Философия языка в Древней Греции

Говоря об основных моментах изучения языка в Древней Греции, обычно обращают внимание на следующее. Если в Индии такое исследование носило по преимуществу эмпирический и утилитарный характер (т. е. опиралось на опыт, полученный в результате работы над текстами, и было связано с практическими нуждами), то в Греции проблемы языкознания первоначально занимали место прежде всего в рассуждениях философов и лишь позднее стали разрабатываться в собственно грамматическом плане. Указанное обстоятельство и обусловило традиционное деление греческой лингвистической мысли на философский и грамматический периоды (хотя, разумеется, попытки философского осмысления явлений языка продолжались на протяжении всего существования античной цивилизации).

Среди важнейших вопросов, разрабатывавшихся в первый период (хронологически он охватывает время приблизительно с конца VI до конца IV в. до н. э.), основной проблемой (и предметом ожесточенных дискуссий) стал спор о так называемом «природном» или условном характере слов, иначе говоря, о том, как соотносятся друг с другом предметы и их наименования. Названный спор привел к формированию двух основных теорий[2] – «фюсей» («по природе», т. е. название определяется самой природой предмета) и «тесей» («по установлению», т. е. название представляет собой продукт соглашения между людьми, являясь произвольным и никак не связанным с природной сущностью предмета).

Основоположниками названных концепций называют двух крупнейших представителей древнегреческой философской мысли – Гераклита Эфесского (540–480 гг. до н. э.) и Демокрита из Абдеры (460–370 гг. до н. э.). Первый утверждал, что каждое имя неразрывно связано с той вещью, которую оно обозначает; поэтому название отражает природу обозначаемой вещи, подобно тому как дерево отражается в реке или человек – в зеркале. «У всего существующего есть правильное имя, врожденное от природы… одно и то же у всех», – так передает эту точку зрения в своем диалоге «Кратил» крупнейший древнегреческий философ Платон (ок. 427 – ок. 347 до н. э.).

Вторая концепция, напротив, исходила из того, что вещи обозначаются словами исключительно согласно обычаю, по установлению людей. В противном случае трудно объяснить такие факты, как многозначность слова, синонимию, изменение названий, отсутствие словесных обозначений для целого ряда вещей. В упомянутом диалоге данная точка зрения формулируется следующим образом: «…Никакое имя никому не урождено от природы, но принадлежит на основании закона и обычая тем, которые этот обычай установили и так называют».

В этом споре понимали участие такие представители древнегреческой философской мысли, как Протагор, Эпикур и др. Что же касается самого Платона, то, изложив устами своих героев – Кратила и Гермогена обе точки зрения, он, от имени выведенного в диалоге Сократа, занимает среднюю линию. С одной стороны, слово далеко не всегда отражает сущность предмета; с другой стороны, полная случайность связи между словом и предметом сделала бы невозможным человеческое общение. Подлинно правильный язык может существовать только в идее; вначале между звуками слова и обозначаемыми понятиями должна была существовать внутренняя связь; однако затем от «правильных» первоначальных слов было образовано такое множество других, что внутренняя связь между звуком и значением уже не может быть усмотрена, и закреплена она благодаря общественной традиции.

С названной проблемой был связан и сильно интересовавший многих греческих мыслителей вопрос о происхождении языка. В целом отвергая теорию божественного происхождения последнего и не считая возможным признавать, что язык был создан одним каким-либо выдающимися человеком, античные философы, по существу, выдвинули все те идеи, которые значительно позже (уже к XVIII столетию) оформились как различные теории происхождения языка. Так, представители стоической философской школы, главой которой был Хрисипп (280–206 гг. до н. э.), придерживались теории звукоподражания, согласно которой язык возник благодаря тому, что человек имитировал звуки природы при помощи своего речевого аппарата. Последователи Эпикура (341–270 гг. до н. э.) склонялись к мысли, что более правильной следует признать теорию междометий, согласно которой первоначальными элементами языка были непроизвольные выкрики, сопровождавшие те или иные человеческие эмоции. Отдельные мысли, высказанные Демокритом и нашедшие отражение в диалоге Платона «Кратил», впоследствии составили основу теории социального договора, считавшей язык продуктом соглашения между людьми.

Одним из важнейших аспектов древнегреческой философии языка стала попытка осуществить классификацию слов на логической основе. Начало ее связано с именем Платона, выделявшего в языке или речи две части – имя и глагол. К первому относятся слова, о которых что-либо утверждается (т. е. выступающие в качестве подлежащих); ко второму – слова, показывающие, что именно утверждается об именах (т. е. выполняющие функции сказуемых). Однако подлинная разработка логической системы частей речи связана с именем величайшего из древнегреческих мыслителей Аристотеля (384–322 гг. до н. э.).

Считая, что «природных» имен не существует и последние получают условное значение, когда становятся символами, Аристотель в своем труде «Поэтика» выделяет следующие части речи: элемент, слог, союз, имя, глагол, член, падеж, предложение.

Под элементом Аристотель понимает неделимый звук, однако не всякий, а такой, из которого может возникнуть разумное слово (причем звуками, по Аристотелю, могут быть и сами звуки, и слова, и даже предложения, хотя философ и оговаривает, что некоторые из них являются составными). Слог представляет собой состоящее из элементов образование, не имеющее самостоятельного значения. Союз (сюда будут, согласно Аристотелю, относиться также местоимения и члены, т. е. артикли) также не имеет самостоятельного значения. Важнейшими частями речи (и одновременно членами предложения) являются имя и глагол, основная разница между которыми состоит в том, что значение первого лишено оттенка времени, а второе им обладает. Как имена, так и глаголы могут иметь падежи, т. е. косвенные формы и формы множественного числа. Кроме того, имена делятся по родам на мужские, женские и лежащие между ними (т. е. средние). Предложение же представляет собой составной звук, имеющий самостоятельное значение, причем в отличие от других сложных образований, таких как имена и глаголы, его составные части также имеют самостоятельное значение. Аристотель отмечает, что могут существовать и предложения без глаголов, например, определение человека; однако в любом случае какая-либо часть предложения будет иметь самостоятельное значение. Однако, в другой работе – «Риторике» – Аристотель указывает, что из трех частей речи – имен, глаголов и союзов – первые две имеют самостоятельное значение, тогда как союзы выполняют определенные грамматические функции.

После Аристотеля значительный вклад в изучение языка внесли философы стоической школы. Они перенесли логический термин «часть речи» в языкознание, различая глагол, союз, член, имя собственное и имя нарицательное, причем, в отличие от Аристотеля, все части речи признавали значимыми. Стоики уточнили понятие падежа, ограничив его только именами, разделили падежи на прямой (именительный) и косвенные падежи и дали последним названия (родительный, дательный, винительный), которые в дальнейшем закрепились и в греческой, и в латинской (с добавлением отложительного падежа – аблятива), а затем и в грамматиках других языков. Представителями стоической философии был введен в изучение языка и термин «синтаксис».

Будучи сторонниками теории «фюсей», т. е. считая, что слова изначально истинны – отражают действительную природу обозначаемых ими вещей, стоики поставили задачу: исследуя слова, вскрыть их истинную природу – этимон (по-гречески «истина»). Поэтому с ними связывают зарождение этимологии, т. е. науки об истинном значении слова (хотя этимологическими рассуждениями занимался еще Платон). Однако с точки зрения сравнительно-исторического языкознания этимологии стоиков (как и других античных, средневековых и позднейших авторов вплоть до XIX в.) являлись в своем большинстве абсолютно ненаучными.

Наконец, говоря о древнегреческой философии языка, следует упомянуть, что ее представители занимались и такой сугубо лингвистической дисциплиной, как фонетика, хотя при этом не различались звуки и буквы, а акустические и физиологические наблюдения уступали индийским. Так, в диалоге «Кратил» Платон различал гласные, безгласные звучные и безгласные беззвучные; позднее более детальную классификацию звуков дал Аристотель, выделяя гласные, у которых «звучание слышится без прикладывания языка», полугласные, «звучание которых слышится при прикладывании языка», и безгласные, которые при наличии прикладывания языка самостоятельного звука не дают, а делаются слышными в соединении со звуками, имеющими какую-нибудь звуковую силу (по современной классификации к полугласным можно отнести сонорные и фрикативные согласные типа р и с, а к безгласным – взрывные, например б и г). Аристотель отмечает, что они различаются в зависимости от формы рта, места образования, густым и тонким придыханием, долготой и краткостью, острым, тяжелым и средним ударением. Поскольку же под элементом философ понимал только такой неделимый звук, из которого, может образовываться разумное слово, историки языкознания отмечали, что он приблизился к понятию фонемы.

Проблемы фонетики нашли отражение и в трудах стоиков, выделявших 24 буквы[3], которые подразделяются на гласные и согласные.

Таким образом, уже в первый – философский период – древнегреческая лингвистическая мысль обращалась помимо общефилософских и к собственно языковым вопросам. Однако превращение изучения языка в самостоятельную дисциплину (грамматику в широком смысле слова) связывают уже со вторым периодом ее развития.

Поиск по сайту: