Устройство, сигнализирующее о сходе лавин, установленное на лавиноопасном склоне горы Сьюпириор в Алте

Простые вещи – всегда самые лучшие. Эта система была надежной и почти не реагировала на внешние помехи. Иногда мы регистрировали лыжника вместо лавины. Наибольшая цена ртутного датчика составляла семьдесят пять центов, оставшийся от войны телефонный провод был бесплатным, бессчетными были часы работы в поле; но во всяком случае Лесная служба мне платила. И система работала. Помню, однажды утром я разговаривал по телефону с Чиком Мортоном, управляющим приютом Алты. Был ранний час. За окном темнота усугублялась пляшущими снежинками. Чик говорил о гостях в Солт-Лейк-Сити, которые, естественно, хотели заехать в Алту.

Я сказал: «Чик, похоже, что для шоссе не видно ничего хорошего. Все признаки, указывают на красный свет».

«Ничего, – отвечал он, – будет шоссе открыто или нет?..»

В этот момент щелкнул самописец. Растлер-Фейс!

Я сказал: «Только что сошла лавина с Растлера; она дает тебе общую картину».

«Подожду минутку. – Чик сразу же вернулся к телефону. – Ты прав. Воздушная волна отложила шесть дюймов снега на веранде и на дюйм согнула окна. Но как ты узнал?»

«Наука, малыш, наука!»

Понадобилось три зимы, чтобы постичь эту «науку».

В Колорадо «Медведь с перевала Берту» боролся с глубинной изморозью, – по моему мнению, это наиболее трудная задача исследований лавин и борьбы с ними. Дик Стилмен – большой и сильный голубоглазый человек, ростом 180 см, по специальности ботаник, что, конечно, очень важно для охотника за лавинами (почти столь же подходящая специальность, как и у Отуотера – английская литература). По бесснежной земле Дик шагает неуклюже, как медведь, наклонившись вперед и слегка согнув колени; говорят, что издали мы с ним похожи друг на друга. Возможно, к этой характеристике следует добавить вспыльчивость. Если бы кто-нибудь взялся написать портрет Дика, то его следовало бы изобразить с подожженной противолавинной бомбой в одной руке и пенетрометром – в другой.

Его королевство – перевал Берту – расположено на континентальном водоразделе на высоте 3460 м. В 1947 г. там был построен первый в мире парнокресельный подъемник. В наши дни ни один уважающий себя горнолыжный район в Западном полушарии не рассчитывает на меньшее. В 1950 г. Дик Стилмен взял на себя тяжкий труд отделить лыжников от лавин.

В соответствии с доктриной, выдвинутой Андре Рошем в 1949 г., Скалистые горы в штате Колорадо относятся к высокогорной альпийской зоне, характеризуемой небольшими снегопадами, сильными морозами, большим ветровым переносом снега, поднятого с поверхности (в отличие от воздействия ветра на падающий снег), и сочетанием твердой снежной доски с глубинной изморозью.

Подобно Алте, перевал Берту, несмотря на свою мрачную историю, бурно развивался как район зимнего спорта. За несколько лет до прихода сюда лыжников группа мальчишек попала в лавину, сошедшую со склона Ролл, предназначенного стать главной лыжной трассой. Поиски были безуспешными. Когда трупы жертв вытаяли весной, оказалось, что они усеяны дырками от стальных прутов, которые, вероятно, использовали спасатели для их поисков.

Трансконтинентальное шоссе № 40, проходящее на перевале Берту через один из главных водоразделов континента, страдает от нескольких огромных лавин, таких, например, как лавина Стенли-Пик, пересекающая шоссе дважды, или лавина Дем, убившая фотографа Джона Хермана. В общем шоссе представляло собой «осиное гнездо», которое необходимо было исследовать. Никто не предлагал Дику Стилмену проводить какие-либо исследования. Он должен был быть лишь караульным. Как и я, он проводил исследования частично в целях самозащиты, но главным образом потому, что у него была неистребимая жажда знать, почему происходит то или иное событие.

Главным врагом Стилмена была глубинная изморозь, а важнейшим прибором – таранный пенетрометр. Этот инструмент изобрел швейцарский исследователь снега Хефели. Он представляет собой размеченный стержень, забиваемый в снег ударами груза, или тарана, имеющего известную массу и падающего с определенной высоты. Расстояние, на которое стержень проникает в снег при каждом ударе или при серии ударов, характеризует сопротивление снега проникновению постороннего тела, т. е. прочность снега. После расчетов по простой формуле можно построить график изменения сопротивления по глубине снежного покрова, т. е. графическую картину прочности, слой за слоем.

Я всегда относился к пенетрометру с осторожностью. Фрэнк Фото попробовал использовать его во время бурана 1953 г. Стержень попросту проскочил весь путь до подстилающей поверхности, что, казалось бы, должно было указывать на крайнюю неустойчивость снежной толщи. Но, как мы знаем, лавины не сошли. В Алте, в условиях мягкой снежной доски, он давал полезную информацию только тогда, когда свежевыпавший снег превращался в постоянный снежный покров. Примером являются описанные выше данные Ля-Шапелля для зимы 1953/54 г.

Существовало и другое возражение против использования таранного пенетрометра в качестве инструмента для прогноза опасности при буране. Чтобы измерить сопротивление по вертикальному профилю, требуется длительное время. Лавинщик, работающий в горнолыжном районе один, как практически все мы работали в те дни, попросту не имеет времени прохлаждаться, делая дырки в снеге. Его путеводная нить – факторы, способствующие лавинообразованию. Основной принцип такой методики в горнолыжном районе состоял в том, чтобы разнести каждый подозрительный слой на куски, а затем выпустить на него любителей свежего снега. Пусть сойдет лавина или снег стабилизируется на месте, но это должно произойти до того, как свежевыпавший снег станет частью снежного покрова.

Вскоре стало очевидным, что изучение факторов, способствующих лавинообразованию, не решает всех проблем в районах с глубинной изморозью. Лавинообразующие бураны представляют лишь временную опасность. Она достигает пика во время самого бурана или сразу же после него, а затем быстро спадает. Глубинная же изморозь подкрадывается потихоньку, месяц за месяцем Я всегда считал, что мины – одна из отвратительнейших форм оружия.

Эта бездушная штука лежит себе, поджидая кого-нибудь, кто прошел бы и зацепил спусковой механизм. Для мины неважно, будет ли жертва другом, врагом или ни тем и ни другим. Жертвой может оказаться любой.

Это я испытал на себе весьма неприятным образом в 1954 г. К этому времени Стилмен стал настоящим артистом в обращении с пенетрометром и знал как свои пять пальцев любое пятно глубинной изморози на перевале Берту. Он уже достиг такого совершенства, что мог, взглянув на профиль сопротивления, почти безошибочно сказать: «Этот слой становится слишком слабым».

Было бы интересно подсчитать длину всех скважин, которые Стилмен пробурил в твердой снежной доске и глубинной изморози на перевале Берту. Если их сложить вместе, их длина, несомненно, превысила бы длину туннеля, который пробивается в настоящее время в штате Колорадо под Скалистыми горами для обхода лавин Стенли-Пик, Севен-Систерс и их партнеров. До тех пор, пока кто-нибудь не изобретет что-либо лучшее, пенетрометр остается единственным средством, позволяющим обнаружить глубинную изморозь, не копая шурфов.

Один участок с глубинной изморозью, выходящий в лес, вел себя самым безрассудным образом. Он находился в пределах горнолыжной территории, но там не катались даже любители нетронутого снега, потому что склон был слишком крут и ограничен деревьями и торчащими скалами. Но лавины, сходящие с этого участка в самые неожиданные моменты, пересекали одну из лучших лыжных трасс. Тогда у него не было названия, а сейчас он называется «Проклятьем Отуотера».

Пока мы съезжали по склону, Дик рассказал мне об этой лавине В отличие от других лавин района она не реагировала на естественные или искусственные воздействия. В день, когда все лавины слетали со склонов Ролл, Троф и Клифс, это маленькое чудовище оставалось на месте, недоступное ни для обкатки на лыжах, ни для взрыва. Затем, когда все остальные лавиноопасные места находились в спокойном состоянии, эта была на грани отрыва. Хотя не было каких-либо признаков, которые могли бы меня насторожить, я чуть было не получил первый урок от ненормальной лавины, что было бы, впрочем, полезно, так как через несколько лет я встретился с еще более ненормальной лавиной – Хедуолл в Скво-Вэлли.

Мы с Диком остановились на краю этого лавиноопасного участка. Он представлял собой открытый склон с наклоном 35°, имеющий форму треугольника с вершиной внизу и окаймленный лесом. Такой склон должен быть хорошенько заякорен в нижней части. Дик сказал, что в нижней половине склона имеется поперечный скальный выступ. В то время как скалы стимулируют развитие конструктивного метаморфизма, этот выступ, сейчас невидимый под снегом, возможно, действует, как дамба. Должно же быть какое-то логическое объяснение необычному поведению этой лавины!

Дик показал место, где обычно находится линия отрыва лавины. Мы вышли на нее и начали прыгать на лыжах, пытаясь вызвать отрыв. Доска была такой плотной, что стальные канты лыж едва оставляли след. Постепенно мы спускались вниз, притопывая лыжами, пока не оказались над выступом. Я сказал Дику: «Держу пари, что этот выступ дает лавине липовый якорь».

Очень громко и решительно лавина ответила: «Кррр-амп!» Склон осел на несколько сантиметров и растрескался, из трещин брызнули маленькие фонтанчики снежной пыли.

Грохот обвала вызывает у охотника за лавинами моментальную реакцию. Мы с Диком попытались ухватиться за деревья. Дик сделал это одним прыжком, а из-под меня лавина выбила лыжи. На мгновенье мне удалось прилипнуть к скале, но снег разжал мои пальцы и понес меня, кувыркая, вниз по склону. Я получил резкий удар в голову. Помню, что я потерял самообладание и бил по лавине кулаками. Затем она обернула меня вокруг дерева и запрыгала вниз, а я остался постыдно висеть.

В облаке снежной пыли пронесся Дик, глядя на меня круглыми глазами, и, не сумев остановиться, исчез в лесу. Он не ожидал встретить меня так высоко по склону и не смог издали заметить между деревьями. Вскоре он вернулся пешком, потому что после прохода лавины поверхность была твердой, как асфальт. Он сказал: «Сани будут сброшены с подъемника, а спасатели подберут их и через несколько минут притащат сюда».

К этому времени я отцепился от дерева и задержался там, где склон начал выполаживаться. Я чувствовал себя основательно избитым, но серьезных травм не было. Я сказал: «К чему эта суета? Помоги мне подняться, а дальше я выберусь сам».

Выражение лица Дика было несколько смутным, но он помог мне встать на ноги. Сделав шаг, я упал ничком. Я еще не понял, насколько был изранен. Явных переломов ног не было, руки работали нормально, но кровь сочилась из раны, которая образовалась, когда скальный выступ обдирал меня. Я сказал Дику: «Так брось мне конец веревки и вытащи меня».

Я не пытался быть заботливым по отношению к спасателям и освободить их от задачи втащить сани вверх по крутому склону. Меня беспокоил десятиградусный мороз. Вот почему, подумал я, мои ноги не работают. Холод – не только прекрасное анестезирующее средство, но и прекрасный коагулянт. Я еще не знал, что лавина протащила меня по острому выступу скалы. Примерно на границе верхней и средней трети бедра моя правая нога была сильно рассечена.

Через несколько недель, когда я возвращался в Солт-Лейк-Сити, доктор Билл Моретц весело сказал мне: «Нет другого места на человеческом теле, где вы могли бы получить такую большую и глубокую рану и после этого еще иметь возможность говорить о ней».

В конце концов Стилмен вывел формулу для определения момента наступления неустойчивости твердой снежной доски на глубинной изморози. В этом исследовании он пользовался помощью Уитни Борленда, инженера-мелиоратора и лыжника, посвящавшего свои свободные дни работе с пенетрометром. Путем проб и ошибок Дик также понял, что можно сдержать глубинную изморозь, уплотняя ее ногами и смешивая с обычным снегом. Посредством этой трудоемкой методики он подарил лыжникам перевала Берту одну из их любимейших трасс Троф, подобно тому как взрывные работы подарили лыжникам Алты трассу Большой Растлер.

Ля-Шапелль и Стилмен совместно исследовали возможность извести глубинную изморозь химическим путем. Среди всех веществ, которые они испытывали, одним из наиболее эффективных оказался этиленгликоль, обычный антифриз. К сожалению, эта методика, так же как и уплотнение ногами, имела с практической точки зрения лишь ограниченное применение. Лечение даже одной большой лавины антифризом стоило слишком дорого.

Во время подготовки к Олимпийским играм в Скво-Вэлли мы с Диком попытались применить менее эксцентричный метод. В 1958/59 г. глубинная изморозь лежала под мощным слоем льда. Поскольку у нас было много рабочей силы и неограниченное количество взрывчатых веществ, мы попросту до отказа шпиговали снежный покров взрывчаткой как на его поверхности, так и в глубине. Действие взрыва под поверхностью опровергает тот принцип, что эффект взрывной волны более силен, чем физическое разрушение снежной толщи собственно взрывом. Этот принцип был установлен экспериментами Ля-Шапелля. Он показал, что эффект взрыва 1 кг исключительно мощной взрывчатки – тетритола – проявляется в окружающем снежном покрове на расстоянии менее 1 м. Это же исследование навело нас на мысль использовать глубинные взрывы как меру противодействия глубинной изморози. Идея заключалась в постепенном уплотнении снега в зоне взрыва, которое продолжалось по крайней мере в течение 24 ч после взрыва.

Начиняя в Скво-Вэлли зоны с глубинной изморозью взрывчаткой, мы с Диком преследовали две цели. Первая заключалась в разрушении снежных досок, формирующихся над зоной глубинной изморози и ледяного слоя, так чтобы обломки осели и уже не превращались в лавину, поскольку напряжение с них снято. Второй целью было создание островов устойчивости в снежном покрове, возникающих вследствие эффекта постепенного упрочнения снега после взрыва.

В то время как наш равнинный друг из оргкомитета развивал свои теории о бесполезности охотников за лавинами, мы стреляли снарядами замедленного действия по Хедуолл и КТ-22. Результаты: были значительными. После двухчасового бурана, почти сорвавшего пробные соревнования, в большинстве лавиноопасных мест в Скво-Вэлли и окрестностях лавины снесли весь снег до самой земли. Например, под Скво-Пиком и в цирке Сибирь лавины образовали непрерывный фронт длиной около 1 км и глубиной более 4 м. А с Хедуолл и КТ-22 лавины не сошли.

Конечно, это была негативная информация, но весной пришло окончательное подтверждение. Когда таяние обнажило старые снежные доски, находившиеся глубоко под снегом всю зиму, мы нашли углубления от взрывов наших снарядов замедленного действия; трещины, расходившиеся от них во всех направлениях, доказывали, что мы предварительно разломали доску и заставили ее стабилизироваться на месте.

Эти трещины обнажились, когда растаяла половина снежного покрова. Они с очевидностью свидетельствуют о том, что мы разломали погребенные снежные доски и тем самым стабилизировали их. Лавины с этих склонов не сошли.

Как и в случае химического воздействия, насыщение взрывчаткой – слишком дорогое решение проблемы борьбы с лавинами наивысшей силы, образующимися при сочетании глубинной изморози и твердой снежной доски. Оно возможно только в особых случаях, подобных Олимпийским играм или первенству мира по горным лыжам. Конструктивный метаморфизм остается самой важной нерешенной загадкой в лавинных исследованиях: как и почему он образуется, как от него уберечься, что с ним делать? В картине сочетания глубинной изморози и твердой снежной доски, полученной: посредством измерений пенетрометром или при исследовании снежного шурфа, пропускается один важный элемент: напряжение доски. Неважно, насколько толста или прочна доска: силы температуры и тяжести являются всепроникающими и влияют на всю доску, на каждую ее частицу. Если эти силы растянут доску до ее предела упругости, катастрофа станет весьма вероятной.

Насколько я знаю, никто не может – да серьезно и не пытался – измерить напряжение в снеге. Исследователь, которому удастся измерить это напряжение, будет близок к надежному и точному методу предсказания лавин, причем не только из глубинной изморози и твердой снежной доски, но и из любого типа снега. На Хедуолл мы со Стилменом использовали метод разбрасывания снарядов. Мы сделали сотню пушечных выстрелов и подорвали полтонны взрывчатки для разрушения досок на Хедуолл и КТ-22.

Будущие исследования должны обеспечить охотника за лавинами лучшей методикой, чем эта, способной указать ему, где и когда надо будет применить искусственные стабилизаторы снежного покрова. Наиболее зловещей особенностью лавин наивысшей силы является их непредсказуемость. Утром твердая снежная доска может упрямо сопротивляться взрывам. А после полудня под влиянием невидимых для нас процессов, происходящих в снежном покрове, она может сойти; лавиной даже при небольшом прикосновении к ней. С нашими нынешними знаниями и инструментами невозможно, например, объяснить, почему доска под Большим карнизом выдержала тяжесть пятидесяти зрителей на Олимпийских играх, а затем сорвалась от 15 см свежевыпавшего снега.

Я отказываюсь верить, что решение этой задачи превышает возможности нашей техники, которая может послать электронное устройство к Луне и заставить его проделать серию сложных маневров. Из-за непокорной природы снега решение не придет само собой. Оно потребует изобретательности, воображения, новых методов и оборудования, которого пока не существует. Но самая большая трудность заключается в том, чтобы убедить власти, распределяющие деньги и кадры, что это – стоящая цель.

Европейцы рассматривают лавины как национальную опасность и по этой очевидной причине считают, что они заслуживают внимания лучших умов. Правда, мне всегда казалось, что европейцы нагромождают горы графиков сопротивления таранному пенетрометру, не пытаясь выделить что-то главное.

В Западном полушарии важность защиты от лавин в такой степени не ощущают. Единичная смерть от лавины вызывает больше суматохи в прессе, чем погребальный звон по погибшим в автомобильных катастрофах в праздничный уикэнд, потому что эта гибель необычна и сенсационна. Лавины в Западном полушарии не причастны к таким рекордам смерти и разрушения, какими отличаются наводнения, пожары, землетрясения или ураганы, но не потому, что лавины в Америке менее мощны, а потому, что здесь у лавины меньше мишеней. Эта ситуация быстро меняется, так как каждая форма человеческой деятельности – от отдыха до добычи полезных ископаемых – продвигает человека все выше и дальше в горы. Было бы очень жаль, если бы только серия катастроф поставила исследования лавин в один ряд с проблемой ураганов, борьбой с пожарами и контролем за наводнениями.

К концу второй стадии лавинных исследований в Западном полушарии, т. е. приблизительно к 1961 г., будущее не представлялось нам безоблачным. Все исследовательские станции, в разное время созданные Лесной службой в Алте, на перевалах Берту и Стивене, на горах Бейкер и Худ, были закрыты, за исключением станции в Алте. Из людей, которые организовывали или проводили лавинные исследования в эти продуктивные годы (1946–1961) – Стилмен, Вайзе, Фото, Отуотер, Уилсон, Козиол, Херберт, Ля-Шапелль, – продолжали работать только Херберт и Ля-Шапелль. И не было впечатления, что их есть кем заменить. Однако впоследствии оказалось, что эта мрачная картина неверна.

Поиск по сайту: