|
|||||||
АвтоАвтоматизацияАрхитектураАстрономияАудитБиологияБухгалтерияВоенное делоГенетикаГеографияГеологияГосударствоДомДругоеЖурналистика и СМИИзобретательствоИностранные языкиИнформатикаИскусствоИсторияКомпьютерыКулинарияКультураЛексикологияЛитератураЛогикаМаркетингМатематикаМашиностроениеМедицинаМенеджментМеталлы и СваркаМеханикаМузыкаНаселениеОбразованиеОхрана безопасности жизниОхрана ТрудаПедагогикаПолитикаПравоПриборостроениеПрограммированиеПроизводствоПромышленностьПсихологияРадиоРегилияСвязьСоциологияСпортСтандартизацияСтроительствоТехнологииТорговляТуризмФизикаФизиологияФилософияФинансыХимияХозяйствоЦеннообразованиеЧерчениеЭкологияЭконометрикаЭкономикаЭлектроникаЮриспунденкция |
Великая война. Юго-Западный фронт
Эраст Николаевич «Воспоминания белого Офицера» Автор: студент отд. ДТ, группа ДТ-13 Скачков С.Г.
Гиацинтов Эраст Николаевич Участник Первой мировой и гражданской войн. Участник Белого движения на Юге России. Кавалер шести боевых орденов — полного комплекта орденов, доступных обер-офицеру Русской Императорской армии.С началом Великой войны был направлен на Юго-Западный фронт в 3-ю гренадерскую артиллерийскую бригаду. Получил назначение во 2-ю батарею и впоследствии ею же командовал. За время своей службы в Русской армии с 1914 года был награждён шестью боевыми орденами — полным комплектом орденов, доступных обер-офицеру Русской Императорской армии. Войну закончил в чине штабс-капитана. Великая война. Юго-Западный фронт .Это был бой под Ярославом на австрийской территории. Произвел он на меня большое впечатление. Я был горд, что наконец-то удостоился чести принять участие в бою...Так мы бродили по Галиции, испытывая всякие неудобства, так как оторвались от своих обозов. Никакой пищи у нас не было, кроме того, что мы покупали у местного населения. Главным образом это были гуси, которых мы должны были есть без соли, так как у населения соли не было, и без хлеба. Довольно отвратительная пища, но пришлось довольствоваться этим. Крестьяне галицийские к нам относились очень хорошо, так как считали нас своими братьями по вере и так длилось до октября. Я прибыл на берег Вислы, обследовал всю местность, поставил орудия и стал тщательно ждать появления австрийцев. Но они не показывались. 13 октября мы сами перешли через Вислу по понтонному мосту. Лошадей вели в поводу, кругом рвались снаряды, шрапнели и гранаты красно-белые - это отличительный признак австрийских снарядов. Перешли на тот берег и застали довольно печальную картину: 70-я второразрядная дивизия отступала в довольно большом беспорядке, а с ними вместе уральские казаки. Мы заняли позицию на ночь, это было, очевидно, 12 октября, потому что самый главный бой был 13 октября, и открыли огонь по австрийским позициям. На следующий день рано утром, после соответствующего артиллерийского огня наш доблестный Фанагорийский гренадерский генерал-фельдмаршала Суворова (его любимый!) полк пошел в атаку и сбил венгров, которые защищали предместье реки Вислы. Фанагорийцы очень много потеряли солдат и офицеров. Я, как сейчас, помню полковника Джешковскогоу которого снарядом был сбит эфес его шашки и весь плащ пронизан шрапнельными снарядами (осколками) Место боя, в которое мы вошли после того как венгры отступили, было покрыто трупами русских, фанагорийцев, и венгров, которые были очень доблестными солдатами. Все они погибли в штыковом бою, но наши фанагорийцы одержали победу, и мы двинулись вперед, на запад, по направлению к городу Кракову.После 10-дневных ожесточенных боев на подступах к городу Кракову (и крепость того же названия была) в одно прекрасное утро - не то 10-го, не то 12 ноября, мы проснулись и вдруг увидели, что перед нами никого нет: австрийцы отступили в крепость. Мы уже готовились подойти ближе и занять как крепость, так и город Краков. И вдруг совершенно неожиданно для нас получили приказ из штаба армии о том, что мы должны отступать. Это нам показалось совершенно немыслимым, потому что мы достигли таких колоссальных успехов (пройти от Вислы до Кракова - это не одна сотня верст, и все время с победами!), и вдруг, когда мы уже накануне взятия города, получаем приказ вместо наступления - отступление! Оказывается, как мы вскоре узнали, истощился запас снарядов...Итак, мы начали отступление от Кракова, ожидая его взятия и победоносного движения дальше, вперед, в глубь Австрии и Германии. А вместо этого пришлось вкусить чашу горького отступления. Само по себе отступление деморализующе действует на психику войск. Вы бесконечно идете днем и часто ночью без ночлега - поздней осенью и ранней весной, ночуя то на снегу, то под дождем. Бескормица, лошади истощены до последней степени, люди также. Но на людей вообще обращалось внимания гораздо меньше, чем на лошадей. Главное - чтобы лошади были сыты и чтобы они могли тянуть орудия и двигать нас вперед.Таким образом прошли конец осени и начало зимы. Наконец, в 1915 году, все время отступая и часто вступая (в столкновения) с противником, наседавшим на нас, в арьергардных боях, мы очутились не то в январе, не то в феврале, не помню, на реке Ниде, севернее Барановичей. Остановились мы на зимних позициях, окопались, сделали землянки для солдат и для офицеров. Около коновязи построили даже баню, в которой можно было хорошенько помыться и привести себя в полный порядок.Начались будничные дни фронтовые. Бывали перестрелки, в которых мы принуждены были молчать из-за недостатка снарядов. Я помню, как один раз, 1 марта 1915 года, как раз когда я был дежурным офицером по батарее, по нам был открыт сильный артиллерийский огонь из трех батарей, причем одна из них была тяжелая - 6-дюймовая. Стреляли они замечательно, попадания были блестящие - все рвалось вокруг батареи. Но мы должны были молчать, так как было запрещено стрелять и разрешалось только в случае крайней необходимости, то есть атаки неприятельской пехоты. Застала меня эта стрельба в офицерской землянке, которая была выкопана на самостоятельной батарее специально для ночлега дежурного офицера. Услышав первые разрывы, я, конечно, выскочил из этой землянки и направился к телефону, вернее - к телефонной землянке, чтобы доложить командиру батареи о том, что наша батарея подвергается усиленному обстрелу. Не успел я дойти до телефонного окопа, как меня позвал стоявший снаружи и прикрывавшийся только щитом орудия наводчик 1-го орудия, которого я и сейчас, конечно, не забуду. Его фамилия была Мальчик. Он что-то меня спросил, и... в это время 6-дюймовый снаряд попал в самую телефонную землянку. И, конечно, все, кто там были, были убиты. Не задержи меня этот Мальчик каким-то пустым совершенно вопросом, я бы погиб в тот день со всеми остальными.К весне боевая обстановка становилась все более и более оживленной. Чаще трещали пулеметы и орудийная стрельба, в особенности со стороны немцев, так как у нас все еще был сильный недостаток снарядов. Это не позволяло нам отвечать соответствующим образом на огонь немецких батарей. Так пришла весна 1915 года, которая нам, кроме огорчения, ничего не принесла. Немцы стали снова наседать, снарядов у нас по-прежнему было очень мало, отпускали их, как в аптеке, - по столовой ложке, причем со строгим наказом стрелять только в крайних случаях. Это очень действовало на нашу психику, и под давлением немецких войск нам пришлось продолжать отступление. Главнокомандующим продолжал оставаться великий князь Николай Николаевич, который, как я считаю, был более французом, чем русским, - потому что он мог пожертвовать русскими войсками совершенно свободно только с той целью, чтобы помочь французам и англичанам.Во время этих отступательных боев осталось у меня особенно в памяти 13 июля, которое в приказе по всем войскам Русской армии называлось "бой сибирских гренадер". Командовал этим полком полковник Токарев, который в том же бою и был убит. Я был на батарее, так как командиром батареи был выбран очень удачный наблюдательный пункт, который не требовал вспомоществования передового наблюдателя. Неприятельская артиллерия нащупала нашу батарею, и мы попали под огонь четырех батарей, причем одна из них была 6-дюймовая, одна - 42-линейная и две 3-дюймовые. На батарее был ужас: снаряды рвались, но в этот день нам было приказано открыть огонь, так как очень теснили Сибирский гренадерский полк, который был в арьергарде и прикрывал отступление главных сил. Мы потеряли очень много людей. Я в этом бою был ранен в руку, в грудь и разрывом тяжелого снаряда очень сильно контужен. Но, отлежавшись немного в окопе, я не эвакуировался, а остался в строю.Так, ведя все время арьергардные бои, наша дивизия продолжала отступать вместе со всей Русской армией. Конца-края, казалось, этому не было. Не помню - не то в августе, не то в сентябре получили приказ о том, что Государь Император принял на себя верховное командование всей русской армией, а великого князя Николая Николаевича отослали на Кавказ наместником Государя на Турецкий фронт (Кавказский). Нужно подчеркнуть, что Государь принял на себя эту тяжелую ответственную обязанность Главнокомандующего всей Русской армией не в момент побед, когда, бы он мог украсить свою голову лавровым венком, а как раз в самое тяжелое время, когда не было ни снарядов, ни пополнений хорошо обученных. Кадровая армия к концу, или вернее, к осени 1915 года превратилась совершенно во что-то другое. Пехотные полки потеряли почти всех кадровых офицеров, унтер-офицеров, а также и солдат и пополнялись запасными частями, которые, конечно, были далеко не так хороши, как кадровые войска. Артиллерия и кавалерия сравнительно хорошо сохранились. Были кадровые офицеры и унтер-офицерский состав, которые возвращались из тыла по излечении ран, таким образом, наша артиллерия и кавалерия представляли собою дисциплинированную воинскую часть. В пехоте нередки были случаи, когда не только ротами, но и батальонами приходилось командовать прапорщикам, которые не имели достаточной военной подготовки и выпускались в офицеры после 4-месячного курса. Это, конечно, не способствовало боевому духу. И вот в такое время Государь взвалил на свои плечи эту непосильную задачу.И... произошло в полном смысле этого слова чудо! Мы вдруг остановились и встали уже на зимние позиции. Стали поступать снаряды, винтовочные, пулеметные патроны в достаточном количестве, и наш фронт ожил. Как я говорил, фронт после этого остановился. К нам стало поступать в большом количестве военное снаряжение и пополнение людьми. Возвращались офицеры после излечения от ран. И фронт, вернее, армия приобрела свою боеспособность.Совершенно непонятно, почему петербургские круги, Дума и все прочие либеральные элементы так восстали против принятия на себя Государем главного командования армией. Для нас, фронтовиков, это было совершенно непонятно. Мы это приняли как должное: Государь должен командовать нами, а не какой-нибудь великий князь, хотя бы он и принял на себя пост Верховного Главнокомандующего. Армия окрепла, остановилась на своем месте, окопалась, и начался 1916 год. Снарядов у нас было хоть отбавляй. Мы были готовы совершить окончательное наступление и сокрушить Германскую империю.В этом году мне пришлось принять участие в действии, которое предпринял наш бессмертный герой, Фанагорийского полка поручик Бахмач. На другом берегу реки стояла изолированная ферма, в которой засели немецкие разведчики или, может быть, даже взвод или два, и сильно беспокоили наши цепи. Мы решили вывести орудия ночью и на рассвете обстрелять прямой наводкой этот изолированный дом, как он назывался по польски - фольварк, и после обстрела, когда уже не можно быть оказано никакого сопротивления, поручик Бахмач должен был ворваться в этот дом и, захватив уцелевших немцев, привести их к нам.Эту миссию возложили на меня. Ночью мы выехали на позицию, которая была в лесу, и как только начался рассвет, я открыл огонь по этому дому прямой наводкой. Произведя приблизительно 20 выстрелов гранатой и шрапнелью, поручик Бахмач переправился через реку, ворвался в дом, взял уцелевших немцев и вернулся обратно. Конечно, в скором времени по нашему орудию открылся бешеный огонь всех близлежащих немецких батарей. Я отвел всех своих солдат, так как сопротивляться батарейному одному орудию было невозможно. Отвел их на несколько саженей от снарядов, и мы под градом разрывающихся гранат и шрапнелей выступили вперед. Миссия была выполнена на сто процентов!Ночью мы благополучно привезли орудия обратно на батарею. А остальное время летом все время шли бои, причем мы уже не отступали, а очень часто наступали. Фронт все более и более оживлялся. Снарядов у нас было очень много, так что никакого отказа в открытии огня, как это было в 1915 году, не было. Открывали ураганный огонь по требованию любого пехотного прапорщика, которому казалось, что ночью происходит какое-то оживление, похожее на наступление немцев. И жизнь текла нормальным образом. Дежурства на батарее, дежурства на наблюдательном пункте, хождение на передовой наблюдательный пункт, обследование позиций противника. Вечером, когда стемнеет, - карточная игра. Вот так спокойно, по-рабочему, течет жизнь на фронте, и не надо думать, что фронт - это что-то такое особенно героическое и что там только и думают о том, чтобы совершить какой-нибудь подвиг.И только из-за боеприпасов и нехватки людей был приостановлен бой, сами же солдаты и не собирались отступать, тому пример когда появились боеприпасы и люди, они мощнейшей волной пошли снова в бой и они выполнили свою миссию! Люди умудрялись играть в карты, что-то обсуждать вечером и ещё при этом не терять бдительность, и быть всегда начеку. Не смотря на то что солдаты истерзаны войной,! Поиск по сайту: |
Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав. Студалл.Орг (0.004 сек.) |