ЛУКА - БЛУЖДАЮЩИЙ ПЕРСОНАЖ

В “Толковом словаре...” Владимира Даля слово “странник” происходит от “странный, необычный, непохожий на других”. Таков Лука: с палкой в руке, с котомкой за плечами и чайником у пояса. В этом облике есть что-то уютное, что-то от запечного сверчка. У таких людей везде дом. У них все с собою. А что не разглядишь на нем, чего не хватает - то в котомке. Весь облик Луки говорит за него - странник, перекати-поле. Все знает, все видел, всех любит - и жуликов, и прочий народ честной: “Ни одна блоха не плоха: все черненькие, все - прыгают”.

В отличие от постоянных обитателей ночлежки, он человек пришлый, временный. Он - событие из большого мира, человек с “большой земли”, и поэтому способен на многое: на доброе слово, на сострадание, на жалость.

Он один может душевно поговорить с умирающей Анной. И неправда, что он все врет. Он не врет, он успокаивает. В его словах много мужества - и на ответное мужество он рассчитывает: “Ты надейся... Вот, значит, помрешь, и будет тебе спокойно... ничего больше не надо будет, и бояться нечего!.. Смерть - она для нас ласкован...” Он не обещает Анне, чего сам не знает, ни райских кущ, ни адского огня. В речах Луки простота и мудрость. Однако эти качества не исчерпывают образ.

Старец Лука на удивление многолик. Если для постоянных обитателей ночлежки достаточно просто подобрать логику развития их характеров, то с Лукой все не так. Абсолютную уверенность вызывают только его добрые намерения, в остальном он постоянно закрыт. Он даже нигде не признается, что странник, хотя слово это имело во времена Горького двойное значение, о чем писатель хорошо знал. И если первое подразумевало человека путешествующего, то второе обозначало приверженца раскольничьей секты странников, отвергавших не только оседлость, но и государство и деньги, как отмеченные антихристом. В пользу этого замечания говорит также то, что старик советует Сатину: “Тебе бы с такими речами к бегунам идти... Есть такие люди, бегуны называются...” Бегуны - другое название секты странников.

За подобное уже можно было и поплатиться. Так что скрытность Луки с этой точки зрения объяснима.

Лука спускается в ночлежку из большого широкого мира. Его сошествие знаменует собой надежду. Он учит обитателей чужим и непонятным вещам. Вот его беседа с Наташей о Ваське Пепле: “Ты только почаще напоминай ему, что он хороший парень, чтобы он, значит, не забывал про это! Он тебе поверит...”

Недаром, когда он поднимается из мутной дряни костылевской жизни и уходит навсегда, в четвертом акте образуется поразительная пустота, и в ней неожиданно повисают обитатели. И они начинают говорить, спорить, ругаться о старике. И Сатин неожиданно понимает, зачем был Лука: “Старик? Он - умница?.. Он... подействовал на меня, как кислота на старую монету”.

Однако жизнь кандалами висит на несчастных старожилах, путает их мысли, мешает дышать. Они неподвижны, не способны к добру, состраданию, но они словно проснулись, заговорили о правде, человеке, Боге, свободе. Они подбадривают друг друга, и они в восхищении от проснувшейся способности мыслить. “Браво? Прекрасно сказано! Я согласен!”

Старец Лука в пьесе подобен блуждающей планете на неподвижном небосводе. Он светит отраженным светом, он перемещается от персонажа к персонажу. Он к каждому подбирает ключик. В них начинают проступать контуры души - неистребимой и нетленной части человеческого естества. Он и сам себя сравнивает с планетой: “Слыхал я, что и земля-то наша в небе странница”. Луку невозможно представить пьяным или грязным. Он опрятен и чист физически и нравственно. Его образ лишен статики. Он текуч. Он переливается и светится.

Этого света достаточно, чтобы высветить всех обитателей и всех разглядеть. Жители дна бедны и безвольны. Такова среда их обитания, такова их жизнь. Человек с неслучайным евангельским именем Лука спустился к ним, и, одарив надеждой, вернул им способность мыслить. Он сделал много. Возможно, все, что мог сделать.

Поиск по сайту: