Годы и Мили

Постоялый двор "Страдная пора" был излюбленным местом встречи людей, путешествующих по Долгому тракту, протянувшемуся между двумя большими северными городами – Блювотерс и Мирабаром. Кроме удобного ночлега по разумным ценам, "Страдная пора" предоставляла харчевню "У Дерри", прославленное место обмена новостями, где в любой вечер любой недели постоялец мог встретиться с искателями приключений из самых разных краев, от Лускана до Сандабара. Пламя в очаге было ярким и горячим, напитки лились рекой, а небылицы, сплетенные в "Дерри", рассказывались и пересказывались потом по всем Королевствам.

Родди не снимал низко надвинутый капюшон потрепанного дорожного плаща, даже когда вгрызался в свою порцию баранины и хлеба. Старый желтый пес, рыча, сидел на полу рядом с ним, и время от времени Родди рассеянно кидал ему куски мяса.

Проголодавшийся охотник редко поднимал голову от тарелки, однако его воспаленные глаза подозрительно вглядывались из-под капюшона в окружающих. Несколько головорезов, собравшихся здесь этим вечером, были ему знакомы лично или понаслышке, и он не стал бы доверять им, как, впрочем, и они не доверились бы ему, если бы были умнее.

Один высокий человек узнал пса Родди, когда проходил мимо его стола, и остановился, раздумывая, не стоит ли поприветствовать знаменитого охотника за головами. Однако в конце концов он молча прошел мимо, считая, что бедняга Макгристл не стоит подобных усилий. Никому в точности не было известно, что случилось с Родди несколько лет назад вблизи Мальдобара, но в результате он покинул этот край, получив глубокие раны, как телесные, так и душевные. Вечно угрюмый, Макгристл теперь проводил больше времени рыча, чем разговаривая.

Какое-то время Родди обгладывал большую кость и наконец кинул ее своему псу, а сам принялся вытирать жирные руки о плащ, при этом случайно откинув край капюшона, скрывавшего отвратительные шрамы. Родди поспешно надвинул капюшон обратно и острым взглядом окинул всех, кто мог заметить это. Взгляд с выражением отвращения стоил нескольким людям жизни, когда дело касалось шрамов Родди.

Однако на этот раз вроде бы никто ничего не заметил. Большинство тех, кто не был поглощен едой, стояли возле бара и громко спорили.

- Никогда этого не было! - вопил один.

- А я говорю, что видел его собственными глазами! - кричал в ответ другой. - И говорю я правду!

- Собственными глазами! - передразнил его первый.

Тут в спор вмешался третий:

- Даже если ты его видел, откуда ты знаешь, что это он?

Несколько человек угрожающе надвинулись друг на друга, толкаясь плечами.

- А ну, тихо! - раздался чей-то возглас. От толпы отделился один человек и указал на Родди, который, не узнавая говорящего, невольно положил руку на Громобой, свой верный топор. - Спросите Макгристла! - выкрикнул человек. - Родди Макгристл лучше кого бы то ни было разбирается в темных эльфах.

Сразу дюжина человек заговорили одновременно, приближаясь к Родди, словно какой-то бесформенный крутящийся ком. Рука Родди снова легла на Громобой, когда он пожимал руку человеку, севшему за стол напротив него.

- Ты ведь Макгристл, верно? - уважительно спросил этот человек.

- Может, и так, - спокойно ответил Родди, наслаждаясь всеобщим вниманием. С тех пор, как обнаружили погибшую семью Тистлдаунов, люди ни разу так сильно не интересовались его мнением.

- Господи, - раздался откуда-то сзади недовольный голос. - Да что он знает о темных эльфах!

Под свирепым взглядом Родди кое-кто из стоявших рядом попятился, и он это заметил. Ему понравилось это ощущение - он снова почувствовал себя значительным и уважаемым.

- Дроу убил одного моего пса и оставил отметину на голове этого, - прохрипел Родди и потрепал старого пса, показывая шрам. - Проклятый темный эльф наградил меня этим, - неторопливо сказал он, снимая капюшон и открывая лицо.

Обычно Родди прятал отвратительные шрамы, однако шепот и вздохи изумления из толпы оказались чрезвычайно приятны для несчастного охотника. Он повернул голову, выставляя на обозрение толпе свое лицо и в полной мере наслаждаясь реакцией.

- У него была черная кожа и белые волосы? - спросил толстый коротышка, тот самый, который начал пререкания возле бара, рассказав о своей встрече с темным эльфом.

- Так оно и должно быть, если перед тобой темный эльф, - раздраженно ответил Родди.

Человек победоносно оглядел присутствующих.

- Именно это я и пытаюсь им втолковать, - сказал он. - Они твердят, будто я видел просто грязного эльфа или, может быть, орка, но я-то знаю, что это был дроу!

- Если ты видел дроу, - угрюмо сказал Родди, взвешивая каждое слово, чтобы подчеркнуть его значимость, - ты сразу понимаешь, что видел дроу. И ты не забудешь, что видел дроу! А те, кто сомневаются в твоих словах, пусть пойдут и отыщут темного эльфа. Потом им придется вернуться и извиниться перед тобой.

- Ну так вот, я видел темного эльфа, - заявил толстяк. - Я устроил стоянку в Лурквуде, к северу от деревушки Грюнвальд. Ночь показалась мне достаточно спокойной, и я немного перестарался с костром, потому что дул холодный ветер. Вот тут-то и появился этот чужак, без всякого предупреждения, даже без единого слова!

Теперь все жадно прислушивались к нему, воспринимая его слова в новом свете после того, как изуродованный дроу незнакомец подтвердил истинность этой истории.

- Я не услышал ни слова, ни крика птицы, вообще ничего! - продолжал толстяк. - Капюшон его плаща был низко надвинут, и это показалось мне подозрительным, поэтому я спросил: "Ты что здесь делаешь?" - "Ищу место, где мои товарищи и я могли бы разбить лагерь и заночевать", - ответил он так же спокойно, как вот ты сейчас. Это прозвучало вполне разумно, но капюшон меня все-таки смущал. "Тогда сними свой колпак, - сказал я ему. - Я не могу разговаривать с человеком, если не вижу его лица". Он с минуту раздумывал над моими словами, а затем медленно, очень медленно поднял руки вверх.

Тут толстяк театрально изобразил, как именно незнакомец сделал это, и оглядел толпу, чтобы удостовериться в том, что все внимательно слушают.

- Больше мне ничего и не требовалось видеть! - внезапно закричал он, и все отшатнулись в изумлении, хотя совсем недавно выслушали от него ту же самую историю. - Его руки оказались черными, как уголь, и тонкими, как у эльфа. Я тут же понял, хоть мне и самому непонятно, каким образом, что передо мной дроу. Дроу, говорю я вам, а тот, кто сомневается, пусть пойдет и найдет темного эльфа для себя!

Толстяк уставился на своих прежде недоверчивых слушателей, а Родди одобрительно кивнул.

- Кажется, в последнее время я слишком много слышу о темных эльфах, - пробормотал охотник.

- А я слышал только об одном, - вмешался еще один человек. - Я имею в виду, до того, как мы заговорили с тобой и услышали о твоем бое. Получается два дроу за шесть лет.

- Я и говорю, - мрачно заметил Родди, - по-моему, развелось слишком много темных...

Родди не удалось закончить фразу, потому что все сборище разразилось преувеличенно громким смехом. Охотнику показалось, что наступили старые добрые времена, когда все вокруг ловили каждое его слово.

Единственным, кто не смеялся, был толстяк, слишком взволнованный собственным рассказом о встрече с дроу.

- И все-таки, - сказал он, стараясь побороть волнение, - когда я думаю об этих лиловых глазах, уставившихся на меня из-под капюшона, меня дрожь пробирает!

Улыбка Родди исчезла в мгновение ока.

- Лиловых глазах? - с трудом выдавил он.

Родди доводилось встречаться со множеством существ, обладающих теплочувствительным зрением, характерным для большинства обитателей Подземья, и он знал, что обычно такие глаза напоминают красные точки. В памяти Родди все еще жили воспоминания о лиловых глазах, глядящих на него, придавленного кленом. Еще тогда он понял, что глаза такого странного оттенка являются редкостью даже среди темных эльфов.

Те, кто стоял ближе к Родди, прекратили смеяться, думая, что вопрос Родди является выражением сомнения в правдивости рассказа толстяка.

- Они были лиловыми, - настаивал толстопузый, хотя в его дрожащем голосе не чувствовалось большой уверенности.

Окружающие ждали, согласится с ним Родди или опровергнет, не зная, верить рассказчику или нет.

- А какое оружие было у этого дроу? - мрачно спросил Родди, с угрожающим видом поднимаясь на ноги.

Толстяк на секунду задумался.

- Кривые клинки, - выпалил он.

- Скимитары?

- Скимитары, - согласился толстяк.

- А не назвал ли этот дроу свое имя? - спросил Родди, и когда рассказчик замялся, Родди сгреб его за воротник и поднял над столом. - Дроу назвал свое имя? - повторил он, жарко дыша прямо в лицо толстяку.

- Ну... это... э-э, Дриз...

- Дриззит?

Человек неуверенно пожал плечами, и Родди отпустил его, проревев:

- Где? И когда?

- В Лурквуде, - повторил дрожащий толстяк. - Три недели назад. Дроу собирался в Мирабар вместе с Плачущими монахами, так мне кажется.

Большинство из собравшихся при упоминании об этой группе религиозных фанатиков застонали. Плачущие монахи представляли собой банду оборванцев и попрошаек, которые верили (или заявляли, что верят) в то, что в этом мире существует определенное количество страданий. Чем больше мучений падет на их долю, тем меньше придется вытерпеть остальным. Почти у всех этот монашеский орден вызывал презрение. Некоторые из его членов были искренни, но другие только попрошайничали, обещая вынести ужасные страдания ради дающего.

- Они были товарищами дроу, - продолжал толстяк. - Когда надвигается зима, - они всегда идут в Мирабар, где похолоднее.

- Долгий путь, - заметил кто-то.

- Длиннее, чем ты думаешь, - сказал другой человек. - Плачущие монахи всегда ходят через туннель.

- Три сотни миль, - вмешался в разговор человек, узнавший Родди, пытаясь успокоить взволнованного охотника.

Но Родди уже не слышал его. Волоча за собой пса, он вихрем вылетел из харчевни, громко хлопнув дверью и оставив всех в полном недоумении.

- Значит, это Дриззит отнял у Родди собаку и ухо, - продолжал мужчина, в свою очередь привлекая к себе внимание собравшихся.

До недавнего момента он и представления не имел о странном имени дроу и сделал свои выводы только что, на основании реакции Родди. Все тут же обступили его и, затаив дыхание, стали ждать, что он им расскажет о Родди Макгристле и лиловоглазом дроу. Как истинный завсегдатай "Дерри", он решил, что недостаток информации не помешает ему рассказать эту историю. Засунув большие пальцы рук за ремень, он начал повествование, заменяя недостающие эпизоды мало-мальски подходящими россказнями.

Той ночью окрестности вокруг харчевни "У Дерри" часто оглашались громким аханьем и восхищенными хлопками, выражавшими испуг и восторг, однако Родди Мактристл и его желтый пес уже катили в своей повозке по Долгому тракту, увязая в грязи, и ничего этого не слышали.

- Эй, что-ты-делаешь? - раздался жалобный голос из мешка позади скамьи Родди, и Тефанис выполз наружу. - Почему-мы-уезжаем?

Родди быстро повернулся и схватил хлыст, но Тефанис, хоть и заспанный, без труда сумел спрятаться в безопасное место.

- Ты мне наврал, отродье кобольда! - взревел Родди. - Ты сказал, что дроу сдох. А он жив-живехонек! Он идет в Мирабар, и я хочу поймать его!

- Мирабар? - вскричал Тефанис. - Слишком-далеко, слишком-далеко! - Квиклинг и Родди прошли через Мирабар прошлой весной. Тефанису этот город, полный угрюмых дварфов, востроглазых людей и слишком холодного, по его мнению, ветра, показался совершенно никчемным. - Нам-надо-идти-зимовать-на-юг. На-юг-где-тепло!

Яростный взгляд горца заставил болтуна замолчать.

- Я забуду то, что ты обманул меня, - зловещим тоном сказал Родди, - если мы заполучим дроу.

С этими словами он отвернулся от Тефаниса, и квиклинг снова заполз в мешок, чувствуя себя совершенно несчастным и размышляя, стоит ли ради Родди ввязываться в новые неприятности.

Родди ехал всю ночь, усиленно погоняя лошадь и не переставая бормотать:

- Шесть лет! Шесть лет!

* * * * *

Дриззт съежился возле огня, с ревом вырывавшегося из старой металлической посудины, которую нашли монахи. Не за горами была седьмая зима, которую дроу собирался провести на поверхности, но он по-прежнему чувствовал себя не в своей тарелке с наступлением холодов. Его народ тысячелетиями (а сам он - несколько десятков лет) жил в Подземье, где не было времен года и всегда было тепло. Хотя до наступления зимы оставалось еще два-три месяца, ледяные ветры, дующие с Гребня Всемирных Гор, уже возвестили о ее приближении. Дриззт кутался в старое одеяло, тонкое и драное, накинутое поверх одежды, кольчуги и пояса, к которому прикреплялось оружие.

Дроу улыбнулся, заметив, как его товарищи беспокойно ерзают и пыхтят, передавая по кругу бутыль с вином, полученную в качестве подаяния, и тщательно следя за тем, кто сколько выпил. Он сидел у огня в гордом одиночестве: Плачущие хоть и не избегали дроу, но все-таки старались держаться поодаль. Дриззт не обижался. Он знал, что эти фанатики ценят его общество исключительно из практических соображений. Некоторым из группы действительно доставляло удовольствие, когда на них нападали различные чудища, водившиеся в этом краю, потому что для них это было удобным случаем подвергнуться истинным страданиям, но более прагматичные предпочитали, чтобы рядом находился вооруженный и искушенный в боях дроу, всегда готовый защитить их.

Дриззт мирился с такими отношениями, хотя они и не слишком удовлетворяли его. Несколько лет назад он покинул рощу Монши, преисполненный надежд, но эти надежды померкли перед реальностью существования. Время от времени Дриззт решался подойти к какому-нибудь селению, где от него отгораживались стеной резких слов, проклятий и обнаженных мечей. Каждый раз ему приходилось бороться с чувством унижения. Верный духу скитальцев-рейнджеров, - а Дриззт теперь действительно стал рейнджером, не только по опыту, но и по велению сердца, - он терпеливо мирился со своей участью.

Однако когда его отвергли в последний раз, Дриззт понял, что его решимость становится все слабее. Он повернул прочь от Лускана и двинулся по Побережью Мечей, но не потому, что его прогнала стража - он даже не стал подходить к городу. Его удержали собственные опасения, и это испугало его сильнее любого меча. По дороге Дриззту встретилась группка Плачущих монахов, и эти изгои нерешительно, но все-таки приняли его, потому что, с одной стороны, у них не было намерения сторониться кого бы то ни было, а с другой - они были заняты собственными несчастьями, чтобы обращать внимание на расовые различия. Двое из группы даже бросились к ногам Дриззта, умоляя его напустить на них "ужасы темных эльфов" и заставить их страдать.

Всю весну и лето Плачущие монахи попрошайничали и страдали, а Дриззт служил им безмолвным стражем. В общем и целом, это было довольно неприятно, а иногда и неприемлемо для дроу с его принципами, но он не видел другого выбора.

Пристально вглядываясь в пляшущие язычки пламени, Дриззт раздумывал над своей участью. Гвенвивар по-прежнему являлась на его зов, и много раз ему приходилось пускать в ход свои скимитары и лук. Каждый день он говорил себе, что на самом деле добросовестно служит не этим странным беспомощным фанатикам, а Миликки и своему собственному сердцу. И все же он не слишком уважал монахов и не считал их друзьями. Вот и сейчас, наблюдая за пятерыми монахами, которые пили и сюсюкали Друг с другом, Дриззт думал, что между ними и им никогда не возникнет дружба.

- Ударь меня! Исполосуй меня! - внезапно выкрикнул один из монахов и побежал к посудине с огнем, почти повалившись на Дриззта.

Дроу сумел подхватить его и удержать, но только на миг.

- Обрушь на мою голову все злое колдовство дроу! - выкрикнул грязный, заросший щетиной монах, и его тощее тело забилось в корчах.

Дриззт отвернулся, покачал головой и бессознательно опустил руку в карман, чтобы нащупать фигурку из оникса, прикосновение к которой всегда напоминало ему, что он все-таки не один. Он боролся за свою жизнь, в одиночку сражаясь в бесконечной битве, однако это его не удовлетворяло. Может быть, в этом мире ему и отыскалось место, но это место не было домом.

- Как роща без Монтолио, - пробормотал дроу. - Никакой это не дом.

- Ты что-то сказал? - спросил тучный монах, брат Матеус, который подошел, чтобы поднять перепившего товарища. - Пожалуйста, извини брата Янкина, друг мой. Боюсь, он чересчур насосался.

Дриззт неуверенно улыбнулся, показывая тем самым, что не обижен, однако его следующие слова заставили насторожиться брата Матеуса, предводителя монахов и самого разумного из них, а может быть, и самого честного,

- До Мирабара я дойду вместе с вами, - сказал Дриззт, - а потом покину вас.

- Уйдешь? - обеспокоенно спросил Матеус.

- Здесь мне не место, - объяснил Дриззт.

- Десять Городов, вот твое место! - пробормотал Янкин.

- Если кто-нибудь обидел тебя... - сказал Матеус Дриззту, не обращая внимания на пьяного собрата.

- Никто меня не обидел, - сказал Дриззт и снова улыбнулся. - Просто я считаю, что в этой жизни меня ожидает нечто большее, брат Матеус. Умоляю, не сердись, но я все равно уйду. Поверь, мне было нелегко принять это решение.

Матеус призадумался над услышанным.

- Как хочешь, - сказал наконец он. - Но ты можешь напоследок проводить нас до Мирабара через туннель?

- Десять Городов! - продолжал настаивать Янкин. - Это обитель страдания. Тебе там тоже понравится, дроу. Край бродяг, где бродяги обретают свой дом!

- В тенях туннеля часто прячутся разбойники, готовые напасть на безоружных монахов, - перебил его Матеус, резко встряхивая пьяницу.

Дриззт застыл, пораженный словами Янкина. Однако Янкин снова рухнул, и дроу взглянул на Матеуса.

- Не поэтому ли ты решил пойти в город именно этой дорогой? - спросил Дриззт тучного монаха.

Вообще-то туннель был отведен для перегонки шахтерских тележек, которые спускались с Гребня Мира, но монахи всегда шли этим путем, даже если им приходилось обходить весь город кругом.

- Чтобы стать жертвой и страдать? - продолу жал Дриззт. - Дорога свободна, и она намного удоб-нее, ведь до зимы осталось всего несколько месяцев.

Ему не хотелось идти в Мирабар через туннель. Любые путешественники, которые могли встретить-ся им на этом пути, оказались бы слишком близко, и дроу трудно было бы скрыть свое происхождение. Он уже дважды проходил по туннелю, и оба раза его кто-нибудь задирал.

- Остальные настаивают, чтобы мы шли через туннель, потому что он далеко в стороне от нашего пути, - резко ответил Матеус. - Однако я предпочитаю более личные формы страдания и поэтому жажду подольше разделять твое общество.

От этих фальшивых слов Дриззту хотелось кричать. Самым жестоким страданием для Матеуса было хотя бы один раз пропустить трапезу, и он просто использовал свою внешность, потому что многие легковерные люди подавали монетки фанатикам в развевающихся плащах только для того, чтобы дурно пахнущие монахи поскорее отвязались.

Дриззт кивнул и проводил глазами Матеуса, который потащил Янкина прочь.

- А потом я уйду, - прошептал он себе. Он мог снова и снова повторять, что служит богине и своему сердцу, защищая беспомощных на вид монахов, но их поведение часто опровергало их же собственные слова.

- Дроу! Дроу! - пуская слюни, мямлил Янкин, пока Матеус тащил его к товарищам.

Поиск по сайту: