Прогулка в «полдень воскресного дня» по бряхимовскому бульвару — мучительное событие и для Ларисы

Итак, мы пришли к выводу, что в начале пьесы единственным объединяющим всех предлагаемым обстоятельством является «опять — полдень воскресного дня!» Но может ли такое, вообще-то обыденное обстоятельство являться событием, причем «исходным», то есть событием, дающим толчок для развития всех дальнейших событий пьесы?

Когда мы разбирали значение события — «приезд в город Паратова накануне свадьбы Ларисы», то мы видели, что это событие коренным образом меняло поступки действующих лиц. И именно это явное изменение поведения действующих лиц мы приняли как главное доказательство значения этого события.

Не лукавим ли мы сейчас в наших рассуждениях? Вот-де, мол, нашли закономерность: «Событие только тогда верно вскрыто, когда оно является таковым для всех действующих лиц»,— и теперь искусственно пытаемся доказать подлинность этой закономерности? Дескать, «пусть плохонькое, не яркое событьишко, а все-таки общее для всех!» Может быть, мы ошибаемся, и для определения исходного события существует какое-то иное правило? Вот что думает по поводу исходного события М. О. Кнебель. Рассказывая об анализе пьесы Горького «Последние», она пишет: «...Исходное событие было оговорено раньше и, естественно, первая картина... целиком определялась им: и то, что все переехали к Якову, и то, что Софья вынуждена постоянно просить у него денег, и письмо Соколовой, вызывающее такую острую реакцию,— все это последствия покушения на Коломийцева...

...Коль скоро все живут исходным событием пьесы (разрядка моя.— А. П.), этот момент очень серьезен и важен, потому что именно выстрел в Коломийцева и последовавшая за ним отставка привели к нынешнему положению, нынешним взаимоотношениям...»[62]

Итак, М. О. Кнебель утверждает, что «все живут исходным событием». Но, правда, одно дело — такое событие, как «выстрел в главу семьи Коломийцева!», другое — «опять полдень воскресного дня!» Но, если проводить сравнения, то, например, для гоголевской «Шинели» «отказ портного починить старую шинель Акакия Акакиевича» является колоссальным событием! Именно это исходное событие приводит в конце концов главного героя повести Акакия Акакиевича к смерти.

У каждого автора, очевидно, своя природа событий, свой масштаб... У Шекспира, например, такие исходные события: «Раздел королевства!» («Король Лир»), «Смерть короля!» («Гамлет»), «Патрицианка Дездемона сбежала к чернокожему Отелло!» («Отелло»). У Пушкина исходное событие в «Борисе Годунове» — «Трон пуст — умерший царь Федор не оставил наследника!» У Чехова совсем иной масштаб исходных событий: «Сегодня вечером состоится спектакль Треплева» («Чайка») или — «Отставной профессор Серебряков с женой приехали в имение его первой покойной жены» («Дядя Ваня»). «Горе от ума», как мы уже видели, начинается с очень обыденного события: «Свидание Софьи с Молчалиным затянулось до утра». Может быть, и у Островского свой отбор событий, своя природа событий?..

«...Фабула в драматическом произведении дело неважное... Драматический писатель менее всего сочинитель, он не сочиняет, что было,— это дает жизнь... Его главное дело показать, на основании каких психологических данных совершилось какое-нибудь событие и почему именно так, а не иначе...

...Изобретение интриги потому трудно, что интрига есть ложь, а дело поэзии — истина. Счастлив Шекспир, который пользовался готовыми легендами: он не только не изобретал лжи, но в ложь сказки влагал правду жизни... Теперь многие условные правила исчезли... Теперь драматические произведения не что иное, как драматизированная жизнь...

Дело поэта не в том, чтобы выдумывать небывалую интригу, а в том, чтобы происшествие... объяснить законами жизни... » (Разрядка моя.— А. П.) [63]

Попробуем следовать за рассуждением самого Островского. Какое происшествие является предметом «психологического» исследования автора в пьесе «Бесприданница»?

Какое событие он хотел бы «объяснить законами жизни»? Очевидно, Островский хотел «объяснить» гибель красивой, яркой, талантливой женщины «законами жизни большого приволжского города Бряхимова».

Кстати сказать, «законы жизни», уничтожающие яркую, самобытную личность, интересовали Островского на протяжении почти всей творческой жизни. Вспомним Катерину («Гроза»), Снегурочку и Мизгиря («Снегурочка»). Если «эти законы» не уничтожали личность физически, то надламывали ее, разрушали нравственно — Жадов («Доходное место»), Кисельников («Пучина»), Тихон («Гроза»). Н. А. Добролюбов в своей известной статье «Луч света в темном царстве» писал: «...Тихон, бросаясь на труп своей жены, вытащенной из воды, кричит в самозабвении: «Хорошо тебе, Катя! А я-то зачем остался жить на свете, да мучиться!» Этим восклицанием заканчивается пьеса, и нам кажется, что ничего нельзя было придумать сильнее и правдивее такого окончания. Слова Тихона дают ключ к уразумению пьесы... они заставляют зрителя подумать уже не о любовной интриге, а обо всей жизни... Собственно говоря, восклицание Тихона глупо: Волга близка, кто же мешает и ему броситься, если жить тошно? Но в том-то горе его, то-то ему тяжко, что он ничего, решительно ничего сделать не может... Это нравственное растление, это уничтожение человека действует на нас тяжелее всякого самого трагического происшествия: там видишь гибель одновременную... а здесь — постоянную гнетущую боль, расслабление, полутруп, в течение многих лет согнивающий заживо... И думать, что этот живой полутруп — не один, не исключение, а целая масса людей... И не чаять для них избавления — это, согласитесь, ужасно!» (Разрядка моя.— А. П.) [64]. Иными словами, Добролюбов утверждает, что Островского менее всего интересовала любовная интрига, а его интересовала «вся жизнь», уничтожившая физически Катерину, нравственно — Тихона и многих других... Надо сказать, что Добролюбов, подробно разбирая пьесу «Гроза», довольно убедительно доказывает правомочность своей точки зрения. Но правильна ли такая точка зрения в применении ко всему творчеству Островского, в частности к пьесе «Бесприданница»? Ведь опираясь почти на все те же самые события, можно попробовать доказать не только другую природу самих событий данной пьесы Островского, но и проследить другую задачу, которую, возможно, перед собой ставил автор.

Изложение событий пьесы может быть примерно и таким: молодая девушка — Лариса Огудалова год назад была брошена любимым человеком. С отчаяния она теперь выходит замуж за нелюбимого Карандышева. И вот, когда свадьба была уже сговорена, приезжает в город любимый ею еще до сих пор Паратов. Бросив жениха, Лариса едет с Паратовым за Волгу... Но, оказывается, Паратов не собирался жениться на Ларисе, он обручен уже с другой — богатой невестой!.. Лариса в отчаянии!.. Она пытается, как Катерина, кинуться в Волгу, но... не хватает смелости, воли... Появляется оскорбленный жених Карандышев, который стреляет в Ларису. Со словами благодарности, обращенными к Карандышеву, Лариса умирает.

Что же, это почти точное изложение фабулы пьесы... Но только — «почти» и именно — только «фабулы»...

«...Самобытное — только потому и называется самобытным, что оно ниоткуда не заимствовано... Оригинальным признается... всегда такое драматическое произведение, в котором сценариум и характеры вполне оригинальны. Этого довольно: фабула в драматическом произведении дело неважное, но только фабула, а не сюжет. Под сюжетом разумеется уж совсем готовое содержание, т. е. сценариум со всеми подробностями» (разрядка моя. — А. П) [65].

Вариант фабулы, который мы изложили выше, страдает отсутствием многих подробностей. В этом варианте фабулы напрочь отсутствовали все поступки не только цыган, Гаврилы, Ивана, Робинзона, но даже поступки Кнурова и Вожеватова... Почему это произошло? А потому, что для того чтобы рассказать историю несчастной любви Ларисы, пусть даже основанную на социальном моменте — «вынужденном» предательстве Паратова («Деньги! Деньги!») — для этого совершенно не обязательны такие фигуры, как Кнуров, Вожеватов и все остальные обитатели Бряхимова...

Та фабула, которую мы рассказали, фабула мелодрамы. «Русская нация еще складывается, в нее вступают свежие силы. Зачем же нам успокаиваться на пошлостях, тешащих буржуазное безвкусие... Русские драматические писатели давно сетуют, что в Москве нет Русского театра, что для русского искусства нет поля, лет простора, где бы оно могло развиваться. И в неразвитом, малообразованном народе есть люди с серьезными помыслами и с этическим... чутьем. Нужно, чтоб для них был выбор... Если же не будет образцового театра, то простая публика может принять оперетки и мелодрамы, раздражающие любопытство или чувственность, за настоящее, подлинное искусство. (Разрядка моя.— А. П.)

Все острое и раздражающее не оставляет в душе ничего, кроме утомления и пресыщения»[66],— вот что писал Островский в 1881 году, то есть спустя три года после создания «Бесприданницы». Трудно себе представить, чтобы Островский, так презрительно отзывающийся о мелодраме, почти в это же время сам написал мелодраму под названием «Бесприданница». Наверное, все-таки прав Н. А. Добролюбов, утверждающий, что: «...Островский обладает глубоким пониманием, русской жизни и великим умением изображать резко и живо самые существенные ее стороны. Он захватил такие общие стремления и потребности, которыми проникнуто все русское общество, которых голос слышится во всех явлениях нашей жизни, удовлетворение которых составляет необходимые условия нашего дальнейшего развития...

...Островский, так верно и полно изобразивший нам «темное царство», показавший нам все разнообразие его обитателей... должен был дать нам указание и на возможность выхода на вольный свет из этого тяжкого омута... Мы должны сознаться: выхода из «темного царства» мы не нашли в произведениях Островского. Винить ли за это художника? Не оглянуться ли лучше вокруг себя и не обратить ли свои требования к самой жизни, так вяло и однообразно плетущейся вокруг нас ...». (Разрядка моя.—Л. П.) [67]

Да, по всей вероятности, законы «однообразно плетущейся вокруг жизни темного царства» действуют и в пьесе Островского «Бесприданница». Проследить, как эта «вяло и однообразно плетущаяся» бряхимовская жизнь задушила юное, талантливое существо — Ларису,— вот, очевидно, задача, которую мог ставить перед собой Островский.

Еще раз вспомним утверждение А. Н. Островского, что «только то произведение можно признавать истинно художественным, «в основании (которого. — А. П.) лежит глубокая мысль... не в отвлеченной форме — в виде сентенции,— а в живых образах и, для первого взгляда, как будто случайно «сошедшихся в одном интересе»... (благодаря которому.— А. П.) эта мысль ясна и прозрачна».

Теперь становится ясным, зачем в «одном интересе» как бы «случайно сошлись» и Гаврило, и Иван, и Кнуров, и все остальные появляющиеся в I акте действующие лица. Духота, скука, тоска «полдня воскресного дня!» — вот «единый интерес» всех появляющихся в I акте обитателей Бряхимова; вот то, что так или иначе диктует их сегодняшние поступки.

Пушкин утверждал, что «автора надо судить по законам, им самим над собою поставленным».

Думается, что мы теперь с полным основанием можем сказать, что вскрыли исходное событие пьесы «Бесприданница» верно, ибо следовали тому художественному закону, который «сам над собою поставил» Островский.

Итак, на примере анализа пьесы Островского можно сделать еще некоторые выводы:

Поиск по сайту: