Summer Paradise

http://ficbook.net/readfic/3042150

Автор: SаDesa (http://ficbook.net/authors/191680)
Беты (редакторы): ShiDakota (http://ficbook.net/authors/238216)
Фэндом: Ориджиналы
Персонажи: Артём/Кирилл
Рейтинг: NC-17
Жанры: Слэш (яой), Романтика, Юмор, Повседневность, PWP, POV
Предупреждения: Нецензурная лексика
Размер: Мини, 14 страниц
Кол-во частей: 1
Статус: закончен

Описание:
Круто обжиматься на пустынном пирсе, предусмотрительно захватив с собой плед и одну бутылку на двоих.
Круто отбирать наушник и, зацепив его за ухо, услышать «свою» музыку.
Круто пытаться впихнуть всё отведённое нам время в одну неделю и почти прыгать сверху, утрамбовывая бурлящие эмоции в грудную клетку.

Посвящение:
humanneedshero

Публикация на других ресурсах:
Только с разрешения автора.

Примечания автора:
Как бы я ни пытался выродить флафф... Ну, я честно пытался, в общем, ага.

И этно, оговорюсь, что фик самого автора я не читал и все возможные совпадения совершенно случайны. Онли заявка)

ЙПРСТ...ППЦ Я НАТУПИЛ Т.Т СНЕС ЧАСТЬ И НЕ ЗАМЕТИЛ. ВОЗВРАЩАЮ КАК БЫЛО ПРОСТИТЕИЗВИНИТЕ!

Башка тяжёлая и гудит, словно пустой жбан, который хорошенько ёбнули о каменную насыпь пару раз. А потом ещё и ещё, ещё и ещё… До пронзительного «дзинь!», парализовавшего мой бедный мозг.
Едва-едва отрываю всклоченную голову от подушки, с отвращением замечая, что она в чём-то липком.
Не то ликёр, не то дешёвый, пахнущий не самым приятным образом сироп.
Мерзость, блять.
Осторожно, чтобы виски не треснули, переворачиваюсь на спину и ощущаю, как натягивается кожа на скулах. Отлично; значит, и ебло тоже.
Ну и какой дрянью мы вчера изволили обливаться, АртЭмий?
Именно так звучит внутренний голос сейчас, почему-то копируя интонации моей бабушки, потомственной дворянки, которая всегда морщилась, стоило ей только услышать моё имя. Коверкала его только так, полагая, что словесными изуверствами придаёт ему некий шарм и благородство.
В который раз мысленно благодарю родителей, что не вняли уговорам этой упёртой женщины и не нарекли меня, скажем, Вольдемаром.
Тогда в свои двадцать я бы не укатил обмывать только что полученный, всё ещё пахнущий типографской краской паспорт, а заперся бы в своей комнате и порыдал, яростно нажёвывая мамину фуксию, надеясь добиться галлюциногенного эффекта и улететь к розовым крокодилам.
Итак… Медленно ощупываю себя: руки - на месте, ноги - тоже. Стоп, а где штаны? Я же не мог притащиться с этих ужасных пенсионерских танцев, устроенных аниматорами, в одних трусах?
Нет-нет-нет… Однозначно не мог! Равно как не мог и не запомнить, если бы какая-то особо ретивая бабка попёрла мою бездыханную тушку в кусты, чтобы зверски над ней надругаться.
Ну, эм, тогда бы я был и без трусов, верно?
Простыл бы, отморозил яйца, стёр жопу о жёсткие казённые простыни… Стоп, хватит!
Развернувшись и кое-как выпутав ноги из-под пододеяльника, сесть на кровати и, осоловело проморгавшись и едва справившись с искушением пальцами придержать веки, чтобы не захлопнулись обратно, уставиться на пустую кровать напротив: должно быть, Юрка проснулся и умотал много раньше, чем я смог отлепиться от смятой простыни. Козёл он, мой лучший друг и, собственно, сын директора всей этой богадельни для лиц пенсионного и предпенсионного возраста. Кто знал, что в Турции их пруд пруди?
Контингент, конечно, так себе, и я только сейчас начал одуплять, что позволил себя уговорить, но халява - она и в Эфиопии халява, а пляжи тут такие же, как и на других более пафосных курортах Средиземного моря.
Не Казантип, на котором я чуть не сторчался в прошлом году, конечно, н-но… В этом-то и есть главный плюс.
Здесь можно действительно поплавать и отдохнуть, а не убиться вусмерть. Правда - задумчиво чешу такой же липкий, как и патлами свисающая чёлка, затылок - что-то пока удаётся как-то криво. И жаль, что здесь не водится шейхов. Или принцев? Или кто у них там? Я бы не отказался помять своими загребущими ручонками настоящего принца крови, такого как в старых фильмах, что так любит вся моя родня по женской линии.
Чёрные длинные волосы, смуглая кожа, кривая сабля…
Вздыхаю, мысленно пуская слюни на мужика своей мечты. Поправочка: на мужика мечты этой недели. Вполне возможно, что на следующей меня закоротит на образе уидонского Спайка - и держитесь, пергидрольные блондинчики!
Поднимаюсь с постели, так и бросив её незаправленной, и, с удовольствием шлёпая босыми ногами по прохладному линолеуму, направляюсь в душ.
Сначала - смыть с себя всё дерьмо и черепоболь, потом - вспомнить. По возможности всё, как стальной Арни.
Останавливаюсь перед повидавшей не одну необъятную бабушку душевой кабиной и, быстро стянув футболку, задумчиво изучаю собственный пресс.
Да, не как у Шварценеггера, но и не Лоуренс из «Большой мамочки», слава тебе, господи.
Собираюсь с духом и выкручиваю кран с холодной водой до упора, считаю до пяти и только после этого спешно добавляю горячей.
Встряска так встряска; кажется, начинает отпускать понемногу. Тянусь к полке с одинокой бутылью то ли шампуня, то ли геля для душа и, сомкнув веки, щедро наливаю себе на волосы и принимаюсь разбирать слипшиеся пакли.
После наскоро моюсь и, обтеревшись, бросаю полотенце на корзину с грязным бельём.
Вот вроде бы и оклемался. Теперь можно разыскать друга и выпытать у него подробности, на всякий случай скрываясь от толпы прытких любительниц молоденьких мальчиков.
Чем чёрт не шутит.

***

- Утро тебе, алкоголик! - орут мне откуда-то с противоположного конца небольшого зала, покрытый мраморной плиткой пол которого был заставлен столиками только до восьми вечера, а после превращался в импровизированный танцпол; с диджеем, которому, правда, остаётся только мечтать о пульте и довольствоваться ноутом и явно откуда-то списанными колонками.
- Сюда греби, говорю! - доносится всё оттуда же, и я, не глядя схватив стакан не то с соком, не то с минералкой или, возможно, и тем и другим, иду на звук, лавируя между занятыми столиками, пока взгляд не падает на украшенную лишь коротким ёжиком макушку Юрца.
Жарко ему тут, видите ли, а торчащие, как у чебурашки, уши - это так, мелочи. И действительно, почему бабы не падают, только лишь завидев его подсвеченные солнцем локаторы?
Отодвигаю свободный стул и падаю между старым другом и новым приятелем, который точно так же, как и я, оказался в этом местечке исключительно благодаря своему чересчур активному другу, в ориентации которого я очень и очень не уверен. Лёха-то точно натурал: каждый вечер созванивается со своей девчонкой - она у него красивая, буквально вчера показывал. А этот второй, Кирилл, достаточно мутный тип - чёрт его разбери, на что пялился: то ли на мои шикарные - ну ладно, просто на мои - грудные мышцы, то ли стеснялся зырить на сиськи офигительной мулатки чуть позади и то и дело косил в сторону.
Где он сейчас лазает, кстати? Неужто склеил кого вчера и сейчас отсыпается в чужом номере?
- Ну как, головка бо-бо? - Друже мой ехидно щерится и барабанит пальцами по дужкам лежащих на столе солнцезащитных очков. Никак сразу на пляж собрался?
- Да ни капли, - уверенно вру я и с удивлением замечаю, насколько ехидными взглядами перекидываются эти двое. - Эй, я что-то пропустил?
- Не помнишь? - подаёт голос Лёха с видом крайней заинтересованности. Надо же, даже от мобильника оторвался, что бывает крайне редко, учитывая бесконечные рейды в онлайн игрушке и горячие фотки его девчонки, которые та постоянно постит Вконтаче.
Это уже интересно…
- Не-а. Поиграем в Угадайку? Только когда я предположу, что переспал с дамочкой, исповедующей боди-позитив, то отрицайте, ладно?
Оба кивают с серьёзным видом, но я-то вижу, как Юрец закусывает щёку изнутри, чтобы не заржать.
Та-ак…
- Я ужрался и выменял джинсы на коктейль? Реально, где они?
- А под кровать не заглядывал? - интересуется мой сосед по комнате, и я ощущаю себя идиотом. Где бы им ещё быть? Да только это слишком сложно - додуматься до подобного с похмелюги, которая всё ещё не до конца выветрилась и ощутимо сдавливает виски.
- Окей, вопрос снят.
Отпиваю из своего стакана - всё-таки минералка.
Отмалчиваются оба, но не перестают переглядываться.
Замираю с полным ртом солоноватой воды с газом. Сглатываю.
- Вы двое переспали?
- Ещё раз подобное вякнешь - и я поглажу тебя стулом по хребтине, - ласково предупреждает айфонодрочер, на этот раз даже не поднимая взгляда от экрана гаджета.
- Уже и предположить нельзя… - бурчу куда-то на дно стакана, делая очередной глоток, глуша очень некстати начавшийся сушняк. - Тогда почему переглядываетесь? Так я накосячил?
- Не то чтобы накосячил, курортный Ромео, но Джульетта явно смущена.
- Я не догоняю, чего вы тут мутите, ребята, - выделяю последнее слово и, сдаваясь, поднимаю вверх обе ладони, присматриваясь к длинному, заставленному подносами с закусками столу.
Вместо отступающего похмелья начинает накатывать едва ли не зверский голод, и я мысленно прикидываю, чего бы закинуть в желудок.
Да и по всему выходит, что и не накосячил я особо, вернее - вообще не накосячил. А раз так, то жизнь по-прежнему прекрасна и не сварганить ли мне большущий бутер с беконом, сыром…
- Кир всё утро ныкается, ему типа стыдно.
Упс. Давлюсь последним глотком злополучной минералки, разом вспоминая и Кира, чьи шаловливые ручонки лапали мою задницу, сжимая её, забравшись в карманы джинсов, и пирсинг на проворном горячем язычке, и то, как пальцы не слушались, когда я таки пытался забраться в его шорты… Упс, ничего не скажешь.
Ощущаю, как вспыхивают и начинают пылать мои уши.
И эти двое, дёргать их за ногу, снова переглядываются так, словно у них теперь есть общий, пусть и небольшой, но гаденький секрет.
Друзья тоже мне…
- Ну, это… Мне стоит сходить к нему, да?
- Ага, и завтрак захвати. Поднос, две чашки кофе, роза, все дела. Моя любит, - усмехается Лёха, и Юрец хлопает его по плечу и, задержав на нём ладонь, добавляет:
- И, может, стоит махнуться номерами. Сходи узнай, у них вроде есть для новобрачных.
- Да не пошли бы вы трахать уток, господа… - бормочу себе под нос и спешно сваливаю из-за общего стола, чтобы спокойно пожрать где-нибудь в одиночестве. Пожрать и подумать, что делать со всем этим дальше и делать ли. Хотя… Подсознание послушно подкидывает ощущение чужих губ, терпко отдающих коньяком и… И да, мне определённо стоит подумать.

***

Воспоминания возвращаются неохотно, всё ещё скрываясь в мутной, навеянной алкоголем дымке, и всё, что я могу вытрясти из своей не очень-то ещё ясной черепушки, - так это вполне такие явные очертания чужой белой майки, причудливого узора тату в стиле биомеханики, расползающегося по предплечью и… И, кажись, на этом всё. Возможно, возможно! Я успел налепить ему парочку засосов, пока не впал в абсолютное беспамятство, но дальше поцелуев, пусть и не невинных, дело не зашло.
Разве иначе я проснулся бы один?
Хм… Или он сбежал, потому что кто-то, резво сбросив парня с коленок, побежал звать Ватсона в ближайший сортир.
Морщусь.
Не-не-не! Я не согласен! Всё не так было. Но тогда как? По-хорошему, стоило бы таки выцепить вышеупомянутый объект, чтобы всё выяснить и по возможности - быстро облизываю губы - повторить.
Да! Определённо стоит повторить!
Стоит и явно стоИт!
Осталось только выяснить, у одного меня или стесняшка Кир ныкается не потому, что не знает, как отмазаться.
Может быть, не один я так адски перебрал?

***

Объект не показывается до самого вечера, и я, было уже преисполненный энтузиазмом чуть больше, чем висцеральным жиром явно русский дядечка, который то и дело облизывал меня взглядом сегодня на пляже, начинаю сдуваться, растеряв почти весь пыл.
Что ни говори, а пассивный отдых мне нравится: растянуться на прогретом солнцем лежаке и, прикрыв глаза очками, просто валяться, пока кожа не покраснеет.
Зарываюсь пятернёй в изрядно отросшие, кое-где даже успевшие выгореть на солнце прядки и кручу башкой в поисках своей компании, с которой умудрился разойтись на выходе из отеля, застряв около стойки симпатичного администратора, которая то и дело хихикала, пока я размашисто рисовал ей хвалебный отзыв в потёртой книге жалоб и предложений, то и дело отсвечивая зубами так, словно заинтересован лично в ней.
Странное дело - вроде бы и не интересуют меня женщины, а всё равно жутко приятно знать, что их интересую я.
Экий самовлюблённый козлина.
Улыбаюсь своим мыслям и, решив, что никуда они от меня не денутся - ещё бы, только начало девятого, сруливаю в сторону явно скучающего бармена.
Только вот музыка какая-то дурацкая, совершенно не соответствует настроению: слащавые девчачьи голоса поют что-то про любовь и верность ему одному до гробовой доски или хотя бы конца месяца, а душа жаждет чего-нибудь драйвогого, контрастного с раздражающей слух попсятиной.
Тереблю ворот расстёгнутой чуть ли не на половину свободной рубашки и всё никак не могу решить: то ли сразу убиться в сопли, то ли затянуть и отъехать ближе к утру.
Подзываю бармена и решаю начать сразу с Б-52.
Оу, отлично, теперь Within Temptation со своими грязными танцами. Разве не Иглесиас раньше пел, нет?
Опрокидываю шот и снова оглядываю толпу, но сколько бы не пыжился, так и не смог выцепить взглядом знакомую ляпистую гавайку или вечно устремлённый в телефон запил Лёхи.
Ну и кактус с вами, ребятки. Ухуячусь в одного, а после решительно направлюсь покорять танцпол, искреннее надеясь, что не вспомню об этом, как просплюсь.
Жестом прошу мальчика за стойкой повторить и, не удержавшись, подмигиваю.
Явно студент; возможно, около двадцати лет, а может, чуть меньше. Улыбаюсь уже увереннее и думаю было выдать одну из банальнейших заготовок, чтобы просто прощупать почву, как зубы сводит почти не метафорически.
Эй, серьёзно? Что за сопливая хуйня сегодня у пульта?
«Summer Paradise»? Серьёзно? А дальше что, стоит взять бутылку водки и выжрать в одно горло под хиты Нюши?
Настроение медленно катится по наклонной, и уже на втором куплете мне хочется взять в заложники симпатичного бармена и свинтить с ним туда, где нет этой блядской, медленно, но упорно набегающей, словно волны на песок, толпы.
Уже и половина столиков занята, и на танцполе можно насчитать куда больше двадцати коротких юбок.

My heart is sinking…

Не, всё, хватит с меня.

Above the clouds away from you…

Юрец, ты пиздец мудак.

- Эй! Как там тебя? - Бросаю взгляд на именной бейдж, приколотый прямо к тонкой синей майке. - Лирой, оформи мне бутылку джин-тоника. Понимаешь меня, или на буржуйском продублировать?
Улыбается и быстро кивает, оборачиваясь к стеллажу, мгновенно отыскивая то, что мне нужно, и почти бесшумно опуская на стойку.

I will find my way back…

- А ты молодец, - улыбаюсь уже с определённой целью и, изловчившись, перехватываю его пальцы, ловко натирающие салфеткой очередной бокал. - Что делаешь после закрытия?
Останавливается, прекращая своё занятие, и перегибается через стойку, спешно оглянувшись через плечо, словно проверяя, не увидит ли кто.

And I'll be there in a heartbeat…

- Привет.
Моё плечо сжимает чья-то ладонь, и я инстинктивно вздрагиваю от неожиданности. Голос говорящего глушит всё никак не кончающаяся песня, и мне приходится обернуться, чтобы опознать растрёпанные светлые волосы и ту самую привлекающую внимание татуировку.
Вот оно как, да… Словно извиняясь, быстро заглядываю симпатичному мальчику Лирою в глаза и, расплатившись, поворачиваюсь спиной к барной стойке.
- Привет.
В голове уже легко и как-то всё кристально просто, что ли; просто до безобразия и полной однозначности; и сейчас мне совершенно не хочется размазывать сопли и выяснять что-то, выслушивать оправдания или неуклюже лепить их самому. Нет, совсем нет.
Кир прячет ладони в задние карманы и чувствует себя явно неловко, то и дело ёрзает на месте, приподнимаясь и перекатываясь с пятки на носок серых кед.
Кто вообще носит кеды в такую жару, а?

Tell me how to get back to…

- Слушай, я вчера…
Корчу рожу и, взмахнув бутылкой, жестом прошу его прикрыть свой хорошенький рот.
Именно так: хорошенький.
Когда это я начал так мыслить? Что вообще за уменьшительно-ласкательное дерьмо?
Всё эта идиотская, чуть ли не пропитанная карамельным сиропом музыка на меня так влияет. Не иначе.
- Нет, это ты слушай. Я не хочу жрать твоё «бла-бла-бла-бла, я был пьян, бла-бла-бла, я так больше не буду, бла-бла-бла». Сейчас я встаю, беру это, - красноречиво болтаю бутылкой у его лица, - и иду любоваться звёздами и загаженным пляжем. Ты со мной?
Смотрит на меня, как молодой Депп на Фредди, и предпринимает попытку «номер два». Ну за каким морским гребнем, а?
- И всё же, я хотел…
Нет. Никаких оправданий. У нас всего неделя, приятель! И либо ты сейчас несёшь свою задницу вместе со мной, либо я иду клеить кого-нибудь посговорчивее.
- Да или нет?
Перестаёт раскачиваться, словно сломанный маятник, явно не выдерживающий нужную амплитуду, и скрещивает руки на груди.
- Да.
Игриво приподнимаю брови.
- «Да» - это «да», или это «да пошёл ты»?
Улыбается куда увереннее и будто бы ненароком кренится к моему боку, кончиками пальцев проводя по джинсам. Касаясь едва-едва.
- Это просто «да».
Так же намного лучше, правда? Когда просто и без увиливаний и всяческих изуверов.
Да - да.
Нет - нет.
И никаких тебе метаний и недомолвок.
Спрыгиваю со стула и, напоследок подмигнув мистеру «Яповелительшейкера», хватаю своего так кстати нарисовавшегося спутника за ремень на джинсах и тяну к выходу.
И уже у самых дверей натыкаюсь на Юрца, явно потерявшего свою вторую шизанутую на соцсетях половинку, и просто молча показываю ему средний палец до того, как он успеет открыть свой блядский рот и ляпнуть что-нибудь.
Не надо портить мне вечер, брат, иначе я решу, что это заговор блядской секты, адепты которой так и дрочат на сахарные тексты Simple Plan.

***

- Да ты больной! Серьёзно?
Усмехаюсь и, не заморачиваясь с пуговицами, стягиваю рубашку прямо через голову и бросаю её на почти опустевшую бутылку.
Кирилл валяется прямо на песке чуть поодаль и разглядывает меня, заложив руки за голову, всем своим видом демонстрируя отношение к ночным заплывам.
Мы гуляли по берегу, наверное, пару часов, исходив его вдоль и поперёк, то и дело натыкаясь на задорно плещущиеся пьяные компашки и просто любителей самой что ни на есть традиционной романтики.
Шум набегающих волн, лениво ласкающих босые ноги, даже ночью не оставившая позиции духота и то и дело музыка, доносящаяся с открытых дискотек.
Успели потрепаться о тачках, старике Оззи и даже о температуре на поверхности солнца.
Ничего слишком личного, - ничего, что могло бы зацепиться и укорениться в памяти.
- Да ладно тебе, раздевайся. В потёмках всей морской мерзости не видно.
- Это-то меня и пугает, - бормочет себе под нос и, привстав, тянется за остатками горячительного. Неужто для смелости? Тогда это хороший знак, наверное?
Решаю плавать прямо в шортах, предварительно вытряхнув всё содержимое карманов на рубашку, и направляюсь в воду, ощущая прикосновения ласкающих разгорячённую солнцем кожу вод.
До мелких мурашек, и ноздри продирает до глотки, наполняя запахом соли и неспокойного морского ветра.
Поневоле внутри всё замирает, сдавливает грудину - ощущение собственной незначительности, ничтожности против стихии такой силы.
Глубокий, наполняющий лёгкие терпким бризом вздох - и, преодолевая сопротивление всё нарастающих волн, вперёд.
Зайти по бедро и дальше, прыгнув прямо в набегающую волну; поплыть, ощущая, как ставшая привычной нагрузка обжигает мышцы.
И ни зги не видно… Пляж худо-бедно освещён огнями прилежащих клубов и баров, а водная гладь - единое чёрное полотно.
Ногами едва касаюсь дна, вглядываясь прямо перед собой и всё вернее ощущая, как проясняется сознание, избавляясь от алкогольной дымки.
Новый вдох - и снова вниз, в толщу перед набежавшим валом, раз за разом, но продолжая держаться у берега, то и дело ощущая легчайшие касания проплывающих мимо рыб.
Надеюсь, что рыб.
Всплеск! Совсем рядом в паре несчастных метров - дальше не расслышал бы.
- Всё-таки решился? - кричу в темноту, и вместо ответа мне прямо в лицо прилетает целый столп брызг. Фыркаю и отплёвываюсь, откидывая назад мокрые налипшие прядки.
Морская вода куда приятнее сиропа.
Оказывается рядом в считаные пару секунд и так и замирает напротив, покачиваясь на волнах, как и я, лишь лениво перебирая ногами, чтобы оставаться на плаву.
- Что ты думаешь о Металлике*?
Вопрос неожиданный, но я тут же включаюсь в игру, стараясь не щериться слишком сильно, когда он немного увеличивает дистанцию, заплывая вперёд. Мелькают руки, плечи, и я успеваю разглядеть цветной росчерк на его лопатке.
- Рокешный олдскул, - почти кричу ему в спину.
- Соники*?
- Ничего так, покатит.
- А Бутерброд*?
Не въезжаю было, но вспышку озарения не приходится долго ждать.
- Эй, это что, экзамен?
Снова возникает в зоне видимости и, помедлив, точь-в-точь как и я до этого, отлепляет приставшие прядки пальцами, тяжело дышит.
И мне нравится, нравится смотреть, как облизывает стекающие на и без того влажный рот капли, как лижет губы, убирая с них соль, и расфокусированно, словно решаясь на что-то, ловит мой взгляд.
Ловит, и уже не разорвать зрительного контакта даже тогда, когда, моргая, прячется за потемневшими от влаги, длинными, совсем как у девчонки, ресницами.
- Вроде того.
Оказывается рядом, близко, десятка два сантиметров, и я почти чувствую его тело, почти чувствую, как прижимается к моему.
И словно в гранёном стакане с включённым в сеть кипятильником.
Жарко.
- Ну, так что? - повторяет вопрос негромко, но невозможно не расслышать. Невозможно не поймать дрожь в его голосе.
Едва уловимое движение левой рукой, и касаюсь его груди своей, тут же пальцами сжимая мокрый подбородок.
Улыбаюсь мягко, как только могу, и, уже наклонившись к нему, шепчу в приоткрытые дрожащие губы, шепчу и всем богам немецкого техно молюсь, лишь бы ничего не напутать:
- Ich zeig dir was ich kann… Nimm mich an die Hand…*
Сглатывает и, уцепившись за мои плечи, кажется, безумно твёрдыми пальцами, так же, на грани слышимости, отвечает:
- Was du willst erfüll ich dir… Sage deine Wünsche mir.*
И это вам не Simple Plan.
Набегающая волна приподнимает нас обоих, заставляя вжаться друг в друга, двигаться как единое целое, и есть в этом что-то такое, что-то запредельное - удерживать кого-то в своих руках, притягивая к себе, и лишь касаться сжавшегося в тонкую линию рта. Касаться на грани, не покусывая, умоляя приоткрыться, не собственнически таранить языком… Единое прикосновение лишь.
Балансировать, зная, что вот-вот… Дыханием опаляет.
Отмирает первым.
Неловко, словно пугаясь, покусывает щёку изнутри, исподлобья ловит мой взгляд снова и осторожно, так, будто всё это - не моя инициатива, целует.
Мягко обхватывает верхнюю губу своими, посасывает её, едва уловимо прикасаясь языком, приноравливается, пробует. Проделывает всё то же самое с нижней, и я позволяю ему не спешить, позволяю вести и просто стараюсь прочувствовать всё это. Попробовать и запомнить.
Так бережно и долго, что, когда он наконец-то решает и с языком поиграть тоже, мои ноги уже касаются песка, а волны толкают нас всё ближе и ближе к берегу.
И я сам начинаю неловко пятиться, надеясь, что нас не собьёт с ног коварный поток.
Поцелуй - и уровень воды падает до нижних рёбер, ещё один - и скрывает только до живота.
И на контрасте с накалённым тяжёлым воздухом.
Опутывает.
Выдохом и скрипом челюстей по мозгам, хлёстким ругательством и голодной пираньей в мои губы.
Жадно и задыхаясь.
Толкаясь и буквально захлёбываясь - дыханием, неловкими движениями рук, моим языком.
Становится неожиданно напористым, даже грубым, не боится использовать губы и упорно не позволяет перехватить инициативу, продолжая вылизывать мой рот, не обращая внимания на то, как то и дело цепляется о зубы.
Горячо, очень горячо.
Первый раз было так же?
Так же? Вжимался в меня и сам, я клянусь - сам, стянул мою ладонь со своей талии и пальцами сжал её на упругой твёрдой заднице.
Ткань купальных плавок гладкая, резинки впиваются в кожу, и я забираюсь под них, тиская этот кусочек белого мяса.
Как же сильно он мне нравится в этот момент!
Так, что приходится держаться за самый край ускользающего здравомыслия, чтобы не пустить в ход зубы и не сожрать его всего.
Целиком.
Поцелуи становятся полу-укусами, жадными, едва-едва металлом не отдают, а мне всё мало и мало, мало настолько, что вжимаю в себя изо всех сил, вжимаю и чувствую, как тягуче отзываются отголосками боли рёбра.
Оглаживаю его грудь, прикасаюсь к маленькому затвердевшему соску и, ущипнув его, скатываюсь ладонью ниже, чтобы, подхватив под бёдра, подкинуть вверх, почти не ощущая веса, чувствуя, как обвивается вокруг меня.
Теперь выходит целовать, только запрокинув голову назад, и он пользуется этим, пальцами стискивая мои плечи и скользя по мокрой коже, шее, подушечками лишь прикасаясь к подбородку, нажимая на него, вынуждая приоткрыть рот чуть шире.
И волна за волной омывает, приятно огибая тело, упруго лаская потоком.
И кислорода побольше бы, но выходит только так - почти захлёбываясь, до одури и мельтешащих под веками звёзд. Ни глотка, ни выдоха - хрипы лишь и кромки зубов.
Новый вал неожиданно сильный - приподнимает и отбрасывает назад, далеко к берегу, так что следующий поток, словно затаившийся для этого, попросту сбивает с ног, вышвыривая на мокрый песок, который тут же грубым крошевом липнет к коже.
Дезориентирован чуть более чем полностью.
Дезориентирован и лишён явно таких же припухших, как и мои, губ.
Приходит в себя первым и, откатившись, подрывается на ноги до того, как снова накроет, и, вцепившись в меня, тащит подальше на берег, к брошенным вещам.
Чтобы доползти до них и упасть тут же на песок рядом, утаскивая за собой, а после, уложив на лопатки, ловко вывернуться и усесться сверху, стискивая худыми коленками мои бока.
И так здорово, так до неприличия охуительно гладить его, трогать и осторожно перебирать слипшиеся прядки, старательно игнорируя, что мокрые от слова «абсолютно» шорты плотно обтягивают мой стояк, по которому он то и дело елозит задницей, наклоняясь для очередного касания губ.
Провоцирует, подталкивает к чему-то поинтереснее просто поцелуев и сам весь заходится крупной дрожью не то от холода, не то от возбуждения, и едва может сжать ладонь, когда находит ею мои пальцы.
Удерживает, вцепившись в плечи, а после, решившись, тянет их к себе, неуклюже прижимая к своему паху.
Выворачиваю кисть и послушно накрываю горячий даже через сырую ткань член и стискиваю его, приподнимаясь на локтях, а после и вовсе усаживаясь.
Тут же придвигается ближе, приподнимается, помогая оттянуть резинку плавок и обхватить плоть уже так, без всяких преград.
Приятно; пальцы с удовольствием изучают его, очерчивая основание и отмечая то, что он гладко выбрит.
Сопит и ёрзает, пытаясь устроиться поудобнее, но только трётся коленями о мелкий песок.
Пара рубленных неловких поцелуев, и кое-как расстёгивает мои шорты тоже, оттягивает белье и неуклюже высвобождает головку, которую тут же обхватывает, скользит ладонью ниже, стремясь отодвинуть крайнюю плоть и потрогать как можно больше.
Дёргаю бёдрами, привставая, словно каракатица, и он стягивает с меня мокрые тряпки пониже, получая лучший доступ.
Жмётся, льнёт ко мне, старательно отдрачивает, сгорбившись и уткнувшись губами в и без того мокрую шею, а я с тем же рвением возвращаю ласки, не преминув свободной рукой потискать его зад, дотягиваясь кончиками пальцев до дырки.
Куда лучше просто поцелуев - тающее на языке предвкушение, замешанное на остром возбуждении и почти спонтанном случайном сексе.
Дёргаю на себя, перемещая пятерню на прогнувшуюся поясницу, и сжимаю, сжимаю нас обоих, проклиная блядские мешающие тряпки.
Отстраняется и так заглядывает в глаза, что я понимаю всё и без слов.
Только вот одно жирнющее «но», в котором я тут же с сожалением признаюсь:
- У меня нет резинки.
Хмыкает и глазами указывает в сторону своих джинсов, лежащих бесформенным комом.
- У меня есть.
Омг… Так значит?..
- Любишь сверху?
Не то чтобы я никогда не подставлял свою задницу, но сейчас, когда уже успел представить, как раскладываю его здесь и сейчас… Перспективка выходит так себе.
Замечает мою растерянность и, наклонившись, обхватывает ладонями моё лицо, заставляя смотреть прямо ему в глаза; горбится, чтобы почти касаться моего носа своим, и проговаривает особенно тщательно, следя за тем, чтобы слоги ложились прямиком на мой рот:
- Я люблю трахаться. Так устроит?
- Окей… - выдыхаю, и он тут же тянется вперёд и шарит по карманам, сосредотачиваясь на поиске квадратного конвертика из фольги.
Трахаться, значит? А как же стеснительные взгляды, скромно опущенные ресницы и просто тонна нерешительности в придачу?
Обхватываю его, придерживая, поглаживаю по напряжённому бедру и, дождавшись, когда перестанет копаться, сталкиваю влево, заставляя неуклюже завалиться на бок и отставить пятую точку. Тут же перетекаю следом, становясь сзади, и, схватившись за его бёдра, дёргаю на себя, с силой вжимая в свой пах.
Потираюсь об него, даже через все эти слои влажных тряпок ощущая расселину между ягодиц.
Не сопротивляется, только подтягивает к себе мою рубашку и кое-как упирается в неё костяшками, предоставляя мне поистине охренительный вид.
Острые лопатки так и топорщатся, и я могу разглядеть причудливую вязь на одной из них.
Что она значит - я спрошу позже.
Цепляю резинку и нарочито медленно, опираясь на его поясницу, стягиваю последнее, что на нём осталось.
Стягиваю не полностью, а так, чтобы обнажить белый, нетронутый солнечными лучами зад, и, не сдержавшись, легонько шлёпаю по промежности, цепляя пальцами поджавшуюся мошонку.
Ответом мне не то вздох, не то всхлип.
Но мурашки, так и стекающие по его бёдрам, красноречивее слов. О да, куда красноречивее…
Его стояк продолжает упираться в натянутую ткань и, готов поспорить, елозит по ней, оставляя капельки смазки.
Покусываю и без того истерзанные губы, ощущая солоноватый привкус то ли морской воды, то ли крови на языке.
Припухшем жадном языке, которому так и не терпится попробовать его и здесь тоже, вылизать и трахнуть.
Сглатываю и сам ёрзаю, больно проезжаясь коленями по мелкому песку.
В шортах не просто тесно - они впиваются и давят на плоть, причиняя почти болезненные ощущения.
Почти… Нетерпение лишь усиливается, и я нарочно решаю поиграть, помучить нас обоих ещё немного.
Поглаживаю его, указательным пальцем надавливая на чувствительное место чуть ниже тёмной сморщенной дырки.
Оттягиваю резинку его плавок, усиливая трение, и, дождавшись отклика, сдавленного, задушенного, подлетевшим ко рту кулаком стона, обхватываю его прямо через материю и принимаюсь двигать ладонью так, что наверняка делаю больно, только вот вязкая смазка проступает даже через плотную ткань.
Никак не могу оторвать от его задницы взгляд; отчего-то представляю, как он делает это сам - растягивает себя, готовит или просто трахает пальцами во время утреннего душа.
- Давай, раскрой себя.
Дёргается всем телом и послушно падает грудью на правую руку, а левой тянется назад, нажимая на упругие мышцы двумя пальцами и пропихивая их внутрь.
Вижу, как легко они входят, проскальзывают в него и едва заметно двигаются, расходятся в стороны и сжимаются вместе, проталкиваясь чуть дальше настолько, насколько ему позволяет неудобная поза.
Наверняка он делал это не так, этот скромный тихоня, наверняка он делал это, завалившись на спину и широко раздвинув ноги.
Возможно, перед зеркалом, чтобы наблюдать, с какой жадностью его задница принимает тонкие пальцы.
Меня прёт куда круче, чем от алкоголя или дешёвой травы, ломает пизже, чем после колёс, и выкручивает так, что, кажется, я сейчас сдохну, если не вставлю ему.
Сглатываю, ощущая, как сухость сковала горло, и, не сдержавшись, принимаюсь легонько, почти без нажима поглаживать его и без того приоткрытую дырку, с трудом проталкивая ещё два своих пальца.
Всхлипывает, почти не переставая, и чуть подаётся ко мне, натягивается ещё больше, подаётся слитным движением бёдер и, замерев, опускается назад, вжимаясь грудью в жёсткий, должно быть, неприятно царапающий нежные соски песок.
Ёрзает, выписывает бёдрами полукруг и поскуливает на одной ноте, осторожно вытягивая из себя пальцы, выталкивая их вместе с моими, и шарит где-то под собой, чтобы спустя десяток секунд не глядя протянуть мне тот самый квадратик.
Забираю его и распаковываю, нетерпеливо прихватив зубами за край.
Приспускаю шорты и наспех раскатываю, отмечая, что смазки так много, что она буквально стекает с пальцев.
- А ты подготовился…
Выдыхаю, скорее, чтобы переключить внимание на что-нибудь помимо изнывающего члена, и, досчитав про себя до трёх, сжимаю его и приставляю к его дырке.
Подразниваю, нажимая на неё недостаточно сильно для того, чтобы втиснуться внутрь, но так, чтобы он чувствовал меня, чувствовал и воображал, что ощутит, когда я войду в него.
Наверняка это будет… Круто.
Выдыхаю и, не желая больше представлять это, собираю всё своё самообладание в маленькую, стремительно тающую кучку и осторожно, как только могу, вхожу, старательно уговаривая себя не торопиться.
Делать это медленно.
Медленно ощущать, как с каждым сантиметром усиливается давление упругих стенок, подобно маленьким ласковым пальчикам, обхватывающим мой член.
Очень плотно, словно действительно натягиваю его на себя.
Только до середины, а член уже пульсирует, как раскалённый добела стержень. Ещё немного и…
- Подрочи себе. Только не снимай полностью, через ткань, - выговариваю с трудом, с удивлением отмечая, как лениво звучит мой голос, словно со стороны, словно не мой.
Словно не я сейчас позорно обкончаюсь, даже не вогнав полностью.
Вперёд понемногу, уже увереннее, уже не беспокоясь о возможной боли или, что ещё хуже, травме. Уже почти полностью обращаясь в слух, жадно ловя каждый всхлип, ощущая, как его колотит, беспомощно растянутого на моём члене, как дрожит, передёргивая себе трясущимися пальцами.
Ощущая и прикрыв глаза, наконец отпустить себя полностью, позволить инстинктам подавить все доводы обожратого разума и долбить так, словно рассвета больше не предвидится.
Долбить, наваливаясь почти всем весом на спину; долбить, заставляя ёрзать обнажённой кожей по шершавому песку; долбить, жадно вслушиваясь в его вопли, которые разносятся по пустынному пляжу, которые с удовольствием прибирает жадными ладошками эхо.
Дёргаться, словно в припадке, и так сильно кусать губы, чтобы стекающий со лба пот смешивался с кровью и тяжёлыми каплями обрывался с подбородка, растекаясь по его мокрой пояснице.
На грани физических возможностей ощущая, как предательски сводит из-за невозможного темпа мышцы.
Так, словно это действительно мой последний раз.
Дёргается особенно сильно, почти соскальзывает с меня, коротко воет и трясётся весь, спазматически сжимая зад и заставляя меня приглушённо охнуть сначала от сковавшей ниже пояса боли, а после от дробиной разворотившего череп оргазма.
Так больно и остро, что, кажется, оторвёт мне член, расплющит его внутри себя, и я сдохну раньше, чем этот сумасшедший фейерверк закончится и перестанет выжигать мне глазницы.
И наполнить лёгкие бы, наполнить и вспомнить, каково это - сделать вздох.
Секунды бесконечные, тяжёлые, наполненные не то бессмертным дыханием чудовищной водной толщи, не то отчаянным криком взметнувшегося роя чаек.
Кое-как вытаскиваю и заваливаюсь на бок, не заботясь о том, что только что зачерпнул полные штаны песка.
Хер с ним, даже если бы пришлось проехаться задницей по стальной тёрке.
Оно того стоило.
Неуклюже приподнимаюсь и, стянув и завязав резинку, поправляю шорты вместе с бельём и, перекатившись, подползаю к рухнувшему на живот телу.
Именно так сейчас. Тело. И он, и я.
Два бесформенных, бесхребетных куля.
Цепляю его за плечо и тяну, чтобы уложить на бок и прижаться грудью к подрагивающей спине.
- Охуеть можно… - шепчет так, словно только что с «Нашествия», не иначе.
Шепчет и добавляет, вжимаясь затылком в мою ключицу:
- Охуеть можно, мои коленки…

***

Это круто на самом деле - таскаться везде только вместе, стискивать тонкие пальцы, под столом переплетая их со своими, гладить коленки и таки выкинуть Юрца из номера.
Круто до самого рассвета бродить по пляжу и спорить о всякой хрени, включая коллекционные фигурки Йода и альбомы As I Lay Dying; о том, как подыхают чайки и есть ли Лохнесское чудовище.
Болтать без умолку, но никогда не говорить о личном, не доставать давно сдохнувшего мобильника, по привычке болтающегося в кармане шорт.
Никаких номеров и соцсетей. Ничего. Ни фамилии, ни адресов.
Трепаться, пока не засаднит связки, а после целоваться взасос, пока не закружится голова.
Круто обжиматься на пустынном пирсе, предусмотрительно захватив с собой плед и одну бутылку на двоих.
Круто отбирать наушник и, зацепив его за ухо, услышать «свою» музыку.
Круто пытаться впихнуть всё отведённое нам время в одну неделю и почти прыгать сверху, утрамбовывая бурлящие эмоции в грудную клетку. С каждым днём всё старательнее, и вовсе перестав разжимать пальцы, упрямо буксируя за собой везде, где только можно; везде, как придурковатые, эмоционально сросшиеся сиамские близнецы.
А часики тикают, всё тикают и тикают, и последние сутки становятся поистине резиновыми, и мы просто шатаемся вдвоём, избегая баров и своих спевшихся «вторых половинок».
Шатаемся, почти прижимаясь друг к другу, едва соприкасаясь ладонями, и молчим.
Отчего-то не тяготит, не обжигает лёгкие, и куда приятнее просто обнимать за плечи, остановившись на самой кромке линии прибоя, скинув обувь и позволяя волнам холодить ступни.
Стоять, наблюдая за тем, как догорает наш последний закат, и с силой стискивать пальцы, наплевав на то, что могу оставить следы на потемневшей от солнечных лучей коже.
Не неделя уже, не пару дней - считаные часы.
Они оба едут провожать нас в аэропорт, и я едва не опаздываю на рейс, слишком увлёкшись последним, отчаянным и неловким перепихом в кабинке туалета.
Слишком увлёкся и, всё же не сдержавшись, наблюдая за тем, как он неловко натягивает джинсы, выхватываю его мобильник из кармана и быстро, не думая, зачем делаю это, вбиваю в него свой номер, нажимаю на кнопку вызова и, не дождавшись соединения, выхожу.
Я даже немного надеюсь на то, что он сбросит и не останется этой чёртовой, так глупо протянутой ниточки, но нет - карман мелко дрожит от вибрации, и я улыбаюсь подошедшему залепить мне хороший подзатыльник Юрцу.
Выходит как-то обречённо, горько, и я совсем не сопротивляюсь, когда, схватив за шкирку, как котёнка, тащит меня в зону досмотра.
Ни разу не оборачиваюсь и, спохватившись уже на трапе, вырубаю мобильник, чтобы не начать строчить длиннющие, лишённые всякого смысла смс-ки.
Молчу весь перелёт, молчу и только катаю на языке странный, отдающий горчинкой привкус.
И уже дома, каждой клеточкой тела ощущая разницу между летом в Турции и ни хрена не курортным Владиком, понимаю, что всё.
Всё закончилось.
И я не пишу ему, не думаю звонить, но и номер отчего-то не удаляю тоже. Так часто пялюсь на ряд неподписанных цифр, которые сохранил без имени, чтобы не обманываться, что заучиваю их наизусть.
Но не пишу, нет.
Хотя наверняка, он наверняка чатится во всём том же социальном дерьме, что и я.
И я мог бы найти его по этим самым цифрам, мог бы, но… отчего-то я не хочу услышать, что абонента больше не существует, что абонент поменял номер сразу же, как только вернулся домой, что абонент… Что абонент - больше не абонент.
Месяц проходит, после - ещё один, и вроде бы в груди ноет значительно меньше, а летнее приключение остаётся просто приятным воспоминанием, но, сука, куда бы деть блядское ощущение переплетённых пальцев, которое я всё никак не могу забыть.
Не могу, но всё же постепенно наваждение отступает, уже не так давит, и кажется, что всё: утихло, отпустило наконец…
Пока вечером, кое-как дотащив до дома свою едва не отмёрзшую в тонких джинсах задницу из универа, я падаю в излюбленное кресло и, вместо того чтобы врубить свой плейлист и усесться за курсач, на ходу закинув пару бутеров, тыкаю название радио в поисковике и отогреваю окоченевшие пальцы о кружку с крепким несладким кофе.
Делаю глоток и обжигаюсь, давлюсь раскалённым дерьмовым месивом и едва не отшвыриваю чашку прочь, наплевав на так нежно любимый мамой бежевый ковёр.
Дёрнула нелёгкая… Колонки негромко выдают слащавое, сейчас противное до охуения:

Take me back, take me back…

И мне хочется удавиться и расхуячить эти ёбаные динамики.
Не знаю, что первое.
Тоска накатывает, и я мысленно проклинаю вся и всё, наградивших меня умением цепляться именно за музыку, в свою очередь порождающую ворох ассоциаций.
Я конченый, абсолютно конченый мудак из самых распоследних мудаков.
Точно.
Только так.
Стискиваю челюсти и, не веря, что делаю это, лезу за мобильником в карман.

Oh I don't kno-kno-know what I'm gonna do…

Да ебитесь вы слоном, всё я знаю! Я знаю, что буду делать.
Разумеется, контакт находится в ВатсАп - иначе и быть не могло, как же.
Сглатываю и думаю ещё раз, хорошенько думаю, стоит ли…

I will find my way back…

Ой, да ебал я всё.
Пальцы быстро набирают одно-единственное слово, и часть меня надеется, что он давно уже стёр мои цифры и сейчас скинет недоуменную рожу в ответ, спросит, кто это, какого хрена этому кому-то отсыпать.
Надеется. Ох, как надеется.
Всё же смотрю на экран и чертыхаюсь.
Идиот.
«Ghbdtn»
Ответ припечатывает меня к спинке кресла:
«Долго»
Тут же спрашиваю:
«Слишком?»
«Да»
Проклинаю блядский Simple Plan и рождённые мелодией ассоциации. Проклинаю себя за то, что действительно телился непростительно долго и… Телефон мигает, огоньком оповещая о новом сообщении.
Таки решаюсь прочитать его, а уже после зарывать башку в пепел.
Вот так, наверное, и выглядит самый большущий пипец за последние пару месяцев. А вроде бы всего лишь ссылка на профиль в скайпе.
Я попал, совершенно точно попал.
И пока поиск ищет его и выдаёт абсолютнейше дебильную аватарку с синей мультяшной рожей, приходит ещё два мессага.
«Почему всё-таки решился?»
Нервно ухмыляюсь, ощущая, как подрагивают в нетерпении пальцы, добавляю его в контакты и, получив согласие на авторизацию, тут же нажимаю на вызов.
Проходит два или три сигнала, и перед тем, как кружок загрузки видео сменится на картинку с рожей, которая едва ли не снилась мне последние месяцы, говорю отчего-то хрипло, невнятно из-за першащего горла:
- Не поверишь: «Летний рай».

Поиск по сайту: