|
|||||||
АвтоАвтоматизацияАрхитектураАстрономияАудитБиологияБухгалтерияВоенное делоГенетикаГеографияГеологияГосударствоДомДругоеЖурналистика и СМИИзобретательствоИностранные языкиИнформатикаИскусствоИсторияКомпьютерыКулинарияКультураЛексикологияЛитератураЛогикаМаркетингМатематикаМашиностроениеМедицинаМенеджментМеталлы и СваркаМеханикаМузыкаНаселениеОбразованиеОхрана безопасности жизниОхрана ТрудаПедагогикаПолитикаПравоПриборостроениеПрограммированиеПроизводствоПромышленностьПсихологияРадиоРегилияСвязьСоциологияСпортСтандартизацияСтроительствоТехнологииТорговляТуризмФизикаФизиологияФилософияФинансыХимияХозяйствоЦеннообразованиеЧерчениеЭкологияЭконометрикаЭкономикаЭлектроникаЮриспунденкция |
Научный подход. Олежке поручили сходить в Зоопарк, провести научную работуОлежке поручили сходить в Зоопарк, провести научную работу. Олежка согласился. В Зоопарке у него был приятель, Лёнька Нестеров. Тоже вёл научную работу в КЮБЗе — кружке юных биологов Зоопарка. В субботу в школе Олежке выдали магнитофон и катушку с плёнкой на тридцать минут. — Ты, того… осторожней. Магнитофон не грохни. — Не грохну. Не беспокойтесь. — Микрофоном пользуйся, как показывали. Вплотную не ставь. — Ладно. Не буду. — От этого микрофонные помехи — вибрация. Зарычит кто или зашипит, чтоб в чистом виде, без помех. — А разве змеи тоже нужны? — И змеи, и обязательно кинкажу. Говорят, его недавно привезли. Узнай. — Узнаю. — Да, Тобика и Чандра не забудь. — Не забуду. По дороге домой Олежка обдумывал, как завтра приступит к работе. Вспоминал номер телефона Лёньки Нестерова. А вдруг Лёнька не согласится помочь? Ну и не надо. Пойдёт в дирекцию и добьётся разрешения. Зоопарк — это ведь не только чтоб глядеть, но и научное учреждение. Сборники докладов выпускают — «Суточный ритм в жизни диких животных», «Консерватизм наследственности» или что-то в этом роде. Дома Олежка отыскал старую записную книжку, а в ней номер телефона Лёньки Нестерова. Позвонил. «Привет!» — «Привет!» То да сё. И наконец о главном: о Зоопарке. «Помогу, приходи, — согласился Лёнька. — Найдёшь меня в лектории». Утром Олежка встал пораньше, наскоро позавтракал, подхватил магнитофон — и в Зоопарк. Купил в кассе билет и расспросил, где лекторий. В лектории было тихо. Пахло свежими опилками и зверями. Посредине лектория стояли на столе две клетки. В одной была морская свинка, в другой — белка. Перед клеткой с белкой сидел Лёнька Нестеров. На коленях лежала раскрытая тетрадь. На стук двери Лёнька даже не оглянулся. Он смотрел то на клетку, то на будильник. Олежка кашлянул. Не замечает. Олежка окликнул. — А-а, значит, пришёл. — Значит, пришёл. — Ты вначале без меня. Не могу отлучиться. Я… Но тут белка начала скакать в колесе, и Лёнька, взглянув на будильник, что-то отметил в тетради. Колесо заскрипело, закрутилось. — Сходи пока к птицам. Там просто. В колесе мелькали беличьи лапы, торчком подпрыгивал хвост. Стол трясло. Рядом в клетке трясло морскую свинку. — Я закончу наблюдения. Придёт сменщик и… Белка перестала скакать. Колесо остановилось. Морская свинка перестала трястись. Лёнька опять что-то записал в тетрадь. — …тогда передам дежурство и поведу тебя в слоновник и к хищникам. — А что ты наблюдаешь? — осторожно поинтересовался Олежка. Белка вновь запрыгала в колесе. Морская свинка закачалась в клетке. — Надо выяснить, сколько времени белка крутится, сколько сидит без движения. Разрабатываю доклад. — А морская свинка на что? — За ней наблюдает Вовка Мазухин. — Тоже разрабатывает доклад? — Конечно. Не мешай. Через час возвращайся. Олежка отправился к птицам. Бодрым шагом подошёл к клетке. Прочитал: «Реполов». Ну что ж, можно начать и с реполова. Энергично шевеля локтями, протолкался к барьеру. Поставил магнитофон, открыл крышку. От зрителей посыпались вопросы: что принёс? Зачем принёс? — Буду записывать реполова, — сказал Олежка. — На плёнку. — А для чего записывать? — спросил мальчишка в зелёной вязаной шапке, похожей на чулок с кисточкой. — Научная работа. Голоса фауны. Получилось не хуже «суточных ритмов» и «консерватизма наследственности»! — Это что ж такое? — не понял зелёный чулок с кисточкой. — Ну, кто как чирикает или рычит, — снисходительно объяснил Олежка. — А носорог — фауна? — Да. Травоядная только. — Я около этой фауны стоял, стоял, а она валяется, как бревно, и храпит. Олежка вынул микрофон, подключил. Надо было дотянуться микрофоном к сетке, за которой на срубленном деревце сидел реполов. Невзрачный, серый, побольше воробья. — Я тебе помогу, — вызвался чулок с кисточкой. — Держи магнитофон, — согласился Олежка. — А я полезу установлю микрофон. Реполов дёргал хвостом, вытягивал шею, разглядывал мальчишек и заливисто цокал. Олежка поставил микрофон у самой сетки и вернулся. — Тишина! — вдруг бодро крикнул чулок с кисточкой. — Запись! Зрители почтительно умолкли. — Ловко ты! — прошептал удивлённый Олежка. — Я, брат, знаю. Я, брат, в кино снимался. Статистом. Толпу изображал. В «Слоне и верёвочке». Олежка включил магнитофон, повернул рукоятку громкости. Реполов цокал, посвистывал. Катушка с плёнкой вертелась, шла запись. Олежка считал обороты катушки: — Один… Два… Три… Как только реполов нацокал пять оборотов, Олежка магнитофон выключил. Облегчённо вздохнул: первая фауна записана! После реполова Олежка записал чечёток, золотистую ржанку, пустельгу, зябликов. В блокноте отмечал, кто за кем поёт. Клёст растопорщил перья и сердито почёсывался, умывался. — С левой ноги встал, — сказал статист из «Слона и верёвочки». — Надо подзадорить. Он замахал своей зелёной шапкой и состроил рожу. Клёст хлопнул крыльями и закричал. Обиделся на рожу или испугался зелёной шапки. Олежка запустил плёнку. Хотя клёст и не накричал на все пять оборотов, но на полтора хватило. Вдвоём работать было весело, и ребята познакомились. Статиста кино звали Митькой, проще — Митяем. Он взялся делать для Олежки в блокноте отметки. Волнистые попугайчики с голубыми восковинами клювов трещали оглушительно и бесперебойно. — Трепачи невозможные, — сказал Митяй. — Всю плёнку займут. Большой красный попугай ара так гаркнул в микрофон, что Олежка сразу вспомнил о вибрации и отодвинулся подальше от клетки. А большой белый попугай какаду молчал. Олежка и Митяй приготовили магнитофон и начали ждать. Ара всё кричал, а какаду долбил клювом яблоко и помалкивал. К ребятам подошла служительница, взглянула на магнитофон: — Чем вы здесь занимаетесь? — Производим запись птичьих разговоров, — ответил Митяй. — Изучать будем. Фауна. Вот он будет, — показал Митяй на Олежку. — Работайте, только птиц понапрасну не волнуйте. — Таких разволнуешь! — кивнул Митяй в сторону ары и волнистых попугайчиков. — Сам психом станешь. — А почему какаду молчит? — спросил Олежка. — Носатый этот, — сказал Митяй. — Вам он тоже на плёнку нужен? — Обязательно! — подтвердил Митяй. — Нам все нужны, кто чирикает или рычит. — Тогда приготовьтесь, сейчас он заговорит. — Мы давно готовы. Служительница ласково обратилась к носатому: — Фима, хочешь ещё яблоко? — Квэ! — ответил Фима. — Квэ! Поблагодарив служительницу, Олежка и Митяй пошли к клеткам, на которых висела табличка «Семейство ястребиных — сип белоголовый, орлан и кондор». Ястребиные были угрюмы. Сидели на толстых жердях. Любопытства к ребятам не проявили. Митяй использовал свой проверенный способ: замахал шапкой. Кондор не выдержал, рассердился на шапку и подал голос. Записали. Сип раздирал когтями мясо. На шапку внимания не обратил. Тогда Митяй достал поблизости из кустов прутик и, чтобы не заметили служители, просунул его в клетку. Шевельнул мясо. Сип мгновенно ринулся к решётке и так крикнул, что Митяй отскочил от клетки и едва не свалил Олежку с магнитофоном. Прутик сип разломал лапами. — Не повезло! — горевал Олежка. — Ты, Митяй, попал на плёнку. Шум твой, когда отскочил. — Что — я! Он мой шум перекричал! Олежка вспомнил: пора идти к Лёньке Нестерову. Он рассказал про Лёньку Митяю, и они заторопились в лекторий. Лёнька уже освободился от белки. Дежурил сменщик. Митяй опять представился как статист «Слона и верёвочки». Лёнька не обратил на «Слона и верёвочку» внимания: он надевал на руку красную повязку с буквами КЮБЗ. Ребята вышли из лектория. Олежка сказал Лёньке, что они с Митяем остановились на ястребиных. — Значит, пойдём в слоновник. В слоновнике под одной крышей жили слон, тапир, бегемот и носорог. Стояли большие весы и лежали запасы сена и берёзовых веников. — На что веники? — спросил Митяй у Лёньки. — Слон ест. — Ну да! — А как же ты со слоном снимался и не заметил, что он ест. — Тот слон не этот был. Тот нажимал на булки. Лёнька договорился со смотрителями, чтобы микрофон позволили подсовывать палкой за ограду, поближе к животному. Первому микрофон подсунули носорогу. Но он спал и даже ухом не повёл, чтобы записаться на плёнку. — Ночное животное, — сказал смотритель. — Днём спит. — Я же говорил — бревно, — не выдержал Митяй и вычеркнул из блокнота «номер двенадцать — голос носорога». Слон тоже был молчалив. Размахивал хоботом, открывал узкий рот и, переминаясь с ноги на ногу, протяжно вздыхал. Подсунуть ему микрофон побоялись: отнимет ещё. Записали не голос, а громкое дыхание слона. Бегемот показал себя во всю мощь. Ребята застали его за едой. Он глотал веники и урчал от удовольствия. — Ещё один чудак с вениками! — удивился Митяй. Олежка накрутил все пять оборотов. С тапиром вначале не повезло. Только Олежка включил магнитофон, и тапир начал жаловаться, что он обижен — бегемот ест, а ему ещё не дают, — как вдруг маленькая девочка спросила на весь слоновник: — Мама, это лев? И, пока Лёнька убеждал девочку помолчать, потому что она мешает работать дяде, Олежка пустил плёнку назад, стёр вопрос девочки и начал запись сначала. Митяй задержался у бегемота. Он был потрясён, с какой быстротой бегемот расправляется с вениками. У смотрителя Митяй, к своему удивлению, выяснил, что бегемот, кроме веников, ест ещё крапиву и дрожжи. Обезьянник был закрыт. За окнами вспыхивали огни автогенной сварки: ремонтировали клетки. Выручил Лёнька. Сходил к заведующему и получил разрешение. В обезьяннике сразу накрутили двадцать оборотов. Каждая обезьяна пожелала высказаться о приходе ребят, об автогенной сварке, о соседе по клетке. Павиан чуть не украл микрофон, а бурый капуцин изловчился и сдёрнул с головы Митяя зелёный чулок. Митяй опешил от подобной наглости. А капуцин напялил на себя чулок и повис на перекладине вниз головой. Кисточка чулка дотянулась до пола и обмакнулась в миску с рисовой кашей. Капуцина долго уговаривали перестать висеть над рисовой кашей и отдать чулок. Но капуцин не соглашался. И, только когда взамен чулка служительница предложила ему горсть семечек, он согласился и вернул чулок. — Да-а, тут гляди в оба, — сказал Митяй, отряхивая шапку от каши. Пока отряхивал и «глядел в оба», макаки вытащили из кармана блокнот и карандаш. Помогли опять семечки. После обезьян Олежка, Лёнька и Митяй выпили по стакану газированной воды и устроились передохнуть на скамейке возле будки фотографа. Фотограф снимал в Зоопарке детей, сажал верхом на пони. Родители едва удерживали желающих сидеть верхом, чтобы соблюдали очередь и не дрались. Лёнька сказал, что пони очень старый и живёт не в клетке, а в будке фотографа. Отдохнув, ребята направились к хищникам. Лёнька опять договорился со смотрителями, чтобы им разрешили войти за барьер, поближе к клеткам. Время для записи было подходящим: раздавали мясо. Лёнька, Олежка и Митяй перетаскивали магнитофон от клетки к клетке. Номер девятнадцатый — ягуар. Номер двадцатый — леопард дымчатый. Рыкнул и лев Чандр, и погавкал его приятель пёс Тобик. Они вместе воспитывались с детства и неразлучны до сих пор. Тобик часто спит под лапой льва, уткнувшись носом в гриву. По вечерам Тобика выпускают из клетки побегать. Чандр не ложится спать, ждёт. А Тобик бегает по Зоопарку и пугает в темноте зверей: от него пахнет львом. Маленький пятнистый оцелот подошёл к микрофону, понюхал его, зевнул, ничего не сказал и ушёл. Он уже поел и разленился. Медведь-губач при виде ребят повалился на спину и задрал все четыре лапы. — Балуется, — строго сказал Лёнька. — Очень несерьёзный медведь. Губач начал кувыркаться и колотить себя лапой по животу. Митяй сказал: — Весёлый малый! Но голос медведь так и не подал. А когда ребята отошли от клетки, он вдруг обиженно закричал. Тигр поел и крепко спал. Сквозь прутья клетки свесился длинный хвост. Ребята долго и терпеливо ждали — тигр не просыпался. Митяй осторожно подёргал за хвост — не помогло. — Тоже бревно, — сказал Митяй. — Только полосатое. Пришлось тигра оставить в покое. — Мне ещё кинжаку нужен и змеи, — вздохнул Олежка. — Не кинжаку, а кинкажу, — поправил Лёнька. — Он здесь за углом. А змеи сидят в террариуме под стёклами. Записать их невозможно. — А если вместо змей крокодила? — Что крокодилы! — ответил Лёнька. — Скалят зубы! — Один тип во Франции приручил крокодила, — сказал Митяй, — и ездит с ним в автомобиле купаться. Я читал. — Реклама, — пожал плечами Лёнька. — Не научный подход. Митяй замолчал. Лёнька взглянул на часы, которые висели над клеткой оцелота. Надо было торопиться: скоро его очередь заступать на дежурство в лектории. Когда Олежка и Митяй увидели кинкажу, то Олежка сказал: — Медведь с хвостом. Митяй возразил: — Нет, обезьяна. Тогда вмешался Лёнька: — Кинкажу относится к семейству енотов. Кинкажу спал в гнезде из мятой бумаги и пакли. Его разбудили, и он пронзительно зашипел, завизжал. Он тоже оказался ночным животным и не любил, чтобы беспокоили днём. Митяй пришёл в восторг, когда узнал, что кинкажу ест бутерброды с вареньем и повидлом, пьёт крепкий чай и сладкий компот. — Этот не дурак! Этот знает, что почём! Олежкина научная работа была закончена. В блокноте значилось двадцать три фауны. Лёнька быстренько распрощался и побежал в лекторий, где прыгала в колесе тема его доклада. Олежка и Митяй выбрались от хищников и остановились у пруда. — А как быть с тигром? — Подумаешь! — сказал Митяй. — Давай я за него. — Что — за него? — Нарычу на плёнку. В кино, брат, знаешь, показывают — ручей звенит, а это вовсе и не ручей звенит: воду из чашки в чашку переливают. — Ну да? — Спрашиваешь! Или ветер завывает. А это вентилятор крутится. Техника! — Нельзя. Наши юннаты изучать будут. — Изучат и не заметят. Ну, хочешь, нарычу? Р-р-р! — А потом чавк-чавк — и съел кого-то! — улыбнулся Олежка. Возле старого пони по-прежнему толкались и ссорились желающие сидеть верхом. На пруду плавали казарки и чёрные лебеди. Окунали глубоко головы. Их красные клювы под водой напоминали поплавки. Олежка и Митяй вышли за ворота Зоопарка и тоже распрощались. Олежка проводил взглядом Митяя, зелёная вязаная шапка которого долго ещё мелькала среди прохожих, подхватил магнитофон и зашагал домой. И вдруг посредине улицы Олежка рассмеялся: представил себе, что будет в квартире, когда он заведёт плёнку! Гость Зазвонил звонок. Кот Мурмыш побежал к дверям. За ним побежал Пашка. Пашке нравится открывать двери. Для этого в коридоре спрятаны два кирпича. Он подставляет их, чтобы удобнее управляться с замком. Звонил кто-то неизвестный — долго и настойчиво. Пашка наконец установил кирпичи и открыл дверь. На пороге стоял большой, высокий человек в мохнатом полушубке и мохнатом капелюхе. На курчавых усах белел иней. В руках — чемодан. — Кто ты? Чей ты? — спросил незнакомец Пашку. Голос у него был раскатистый, басовитый. — Ну, здравствуй! — Не хочу! — обиделся Пашка. — Сами вы кто такой? — Я Тарас Михайлович Антонов, доктор. Слыхал о таком? — Слыхал. От папы. — Ну, хоп, и не сердись. Здравствуй. — Здравствуйте. А я Пашка Демидов. Слыхали о таком? — Нет, Пашка, не слыхал. Погоди-ка, а сколько тебе лет? — Вите семь с половиной, и мне тоже скоро будет. — А сейчас-то сколько? — Сейчас? Ну… пя-ать… Через два календаря в школу пойду. — Когда пойдёшь? — Через два календаря. Я заведующий. — Какой такой заведующий? — А что? Я календарём в доме заведующий. Листки отрываю. — Ага, теперь понятно. Ну, а где старший Демидов? — Кто, Витя? — Нет, батька. — Дом строит на Смоленской площади. Двадцать семь этажей, во! — Павлуша, ты с кем разговариваешь? — окликнула Пашку мама. — Да тут к нам доктор один, папу спрашивает. Мама поспешила в переднюю. — Галина Владимировна, прошу прощения, — сказал доктор и по-военному козырнул. — Честь имею представиться: нагрянул под Новый год. — Тарас Михайлович, вы! — радостно воскликнула мама. — Проходите, чего в дверях стоите… Павлуша, да убери с дороги кирпичи!.. Витя! Витя! Иди скорее, посмотри, кто приехал! Доктор вошёл в коридор и опустил на пол чемодан. Кот Мурмыш взвыл и отбежал на трёх лапах: он давно принюхивался к чемодану. Доктор снял свой капелюх и нахлобучил на Пашку. Капелюх покрыл Пашку до самых плеч. — Я в Москве проездом. Ну и решил — надо к старым друзьям понаведаться, узнать, как живут-поживают. — Давно пора! — засмеялась мама. — Всё где-то путешествуете. А у нас второй сын подрастает, Павлушка. — Да-а, время… Вот вы, Галина Владимировна, о путешествиях. Что делать, такой характер! — Знаю, — улыбнулась мама. — Сейчас скажете — дорожный. — Да, именно дорожный, — улыбнулся и доктор. — Люблю ездить, от старости удирать. Последние два года проработал в Туркмении. — Ну, а теперь куда направляетесь? — В Заполярье. Соскучился по Северу, по снегам, по оленьим упряжкам. Как-никак, а Север — родное моё становище. Подошёл Витя, засопел и подал доктору руку. — А-а, с тобой-то я знаком, — сказал доктор, оглядывая Витю, — Скажи на милость, в длинных брюках, куртка с карманами, в плечах вершка два… Скоро в студенты выйдешь. Мурмыш уже на четырёх лапах вернулся донюхивать чемодан. От любопытства и нетерпения дёргался кончик хвоста. Доктор был в бурках, в кителе и при орденах. Витя внимательно рассмотрел ордена, сказал: — Ничего!
Перетащить чемодан в столовую вызвались Витя и Пашка. По пятам за ними шёл Мурмыш. Он, как и братья, имел кое-какие виды на содержимое чемодана. И в самом деле, доктор раскрыл чемодан и вывалил на стол груду соблазнительных вещей: сладкую сушёную дыню, сахаристую курагу, земляные орехи, изюм, урюк, вязкие мучные ягоды, которые назывались джюда. Ну, а главное — выложил стопку тюбетеек. Хватило всем: и Пашке, и Вите, и маме, и папе. Пашка выбрал остроконечную, ковровую, с кисточкой. Витя — из чёрного бархата, четырёхугольную, с серебряными полумесяцами. Он сложил свою тюбетейку — она оказалась у него складной — и убрал в карман. Пашка тюбетейку надел и выпросился пойти в гости к приятелю Жене, который жил в соседней квартире. Мама насыпала в кулёк кураги и урюка, чтобы Пашка угостил Женю. Пашка вытащил кирпичи на лестницу и, сложив у соседских дверей, дотянулся до звонка. Дверь открыла бабушка. — Тебе Женю? — Голос у неё был сердитый. — Сядь обожди. Пашка сел. Ждал он долго, потому что успел наесться урюка из кулька. Косточки закидывал в чью-то большую галошу. Наконец появился Женя. Лицо было заплаканное и грязное, как оконное стекло. — Ты чего? — спросил Пашка. — В угол поставили. У сестры с киселя пенку съел, а другая не натянулась. — А много ещё стоять? — Много. Сейчас у меня перерыв. — А потом опять в угол? — Да. В другой. — А чего в другой? — В одном стоять скучно. Пашка протянул кулёк: — Вот тебе от меня. Женя повеселел, сунул свой вздёрнутый нос в кулёк и набил полный рот курагой. Пашка показал Жене тюбетейку и сказал: — Ты приходи, как из угла выпустят. Женя вздохнул, кивнул и положил в рот ещё горсть кураги. Пашка вернулся домой. Витя сидел, чинил цветные карандаши. Рядом сидел Мурмыш. Кот Мурмыш был настоящим городским котом — не пугался, когда гудел пылесос, знал, что, когда включают радиоприёмник, на нём будет тепло сидеть. Живот и лапы у Мурмыша были жёлтыми от мастики. После обеда украшали ёлку. Доктор вешал игрушки. Мама обвязывала нитками конфеты, вафли, яблоки и подавала Пашке и Жене, которого уже выпустили из угла. Женя что повкуснее вешал так, чтобы сам мог достать, когда предложат угощаться. Витя натягивал мишуру, золотой дождь, мастерил из ваты снег. — А дед-мороз — красный нос? — вспомнил Пашка. — Деда-мороза нету! — Да, — подумав, ответила мама, — деда-мороза у нас нет. — Я принесу, — сказал Женя, — у нас есть. Только не дед-мороз, а этот… как его… пингвин. — Пингвин? — удивился доктор. — Да. Мы его вместо деда-мороза под ёлку ставим. Он большой. У него и нос красный, и лапы красные. — Сойдёт, — сказал доктор. — Неси пингвина. Женя сбегал и принёс. Пингвина поставили под ёлкой. — Э-э, а это что за оборвыш? — Доктор вертел в руках картонную куклу — мальчугана в заплатанных брюках и больших башмаках. — Мальчик с пальчик, — объяснил Пашка. — Какой это мальчик с пальчик! — возмутился доктор. — Разве это он? Я с ним в отряде Ковпака в сорок третьем году встречался. Разведчиком он был. — Неправда всё это, — усомнился Женя. — Какая там неправда! — Доктор сердито пыхнул дымом. — А доктор Айболит? — поинтересовался Пашка. — Тоже хорошо воевал? — Тоже славно воевал. В одном госпитале под Севастополем работали. С моряками в атаку ходил. В тельняшке, в белом халате, с гранатами. Очки он, кажется, носил, доктор Айболит. — У него были большие очки, — сказал Женя. — Н-да… Где бомба упадёт, пожар случится — он первый с носилками. В противогазе, сверху противогаза очки, а на груди автомат. — А про Золушку вы что-нибудь слыхали? — спросил Женя. — Слыхал. Регулировщицей была. Подросла, загорела, нос в конопинках, как у тебя. И доктор тихонько щёлкнул Женю по носу. Женя грыз вафлю. — Ну и ну!.. — недоверчиво покачал Женя головой. Ёлка была почти вся украшена. На ветвях пристроили свечки. Кот Мурмыш утащил с ёлки кусок печенья. — Что за кот! — сказал доктор. — Сплошное хулиганство, а не кот! Он у вас хоть мышей ловит? — Ловит, — сказал Витя, усаживаясь за стол к цветным карандашам. — Но он больше любит сосиски. — Тарас Михайлович, — сказал Пашка, — хотите, дом покажу, где папа? — Изволь, показывай. — Павлуша, ну что ты такой беспокойный! Тарас Михайлович устал с дороги. — Пустяки. Что вы, Галина Владимировна! Я совсем не устал. — Ну ма-а… Чего ты мешаешь… Пашка отворял уже первую раму окна. На стёклах второй рамы намёрз мутный лёд. Пашка, Женя и доктор подышали на лёд и прогрели «глазок». — Трубу вон видите? — спросил Пашка. — Нет, не вижу никакой трубы. — Ну почему? Я ведь вижу. Ну, вон она. — Павлик, да оставь ты! — Ну мамка!.. — Так. Нашёл трубу. — Нашли? А за трубой высотный дом. — Теперь вижу. Большой металлический каркас поднимался высоко в небо над остальными домами. На вершине каркаса горел прожектор. — Н-да… — задумчиво проговорил доктор. — Высотные дома строим, гиганты-электростанции. А там, глядишь, и финики заставим на севере созревать. Витя подозвал доктора. — Вот это я понимаю! — сказал доктор. — Таких и на ёлку не стыдно вешать. Золушке и Айболиту Витя нарисовал медали. Мальчику с пальчик отрезал башмаки, выкроил из бумаги и наклеил шинель и сапоги. Перед новогодним ужином Витя и Пашка ни за что не хотели лечь и немного поспать. Но мама сказала, что, если будут упрямиться, она запретит сидеть вечером и ждать Нового года. На выручку маме подоспел доктор, он сказал, что, пожалуй, отдохнёт. Братья подумали, посовещались и тоже согласились. Пошёл спать и Женя. В квартире наступила тишина. Мурмыш побродил, поскучал и тоже уснул. Ни Витя, ни Пашка не слышали, когда вернулся с работы отец: они спали. Обычно Витя и Пашка поджидают отца, подают ему свежие газеты и комнатные туфли, после чего затевается борьба. Особенно азартные состязания по борьбе между отцом и сыновьями происходят в те дни, когда у отца на стройке «с бетоном в порядке, с кабелем в порядке, с облицовкой в порядке и даже с бюрократом Суховым тоже в порядке», потому Что тогда отец приезжает домой рано и такой помолодевший, что с ним можно хоть до утра бороться, устраивать кучу малу, воздвигать из старых книг крепости. В такие дни даже мама не может управиться с папой и уложить его вовремя спать. Пашка услышал чьи-то тихие шаги и проснулся. Это был отец. Он искал комнатные туфли. — Витя, папка приехал! — закричал Пашка. Витя вскочил на кровати и тоже закричал: — Папа! Папа приехал! — А ну-ка, — засмеялся отец и зажёг в комнате свет, — поднимайтесь бороться! Пашка первый прыгнул на шею к отцу: — Бей! Налетай! Витя прыгнул вслед за братом. …Что может быть лучше и увлекательнее праздничной суеты! Беспрерывно бегаешь из кухни к буфету и обратно, несёшь маме то пакетик с перцем, то разливную ложку, то блюдце. Повсюду в комнатах горит свет. Почтальон приносит сразу по пять, по шесть телеграмм, и в каждой телеграмме только самые весёлые и счастливые слова. Со скрипом раздвигают старый обеденный стол, и он неожиданно делается каким-то торжественным и солидным, а вокруг него выстраиваются разнокалиберные стулья, собранные со всех комнат, и даже где-нибудь, пытаясь быть как можно менее заметной, скромно жмётся маленькая табуреточка, принесённая из ванной комнаты. Часто звонит телефон, и каждый раз кто-нибудь, путая Витю с Пашкой и Пашку с Витей, требует позвать к телефону маму или папу. А телефонная трубка давно уже испачкана мукой. Это мама испачкала — руки у неё в муке. Если по телефону разговаривает папа, то он, насколько позволяет шнур от аппарата, расхаживает взад и вперёд по коридору, разговаривает громко, а то вдруг возьмёт и даже присвистнет. Если же по телефону разговаривает мама, то среди разговора она иногда испуганно замолкает и показывает папе знаками, что в кухне на плите что-то надо помешать или совсем снять с огня. Но ни папа и никто не понимают, что надо помешать, а что совсем снять. И тогда мама безнадёжно машет рукой, извиняется в телефон и бежит на кухню сама, после чего возвращается и снова продолжает разговор. В такой вечер ни на минуту не затихает радиоприёмник и на всю квартиру звучит музыка. Играет приёмник и у соседей в квартире, и этажом ниже, и этажом выше, и кажется, что весь дом, вся улица — вся Москва пронизана этой радостной, весёлой музыкой. А на лестнице гулко хлопает парадная дверь, входят люди. Топот ног, смех, говор. Стряхивают с шапок, с воротников пальто снег. В такой вечер знакомые, которые прежде часто бывали в доме и к которым давно уже все привыкли, вдруг перестают быть обычными знакомыми и превращаются в нарядных, красивых гостей.
Часы Кремля пробили полночь. Кто-то из гостей предложил: — Новый год только народился. Кто тут самый маленький? — Павлик самый маленький, — сказала Женина мама. — Ну вот, пусть он первый всех и поздравит. Витя, Пашка и Женя, приподняв край скатерти, искали что-то под столом. — Павлуша, — позвал отец, — где ты там? Покажись. Пашка вынырнул из-под стола и поспешно сказал: — Спокойной ночи! Заигравшись, он забыл, что сегодня праздник и мама разрешила пойти спать поздно. Все засмеялись: — Вот так новогодний тост! Пашка сразу понял, что сказал не то. — Да чего вы! — покрыл всех своим басом доктор. — Человек пошутил, понимать надо! Раньше всех в новом году проснулись братья. Витя помог Пашке быстро одеться, и они крадучись пробрались в столовую. По пятам за братьями пробрался в столовую и вечно бдительный кот Мурмыш. Его так просто не проведёшь. Он всегда должен знать, что там такое затевается втайне от всех. Витя и Пашка ещё вчера кое о чём договорились. В столовой было полутемно от спущенной шторы. Мурмыш спрятался за эту штору, выставил оттуда длинные любопытные усы и начал подглядывать за Витей и Пашкой. Доктор спал на диване. Дышал громко и протяжно. — Витя, Вить… А мне сон какой интересный снился! — зашептал Пашка, стараясь дотянуться до Витиного уха. — Ну и интересный! Лучше кино. Никогда такого не снилось… — Шш-шш!.. — оборвал Витя брата, осторожно подходя к кителю доктора. Китель висел на спинке стула. Бац! — Пашка опрокинул бурки доктора. Ребята застыли. — У-у!.. — погрозил Витя брату. — Я нечаянно, — вздохнул Пашка, поднимая бурки и стараясь их надеть. — Да тише ты! — замахал руками Витя. — Брось бурки! Тебе говорят — брось! Пашка неохотно оставил бурки и подошёл к Вите. Вдвоём они сняли со стула китель и, выбравшись в коридор, проскочили в ванную. Мурмыш в ванную комнату проскочить не успел, поэтому вернулся в столовую. — Я буду чистить ордена, а ты пуговицы, — сказал Витя. Он достал с полки коробку с зубным порошком. — И я хочу ордена чистить, — упрямо ответил Пашка. — Ладно, — сказал Витя. — Я почищу те, которые на левой стороне, а ты — которые на правой. Только устроились и начали тереть порошком ордена, как Витя задумал примерить китель. Натянул прямо на куртку, нахмурился, напыжился и прошёлся туда-сюда перед зеркалом. Когда ордена и пуговицы были натёрты до блеска, ребята вернулись в столовую. Пашка влез ногами в бурки, попробовал шагнуть, но чуть не упал. — Ну к чему ты их надел? — сердито зашептал Витя, пристраивая на место китель. — Кто тебя просил? — Ты китель мерил, а я бурки хочу. — И Пашка ещё раз попытался шагнуть, но не удержался и свалился на ковёр. — Уже колдуете? — неожиданно прозвучал голос доктора. — Мы… — начал было Витя, пытаясь спрятать китель за спину. — Мы вот… это… — А ну, подойдите ко мне… Оба, оба. Вся шайка-лейка. Пашка скинул бурки, и братья подошли. Мурмыш на всякий случай ускользнул в коридор. — Покажите, что с кителем сотворили?.. Ого, живым огнём горят! — Доктор повернул к свету ордена. — А пуговицы? — спросил Пашка. — И пуговицы хороши. Хоть сейчас на караул к знамени… Что за богатыри! Ну-ка, встаньте как положено. Ровнее. Головы выше. Руки прижмите. Та-ак-с… А теперь слушай мою команду. Смир-рно! Объявляю благодарность всему удалому воинству. — Ура! — закричали ребята. — Сильно кричать не надо, — остановил их доктор. — Отец и мать спят, и пусть себе спят. А мы наскоро закусим — и шагом марш гулять. Все вместе привели в порядок кровати и сели за стол. Сытного есть ничего не хотелось, поэтому, как предложил Пашка, начали прямо с пирожных, которые остались от вчерашнего торжества. — Уже зачерствели, — сказал доктор. — Кто? — спросил Пашка. — Пирожные. — А в магазине они тоже засыхают? — Должно быть, засыхают. Только сухие пирожные не продают. — А кто же их там доедает? — Хм!.. Вот так вопрос — кто их там доедает! Придётся зайти в кондитерскую и узнать. Когда позавтракали, Пашка спросил у доктора разрешения пригласить погулять Женю. — Нас трое, а хата о четырёх углах, — ответил доктор. — Приглашай. Узнав, что его зовут гулять, Женя обрадовался и быстро натянул пальто. На улице было ветрено и морозно. Фонари в снежных шапках, увязнув по колени в сугробы, выстроились вдоль тротуаров. Сверху падали тонкие ледяные иглы, наполняя воздух тихим звоном и блеском. — Вот что, — сказал доктор, — для дальних прогулок сегодня слишком холодно. Надо поберечь носы. А посему поедем кататься по новой линии метро, которую на днях открыли. — А в кондитерскую когда? — спросил Пашка. — В кондитерскую? Ах да… Ну, пойдёмте сперва в кондитерскую. Отыскали ближайшую кондитерскую и подошли к продавщице в белой крахмальной наколке. — Гм… видите ли, товарищ продавец, — начал доктор, — у нас к вам один вопрос. — Вопрос? Пожалуйста!.. — Вопрос от всего нашего общества, — показал доктор на себя и ребят. — Вот у вас, так сказать, имеются свежие пирожные. Ну, а если вы их не продадите и они начнут засыхать, что вы с ними делаете? — Кто их у вас доедает? — приподнявшись на носки, громко спросил Пашка. Девушка засмеялась. Засмеялись и другие продавщицы. — А у нас такого не бывает, чтобы пирожные засыхали. Мы работаем по плану. Сколько пирожных выпекаем, столько и продаём. — И даже совсем ни одного пирожного не остаётся? — недоверчиво спросил Пашка. — Ни одного. — Жалко, — сказал Женя. — Жалко, — подтвердил Пашка.
Новая станция метро была залита, казалось, июльским солнцем. Много люстр с тонкими стеклянными трубками излучали этот свет. Витя заметил в мраморной нише вазу из матового стекла. Она была укреплена на бронзовом цоколе. В ней бился, полыхал солнечный луч. — Что это горит? — спросил Витя, прикасаясь к вазе. — Она совсем не горячая. — Это люминесцентная лампа, — объяснил доктор. — В ней светится особый газ, и получается холодный свет. — Холодный свет? — удивился Витя. — Как это? — Северное сияние, например, — холодный свет. И радуга. Глубоководные рыбы излучают такой же свет. — Рыбы? — Да. Или жуки-светляки. Пашка и Женя захотели прокатиться на эскалаторе. Пассажиры вдруг начали улыбаться и показывать на соседний эскалатор. Когда ребята присмотрелись, то оказалось, что на лестнице ехал малыш и держался за перила. Но он был такой маленький, что за эскалатором его не было видно, а только была заметна на перилах красная варежка. Так и ехала одна эта варежка. Накатавшись вдосталь на эскалаторе, отправились на следующую станцию. Она была украшена барельефами героев войны: пехотинцев, моряков, лётчиков, танкистов. В конце станции толпился народ. Первым полез в толпу Пашка, за ним Витя и Женя. Доктор пробирался последним. Витя протискался к деревянному барьеру и увидел письменный стол. За столом сидела девушка в форме работника метро, в синем берете, на погонах белые нашивки. Напротив девушки сидел военный и что-то торопливо писал в большой книге. Когда военный кончил писать и книгу закрыли, Витя прочёл заглавие: «Для записи впечатлений». Потом сел старик. Расстегнулся, прокашлялся, взял ручку и принялся неторопливо вписывать своё мнение в книгу. Окончив писать, хлопнул по книге ладонью и поднялся. — Кто ещё, товарищи, пожалуйста, — приглашала девушка в берете. — Кто хочет сделать запись? Какое впечатление произвели на вас станции? Ваши пожелания, советы, пожалуйста. — Можно мне? — набрался смелости и вышел вперёд Витя. — А ты писать умеешь? — Я школьник, — ответил обиженно Витя. — Ну, тогда садись. Напиши номер школы, в каком ты классе. А как учишься? — Витя хорошо учится, — вступился Пашка за брата. Витя придвинул к себе книгу и стал думать. — Ну, что ты притих? — раздался весёлый голос доктора. Доктор тоже пробрался к столу. Витя подумал ещё немного и сказал: — Я напишу: «Нам понравилось. Ура!» — Славно придумано, — сказал доктор. Витя придирчиво оглядел кончик пера и начал выводить букву к букве. — Теперь подпись, — сказал доктор, заглядывая в книгу через Витино плечо. — И мы хотим, — выступили тут вперёд Пашка и Женя. — Вы, наверно, буквы ещё не все знаете? — улыбнулась девушка. — Я нарисую, — сказал Пашка. — А я… — грустно вздохнул Женя, — я не умею. — Не горюй, — со всех сторон утешали Женю. — Он за тебя нарисует. Кто-то протянул Пашке карандаш. Пашка на коленках устроился на стуле, подумал и нарисовал ниже Витиной подписи серп и молот. Когда на следующий день Пашка вернулся из детского сада, а Витя — из школы, с праздничного утренника, их первым вопросом было: — А где доктор? — Уехал, — сказала мама. — Вам подарок оставил. — Уже уехал? Насовсем? — Да, насовсем. Витя и Пашка увидели на столе записку и соломенную корзиночку с пирожными. Витя развернул записку и прочитал: «Необходимо съесть, пока свежие». Пашка вздохнул. Вздохнул и Витя. Их не обрадовали даже пирожные. Только сейчас ребята почувствовали, как они полюбили этого человека. А он как неожиданно приехал, так неожиданно и уехал.
Поиск по сайту: |
Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав. Студалл.Орг (0.064 сек.) |