Каменный ангел

Разговор с Кери сбил деловой настрой моих мыслей и пробудил любопытство. Пора было ехать на работу, а я стоял у окна и глазел на заснеженный двор. И вдруг напротив я заметил нашего соседа Стива, который чистил от снега свою машину. Может, он мне что‑то подскажет? Я побежал на чердак, открыл рождественскую шкатулку, извлек оттуда первое письмо и осторожно спрятал в карман. Затем выскользнул из дома и направился к Стиву. Мы приветливо поздоровались.

– Скажите, Стив, вы давно знакомы с Мэри?

– Считайте, почти всю жизнь.

– Мне нужно вас кое о чем спросить.

Мой серьезный тон заставил его отложить щетку.

– Вопрос касается Мэри. Вы же знаете, она нам стала как родная…

Стив кивнул.

– Нам с женой показалось, что Мэри чем‑то встревожена. Мы хотим ей помочь, но не знаем, как и чем. Кери думает, что она от нас что‑то скрывает. Если это действительно так, похоже, я нашел ключ. – Я достал письмо. – Это одно из писем, которые я нашел на чердаке, в рождественской шкатулке. По‑моему, это любовные письма. Может, они прольют свет на тайну Мэри?

– Позвольте взглянуть на письмо.

Я подал Стиву пожелтевший листок. Сосед внимательно прочитал его и вернул мне.

– Это любовные письма, но не к возлюбленному. – Такой ответ Стива еще сильнее меня запутал. – Завтра сочельник. Я приглашен к Мэри. Давайте встретимся раньше, часа в три, и я вам кое‑что покажу. Думаю, это все объяснит.

Я обрадованно кивнул.

– Отлично.

Пока я убирал письмо, мне вспомнился вопрос Мэри.

– Стив, а вы когда‑нибудь задумывались о том, каков первый дар Рождества?

– Нет. А почему вы спрашиваете?

– Из любопытства. До завтра.

Я добрался до своей машины и поехал на работу.

Напряженные рабочие дни стали нормой. С утра я помогал нескольким будущим невестам подобрать платья из тафты, показывая образцы. Женихи были не менее придирчивы, чем невесты. Они долго решали, какой галстук подобрать, рубашки с какими манжетами надеть. Я делал обмеры, показывал образцы и едва успевал заполнять бланки заказов. У последней пары свадьба намечалась многолюдная, и я буквально вспотел, записывая их пожелания. К счастью, все было выполнимо. Жених вручил мне задаток. Я поблагодарил за то, что они обратились в нашу фирму, и мы распрощались. Только тогда я заметил еще одного посетителя: молодой человек терпеливо дожидался, когда я освобожусь.

– Добрый день. Чем могу служить? – спросил я.

Посетитель переминался с ноги на ногу. Я привык, что людям надо собраться с мыслями, и не торопил его.

– Мне нужен костюм для пятилетнего мальчика, – наконец сказал он.

– Хорошо. – Я достал чистый бланк заказа и приготовился записывать. – Скажите, еще кому‑нибудь на вашем торжестве понадобится костюм?

Посетитель покачал головой.

– Должно быть, мальчик понесет кольца? – спросил я. – В таком случае мы попытаемся подобрать ему костюм, подходящий к костюму жениха.

– Нет, не надо.

Я сделал пометку в бланке.

– Отлично. На какой день оформлять прокат?

– Мы хотим купить костюм, – с непонятной мне серьезностью произнес посетитель.

Я отодвинул бланк.

– Разумеется, решать вам, но мне хотелось бы предостеречь вас от лишней траты денег. В таком возрасте дети растут очень быстро. Торжества происходят не каждый день и не внезапно. Вы всегда можете взять костюм напрокат. У нас широкий выбор не только взрослой, но и детской одежды.

Молодой человек молча кивал.

– Я все‑таки считаю своим долгом вас предупредить. Удлинить пиджак невозможно. Можно лишь немного отпустить рукава и брючины, и все. А ваш мальчик за год вырастет из этого костюма.

Посетитель впервые поднял на меня глаза.

– Уже не вырастет. В этом костюме мы будем его хоронить, – тихо сказал он.

Его слова оглушили меня, как удар молота. Я отвел глаза. Было тяжко выдерживать безжизненный взгляд отца, потерявшего ребенка.

– Простите меня, пожалуйста, – пробормотал я. – Сейчас я помогу вам выбрать костюм.

Я подвел его к стойке с детскими костюмами и снял оттуда изящный мальчишеский пиджак с атласными лацканами.

– Один из самых моих любимых, – сказал я.

– Красивый пиджак, – бесцветным голосом согласился заказчик. – Осталось подобрать брюки.

Он подал мне клочок бумаги, где были записаны размеры.

– Я распоряжусь, чтобы пиджак и брюки подогнали. Вы сможете получить костюм завтра после полудня.

Посетитель одобрительно кивнул.

– Я сделаю вам скидку, – сказал я.

– Я вам очень признателен, – тем же бесцветным голосом ответил он.

Еще через пару минут этот человек вышел на улицу и смешался с толпой, охваченной предрождественскими заботами.

* * *

Пока я управлялся с заказчиками, обговаривая фасоны платьев и подбирая смокинги, Кери занималась повседневными делами. Она накормила, выкупала и одела Дженну, после чего стала готовить завтрак для Мэри. Обычно завтрак нашей хозяйки состоял из яйца‑пашот[7]на ломтике бисквита, приправленного ложкой голландского соуса. Дополнив еду чашкой горячего мятного чая, Кери с подносом направилась в столовую.

– Мэри, ваш завтрак готов, – сообщила Кери и вернулась на кухню.

Спустя несколько минут она снова пришла в столовую узнать, не желает ли Мэри еще чего‑нибудь. Завтрак остался нетронутым. Тогда Кери прошла в малую гостиную, Библия лежала на своем месте, но Мэри не было и там. Вязаное пальто висело на вешалке. Наверное, Мэри проспала завтрак.

Подойдя к двери ее спальни, Кери осторожно постучала.

– Мэри! Ваш завтрак готов. Чай стынет.

Ответа не было.

Кери нажала ручку и открыла дверь.

Шторы на окнах были задернуты. В комнате стоял полумрак.

Мэри лежала в постели, не подавая признаков жизни.

– Мэри! Мэри! – испуганно закричала Кери.

Она приложила ладонь к щеке хозяйки. Щека была теплой. Тут Кери заметила, что Мэри дышит, но с трудом. Дорога была каждая минута. Кери бросилась к телефону и вызвала карету «скорой помощи».

Выглянув в окно, Кери увидела садившегося в машину Стива. Она выбежала на улицу, даже не накинув пальто.

– Кери, что случилось? – спросил обеспокоенный Стив.

– Идемте со мной! Быстро! Мэри плохо!

Вдвоем они побежали в спальню Мэри. Та по‑прежнему лежала неподвижно. Стив взял ее за руку.

– Мэри, вы меня слышите?

Мэри с трудом приоткрыла один глаз. Кери облегченно вздохнула.

Сирена «скорой помощи» была слышна за два квартала. Кери вышла встретить санитаров. Те быстро прощупали пульс, затем молча уложили Мэри на носилки и понесли к выходу. Кери торопливо одела Дженну, и они поехали в больницу на машине Мэри. Я встретил жену и врача у дверей палаты Мэри. Когда Кери позвонила, я едва успел вызвать помощника и поехал в больницу.

– Этого следовало ожидать, – с присущим медикам спокойствием сказал нам врач. – До сих пор миссис Паркин везло. Но опухоль давит на жизненно важные части мозга. Все, что мы можем сделать, это максимально облегчить ее страдания. Понимаю, звучит не слишком утешительно. Зато правда.

Я взял Кери за руку.

– Ей очень больно? – спросила у врача Кери.

– Как ни странно, нет. Обычно пациентов с таким диагнозом мучают жуткие головные боли. У миссис Паркин тоже болела голова, но не слишком сильно. Начинается все с периодических головных болей. Затем они становятся постоянными.

– Неужели Мэри все время испытывала боль? – спросил я. – По ней нельзя было сказать.

– Миссис Паркин – стойкая женщина, – кивнул врач. – Но у стойкости есть пределы. Боюсь, теперь у нее начнется угасание сознания. Или провалы в сознании.

– В каком состоянии она сейчас? – спросил я.

– Спит. Я дал ей снотворное. Переезд в больницу отнял у нее немало сил.

– А нам можно ее увидеть?

– Нет. Лучше ее не будить.

* * *

Без Мэри особняк опустел, а мы впервые почувствовали себя здесь чужими. Мы съели незатейливый ужин. Разговор не клеился. Притихшая Дженна не просила меня почитать ей. Мы довольно рано легли спать, пытаясь ускользнуть в сон от гнетущей обстановки, воцарившейся в этом уютном доме.

Меня снова разбудила музыка. Без Мэри даже музыка стала другой – более драматичной и напряженной. Как и в прошлый раз, музыка доносилась с чердака. Настойчиво, словно пение сирен, она звала меня туда. И опять я взял фонарик и пошел на темный чердак. Я поднял крышку рождественской шкатулки и уже не удивился, что музыка мгновенно смолкла. Я вытащил из шкатулки другое письмо и стал читать при свете фонарика.

6 декабря 1916 г.

Любовь моя!

Скоро опять наступит Рождество – время радости и покоя. Но в моем сердце по‑прежнему ужасающе пусто. Говорят, время лечит все раны. Даже если и так, после ран остаются рубцы – свидетели боли. Помни меня, любовь моя. Помни мою любовь.

* * *

Воскресенье. Канун Рождества. Как мы ждали этого времени. Никто из нас и подумать не мог, что сочельник окажется таким. Ночью шел тяжелый, влажный снег. К утру его покров достиг почти четырех дюймов.

Стив ждал меня на крыльце.

– Как Мэри? – поздоровавшись, спросил он.

– Почти без изменений. Утром у нее был приступ тошноты, но настроение довольно бодрое. Кери и Дженна остались в больнице.

Стив сочувственно кивнул.

– Я обещал вам кое‑что показать. Идемте. Вам это стоит увидеть.

Мы перешли улицу и двинулись к дому Стива в обход. Я по‑прежнему не понимал, куда он меня ведет. Мы очутились на его заднем дворе. Двор был засажен трехгранными тополями и эвкалиптами, успевшими значительно вытянуться вверх. За ними виднелась каменная кладбищенская стена.

– В стене есть чугунная калитка, – пояснил мне Стив. – Она так искусно скрыта кустами, что не сразу и найдешь. Все эти деревья лет сорок назад посадил прежний владелец дома. Он был стар и не хотел каждый день видеть стену кладбища. Наша семья въехала в этот дом, когда мне было двенадцать. Мы с мальчишками быстро узнали о существовании тайной калитки. Она, естественно, запиралась. Но мы выломали в ней прут и сквозь дыру легко проникали на запретную территорию. Кладбищенский сторож не раз прогонял нас, ворча, что кладбище – не место для игр. Но его запреты на нас не действовали. Он не понимал, – улыбнулся Стив, – что лучшего места для игры в прятки не придумаешь.

Мы подошли к калитке. Краска давно облупилась, обнажив заржавленный металл, но сама калитка оставалась крепкой. Она была заперта на висячий замок. Стив вынул ключ, отпер замок и открыл калитку. Мы вошли на кладбище.

– Как‑то раз зимой мы играли в прятки. Я спрятался плохо. Мой приятель меня заметил и погнался за мной. Я побежал к восточному краю кладбища, который считался у нас местом нечистым. Один из моих друзей утверждал, будто слышал там стенания призраков. Сами понимаете: призраки – это посерьезнее сторожа.

Я кивнул, вспомнив свои мальчишеские суеверия.

– Я бежал вон туда, – сказал Стив, указывая на густую стену вечнозеленых кустарников. – Потом обогнул склеп. И вот тогда я услышал стенания. Я испугался и спрятался за надгробием. Звуки были душераздирающими. Немного осмелев, я высунул голову. Невдалеке стояла статуя ангела с распростертыми крыльями, фута три высотой. Чувствовалось, ее поставили недавно и покрыли свежей белой краской. Перед статуей, спрятав лицо в снегу, стояла на коленях и рыдала женщина. И как у нее сердце не разорвалось от таких рыданий? Женщина царапала руками мерзлую землю, будто старалась достать оттуда то, что ей дороже всего на свете. Вскоре меня по следам нашел мой приятель. Я подал ему знак не открывать рта. Так мы с ним просидели больше получаса. Женщину с ног до головы замело снегом. Наконец она перестала рыдать, поднялась и побрела прочь. Нас она не видела. Но я запомнил ее лицо – настоящая маска страдания.

Я шел за Стивом и вдруг застыл на месте. Еще издали я увидел распростертые крылья ангела. Природная стихия не пощадила статую.

– Мой ангел, – пробормотал я вслух. – Мой каменный ангел.

Стив молча поглядел на меня.

– Кто там похоронен? – спросил я.

– Сейчас увидите, – ответил он и пошел дальше.

Мы присели на корточки возле статуи и разгребли снег у основания мраморного пьедестала. Над годами рождения и смерти были выбиты всего три слова:

НАШ МАЛЕНЬКИЙ АНГЕЛ

Я посмотрел на даты.

– Ребенку было всего три года, – с грустью сказал я.

Закрыв глаза, я мысленно представил себе картину, увиденную Стивом в детстве: озябшая и промокшая от снега женщина, ее красные от холода руки…

– Постойте! Так это была Мэри?

– Да. Это была Мэри, – тихо и печально ответил Стив.

Мы стояли молча. А снег все падал и падал, словно отгораживал нас от внешнего мира. Не знаю, сколько времени прошло, прежде чем Стив заговорил:

– Тем же вечером я рассказал обо всем своей матери. Я боялся, что она будет ругать меня за игры на кладбище. Но мать обняла меня и поцеловала. А потом попросила, чтобы я никогда больше туда не ходил и не тревожил несчастную женщину в ее горе. И я больше сюда не ходил. Вплоть до этого дня. Не могу сказать, что я вообще не ходил в восточный край кладбища. Но даже издали я слышал рыдания несчастной. У меня самого все внутри разрывалось. Более двух лет она приходила на могилу ежедневно. Даже весной, когда дожди превращали землю в чавкающее месиво.

Я отвернулся от ангела, сунул озябшие руки в карманы и пошел назад. Стив двинулся следом. Мы шли молча.

Только возле своего дома Стив заговорил:

– Дочь Мэри звали Андреа. Много лет подряд Мэри приносила на могилу деревянную шкатулку. Думаю, это та самая шкатулка, где вы нашли письма.

Я торопливо поблагодарил Стива и один пошел домой. Отпер тяжелую внешнюю дверь и оставил ее открытой. Особняк встретил меня сумраком и тишиной. Я поднялся на чердак и впервые осмелился взять шкатулку и принести ее в нашу гостиную. Разглядывая ее при дневном свете, я еще раз поразился, с какой любовью и умением она сделана. Хотя стенки шкатулки были прямоугольными, их полированная поверхность действовала как вогнутое зеркало: окружающие предметы отражались в ней с небольшим искажением и обретали изящные нимбы. Я достал из шкатулки самое последнее письмо.

6 декабря 1920 г.

Любовь моя!

Как бы я желала сказать эти слова, глядя в твое милое лицо. Как бы я желала найти твою могилу пустой, как мать Господа нашего нашла пустой гробницу, в которую положили Его. И в этом, любовь моя, заключена надежда. Надежда вновь обнять тебя и прижать к груди. Эту надежду дает мне великий дар Рождества, ибо Он пришел в наш мир. Первое рождественское приношение от родителя своим детям, поскольку Он любил их и хотел, чтобы они вернулись назад. Сейчас я понимаю это лучше, чем когда‑либо. Моя любовь к тебе не угасает, а с каждым Рождеством становится все ярче. С нетерпением я жду того славного дня, когда вновь смогу тебя обнять. Я люблю тебя, мой маленький ангел.

Мама

Поиск по сайту: