Октября. Египет. Каир

Утренним рейсом Холмс вылетел в Каир. В аэропорту его встретил очень учтивый и предупредительный сотрудник фирмы по имени Махмуд и сразу же отвез в отель Шератон. Холмсу отвели номер с видом на Нил на 10-м этаже дома-башни с экзотическим названием «Нефертити». Полуденное октябрьское солнце разогрело воздух до +33^ОС, но на балконе не было ощущения одуряющей жары: высокое давление и сухой воздух обеспечивали хорошее самочувствие. Внизу — непрерывный автомобильный поток 16-ти миллионного мегаполиса. Конференция проходила в одном из многочисленных конференц-залов отеля. Ничего особенного — обычное современное мероприятие: нудные доклады; графики, иллюстрирующие тенденции к банкротству фирм; страховые расходы, падение доходов и т.д. Отобрав некоторые буклеты, способные заинтересовать руководство фирмы, Холмс уже собирался идти в кафе, как вдруг опекающий его Махмуд подвёл к нему высокого, склонного к полноте мужчину арабской внешности. На нём был светлый костюм и белоснежная рубашка с галстуком.

— Мистер Холмс, разрешите вам представить господина Алефа Салема, владельца крупнейшей мебельной фабрики Каира и очень интересного человека.

Холмс пожал сухую и крепкую ладонь Салема.

— Я собирался на днях встретиться с Вами в Лондоне, мистер Холмс, куда должен был отправиться в деловую поездку. Но среди организаторов этой конференции — один мой хороший знакомый. Он увидел фамилию Холмс в списках приглашенных и любезно предупредил меня о вашем посещении Каира. И вот я решил воспользоваться случаем. Извините, мистер Холмс, но у меня к вам не совсем обычное дело, не связанное с проблемам этой конференции.

Господин Салем немного волновался, и от этого речь его была безукоризненной, с точки зрения классического английского.

— Господин Салем, вы, кажется, закончили Кембридж?

— Совершенно верно, мистер Холмс, юридический факультет и какое-то время занимался современной философией. Я бы хотел пригласить вас завтра к себе на ужин; обещаю хорошую индийскую кухню, если вы не против.

— Почему индийскую, если мы в Египте?

— Да просто у меня жена из Индии.

Холмс решил идти ва-банк. Английское слово «пикник» имеет много значений и, если он даже ошибся в своих предположениях, то заготовленная фраза прозвучит своеобразным контрастом к безукоризненному английскому Салема.

— Вы хотите показать мне «пикник»?

По изумленному лицу Салема Холмс определил, что попал в точку.

— Вам уже известно про «пикники»? — растерянно спросил он, — вас кто-то предупредил? Но я никому о них не говорил. У меня столько вопросов и, — он на секунду замялся, подбирая нужные слова, — самых неожиданных версий. Но я не был уверен, что вы знаете про «пикники», я имею в виду русские «пикники».

— Я тоже не был уверен, что вы знаете про русские «пикники». Две недели я сталкиваюсь с ними при совершенно загадочных обстоятельствах в Англии, в Швейцарии и в Испании. Вот я и решил, что в Египте меня тоже ждут «пикники», которые я готов обсудить завтра с вами за ужином.

Холмс был в Каире два года назад по делам всё той же фирмы. В городе мало что изменилось за это время; может, появилось больше старых, словно взятых с автомобильной свалки машин. Город потрясающих контрастов богатства и бедности, в котором около двух миллионов живёт среди древних захоронений «города мёртвых». Со всей экзотикой: пирамидами, Сфинксом, стилизованными под древность поселениями на берегу нильской протоки, с молодыми юношами и девушками в белых туниках и чёрных париках — он познакомился в первый приезд. Сейчас он просто гулял по вечерней набережной Нила, которая если чем и отличалась от любой набережной западноевропейского города, то только меньшей ухоженностью. И всё-таки, несмотря на обыденность городского пейзажа, разбавленного арабской экзотикой, Холмс испытывал те самые странные ощущения, на которые обратил внимание два года назад. Тогда он отнёс их к обилию новых впечатлений от древнеегипетской экзотики. Но почему это происходит и сегодня, в деловой обстановке, далёкой от всякой мистики? Ощущение матрицы прошлого, мистически связанной с настоящим? Неожиданно на память пришли первооткрыватели пирамид с их странной судьбой, затем мысли вернулись к мадридским беседам, где Веров и Риего обсуждали управленческую деятельность 22-х иерофантов. Надо бы затронуть эту тему на ужине у Салема.

Утром Холмс ненадолго заглянул на конференцию, сделал необходимые пометки для отчета руководству фирмы и вернулся в номер. Было жарко и душно. Он включил кондиционер, сделал заказ по телефону и разложил на секретере у окна «пикники». Каждый раз, рассматривая картинки русского «ребуса», он видел в них выражение каких-то новых граней реальности, которая иногда превосходила самые безумные фантазии. Официант доставил в номер холодный «напиток фараонов»[37] и мороженое. Отпивая маленькими глотками терпковато-кислый на вкус напиток с едва уловимым ароматом спелой вишни, Холмс размышлял об обстоятельствах, которые словно складывались сами собой, но таким образом, что нужная ему история будто сама себя рассказывала. Он уже собирался спуститься в холл, где его должен был ждать Махмуд, как вдруг раздался телефонный звонок.

— Добрый вечер, мистер Холмс, — раздался на другом конце провода знакомый голос заместителя генерального директора фирмы Чарльза Харвея, — как вы себя чувствуете? Как погода в Каире и как там фараоны?

— Всё в порядке, мистер Харвей. Погода прекрасная, за окном плюс тридцать, в номере — плюс восемнадцать, фараонов на этот раз не навещал, зато пристрастился к холодному «напитку фараонов» — отлично утоляет жажду. Конференция завершилась и в понедельник я вылетаю в Лондон.

— Я, конечно, прошу меня извинить, дружище Холмс, но как вы смотрите на то, чтобы спуститься чуть южнее Каира?

— Не понял, Харвей. Уж не предлагаете ли вы мне спуститься в Кейптаун?

— Не угадали, Холмс. Мы предлагаем вам посетить Бомбей. Там возникли проблемы в нашем индийском филиале и на совете директоров вашу кандидатуру признали наиболее удачной для решения вопросов, с которыми вы прекрасно справились в Цюрихе и Мадриде. Отзывы о вашей деятельности самые благоприятные.

— Харвей, у вас, по-моему, плохо с географией. У меня складывается впечатление, что в совете директоров не изжита ностальгия по колониальному прошлому. Если это так, то они выбрали неудачную кандидатуру для реализации своих имперских амбиций. Сегодня пошла третья неделя, как я мотаюсь по свету, и у меня масса дел в Лондоне.

— Никаких проблем, мистер Холмс. Согласно условиям договора мы не в праве настаивать на поездке в Бомбей, но если вдруг ваши интересы в Индии каким-то образом совпадут с интересами «Ernst & Young», мы будем вам очень признательны. До свидания, дружище Холмс, если передумаете, позвоните мне сегодня вечером.

— Но сегодня суббота, Харвей, и мне предстоит интересный вечер, — несколько невпопад ответил Холмс.

— Холмс, вы же знаете, что я не соблюдаю субботу. В понедельник нам надо принять решение, так что звоните, и желаю вам удачного вечера.

На другом конце провода послышались короткие гудки. Холмс некоторое время размышлял о предложении фирмы, но, бросив взгляд на часы и увидев, что опаздывает, быстро направился к лифту. Махмуд сидел в кресле с газетой.

— Добрый вечер, мистер Холмс, — сразу же поднялся он навстречу и, уловив выражение озабоченности на лице гостя, спросил, — у вас какие-то проблемы?

— Всё в порядке, Махмуд, мы не опаздываем?

— Это у вас в Англии точность — вежливость королей. А у нас на востоке, если назначают встречу в 18.00, то вы можете быть уверены, что вас ждут в 19.00.

Они медленно пробиралась сквозь беспорядочную толчею автомобилей всех стран мира по улицам старого города, пока не выбрались в фешенебельный, весь утопающий в зелени, район на берегу Нила. Холмс заметил, что несколько раз Махмуд проехал на красный свет.

— Махмуд, почему вы проехали на красный?

— На красный можно, — невозмутимо ответил Махмуд.

— А на зеленый, — с тревогой спросил Холмс.

— А на зеленый тем более, — улыбнулся Махмуд.

Машина свернула к двухэтажному особняку в мавританском стиле и остановилась у ажурных ворот красивой ограды, увитой гирляндами плетистой белой розы. У подъезда их встретил сам хозяин и представил Холмса миловидной смуглой женщине в голубом индийском сари.

После обеда, который состоял из десятка разнообразных, в основном вегетарианских индийских блюд, хозяин пригласил Холмса в свой роскошный кабинет. Принесли кофе, Холмс с разрешения хозяина закурил свою трубку и приготовился слушать рассказ Салема.

— Три года назад в Каир прибыла небольшая группа из России для восстановления распавшихся после августа 1991 года наших деловых связей. До 1991 года у меня в Москве и в некоторых других городах Советского Союза был довольно устойчивый бизнес. Моя мебель пользовалась хорошим спросом в определённых кругах, но после развала СССР в новой России появились какие-то полубандитские структуры, которые обложили мои магазины непомерной данью. Я решил свернуть своё дело в этой стране, понимая, что потеряю при этом большую часть своих капиталов. И хотя новое правительство России делало широкие заявления на весь мир о том, что плановое хозяйство демонтировано и общество строит рыночную экономику, все серьёзные бизнесмены наблюдали развал экономики в бывших странах СССР. Мои поездки в Москву и Петербург убедили меня в том, что напыщенные декларации нового режима и экономическая реальность, складывающаяся в стране, — далеко не одно и то же. Поэтому я согласился принять участие в переговорах с прибывшей группой, не столько не столько из соображений вернуть хоть что-то из утраченного, сколько желая понять, что же реально сегодня происходит в России, к которой у меня всегда был большой интерес.

Группа, ведущая переговоры, оказалась очень неоднородной. Естественно в ней присутствовали те, кто всегда готов поживиться на бедах своей страны, но были и какие-то новые, поначалу совершенно непонятные мне люди. Они обстоятельно рассказывали своё видение глобального исторического процесса и особого места в нём России. Особенного не в смысле исключительности русских, как, например, понимают свою избранность евреи, а в том, что культура каждого народа, его историческое прошлое, традиции по-своему неповторимы и в чём-то необходимы для становления интегрирующей культуры единого человечества будущего. Было у них и свое видение истории древнего Египта, который они считают колыбелью современной западной цивилизации. Особенно их интересовал период религиозных реформ Эхнатона, десятого фараона восемнадцатой династии. По их представлениям, этот фараон ещё в детском возрасте получил откровение Свыше о единобожии, которое и выразил в известных гимнах Атону. Они привели довольно убедительные аргументы этой версии, когда сравнили гимны Атону со стихами Корана и показали их идентичность не только по содержанию, но и, что более всего меня поразило, — по ритмике текстов. Конфликт между иерархией Амона-Ра и Эхнатоном подробно описан во многих исторических монографиях, но общественному мнению этот конфликт всегда представлялся, как конфликт личности и некого религиозного клана. Мне не приходилось встречать версии о конфликте на этой почве в самой среде иерофантов, которые действительно осуществляли устойчивое управление древнеегипетской цивилизацией на протяжении, как минимум трёх тысячелетий. Хотя, при здравом рассуждении, трудно себе представить, чтобы один человек, без поддержки определённого клана, смог совершить такой религиозный переворот, который осуществил Эхнатон. Также естественно было предположить, что у такого человека, как Эхнатон, должны были быть последователи, деятельность которых не могла пройти незамеченной в истории. Другое дело, как эта деятельность могла быть представлена общественному мнению историками, которые всегда выполняют определённый социальный заказ.

Русские полагают, что именно Моисей был одним из первых последователей Эхнатона. Он пытался реализовать идеи, которым был привержен открыто выступивший против иерархии Амона-Ра фараон-единобожник. Однако, по их мнению, проект Моисея потерпел крах, поскольку был заранее вписан в глобальный проект иерофантов по поддержанию атеизма в общественном сознании. В результате Моисей скорее всего был убит в первый год «Синайского пикника», который стал начальным — рекламным этапом объемлющего проекта, а вышедшие (или изгнанные?) с ним из Египта храмовые рабы, бывшие до своего пленения обыкновенным племенем кочевников-семитов, в результате действия объемлющего сценария оказались в специфическом концлагере, где в течение 42-х лет над ними проводился бесчеловечный (в полном смысле этого слова) эксперимент, к которому Моисей имел лишь то отношение, что ему приписали его проведение, после чего и возвели его в ранг основоположника исторически реального иудаизма, подменившего своим вероучением истинное Откровение.

Как видите, история очень запутанная, и её действительно трудно понять, пока не выйдешь за пределы ограничений, накладываемых на психику культурой в которой, мы с вами родились и выросли. Но, если попробовать снять эти ограничения, то открываются определённые перспективы на выход из тупика, в котором оказалась современная цивилизация.

— Извините, господин Салем, что вы имели в виду, когда говорили о специфическом концлагере и бесчеловечном эксперименте, проведенном над кочевниками-семитами?

— Мистер Холмс, вы когда-нибудь бывали в Синайской пустыне?

— Нет, не приходилось.

— Очень рекомендую, тем более, что наши турагентства устраивают там для отдыхающих на курортах Шарм-аль-Шейха специальные пикники. Если бы вы бывали в тех местах, мне многое было бы легче объяснить. Уверяю вас, что за три тысячи лет в пустыне ничего не изменилось. Попытайтесь представить абсолютно безжизненную каменистую местность, где проблемой является не только вода, но и пища и куда вы попадаете из обжитого оазиса, в котором в год собирают до трёх урожаев зерна и всевозможных овощей и фруктов. Неужели вы думаете, что в те далёкие времена люди были более идейными, чем в современной жизни? — Скорее всего, у них были более устойчивые связи с окружающей природой, а значит — менее подавлен инстинкт самосохранения. Ну а институт рабства в те времена не представлял собой что-то из ряда вон выходящее; может храмовым рабам жилось даже легче, чем другим рабам, хотя бы потому, что эти бывшие кочевники, будучи собственностью жреческой касты, оставались единой общиной и могли поддерживать связь с соплеменниками. Для меня правда остался неясен вопрос, почему храмовая служба допускала подобные вольности по отношению к этому племени, в то время как любой другой хозяин из опасений возможного сговора избегал приобретать рабов одного племени. А что касается работ в каменоломнях, на строительствах храмов, пирамид и других ритуальных сооружений, то к ним привлекались и крестьяне, формально считавшиеся свободными. И вот только представьте, что во имя каких-то химерических идей о боге, который обещает свободу непонятно от чего, вас загоняют в концлагерь из обжитого и налаженного быта с детьми, скотом, скарбом. Быстро заканчиваются запасы воды и пищи; новых поступлений провианта не предвидится, и что за этим следует? — Бунт обезумевшей толпы, который хорошо описан в Библии в 14 главе книги «Числа». Могли ли они вернуться в Египет даже после года всех испытаний, когда их ненависть выплеснули на инициатора «пикника» и он был убит? — Должны были вернуться, но… не вернулись и, более того, ещё 42 года добровольно продолжали собственные мучения. Во имя чего? Осознанно ожидали, пока вымрет одно, а может и два поколения из тех, кто ещё помнил Египет и мог указать туда дорогу? Нет, так не бывает в реальности, так бывает только в мифах и сказаниях. Во всей этой истории куда более интересен другой вопрос: эти мифы и сказания — часть народного эпоса, или часть тоталитарной идеологии, особого рода пиара, преследующего антинародные цели? Вот это я и имел в виду, когда говорил о бесчеловечном эксперименте.

По версии русских, вышедшие из Синайской пустыни должны были разительно отличаться от остальных современников в психологическом плане своей особой приспособляемостью к любым изменениям условий внешней социальной среды. Другими словами, иерофанты создавали в Синайском турпоходе инструмент будущего мирового господства таким, чтобы, во-первых, он сам уверовал в эту миссию, а во-вторых, чтобы в эту миссию инструмента поверили и все окружающие племена и народы. Так иерофанты сами создавали условия для формирования мифа о жидо-масонском заговоре, за ширмой легко разоблачаемого мифа о котором они могли без лишних помех заниматься концентрацией разнородной власти и производительных сил всего человечества.

По литературным источника я знаком с аналитическими работами вашего прадеда, мистер Холмс, и знаю, что у него был свой взгляд на роль в истории еврейства и тайных организаций, типа масонских лож. Но из бесед с русскими мне открылось новое видение процессов управления, исходя из которого со временем у меня изменилось и представление об иерархии власти в обществе. Непонятно, почему именно русские поняли то, что давно лежало на поверхности. Существует целая библиотека высказываний выдающихся личностей о негативной роли евреев в национальной истории различных народов: от египетского и римского до немецкого и русского. Что Юлий Цезарь, Нерон, Екатерина Великая, Наполеон и Черчилль были слабоумными? Или они, как и все другие в данном вопросе, — продукт культуры, в которой подобные мнения целенаправленно формируются для сокрытия высшего уровня иерархии власти в обществе? Одна фраза греческого историка Плутарха, бывшего по совместительству жрецом дельфийского оракула, — «Ты правишь, но и тобой правят!», — должна была заставить государственных мужей искать то, что русские назвали Глобальным Предиктором, концептуальной властью, опирающейся не на власть силы, а на власть знания. Ваш знаменитый философ Бэкон одной только фразой: «Knowledge is power», которая на некоторых языках понимается двусмысленно[38], мог подтолкнуть к поиску этой скрытой и потому особенно эффективной власти.

Далее Салем говорил о том, что Холмс уже слышал от Андрея Верова в Испании — о концептуальной власти, как высшем уровне иерархии власти в обществе, которая многие тысячелетия, не меняя содержание глобальной концепции управления, поддерживает устойчивость толпо-«элитарной» пирамиды. Но в его рассказе было и нечто новое, о чём, видимо, не знал ни Андрей, ни Паоло.

— Концептуальная власть — высший уровень иерархии власти в обществе, как институт власти, был порождён древнеегипетской цивилизацией. Но «роженица» не пережила этих родов, в том смысле, что древний Египет, как цивилизация, сошел с исторической арены и превратился в обыкновенное государство, которое подмяли под себя сначала греки, затем римляне, ну а после крушения Рима он стал частью исламского мира, хотя в Египте по-прежнему живут египтяне. Французы и англичане пытались сделать его частью библейского мира, но, вероятно, содержательное единство текстов гимнов Атону и Корана сыграли решающую роль и, можно сказать, что идеи Эхнатона, по крайней мере в Египте, победили. Кстати, мистер Холмс, вы не обратили внимания на странную повторяемость некоторых событий, разнесённых во времени двумя столетиями. Мы египтяне не забыли, как в начале XIX века войска Наполеона занимались тем же самым, чем в начале XXI века занимались войска «талибана» — расстреливали из орудий памятники древней культуры. Метка французских террористов — на лике древнего Сфинкса. Полностью его уничтожить они не могли лишь потому, что во времена наполеоновских войн не было ракет, которыми для уничтожения статуи Будды воспользовался «талибан». Как вы думаете, что может объединять эти два события?

— Полагаю, что они финансировались одними и теми же кланами, которые преследовали сходные цели. Человечество впадает в беспамятство после того, как лишается своих памятников культуры, — ответил Холмс.

— Скорее всего, это так, — согласился Салем и после этого разложил перед Холмсом уже известные ему «пикники».

— Как видите, мистер Холмс, истоки русского, а, следовательно, и глобального «ребуса» лежат в древнеегипетской цивилизации. И не случайно на первой картинке «Исторического пикника» авторы поместили 22 иерофанта, а телевидение времён августовского путча назвали именем XVIII династии. Правда, никакого противостояния между Эхнатоном и Тутанхамоном не было, поскольку Тутанхатон (так он назывался в начале своего правления) стал фараоном через три года после смерти Эхнатона и ещё какое-то время пытался продолжать стратегию своего тестя. Но потом жрецы Амона-Ра заставили его покинуть новую столицу Ахетатон и поменять имя на Тутанхамон. Но всё это — условности, так как в древнем Египте реальная власть, под которой, прежде всего, понималось наследование собственности, передавалась по женской линии и потому многие мужья дочерей фараона автоматически становились фараонами. Но была ещё и власть идей, которую не всегда можно было передать по наследству. Поэтому в глобальном историческом процессе хорошо прослеживается власть идей, а вот власть собственности, из-за которой на первый взгляд и ведутся все войны, проследить крайне сложно. Здесь же, как видите, речь идёт о 4000-тысячелетней борьбе двух партийных религий Атона и Амона. Видимо идеи того стоили, если сорок веков они находят своих сторонников, и русские по-своему правы, связывая события, происходящие в их стране с мировоззренческим расколом в обществе древнего Египта. Я посмотрел и убедился, что практически все картинки первого «пикника» взяты из монографий Масперо, Матье и Брестеда, но русские по своему трактовали эти символы нашей древней культуры. Более того, процессу толкования символов они придают большое значение, называя его каким-то странным термином, непереводимым на другие языки.

Салем достал из стола лист бумаги и показал два слова, написанные на английском языке — «tihaya sapa», после чего продолжал свой рассказ.

— Когда я попросил их объяснить значение этого термина, то сначала они говорили, что эти слова пришли из сапёрного дела: так, в прошлом называли подкоп под позиции неприятеля, в который закладывали взрывное устройство, после чего его неожиданно взрывали. Но, видя недоумение на моём лице, они стали объяснять, как действуют методы матричного управления, которыми, по их мнению, в древности лучше других владели иерофанты. Тогда я почти ничего не понял из их рассказа, поскольку в своих пояснениях они опирались на какую-то новую терминологию. Но после фильма «Матрица» кое-что, по крайней мере для меня, прояснилось. В их рассказе речь шла о вселенной, как процессе триединства информации, меры и материи. Так они называли первичные философские категории, на которые в своём мировоззрении, по их мнению, опирались иерофанты. Я уже говорил вам, Холмс, что занимался современной философией в Кембридже, но то, что я услышал от русских, выходило за пределы изученного мною в Англии под руководством ваших профессоров. Не смог я опереться и на знания, полученные в процессе самостоятельных исследований.

При этом русские довольно убедительно, на примерах, взятых из жизни, показали мне, что европейская публичная философия всякого, кто с ней впервые сталкивается, ставит перед выбором: либо материализм, либо идеализм — третьего не дано. Оказывается, дано; и это третье определяется объективно мерой бытия. Более того, они показали, что из симбиоза русской традиции и коранического знания можно выйти на объективность категорий информации и меры. «Нет вещи без образа» — говорит русская пословица. «Аллах создал всякую вещь и размерил её мерой» — сказано в Коране. Вы, наверное, Холмс, спросите меня, зачем это было нужно — поддерживать раскачивание общественного сознания от материализма к идеализму? Этот вопрос я обсуждал с русскими, и они мне ответили, что всегда существовали две системы знаний о мире, а значит — и две системы образования. Первая система знаний была предназначена для широких масс; вторая — для узкого круга, который избрал для себя миссию — управлять.

Исторически это различение прослеживается во всех типах культур, с системой образования которых мы знакомы. Уже в Древнем Египте образование для чиновников и низших жреческих каст значительно отличалось от того, во что посвящали узкий круг избранных, составлявших верхушку жреческой касты и окружение фараонов. В древней Месопотамии мы видим подобное же различение. В древней Иудее знания для народа (Тора, Талмуд и летописи) также сильно отличалось от знаний, достигнутых левитами. Наконец, христианская церковь на протяжении своего господства над умами средневековой Европы также имела одну истину для народа и рядового клира, и совсем другую — для посвященных.

Но если задаться вопросом, что же такое знали и понимали наследующие высшему «жречеству» древнего Египта в знаниях и культуре левиты, чего не понимали остальные, даже возможно зная это? — то ответ можно найти в оккультной литературе.

Салем достал толстый фолиант, на тёмно-вишневой обложке которого крупными буквами было выведено «Священная книга Тота. Великие арканы Таро» и, открыв заложенную позолоченным шнуром страницу, зачитал:

«Тридцатью двумя путями — чудными, мудрыми, начертал IA, IEBE, Саваоф, Бог Израиля, Бог Живой и Царь Вечный, Эль Шаддай, Милосердный и Прощающий, Возвышенный и Пребывающий в вечности, — возвышенно и свято Имя Его, — создал мир Свой тремя сеферим: сефар, сипур и сефер.

Первый из этих трех терминов (Sephar) должен означать числа, которые одни доставляют нам возможность определить необходимые назначения и отношения каждого и вещи для того, чтобы понять цель, для которой она была создана; и МЕРА длины, и МЕРА вместимости, иМера веса, движение и гармония — ВСЕ ЭТИ ВЕЩИ УПРАВЛЯЕМЫ ЧИСЛАМИ. Второй термин (Sipur) выражает слово и голос, потому что это Божественное слово и голос, потому что это Божественное Слово, это Глас Бога Живого, Кто породил существа под их различными ФОРМАМИ, будь они внешними, будь они внутренними; это его надо подразумевать в этих словах: «Бог сказал: «Да будет Свет» и «стал Свет». Наконец, третий термин (Sipher) означает писание. Писание Бога есть ПЛОДТВОРЕНИЯ. Слова Бога есть Его Писание, Мысль Бога есть Слово. Так мысль, слово и писание суть в Боге лишь одно, тогда как в человеке они суть три». («Cuzary», 4, § 25, цитировано по книге: В.Шмаков «Священная книга Тота», выделение некоторых фрагментов в тексте заглавными буквами — наше при цитировании).

Как видите, Холмс, многие, в том числе и я, читали этот текст, но без соответствующего пояснения он мёртв, в том смысле, что исключает однозначность понимания сказанного большинством самочинных искателей истины вне системы посвящений.

И это — невозможность понимания вследствие умышленного выражения неоднозначности взаимоисключающих смыслов — и составляет, по мнению русских, главную особенность образования «для узкого круга, призвание которого — управлять», а более точно: для узкого круга, притязания которого — безраздельно и безответственно властвовать.

Но всё же в «Писании Божием» (плоде творения Божиего) можно узнать материю во всех её видах, в Мысли Божией — объективную информацию, смысл Жизни, а в Слове Божием — меру. И всё это образует триединство материи-информации-меры в тварном Мироздании. То есть получается, что философия на основе триединства материи-инфрмации-меры действительно существовала исторически продолжительное время, и, опираясь на неё, кто-то раскачивал общественное сознание как маятник от «идеализма» к «материализму» и обратно, не давая ему остановиться и задуматься над вопросом «что же есть истина?»

И тем не менее, русские считают, что всё цитированное из «Священной книги Тота» — вторичные пересказы, а не первооснова истинного мировоззрения триединства материи-информации-меры, которое не предназначено в Библейской цивилизации для выражения в её публичной философии. Что же касается Корана, то по их мнению, именно в нём даётся мировоззрение, наиболее близкое к мировоззрению триединства, которое и легло в основу философии, узурпированной во время «синайского пикника» библейскими «эзотеристами», опекавшими исторически реального Моисея. Я вынужден был согласиться с их доводами, поскольку в Коране на это есть прямое указание: «И вот Мы дали Моисею Писание и Различение: может быть, вы пойдете прямым путем» (сура 2:50).

Из этого аята Корана можно понять, что Моисею были даны некие знания, информация, собранные в Писание (истинную Тору, впоследствии выведенную из употребления и подменённую редакцией, извращенной кураторами Библейского проекта), а также было дано еще нечто дополнительно к Писанию, что в суре названо Различением.

То, что названо в Коране «Различением», после устранения Моисея было просто скрыто от толпы и узурпировано для внутреннего употребления высшими иерархами библейских «эзотеристов». Мне бы не хотелось сегодня подробно обсуждать проблему Различения. Это тема отдельного и большого разговора. Могу лишь отослать вас к текстам Корана, где тема Различения встает неоднократно[39]. При обращении к аятам Корана, в которых вы встретите арабское слово «Фуркан», переводимое на другие языки и как «Различение», и как «Спасение», вы сможете выявить два смысловых уровня, на которые указывает это слово в контексте Корана.

При этом на первом смысловом уровне перед вами встанет вопрос о том, что именно дано в Коране в Различение в качестве исходных понятийных категорий, от которых человеку дулжно разворачивать процесс осмысления и переосмысления Жизни. А на втором смысловом уровне вам придётся решать вопрос о вашей способности к Различению «этого» от «не этого», «одного» от «другого» в потоке течений событий в Жизни.

Вместе с русскими мы внимательно изучили суры, в которых говорится о Различении, и я понял, что действительно в Коране явно выражено учение о мировоззрении триединства материи-информации-меры — предельных обобщений и первичных различий в Мироздании. Это мировоззрение предназначено для всех и каждого, а не только для «элиты» «эзотеристов». Более того, открытое обществу для осмысления на протяжении последних тринадцати веков, оно является надёжным началом для развёртывания от него и философии, альтернативной той, которая поддерживает раскачивание общественного сознания от материализма к идеализму и обратно. Однако публичная философия и в наше время по-прежнему выражает ущербное мировоззрение, более соответствующее временам фараонов.

— Как вы думаете, господин Салем, почему такое оказалось возможным? — спросил Холмс.

— Я тоже задавался подобными вопросами. В ответ русские показали мне «Книгу для начального чтения» Водовозова, изданную в Петербурге ещё в конце XIX века и предназначенную для самообразования подданных Российской империи. В ней речь идёт о воззрениях на объективную реальность древних египтян. Вот выписка, которую я сделал из этой книги. Мне кажется, она приоткроет вам тайну поддержания устойчивости стереотипов библейского мировоззрения.

Холмс взял лист бумаги и углубился в чтение английского текста.

«Самая главная каста, управлявшая всем, была каста духовных или жрецов. Они предписывали и царю (т.е. фараону) как жить и что делать… Высшим божеством египтян был АМУН. В его лице соединились четыре божества: вещество, из которого состоит всё на свете, — богиня НЕТ; дух, оживляющий вещество, или сила, которая заставляет его слагаться, изменяться, действовать, — бог НЕФ; бесконечное пространство, занимаемое веществом, — богиня ПАШТ; бесконечное время, какое нам представляется при постоянных изменениях вещества, — бог СЕБЕК. Всё, что ни есть на свете, по учению египтян, происходит из вещества через действие невидимой силы, занимает пространство и изменяется во времени, и все это таинственно соединяется в четыреедином существе АМУН».

Холмс закончил чтение текста и некоторое время молча рассматривал пейзаж за окном кабинета. Наступали сумерки, которые на этих широтах почти мгновенно превращаются в глубокую темноту. Салем предложил выйти на воздух. Запахло свежестью близкой воды. Они вышли на просторную террасу, утопающую в зелени и сходящую уступами к Нилу. На незнакомом небе зажигались первые звёзды. В уютной беседке, увитой плетистыми розами, был накрыт стол, сервированный изящными, серебряной чеканки блюдами с фруктами и восточными сладостями; горячий кофейник майсеновского фарфора источал аромат свежесваренного кофе. Салем пригласил Холмса в беседку, и их разговор продолжался под небом Каира.

— Как видите, Холмс, если мы отстроимся от имён древнеегипетских богов, то вещество будет соответствовать современному «веществу»; дух — большей частью «силовым полям»; а «пространство» и «время» так и останутся неизменными категориями в мировоззрении с тех времён. То, что вспомнил Водовозов о древнем Египте, показывает, что первичными различиями и обобщающими категориями, осознаваемыми в качестве исходных категорий Мироздания, в нынешней цивилизации на протяжении тысячелетий неизменно остаются: «материя», понимаемая как вещество; «дух», понимаемый и как «энергия», «сила» и как управляющее начало, т.е. «информация» и «мера»; а также «пространство» и «время», когда разрозненные, а когда и объединенные то в четырехипостасном боге-мироздании Амуне, то в «двухипостасном» безымянном и неперсонифицированном «пространственно-временном континууме» теории относительности, являющемся для «материи» во всех её агрегатных состояниях непознаваемым вместилищем.

И хотя слова, обозначающие эти первичные различия, и трактовки связанных с ними понятий при более детальном их описании неоднократно изменялись на протяжении истории Западной цивилизации, но неизменным оставалось одно: информация была понятийно скрыта и неотделима в группе первичных различий от «духа», «энергии» и «силы», которые в мировоззрении западной цивилизации всегда отождествлялись.

«Материя» же, отождествляемая обычно с «веществом», при дальнейшей детализации соотносилась с четырьмя стихиями или на современном языке науки — агрегатными состояниями вещества: «земля» — твердое; «вода» — жидкое; «воздух» — газообразное; «огонь» — плазма. А невидимые для большинства людей общеприродные силовые поля, несущие упорядоченную энергию, неразделимо слились с информацией в «нематериальном» «духе». Что касается вакуума, который по современным представлениям — вовсе не пустота, а одно из агрегатных состояний материи, то он стал «пространством-вместилищем», а «время» превратилось в некий знак для обозначения неосязаемой непонятности. Другими словами, все знают, что такое время, но никто ничего определённого по поводу времени сказать не может.

Как показывает исторический опыт, на протяжении истории послеегипетских региональных цивилизаций мировоззрение четырехипостасности Мироздания оставалось самим собой, изменяя только формы, в которых оно представало перед обществом. И это мировоззрение прошло путь от богословской доктрины египтян о верховном божестве четырехипостасном Амоне, до пространственно-временного континуума материалистов ХХ века. А региональная цивилизация, в которой оно господствовало над умами большинства населения, довело планету до глобального биосферно-экологического кризиса, в котором выразился и кризис внутриобщественный.

При этом выясняется, что некоторые вещи, очевидные в мировоззрении триединства, просто оказываются недоступными для восприятия и не поддаются пониманию и описанию в категориях четырехипостасности Мироздания средствами «языков», развитых в культуре.

Так после бесед с русскими и чтения сопутствующей литературы мне стало очевидно, что категории пространства и времени вторичны по отношению к мере и потому время — всего лишь мера соотношения полных периодов колебаний всех взаимовложенных процессов вселенной. Возможно, мне стало всё это понятно ещё и потому, что образ взаимовложенности давно существует в России и в Египте, опираясь на их культурное достояние. Так, например, известная всему миру русская игрушка «матрёшка» и саркофаги фараонов, которые вы можете увидеть в Каирском музее, — по сути одни и те же конструкции, отличающиеся только масштабом и предназначением. Если нет меры, то невозможно отличить конструкцию, объемлющую, от вложенной. Поэтому действительно в истории все только говорили о пространстве, а по сути — занимались его измерением с помощью субъективно выбранных эталонов.

Извините, Холмс, я, кажется, увлёкся новыми философскими теориями и, наверное, утомил вас. Но, благодаря им, мне удалось проникнуть в тайну русских «пикников» и понять, как работают методы матричного управления. Мне проще всего было бы указать на информацию, которую несут эти картинки, сослаться на ту или иную лексику, которая представляет собой код — меру, и показать на конкретный результат, который становится закономерным следствием объективного процесса вселенной — триединства материи-информации-меры. Но вы понимаете, что без этого пространного философского вступления мои выводы оставались бы ещё одной гипотезой, которыми полна вся пресса после 11 сентября. Возможно, моё изложение было несколько сумбурным, но я впервые пытался пересказать и связно изложить то, о чём много думал, оставаясь наедине с собственными мыслями.

— Нет, господин Салем, вы напрасно извиняетесь. Я с большим вниманием прослушал ваш рассказ, насыщенный новой терминологией, и уверяю вас, что он был для меня чрезвычайно полезен. Дело в том, что обрывки, отдельные тезисы, фрагменты новой философии, которая рождается в России, мне приходилось слышать в разных местах и при различных обстоятельствах. У России, как цивилизации — своя миссия. И мне давно хотелось понять её. Мы привыкли рассуждать о цивилизациях в рамках терминологии восток — запад, или север — юг. Слушая вас, я пробовал отойти от стереотипов, сложившихся в библейской культуре, то есть выйти за пределы двоичного кода: материализм — идеализм, капитализм — социализм, план — рынок, восток — запад и так далее. В мировоззрении, альтернативном двоичному (я бы его так назвал), Россия мне представляется цивилизацией меры, а Запад, ориентированный на безграничное потребление материальных благ, — цивилизацией материи; Восток же, замкнутый на духовные практики, созданные «эзотеристами» для поддержания устойчивости толпо-«элитаризма» — цивилизацией духа или информации.

— Но ведь я рассказывал о мировоззрении триединства, как альтернативе мировоззрению четырёхипостасного древнеегипетского Амона, — пытался возразить Салем.

— Это верно, но только отчасти. Вы сами говорили об энергии, как о неком устойчивом переходном состоянии материи из одного агрегатного состояния в другое. К тому же в ваших рассуждениях речь шла о пространственно-временном континууме. Поэтому четверку материя-энергия-пространство-время при желании можно свести к двум категориям: материя-энергия — пространство-время. Переход от плоской безальтернативной двоичности к объемлющему её мировоззрению триединства материи-информации-меры представляется мне шагом вперед ещё и потому, что живём-то мы пока ещё в трёхмерном пространстве. Ну, и в добавление к сказанному, именно в Каире я услышал последовательное и связное изложение мировоззрения, на основе которого, как мне кажется, и действуют методы матричного управления. Я специально избегаю слова «оружие», поскольку столкнувшись с их проявлением, многие постараются к определению «матричное» добавить из лексикона библейской культуры термин «оружие» и втащить его в двадцать первый век. Если же рассматривать процесс управления с точки зрения взаимовложенности матриц, то человечество, имеет шанс покончить с войнами совсем, если эти методы управления станут достоянием не только «элиты», но и всех, кто стремится повысить меру праведности своего понимания общего хода вещей. При этом, в случае созревания какого-то конфликта, чтобы его погасить, управленцу, владеющему матричными методами, достаточно подняться на более высокий уровень понимания общего хода вещей и с позиции объемлющей матрицы разрешить конфликтную ситуацию.

— А если для него окажется более выгодным усугубить назревающий конфликт, то есть столкнуть противников лбами в целях достижения желаемого результата? — попытался возразить Салем.

— Это будет неправедностью с его стороны и настанет день, когда он об этом пожалеет. Необходимо помнить о взаимовложенности матриц, в пределе восходящих к матрице Божьего предопределения. Подобные действия или злые помыслы вернутся агрессору, поскольку не могут быть продиктованы более высокой мерой понимания общего хода вещей. Наоборот, его агрессивные намерения, вне зависимости от того, что он будет думать о них сам, объективно будут свидетельствовать о том, что он опустился во вложенную матрицу, а не поднялся в своей мере понимания на уровень объемлющей. И мне представляется, что всё происходящее сегодня с Соединенным Штатами, а вернее с их руководством, демонстрирует именно этот алгоритм матричного управления. И я благодарен вам, господин Салем, ибо мне не хватало вашего рассказа для понимания некоторых деталей, связующих методы матричного управления с двумя типами мировоззрения. Наверное, я понял далеко не всё. Что-то потерялось в результате многократных переводов с разных языков на другие, но мне кажется, что я ухватил главное: контроль за этим «оружием» — у Всевышнего в том смысле, что его использование в интересах какого-то отдельного клана небезопасно для самого клана, так как обладает возвратным фактором, который в терминологии западной цивилизации и получил название эффекта «обезьяньей лапы». И русские «пикники», являясь матрицами-сценариями возможных вариантов развития событий в России, этот эффект демонстрируют.

Отправляясь сюда, я пытался понять своё место в этих сложных процессах, место действия которых сегодня — весь мир. И вот, взявшись за разгадку русского ребуса и занимаясь делами, с «пикниками» казалось бы никак не связанными, я получаю от совершенно незнакомых мне людей в разных концах света нужную мне информацию. Это возможно, как я теперь понимаю, только при одном условии: вся моя деятельность, направленная на раскрытие тайны «пикников» и их связи с событиями «чёрного вторника» проходит в русле матрицы, объемлющей эти события. И чтобы я не натворил глупостей, мне важно было понять, чем эти два мировоззрения отличаются одно от другого. Но после всего, что я здесь услышал, у меня появилось одно сомнение, и я хотел бы его вам высказать, господин Салем.

— Пожалуйста, мистер Холмс, я готов помочь вам разрешить его, если это в моих силах. Только прошу вас иметь снисхождение к вторичности изложения, с которым вы столкнулись в моём лице.

— Хорошо, я попробую изложить суть моего вопроса. Поскольку эта информация должна быть доступна всем, то мне представляется, что обилию сложных терминов могли бы соответствовать какие-то простые символы, из которых при необходимости можно легко развернуть и воссоздать все необходимые атрибуты двух типов мировоззрения в зрительной памяти любого человека.

— Совершенно верно, мистер Холмс. Такие простые и доступные символы существуют и о них мне много рассказывали русские: это мозаика и калейдоскоп. Каждый человек при желании может понять, чем отличается «мозаика» от «калейдоскопа». Все стекляшки в мозаичной картине взаимосвязаны: достаточно сдвинуть с места или повернуть одну стекляшку, как это непременно скажется на положении не только соседних стекляшек, но и находящихся на большом расстоянии друг от друга. И хотя отдельные фрагменты картины могут претерпеть некоторые искажения, в целом её содержание останется неизменным, как бы не крутили саму картину. При желании мозаичную картину можно рассмотреть до нужной детальности; можно выделить, запомнить и воспроизвести в зрительной памяти как отдельный её фрагмент, так и картину в целом.

Другое дело «калейдоскоп»: малейший поворот или даже простое встряхивание этой игрушки изменяет содержание возникающей в глазке калейдоскопа картины; причем каждый раз картина будет новой и завораживающе причудливой. Но, в отличие от мозаичной картины, очередную картинку «калейдоскопа» невозможно ни предсказать, ни воспроизвести в зрительной памяти. Почему? — Потому, что все картинки калейдоскопа содержательно пусты, поскольку взору наблюдателя предстаёт всё та же бесформенная груда стекляшек, но отраженная в системе зеркал. Эта система зеркал и улавливает самые незначительные изменения расположения в груде стекляшек, которая наблюдается в «глазке» калейдоскопа.

Поскольку явление, получившее название мировоззрения, принадлежит к бессознательным уровням психики, то слова «мозаика» и «калейдоскоп» — всего лишь символы, указующие на две его разновидности, которые обладают всеми перечисленными выше свойствами «мозаики» и «калейдоскопа» соответственно. Любые другие типы мировоззрения можно свести к этим двум. Миропонимание — порождение того типа мировоззрения, которому привержена психика человека, но поскольку оно принадлежит сознанию, то и выражается в определённой лексике. То есть, мозаичному мировоззрению будет соответствовать мозаичное миропонимание, а калейдоскопичному мировоззрению — калейдоскопичное миропонимание. Отсюда можно сделать вывод, что мозаичное мировоззрение едино и целостно, и всё в нём причинно-следственно обусловлено. В таком мировоззрении мир предсказуем, то есть он устойчив в смысле предсказуемости под воздействием внутренних, внешних изменений и управления. Другими словами, любые новые факты, события, явления и процессы, ставшие достоянием мозаичного мировоззрения, только дополняют и детализируют содержание уже сложившейся целостной картины мира. Отсюда в мозаичном миропонимании естественно вырабатывается представление о познаваемости объективной реальности.

В отличие от мозаичного мировоззрения, мировоззрение калейдоскопическое — набор ничем не связанных случайных фактов, событий, явлений и процессов. В таком мировоззрении мир не обладает устойчивостью в смысле предсказуемости, что означает: всякие новые факты, события, явления и процессы, ставшие достоянием калейдоскопического мировоззрения до неузнаваемости изменяют всю картину мира, что в общественном сознании закрепляется в стереотипе о непознаваемости мира.

Поэтому, когда речь заходит о мировоззрении, сознание обозначает словами только какие-то первичныепредельно обобщающие категории, о которых мы уже говорили и которые условно можно разбить на две группы:

· материя, информация и мера;

· материя, энергия, пространство и время.

При этом вторая группа образов по существу является вторичной по отношению к первой (что-то наподобие зеркального отображения или «эха» первой) и принимается в качестве первичнойошибочно теми, чье мировоззрение более склонно к калейдоскопическому видению мира.

Отсюда те, кто оперирует на бессознательных уровнях психики первой группой образов, воспринимают бесконечную вселенную как процесс триединства материи, информации и меры, и мир для них предстаёт в виде целостной мозаичной картины, в которой всё причинно-следственно обусловлено. Те же, кто на бессознательных уровнях психики оперирует второй группой образов (материя, энергия, пространство и время), воспринимают окружающий мир как калейдоскоп ничем не связанных меж собой случайных событий.

Слова «материя, информация, мера, энергия, пространство, время» — только «пальцы», указующие на объективные явления, предстающие на бессознательных уровнях психики в виде образов, трудно различимых уже потому, что они воспринимаются в качестве предельных, первичных и обобщающих всё. И каждый, кому эти образы предстают на уровне сознания, волен называть их своими словами, опираясь на доступный его профессиональному уровню понятийный и терминологический аппарат. Вы, наверное, знаете, мистер Холмс, как почитают в России Пушкина?

— Да, господин Салем, в день моего вылета из Лондона мы с моим другом Ватсоном много говорили о Пушкине и пришли к выводу, что его творчество каким-то таинственным образом связано с «пикниками».

— Я скажу больше, — подхватил новую тему Салем и раскрыл свою папку с бумагами, которую он забрал из кабинета. — Русские утверждают, что Пушкин на генетическом уровне владел знаниями уровня древнеегипетских иерофантов. Его дед по материнской линии принадлежал к знатному эфиопскому роду, среди которых были и те, кто восходил к одной из правящих династий древнего Египта. К этому можно добавить, что одна из жён Моисея, о котором даже Фрейд писал, что он был египтянин из жреческого сословия, — была эфиоплянка. То есть Пушкин на уровне информации, передаваемой по линии родовых эгрегоров, мог отличить исторически реального Моисея от Моисея, описанного в Библии, и одним из аргументов этого может служить отрывок из его ранней поэмы «Гаврилиада».

С этими словами он раскрыл папку и достал из неё несколько листов бумаги со стихами.

— Не ручаюсь за адекватность ритмики, но смысловая сторона стихов по оценкам русских специалистов, в совершенстве владеющих английским, передана полностью[40].

С рассказом Моисея
Не соглашу рассказа моего:
Он вымыслом хотел пленить еврея,
Он важно лгал, — и слушали его.
Бог наградил в нем слог и ум покорный,
Стал Моисей известный господин,
Но я, поверь, историк не придворный,
Не нужен мне пророка важный чин!

Зачитав стихи, Салем откинулся на спинку кресла и внимательно посмотрел на собеседника, ожидая от него каких-то возражений. Холмс молча смотрел в глубину темного сада.

— Ну, что вы можете сказать по поводу этих стихов, мистер Холмс?

— Только одно: очень жаль, что я не знаю русского языка и потому весь в ожидании комментариев.

— По моему, в этих стихах Пушкин не говорит о том, каким был исторически реальный Моисей, но пытается дать понять читателю, что образ библейского Моисея, его не устраивает. В начале XIX века многие в России посчитали эту поэму за «ошибки молодости»[41] юного дарования. Но для посвященных в искусство управления социальными процессами — эти «ошибки молодости» по тому времени были опасным знаком. Стихи говорили о том, что в России появился некто, способный при определенных обстоятельствах отличить Откровение, данное Богом людям через пророка, от рассказа об Откровении тех, для кого их праведность была неприемлема. Этот «некто» готов был открыть человечеству истинные цели «обладателей писания[42]» и, как оценили его противники, мог продолжить дело, начатое три тысячи лет назад Эхнатоном.

Поэтому не удивительно, что Пушкин мог обладать способностью к различению двух групп образов, о которых мы только что говорили, как некой целостности. Русские подарили мне его удивительную повесть в стихах «Домик в Коломне», написанную октавами. Мы занялись её переводом на арабский и английский, поскольку уже в первой октаве предисловия к ней поэт очень своеобразно выразил своё отношение к двум типам мировоззрения, используя лексику поэтического цеха:

Четырехстопный ямб мне надоел:
Им пишет всякий. Мальчикам в забаву
Пора б его оставить.

Это — об «амуновской четвёрке», привычно воспринимаемой и сегодня в качестве предельных обобщающих категорий мироздания[43], которая служит основой мировоззрения калейдоскопа. Уже тогда Пушкин полагал, что такому мировоззрению привержено большинство (им пишет всякий), для которого причудливая смена впечатлений — забава [44]. На вашем языке этому русскому слову может соответствовать английское слово — «picnic», переводимое на русский, как приятное времяпрепровождение. Вот и получается, что словом «пикник», пришедшем в русский язык из английского лексикона, на бессознательных уровнях психики кодируется мировоззрение калейдоскопа, о чём и говорят все картинки русского «ребуса». А что мог по тем временам Пушкин противопоставить мировоззрению калейдоскопа, в рамках которого жизнь непознаваема? — Постижение вечности.

Я хотел
Давным давно приняться за октаву.

Салем достал из кармана своего белого пиджака казалось бы прекрасный «Паркер» с золотым пером и обругал американцев за то, что металлическая резьба колпачка навинчивается на пластмассовую резьбу корпуса, вследствие чего резьбовая пара быстро изнашивается и авторучка обретает способность рассыпаться в руках на части в самый неподходящий момент. Справившись с неудобным «Паркером», которым он по каким-то причинам дорожил, Салем вывел на салфетке симметричную восьмёрку, после чего повернул салфетку на 90^О и продолжал свой рассказ.

— Видите, мистер Холмс, октава — восьмёрка, но если посмотреть с другой стороны, то она же и знак бесконечности — единой и целостной вселенной, в которой всё причинно-следственно обусловлено. Но таким мир воспринимается только в мозаичном мировоззрении, в котором вселенная — процесс триединства материи, информации и меры. Я думаю, что Пушкин в своём мировоззрении не разделял образы этих трёх проявлений объективной реальности, а воспринимал их как единое тройное созвучие, о чём и сказал в поэтической форме.

А в самом деле: я бы совладел
С тройным созвучием. Пущусь на славу
Ведь рифмы запросто со мной живут:
Две придут сами, третью приведут.

И действительно, триединство — тройное созвучие материи, информации и меры. Другими словами, не бывает материи вообще: любая вещь имеет материальную, информационную и мерную составляющую, и все они равны с точки зрения их восприятия, — ни одна не является первичной по отношению к другой и ни одна не может в конкретной вещи обходиться без двух других. Более того, в конкретной вещи эти три составляющие взаимосвязаны так, что ни одну из них нельзя отделить от двух других — они всегда вместе. Только в процессе познания объективной реальности происходит «расчленение тройного созвучия» на категории материи, информации и меры.

При этом словами «две придут сами, третью приведут», Пушкин по-моему затронул какие-то, пока еще неведомые библейской технократической культуре «технологии», которыми возможно владели отдельные индивиды допотопной цивилизации, которых окружающие принимали за богов. Если человек способен в своём воображении представить образ вещи (информацию), её меру (упорядоченность не только на молекулярном, атомном, но даже на вакуумном — эфирном уровне[45]), то поскольку в сотворённом Богом мироздании всё выходит из вакуума и всё в вакуум возвращается, — должна явить себя и материальная сторона вещи.

— Господин Салем, вы так убедительно рассказываете об этих технологиях, что у меня невольно возникает вопрос: уж не владеете ли вы этими технологиями сами? — спросил Холмс.

— К сожалению, — улыбнувшись, сказал Салем, — эти технологии мне не доступны. Но вот моя жена утверждает, что известная под именем Саи Бабы в современной Индии личность[46], воспринимаемая многими в качестве воплощённого среди людей бога, владеет подобными технологиями, которые внешне неотличимы от фокусничества. Сам Саи Баба себя богом не считает, но, тем не менее, полагает, что любой человек может творить вещи из «ничего», то есть из вакуума силою своего воображения.

— Удивительно… Я только что перед поездкой к вам получил предложение вылететь из Каира в Бомбей по делам фирмы, которую представлял здесь на конференции.

— Если вы, мистер Холмс, ни разу не бывали в Индии, то я настоятельно рекомендую воспользоваться случаем и заодно посетить резиденцию Саи Бабы.

— А как далеко находится место пребывания Саи Бабы от Бомбея?

— Небольшой городок Путтапарти расположен южнее Бомбея. Но там есть свой аэропорт, куда из Бомбея дважды в неделю в течение часа доставляют паломников. Если вы действительно надумаете отправиться в Индию, то моя жена может дать вам все необходимые справки относительно поездки.

— Спасибо, господин Салем, если я соберусь в Бомбей, то обязательно проконсультируюсь с вашей женой. А сейчас, до конца вечера, я хотел бы задать вам ряд вопросов, которые, как мне кажется, связаны с русскими ребусами.

— Пожалуйста, мистер Холмс, я к вашим услугам.

— Как вы думаете, господин Салем, что может означать эта фраза?

Холмс подвинул к себе салфетку со знаком бесконечности и крупными буквами вывел: «Sunlight everywhere».

— Солнечный свет везде? Откуда эта фраза, мистер Холмс?

— Она из завещания Троцкого. Русские в своих беседах упоминали этого деятеля?

— Да, мистер Холмс, и неоднократно. Но они больше говорили о троцкизме, как об особом типе строе психики, при котором говорят одно, а делают другое. В исламе ему соответствует понятие одержимости, а Троцкий по их мнению, в полной мере был воплощением этого строя психики. Что касается написанной вами фразы, то ею древнеегипетские жрецы обычно заканчивали любое ритуальное мероприятие в присутствии толпы. По-своему понимая смысл единобожия и поддерживая толпо-«элитаризм», они видели свою задачу в том, чтобы убедить толпу, что Солнце и есть бог.

— Вы хотите сказать, что эта фраза в те времена означала примерно то же, что в современном христианском ритуале означает «Аминь».

— Совершенно верно. «Аминь» это — собственное имя господа, которому в действительности поклоняется и церковь имени Христа, но это не имя Христа — Иисуса, — которого церковь громогласно именует своим Господом. В том, что Аминь действительно господь тех, кто дал христианам символ веры, каждый может убедиться, заглянув в Откровение Иоанна Богослова: «И Ангелу Лаодикийской церкви напиши: так говорит Аминь, свидетель верный и истинный, начало создания Божия»[47].

Аминь, Амен (латинское), Амун, Амон — вариации одного и того же имени бога Солнца — Аммона-Ра, которому поклонялись древние египтяне. Даже если истинно то, что он «свидетель верный и истинный, начало создания Божия», то всё же он не Бог Вседержитель, и не Иисус Христос, пришедший под своим именем, а не под псевдонимом.

— И последнее, о чём я хотел бы вас спросить, господин Салем. Знакомы ли вы с книгой Альбера Ревиля «Иисус Назарянин».

— Да, мистер Холмс, она есть в моей библиотеке, которую начал собирать ещё мой дед, какое-то время живший во Франции. А что вас заинтересовало в книге Ревиля?

— Дело в том, что Альбер Ревиль в своей книге[48] почему-то обратил внимание на то, что и во главе Великой Синагоги древней Иудеи приблизительно после 230 г. до н.э. раввины стояли по двое. Однако он не дал объяснения этому факту, вызвавшему его удивление. Может вы, господин Салем, проясните это обстоятельство.

— Удивительно, но тема управления Великой Синагогой была затронута в наших беседах с русскими. И пусть вам не покажется странным, но толчком к ней послужила та самая фраза Ревиля, на которую и вы, мистер Холмс, обратили внимание. Как они мне тогда объяснили, речь там идёт о тандемном принципе деятельности, на который успешно опирались в своей власти древнеегипетские иерофанты. Потом друзья из России прислали мне подробную записку на эту тему и, если вы желаете, то я сделаю вам её копию.

— Да, господин Салем, мне хотелось бы лучше разобраться в этом методе. Насколько я понимаю, мой дед пользовался им в своей практической деятельности, и я буду вам весьма признателен, если смогу иметь его подробное описание.

На Каир опустилась южная ночь. В саду и на берегу Нила зажглись светильники. Салем пошёл провожать гостя и обещал завтра же прислать с Махмудом обещанную записку, а также перевод «Гавриилиады» и «Домика в Коломне» с комментариями.

Около часу Холмс просидел за ноут-буком, делая необходимые пометки о встрече с Салемом, и только после этого набрал номер в Лондоне.

— Доброй ночи, Харвей. Я звоню, как договорились.

— Как прошёл вечер, Холмс? Надеюсь «танец живота» изменил ваше настроение? Говорят египтянки через этот танец приводят в чувство даже таких убеждённых холостяков, как вы Холмс. Ну, так как, летим в Бомбей?

— Я согласен, Харвей, — пропустил Холмс замечание по поводу «танца живота», который он действительно видел во время прогулки по Нилу на специальном судне в свой прошлый приезд в Каир, — но только с одним условием. Мне необходимо побывать в Путтапарти.

— Нет проблем, Холмс. А где это? Я что-то не слышал о таком городе в Индии.

— Это немного южнее Бомбея, примерно в часе лёту. Там расположена резиденция Саи Бабы. Мне потребуется помощь представителя фирмы. Но после этого, Харвей, никакого Коломбо или Сингапура.

— Обещаю, Холмс, обратный рейс Бомбей — Лондон вам гарантирован. Если не секрет, этот Саи Баба — не конкурирующая фирма?

— Успокойтесь, Харвей. Это бог в Индии и я хочу увидеть собственными глазами, как идёт сотворение мира.

— Я всегда был ценителем вашего юмора, Холмс. В Бомбее вас встретит представитель фирмы Пракаш Кумар. Все необходимые справки по индийскому филиалу вы получите в нашем египетском офисе. Сообщите ему номер рейса и день вашего вылета из Каира. Если потребуется, Кумар будет сопровождать вас и в Пута…

— Путтапарти, Харвей.

— Пусть будет Путтапарти, привет Саи Бабе. До встречи в Лондоне и спокойной ночи.

Поиск по сайту: