; таким образом, было бы хорошо, если бы у сознания вообще не было структуры, тогда этим честным уравнителям вообще не о чем бы было беспокоиться. Но этот логический перевертыш ложен. Все могут рождаться с одинаковым, сильно структурированным разумом, а все различия между людьми могут являться частицами приобретенного знания и небольших осложнений, которые накапливаются на протяжении жизни человека.

Одна из причин, по которым врожденную общность и врожденные различия так легко спутать, в том, что поведенческие генетики (ученые, исследующие наследственную неполноценность, однояйцевых и разнояйцевых близнецов, усыновленных и родных детей и т.д.) узурпировали слово «наследственный» в качестве технического термина, относящегося к вариативности некого свойства, соотносящейся с генетическими различиями внутри вида. Этот смысл отличается от обиходного термина «наследственный» (или генетический), относящегося к свойствам, чья структура или организация заложена генами. Что-то может обычно наследоваться, но показывать нулевую наследуемость, как например, количество ног или структура сознания. Напротив, что-то может не передаваться по наследству, но иметь стопроцентную наследуемость. Представьте себе общество, в котором жрецами становятся только рыжие. Жречество будет в высокой степени «наследуемым», хотя, конечно, не унаследованным ни в каком биологическом смысле. Поэтому людей просто обязаны сбивать с толку такие утверждения, как «наследуемость интеллекта равна 70 %», особенно, если журналы рапортуют одновременно и об этом, и об исследованиях в области работы сознания.

Все заявления о языке, как инстинкте, и о других ментальных модулях — это заявления о том, что общего есть у всех нормальных людей. Они не имеют практически никакого отношения к возможным генетическим различиям между людьми. Одна из причин этого в том, что для ученого, интересующегося работой сложных биологических систем, различия между отдельными личностями так скучны! Вообразите себе, какую зануднейшую науку о языке мы бы получили, если бы вместо попыток понять, как люди складывают слова вместе, чтобы выразить мысли, ученые начали бы придумывать шкалу Коэффициента Языка (Эл Кью) (Language Quotient — LQ)^[152] и занялись бы измерением относительных языковых способностей у тысяч людей. С таким же успехом можно спросить о работе легких и услышать, что у некоторых людей легкие лучше, чем у других, или спросить, как компакт-диски воспроизводят звук, и получить в ответ журнал с их классификацией вместо объяснения принципов цифровой записи и работы лазера.

Но делать акцент на том, что есть общее у людей, — это не просто проявление научного вкуса. Устройство любой приспособляющейся биологической системы — принципы ее работы — почти наверняка будет унифицированным у вида, размножающегося половым путем, потому что половая рекомбинация фатальным образом смешала бы чертежи для качественно разных устройств. Конечно, степень генетических отличий каждой отдельной личности велика — каждый человек биохимически уникален. Но естественный отбор подпитывается этой вариативностью и (помимо функционально одинаковых вариантов молекул) когда естественный отбор создает приспособляющиеся устройства, он попутно разделывается с вариативностью: те варианты генов, которые определяют худшее устройство органов, исчезают, когда их владельцы умирают от голода, попадаются хищникам или всю жизнь остаются без полового партнера. В той степени, в которой ментальные модули — это сложные продукты естественного отбора, генетические вариации будут ограничены количественными вариациями, а не различиями в основном устройстве. Генетические различия между людьми, независимо от того, насколько они впечатляют нас в любимом человеке, прочитанной биографии, сотрудниках фирмы, политических деятелях и услышанной сплетне, становятся незначительными, когда мы задумываемся о том, что вообще делает мозг разумным.

Подобным же образом интерес к устройству сознания в новом свете выставляет возможные врожденные различия между расами и полами (как психолингвист, я продолжаю применять к ним термин sexes и отказываюсь от термина genders). За исключением определяющего мужскую сущность гена в Y-хромосоме, все гены, функционирующие в теле мужчины, также встречаются и в женском теле, и наоборот. Мужской ген — это переключатель, срабатывающий во время развития, способный активировать некоторые ряды генов и дезактивировать другие, но такая схема одинакова у лиц обоего пола, а все остальное в организме создается идентично «по умолчанию» генетического характера. Есть свидетельства того, что оба пола отклоняются от этой схемы в своей психологии размножения или решая проблемы адаптации, прямо или косвенно с ней связанные, но это не удивительно; маловероятно, чтобы у таких двух полярных репродуктивных систем, как мужская и женская, была бы одна и та же «программа». Но что касается остального процесса познания, включая язык, к обоим полам предъявляются в основном сходные требования, и я бы удивился, если бы в этом смысле между ними были различия.

Самые незначительные различия — это расовые и этнические. Антропогенетики Уолтер Бодмер и Луиджи Кавалли-Сфорца обратили внимание на один парадокс расового вопроса. Обычным людям, к сожалению, раса бросается в глаза, но для биолога она практически незаметна. Восемьдесят пять процентов генетических вариаций у людей состоят из различий между двумя индивидуумами внутри одной и той же этнической группы, одного племени или одной нации. Еще восемь процентов приходится на различия между этническими группами, а всего семь — на различия между «расами». Другими словами, генетические различия между двумя случайно выбранными шведами примерно в двенадцать раз больше, чем генетические различия между средним шведом и средним апачем или варльпири. Бодмер и Кавалли-Сфорца предполагают, что иллюзия расового различия — результат неудачного стечения обстоятельств. Многие систематические различия между расами — это адаптация к климату, меланин защищает кожу от тропического солнца, складки века изолируют глаза от сухого холода и снега. Но кожа — та часть тела, которая открыта погоде — открыта и другим людям. Раса простирается буквально на глубину кожи, но в той степени, в которой человеческие обобщения идут от внешних различий к внутренним, природа одурачила людей, заставив их думать, что раса имеет значение. Рентгеновское зрение молекулярных генетиков обнаруживает единство нашего биологического вида.

И то же самое обнаруживает рентгеновское зрение ученого-когнитивиста. «Говорить на разных языках» — это практически синоним несоизмеримости, но для психолингвиста это поверхностное отличие. Когда я знаю о том, что сложно организованный язык распространен повсеместно у всех представителей всех культур, и что в основе всех языков лежит единое ментальное устройство, ни одна речь не кажется мне иностранной, хотя я не могу понять ни слова. Шутки новогвинейских горцев в документальном фильме об их первом контакте с остальным человечеством, жесты сурдопереводчика, щебет девочек на детской площадке в Токио — все это я вспоминаю сквозь мелодику речи, ощущаю скрытые под ней структуры и чувствую, что у всех нас одно и то же сознание.

Поиск по сайту: