Глава 25. Хотя миссис Дженнингс имела обыкновение большую часть года проводить у своих дочерей и друзей, отсюда еще не следовало

Хотя миссис Дженнингс имела обыкновение большую часть года проводить у своих дочерей и друзей, отсюда еще не следовало, будто собственного постоянного жилища у нее не было. После кончины мужа, который вел выгодную торговлю не в самой аристократической части столицы, зимой она возвращалась в дом на одной из улиц, примыкающих к Портмен-сквер. И с приближением января ее мысли все чаще обращались к этому дому, куда она в один прекрасный день внезапно, и для них совершенно неожиданно, пригласила поехать с собой старших мисс Дэшвуд. Элинор, не заметив, ни как вспыхнуло и тотчас побледнело лицо сестры, ни радостного блеска в ее глазах, с благодарностью, но решительно отказалась за них обеих в полной уверенности, что Марианна вполне с ней согласна. Сослалась она на то, что они не могут оставить свою мать одну в такое время года. Миссис Дженнингс выслушала ее с удивлением и тут же повторила приглашение.

— Ах Господи! Да ваша матушка прекрасно без вас обойдется, уж поверьте мне, а я от души прошу вас составить мне компанию и ничего даже слушать не хочу! И не бойтесь, что вы меня стесните. Мне никакого беспокойства это не доставит. Отправлю Бетти почтовой каретой, — уж это я, право слово, могу себе позволить! Втроем мы прекрасно уместимся в моем дорожном экипаже. А коли в Лондоне вы не пожелаете всякий раз выезжать со мной, так и отлично, поедете не с одной моей дочкой, так с другой. Я знаю, ваша матушка не будет против. Мне так хорошо удалось сбыть с рук моих девочек, что кому же ей и поручить вас, как не мне! И коли я не выдам замуж хоть одну из вас, так вина будет не моя. Уж я всем молодым людям замолвлю за вас словцо, можете быть уверены!

— Сдается мне, — вмешался сэр Джон, — что мисс Марианна спорить не станет, если ее старшая сестрица даст свое согласие. Ну, разве хорошо лишать ее маленькой радости оттого, что мисс Дэшвуд заупрямилась. А потому я вам, двоим, советую укатить в столицу, когда Бартон вам прискучит, ни слова мисс Дэшвуд не говоря.

— Право же, — сказала миссис Дженнингс, — я буду убийственно рада обществу мисс Марианны, поедет с нами мисс Дэшвуд или нет, да только, по-моему, чем больше, тем веселее, и я думала, им будет приятнее поехать вместе, потому что, чуть я им надоем, они смогут болтать между собой и смеяться у меня за спиной над моими чудачествами. Но если не обеих, так одну из них я заполучить должна! Господи помилуй, да что же, по-вашему, я буду делать дома одна-одинешенька? Ведь до этой зимы при мне всегда была Шарлотта. Ну-ка, мисс Марианна, ударим по рукам, а если мисс Дэшвуд возьмет да передумает, будет еще лучше.

— Благодарю вас, сударыня, от всего сердца благодарю! — пылко воскликнула Марианна. — Своим приглашением вы заслужили мою вечную благодарность, и для меня было бы большим счастьем, нет, великим счастьем его принять. Н о моя мать, самая нежная, самая добрая из матерей… Элинор права, и если наш отъезд огорчит ее, лишит душевного покоя… Ах, нет! Ничто, ничто не соблазнит меня покинуть ее. Тут не должно, тут не может быть никаких борений!

Миссис Дженнингс повторила свои заверения, что миссис Дэшвуд превосходно без них обойдется, и Элинор, которая теперь поняла сестру и убедилась, какое безразличие ко всему остальному внушает ей нетерпеливая мечта скорее увидеть Уиллоби, не стала прибегать к новым возражениям и сказала лишь, что решать должна их мать, хотя не надеялась найти в ней союзницу в попытке избегнуть поездки в Лондон, которой она не могла одобрить для Марианны, а сама имела веские причины опасаться. Конечно, их мать поддержит всякое желание Марианны! И как внушить ей, что в этом деликатном деле необходимо соблюдать величайшую осторожность, если она с самого начала не слушала никаких предостережений? Объяснить же, почему она сама не хочет ехать в Лондон, Элинор не осмеливалась. Если Марианна, такая нетерпимая, прекрасно знакомая с грубоватыми манерами миссис Дженнингс, к которым неизменно выражала глубокое отвращение, была согласна, ради достижения своей цели, смириться и с ними и с прочим, что должно было постоянно невыносимо ранить ее раздражительную чувствительность, отсюда неопровержимо следовало, насколько важна для нее эта цель, и подобное доказательство явилось для Элинор, несмотря на все, что она наблюдала в прошлом, полной неожиданностью.

Когда она рассказала матери о приглашении, миссис Дэшвуд, убежденная, что в Лондоне ее дочери проведут время превесело, и, вопреки всем нежным заверениям Марианны, заметив, как той хочется поехать, не пожелала и слышать, чтобы они отказались ради нее. Но тут же настояла, чтобы они безотлагательно сообщили миссис Дженнингс о своем согласии, а затем с обычной живостью начала перечислять различные выгоды, которые им всем принесет эта временная разлука.

— Я в восторге от этого плана! — воскликнула она. — В нем все, чего я могла бы пожелать. Мы с Маргарет выиграем от него не меньше, чем вы. После того как вы и Мидлтоны уедете, мы будем тихо и приятно проводить время за книгами и музыкой. И когда вы вернетесь, Маргарет удивит вас своими успехами. К тому же я давно задумала кое-что переделать в ваших спальнях, и теперь это можно будет сделать без всяких неудобств. А вам полезно поехать в Лондон! Я считаю, что всем девицам вашего положения необходимо знакомиться со столичными нравами и развлечениями. Вы будете под опекой превосходной женщины, и я без малейших опасений поручу вас ее добрым заботам и материнскому сердцу. И ведь почти наверное вы увидитесь со своим братом, а каковы бы ни были его недостатки или недостатки его жены, я не могу забыть, чей он сын, и мне невыносима мысль, что вы станете совсем чужими друг другу.

— Как всегда, думая только о нашем счастье, — сказала Элинор, — вы сгладили все помехи, какие могли бы, по-вашему, воспрепятствовать исполнению этого плана. Но остается одно возражение, которое, мне кажется, обойти будет не так просто.

Лицо Марианны вытянулось,

— И о чем же, — сказала миссис Дэшвуд, — моя милая благоразумная Элинор хочет меня предупредить? Какое неодолимое препятствие она назовет? Только ни слова о расходах!

— Вот мое возражение: я самого лучшего мнения о сердце миссис Дженнингс, и все же она не такая женщина, чье общество может быть нам приятно, а покровительство — послужит хорошей рекомендацией в свете.

— Совершенно справедливо, — ответила ее мать. — Но наедине вам с ней оставаться почти не придется, а на людях вы чаще всего будете появляться в сопровождении леди Мидлтон.

— Если Элинор готова отказаться, потому что миссис Дженнингс ей несимпатична, это не может помешать мне принять ее приглашение! — воскликнула Марианна. — Меня такие соображения не смущают, и, полагаю, я без особых усилий сумею терпеть неприятности подобного рода.

Элинор невольно улыбнулась на такое безразличие к манерам дамы, с которой Марианна держалась едва вежливо, и то лишь после долгих уговоров, и решила ехать. Она равно опасалась и покинуть Марианну без иной опоры, кроме собственных ее суждений, и оставить миссис Дженнингс в ее собственной гостиной в часы досуга лишь на милость Марианны. С необходимостью ехать она примирилась еще больше, когда вспомнила, что, по словам Люси, Эдвард Феррарс ожидался в Лондоне не ранее февраля, а еще до того времени срок их визита подойдет к концу, и прервать его можно будет без неприличной спешки.

— Нет, конечно, вы поедете обе! — объявила миссис Дэшвуд. — Эти возражения вздорны. Жизнь в Лондоне доставит вам много радостей, и особенно потому, что вы будете там вместе. А если Элинор снизойдет до того, чтобы, кроме помех, провидеть и удовольствия, она, несомненно, обнаружит, что источники их могут быть самыми разными. Например, почему бы ей не познакомиться поближе с родными ее невестки?

Элинор часто думала о том, как бы нарушить безмятежность, с какой ее мать полагалась на то, что их с Эдвардом связывает взаимное чувство, чтобы несколько смягчить удар, когда обнаружится истина, и вот теперь в ответ на этот намек она, хотя и без всякой надежды на успех, заставила себя приступить к исполнению своего замысла, сказав:

— Мне очень нравится Эдвард Феррарс, и я всегда буду рада его видеть, но что до его близких, мне, право, безразлично, познакомлюсь я с ними или нет.

Миссис Дэшвуд улыбнулась и ничего не ответила. Марианна удивленно подняла на нее глаза, и Элинор поняла, что слова ее пропали втуне.

На этом споры кончились, и вскоре они сошлись на том, что приглашение будет принято без всяких оговорок. Миссис Дженнингс от восторга рассыпалась в обещаниях опекать и развлекать барышень, как родных. И обрадовалась не только она. В восторг пришел и сэр Джон. Для человека, больше всего боявшегося хотя бы день провести в одиночестве, добавление к числу обитателей Лондона еще двух было уже кое-что. Даже леди Мидлтон, отступив от своего обыкновения, потрудилась изъявить радость. Ну, а мисс Стил и особенно Люси в жизни не были так счастливы, как в ту минуту, когда узнали столь приятную новость.

Хотя и наперекор своим желаниям, но Элинор уступила с меньшей неохотой, чем ожидала. Что до нее, теперь уже не имело значения, поедет она в Лондон или нет, а видя, как довольна ее мать, как восхищена Марианна, чье лицо, голос, манеры тотчас обрели былую живость и даже большую, чем прежде, веселость, она не могла досадовать на причину и не позволила себе опасаться последствий.

Радость Марианны скорее походила на экстаз, так велико было ее волнение и желание скорее отправиться в путь. Лишь приближающаяся разлука с матерью сдерживала ее, и в минуту прощания горе ее не знало пределов. Миссис Дэшвуд страдала немногим меньше, и из них троих только Элинор, казалось, помнила, что расстаются они отнюдь не на век.

Уехали они в первую неделю января. Мидлтоны собирались следом дней через десять. Барышни Стил до конца удержали свои позиции в Бартон-парке и должны были уехать вместе с семьей.

Поиск по сайту: