Глава 1. Осложнения

Два выстрела. Их было два.

Память перематывает события назад...

Он упирается спиной в стену раздевалки и напрягает ноги, готовясь к прыжку. Энергия пружиной скручивается внутри, сузившиеся глаза следят за пистолетом в руке Шерлока, за пальцем, начинающим медленно давить на спусковой крючок. Он ждет, пока не становится совершенно ясно, что Шерлок не передумает и не промедлит, что выстрел неизбежен.

И тогда он срывается с места, вкладывая все силы в отчаянный бросок. Ноги скользят по вымощенному плиткой полу, он врезается в Шерлока, обхватывает его, разворачивая, чтобы не потерять скорость, и они вместе ныряют в бассейн. В то же мгновение под потолком расцветает шаровая молния взрыва, и ударная волна вдавливает их в воду.

Грохот, вспышка, тяжесть, удушье — ощущения захлестывают его, но ничего не значат на фоне мертвящего ужаса, который наваливается, как только до него доходит. Джон вспоминает, как Шерлок дернулся и обмяк в его руках, и перестает дышать, понимая, что услышал два выстрела.

* * *

Джон проснулся на неудобном больничном стуле и едва не упал — все тело словно одеревенело. Его взгляд мгновенно метнулся к неподвижной фигуре на кровати и мониторам медицинской техники по обе стороны от нее. Никаких перемен.

Он опустил взгляд и посмотрел на руку, которую крепко сжимал в своей, — на сильную, искусную руку, движения которой были такими целенаправленными и точными, на длинные пальцы, умевшие укрощать скрипку и извлекать из нее самые нежные ноты. Теперь они выглядели неправдоподобно хрупкими, и голубые вены слишком сильно просвечивали сквозь бледную кожу.

Джон почти улыбнулся, попытавшись представить себе, как отреагировал бы Шерлок, если бы открыл глаза и увидел, что его держат за руку. Наверняка поднял бы бровь с самым надменным видом — мол, что это еще за нежности? Он посмотрел на брови Шерлока, как будто от его взгляда те могли вздрогнуть, но ничего не произошло. Обвел взглядом все его лицо — высокие скулы, упрямый подбородок, по-детски пухлые губы. Самый живой, энергичный, неугомонный из всех людей, кого Джон знал в своей жизни, — где он был теперь?

За его спиной открылась дверь, но он даже не обернулся. Поначалу персонал пытался не пускать его — ведь он не был членом семьи, у него не было никаких связей с Шерлоком, никаких прав находиться здесь, — но Джон лишь набычился упрямо и наотрез отказался уходить. Чтобы не дошло до скандала, пришлось вмешаться Майкрофту.

«Если бы не он, у вас не было бы пациента», — сказал он медикам с доброжелательной улыбкой, на которую Джон почти не обратил внимания. Он и так знал: это он успел развернуть Шерлока так, что пуля, направленная ему в затылок, прошла вскользь. Дальше было много споров, но Джон больше не слушал. Его опыта общения с Холмсами хватало, чтобы понять, кто победит в итоге.

— Без перемен? — это была Антея, пришедшая с обычной ежеутренней проверкой по приказу Майкрофта.

Джон покачал головой. Ему было неприятно ее присутствие. Антее не было дела до Шерлока, он был лишь очередной галочкой в списке ее поручений. Ей было все равно, жив ли его дух, или же на кровати лежит пустая оболочка, покинутое жилище.

Джон оглянулся. На ее голове нет бинтов, к рукам не подведены капельницы, аппарат не нагнетает воздух в легкие. Она дышит, ходит, смотрит, разговаривает... Ему было тяжело смотреть на нее. Почему на этой кровати лежит не она, а Шерлок? Вокруг было столько людей, но среди всех именно он был самым живым, самым удивительным, самым... необходимым.

Джон был врачом и знал, что так думать нельзя. Нельзя отвергать всех вокруг за то, что они ходят и говорят, когда Шерлок этого не может. Но Джон был еще и человеком, и как человеку ему было наплевать. Лучше бы это был кто угодно другой, даже Антея, даже сам Джон, — только не Шерлок Холмс, не тот, без которого мир никогда больше не будет целым. Когда он повернул голову в следующий раз, Антеи уже не было.

* * *

С момента взрыва прошло шесть дней и семь ночей. Первая ночь — ужас, паника, хаос движений и красок. Гонка по улицам в машине «скорой помощи», кровь, крики, суета, а в центре этой лихорадочной деятельности — полная неподвижность. Шерлок был жив, но не реагировал ни на что. Он был словно не здесь.

Джона ощупывали, светили ему фонариком в глаза, утешали: «Это шок», а он сидел у стены и смотрел на человека, которого здесь не было. Это была беспомощность.

Больница. Шерлока увезли на каталке. Хирурги попытаются при помощи экстренной операции снизить давление в его черепе, уменьшить ущерб, нанесенный пробившей его затылок пулей. Отчаянная надежда, что он выживет.

Джон сидел в приемном отделении, и на этот раз у него дрожали обе руки. Голоса людей вокруг накатывали волнами бессмысленного шума, а в голове раз за разом крутилось одно и то же: «Только переживи операцию, Шерлок, только не умирай». Кругами по саду, как плюшевый мишка... «Не умирай, Шерлок, только не умирай», — снова и снова, пока он не почувствовал, что начинает сходить с ума.

А потом был первый день без него, когда Джону было пусто и некуда себя приткнуть. День невыпитого кофе и бессмысленных, глупых, неуместных полицейских допросов — неужели они не понимают, что все это неважно?!

День ожидания: сейчас Шерлок придет в себя, начнет отвечать на вопросы, потребует немедленно отпустить его домой, потому что там его ждут важнейшие эксперименты... Долгий, бесконечный день. Он прошел, но Шерлок не проснулся. Не вскочил с постели, чтобы броситься в погоню за чертовым Мориарти, не обозвал Джона скучным, предсказуемым идиотом. Он просто не проснулся. Не проснулся.

Ночью было тихо. Попискивание кардиомонитора и шелест аппарата искусственной вентиляции легких сливались в фоновый шум. Тихо. «Иногда я молчу целыми днями, — предупреждал его Шерлок. — Вас это не будет раздражать?»

Тогда Джон ничего не ответил вслух, но мысленно сказал: «Нет». Теперь он уже так не думал. Теперь молчание выводило его из себя.

На второй день собрали новый консилиум. Впервые в жизни Джон пожалел о том, что стал врачом. Ему хотелось бы не понимать всей важности шкалы комы Глазго[1], не знать прогнозов при черепно-мозговых травмах, не сознавать, насколько упали шансы Шерлока после того, как миновали первые сутки.

Приезжал Майкрофт. Говорил с врачами, задавал вопросы, требовал ответов, которые невозможно было получить. Перед тайной человеческого мозга была бесполезна вся его власть, все влияние. Никто не мог сказать, очнется ли Шерлок, когда это произойдет и насколько серьезными окажутся последствия травмы.

Эксперты говорили с Майкрофтом, Джон лишь краем уха слышал, как они упоминали о возможных проблемах со зрением, речью, координацией движений. Возможно, Шерлок будет страдать от резких перепадов настроения; возможно, у него полностью изменится характер. Вероятнее всего, будут затронуты когнитивные способности. Шерлок может полностью потерять то, что ценил в себе больше всего, — внимание, умение сконцентрироваться, скорость и качество обработки информации.

«Узнает ли он? — думал Джон. — Если он проснется другим человеком — обычным, средним, таким же, как все мы, — поймет ли он, что потерял?» Иногда люди не понимали: выйдя из комы, они не могли осознать, насколько отличается их поведение до и после травмы, отказывались понимать и принимать свою утрату. Джон думал, что так для Шерлока было бы даже лучше. Когда он проснется, станет ясно. Когда он проснется.

Дни сменялись ночами, а он смотрел и ждал, когда Шерлок вернется. Люди приходили и уходили — а Джон оставался. Он сидел почти такой же неподвижный, как его друг, и говорил без конца. Рассказывал ему о делах, которые они раскрывали вместе, об общих знакомых, даже о чертовой солнечной системе. Он уходил лишь когда его подменял Майкрофт, да и то ненадолго — только принять душ и поесть.

Ради Майкрофта Джон старался держать себя в руках, говорить вдумчиво, не поддаваться голосу в голове, который настаивал: «Этого не может быть, завтра в четыре часа утра Шерлок разбудит тебя игрой на скрипке». Голосу, который убеждал его, что это просто страшный сон — самый страшный в его жизни, но все же лишь сон.

Через какое-то время Майкрофт сдался. Это его брат лежал в постели, член его семьи мог никогда не прийти в себя, но он сдался. С сочувственной улыбкой он похлопал Джона по плечу и сказал, что все знает. Он читал полицейские отчеты и показания самого Джона — тот почти не помнил, как их снимали, — допрашивал снайпера, сделавшего выстрел. Знает, что сделал Мориарти и что пытался сделать Джон, скольким он был готов пожертвовать, чтобы спасти его брата. Он знает, все знает, сказал Майкрофт.

Шесть дней и семь ночей. Еще один день — и Джону придется отправиться домой и попытаться смириться с тем, что Шерлок ушел навсегда. Что тело в больничной кровати — уже не Шерлок и никогда больше им не будет.

Он дал себе семь дней на надежду и молитву. Он не знал, слышит ли его бог, и не был уверен, что верит в него, но все равно молился.

Через семь дней надежда на возвращение снизится с десяти до трех процентов. Десять процентов — это не так мало, это не приговор. При десяти процентах еще можно надеяться, можно верить, что Шерлок откроет глаза. Откроет и увидит Джона, который будет держать его за руку, даже зная, что Шерлок не выносит сентиментальности.

Он отдернет руку и наградит Джона самым высокомерным из своих взглядов — как только откроет глаза. Очень скоро он откроет глаза и увидит, что Джон ждет его возвращения. Ждет человека, который стал для него всем миром.

* * *

Темнота. Боль. Непонимание. Он висит в пустоте, ничего не касаясь. Воспоминания отрывочны, да и воспоминания ли это? Возможно, ему просто кажется, что он помнит грохот, вспышку, обхватывающие его руки... Пустота вновь поглощает его. Темнота.

Кто-то рядом. Голос. В словах нет смысла, но голос знаком ему. С ним связаны ощущения тепла, безопасности, дома. Голос становится тише, умолкает.

Прикосновение. Что-то... кто-то дотрагивается до него. Одна рука теплее, чем другая. Несоответствие. Почему? Кто прикасается к нему? Он тянет руку в ответ...

* * *

Открыв рот и вытаращив глаза, Джон уставился на руку, которую держал в своей. Ему мерещится? Случилось чудо или он просто обманывает себя, выдавая страстно желаемое за действительное? Нет, он был почти полностью уверен в том, что пальцы Шерлока дрогнули.

Он медлил в неуверенности, ему было страшно: надежда — слишком опасное чувство. Несколько часов прошли без перемен, но потом Шерлок слегка сжал пальцы. Джон посмотрел на другую руку — она тоже шевельнулась.

Джон потянулся к кнопке вызова медсестры. Стоит нажать на нее — и начнется суматоха. Майкрофт узнает, что его брат получил шанс. А сам Джон будет изо всех сил давить в себе предательскую надежду, снова и снова повторяя, что переход на второй уровень по шкале Ранчо[2] еще не гарантирует подъема до восьмого, что Шерлок может застрять на любой стадии восстановления и заблудиться в своем сознании на долгие месяцы и годы...

К вечеру Шерлок стал гораздо активнее: он беспокойно метался в кровати, пытался сдернуть бинты, отмахивался, когда к нему прикасались. Его отключили от ИВЛ — теперь он мог дышать сам. Он произносил бессвязные слова, глаза были открыты, но взгляд бесцельно шарил по палате, не останавливаясь ни на чем.

— Четвертый уровень по шкале Ранчо — спутанность сознания, возбуждение, — сказал Майкрофту крайне довольный врач. — Великолепно.

Джон не позволил себе расслабиться. Неуверенная, осторожная надежда в его сердце чуть-чуть окрепла, но он был по-прежнему готов к разочарованию.

— Третий уровень был критическим, — продолжал доктор. — Раз он прошел его, то, скорее всего, продолжит восстанавливаться.

Майкрофт спросил что-то, и врач покачал головой.

— Нет-нет, такое бывает только в кино. Человек не может выйти из комы мгновенно. Мозг — не лампочка, которую включают одним нажатием на кнопку, ему нужно время, чтобы настроиться заново.

Разговор продолжался, но Джон больше не следил за ним. Он не сводил глаз со своего лучшего друга, не упуская ни единого движения того, кто был самым важным для него человеком на свете. Шерлок еще не замечал его присутствия, не узнавал его, но уже был на пути к себе.

Той ночью Джон впервые за неделю лег в постель в комнате для посетителей — уйти из больницы он все-таки отказался. На ночь с братом остался Майкрофт. Джон боялся не сдержаться и машинально взять Шерлока за руку, как привык в последнее время, а от этого его беспокойство могло только увеличиться. Он знал, что пациенты с черепно-мозговыми травмами часто не любят, когда к ним прикасаются, особенно в первое время, а иногда даже воспринимают любой физический контакт как боль.

Пока было рано судить, насколько похожим на прежнего Шерлока окажется вернувшийся к ним человек. Правда, восстанавливался он очень быстро. «Это же Шерлок — он всегда торопится», — от этой мысли Джон почти улыбнулся и начал проваливаться в сон, измученный своим многодневным бдением. Впервые за неделю ему снились не выстрелы и взрывы, а глаза Шерлока, такие проницательные, одним беглым взглядом раскрывающие все загадки... Придется опасаться этого взгляда, напомнил себе Джон, соскальзывая в дремоту. Завтра утром нужно будет восстановить свою защиту, иначе Шерлок увидит... Шерлок узнает...

Джон спал.

* * *

На следующее утро Шерлок проснулся в полном сознании. Он слышал писк приборов и шелест одежды — кто-то, сидящий рядом на стуле, положил ногу на ногу. Он чувствовал иглу капельницы в руке, у него болела голова. Итак, это больница. Он открыл глаза. Ночь.

Снова шелест и голос Майкрофта, твердящий какую-то бессмыслицу. «Как всегда», — улыбнулся про себя Шерлок.

Хлопнула дверь, кто-то вошел. Почему не включают свет? Знакомые, напоминающие о доме шаги приблизились.

— Джон?

Голос Джона раздавался откуда-то слева, но слова невозможно было разобрать. Шерлок повернул голову. Джон не стал бы ходить в темноте, верно?

Может быть, у него повязка на глазах? Он дотронулся до лица: голова перевязана, но глаза ничем не закрыты.

Шерлок протянул руку, и ее сразу же обхватили знакомые пальцы.

— Джон, почему я тебя не вижу?

Поиск по сайту: