А. И. Солженицын Красное колесо

Узел второй. Октябрь шестнадцатого.

Глава седьмая. Кадетские истоки

Как две обезумевших лошади в общей упряжи, но лишённые управления, одна дёргая направо, другая налево, чураясь и сатанея друг от друга и от телеги, непременно разнесут её, перевернут, свалят с откоса и себя погубят, — так российская власть и российское общество, с тех пор как меж ними поселилось и всё разрасталось роковое недоверие, озлобление, ненависть, — разгоняли и несли Россию в бездну. И перехватить их, остановить — казалось, не было удальца.

И кто теперь объяснит: где ж это началось? кто начал? В непрерывном потоке истории всегда будет неправ тот, кто разрежет его в одном поперечном сечении и скажет: вот здесь! всё началось — отсюда!

Эта непримиримая рознь между властью и обществом — разве она началась с реакции Александра III? Уж тогда, не верней ли — с убийства Александра II? Но и то было седьмое покушение, а первым — каракозовский выстрел.

Никак не признать нам начало той розни — позднее декабристов.

А не на той ли розни уже погиб и Павел?

Есть любители уводить этот разрыв к первым немецким переодеваниям Петра — и у них большая правота. Тогда и к соборам Никона. Но будет с нас остановиться и на Александре II.

При первом сдвиге медлительных многоохватных, дальним глазом ещё не предсказуемых его реформ (вынужденных, как обзывают у нас, будто бывают полезные реформы, не вынужденные жизнью) — почему так поспешно вскричала “Молодая Россия”: “нам некогда ждать реформ!”, и властитель дум Чернышевский позвал к топору, и огнём полыхнул Каракозов? Почему такое совпадение, что эти энергичные, уверенные и безжалостные люди выступили на русскую общественную арену год в год с освобождением крестьян? Кем, чем так уверены были они, что медленным процессам не изменить истории, — и вот спешили нарушить постепенность разрушительным освобождением через взрыв? На что отвечал каракозовский выстрел? Всё-таки же не на освобождение крестьян, как оно ни опоздало?

Через два года после Каракозова уже сплёлся союз Бакунина с Нечаевым — а дальше перерыву не бывало, среди нечаевцев густилась уже и “Народная Воля”.

Один Достоевский спрашивал их тогда: что они так торопятся? Торопились ли они обогнать начатки конституции, которые готовил Александр II? В самый день убийства он утвердил создание преобразовательных комиссий с участием земств — действительно дни оставались террористам, чтобы сорвать рождение русской конституции.

В 1878 Иван Петрункевич пробовал на киевских переговорах убедить революционеров временно приостановить террор (а не отказаться от него, конечно!): де, погодите, не постреляйте немного, дайте нам, земцам, открыто и широко требовать реформ. Ответил ему — выстрел Засулич из Петербурга. Да через год созрела и “Народная Воля”, а в чьей-то голове уже складывалось из будущего ультиматума:

цареубийство в России очень популярно, оно вызывает радость и сочувствие.

Накалялся общественный воздух, и больше никто уже не смел и не хотел поперечить бомбистам.

Прокомментируйте реалии и имена этих фрагментов.

Какой конфликт времени Пастернак, Солженицын и Трифонов считают основным?

В чем сходство или различие взгляда писателей на эпоху, на ее основной конфликт, на отдельных исторических персонажей.

12. Взгляд на одну и ту же эпоху извне и изнутри может, как мы помним, существенно отличаться? Попробуйте написать сочинение-миниатюру «Письмо из ХIХ века» или «Письмо в ХIХ век». Не забудьте о разных эпохах, на которые делится 19 столетие.

Новая русская литература: направления и поколения

Новая русская литература начинается в Петровскую эпоху. В 1730 – 1750-е годы Ломоносов и его современники придают литературе светский характер, обрабатывают литературный язык, опираясь на европейские образцы, создают систему литературных жанров, теорию «трех штилей», новую, силлабо-тоническую, систему стихосложения, наконец, утверждают Поэта как важный образ культуры и даже государственной жизни (коронации, военные победы, другие важные события государственной жизни в 18 веке обязательно находят литературное отражение, прежде всего – в жанре оды).

Петр, как мы помним, «в Европу прорубил окно». Сходным образом поступают и русские писатели. Свои произведения они создают, опираясь на принципы уже целый век существующего в Европе художественного метода и возникшего на его основе литературного направления - классицизма.

Для века Просвещения характерен культ разума. Главным принципом классицистской эстетики тоже был рационализм.

Считая, что художник должен подражать природе (натуре), теоретики классицизма ограничивали это подражание жесткими эстетическими рамками. Они выдвигали множество конкретных, четких требований к писателю и произведению. В кодексах классицизма («Поэтическое искусство» Н. Буало, «Эпистола о стихотворстве А.П.Сумарокова) были обоснованы строгая иерархия жанров и стилей и конкретные требования к каждому жанру (высокая тематика оды, правило трех единств в драме, теория трех штилей как основа художественной речи). Конечно, любой настоящий поэт творит, не подчиняясь заранее сформулированным принципам, но художники-классицисты, которые часто сами были и теоретиками, всегда помнили о них и старались на них ориентироваться.

В структуре литературного произведения, прежде всего оды, главного жанра русского классицизма, рационализм проявлялся в обращении к высоким поэтическим темам, абстрактной характеристике места и времени, четком, логичном развертывании лирического сюжета (даже если он диктовался «внезапным восторгом») и особом изображении человека, главного предмета искусства.

Герой классицизма – это человек, все чувства которого, даже такие личные, как любовь, диктуются его служением общественным интересам. Главным конфликтом трагедии классицизма обычно оказывается борьба чувства и долга, в которой обязательно побеждает долг. Персонажи классицистских од (например, од Ломоносова, посвященных Елизавете Петровне) представляют собой не реально изображенных русских императриц или полководцев, но абстрактное воплощение государственных добродетелей, которые воспевает столь же обобщенно изображенный Поэт.

Можно утверждать, что существовавший в рациональную просветительскую эпоху классицизм, особенно в его высоком варианте, был искусством Общего, Рационального, Разумного (что не мешало созданию в эту эпоху замечательных произведений).

Шаги в сторону от классицистской поэтики в 18 веке делают Д. И. Фонвизин и Г. Р. Державин. Но первому в сатирическом изображении дворянского быта помогает жанр комедии (эта низкая форма в большей степени допускал прямое, неприкрашенное изображение реальности). Второй же, наряду с живописанием идиллических подробностей собственной существования в «Жизни Званской» и «Фелице», пишет вполне традиционные по жанру, хотя и стилистически выдающиеся духовные и торжественные оды, посвященные Екатерине, Александру, Суворову.

Художественный метод, сменивший классицизм на рубеже 18 и ХIХ веков предложил иной способ понимания человека.

«Ты берешься за перо и хочешь быть автором: спроси же самого себя, наедине без свидетелей, искренно: каков я? Ибо ты хочешь писать портрет души и сердца своего», - утверждает Н. М.Карамзин в статье «Что нужно автору?» (1793).

Карамзин как теоретик формулирует ключевое положение сентиментализма как нового художественного метода, который он и его последователи реализуют во влиятельном направлении рубежа веков. Карамзин словно поворачивает невидимое зеркало с «Натуры» (Природы) на природу человека, призывает обратиться к изображению его души. На смену просветительскому Разуму приходит сентиментальное Чувство, объединяющее писателя и читателя через изображение чувствительного героя.

«Слог, фигуры, метафоры, образы, выражения – все сие трогает и пленяет тогда, когда одушевляется чувством; если оно не разгорячает воображение писателя, то никогда слеза моя. Никогда улыбка моя не будут ему наградою», - утверждает Карамзин в той же статье.

Карамзин очень быстро перестраивает всю систему русской литературы. На смену торжественной оде и высокой трагедии приходят фамильярные жанры элегии и послания, сентиментальной повести и путешествия. Риторический стиль классицизма с обилием фигур и метафор, приспособленный к изображению классицистских тем и персонажей сменяется разговорно-поэтической речью строящейся на перифразах и инверсиях (этот стиль виден даже в критических статьях, цитаты из которых только что приведены). Соответственно, героем классицистской литературы становится частный человек в его повседневной жизни, переживающий, страдающий, наслаждающийся природой.

«И крестьянки любить умеют!», - это замечание чувствительного повествователя в повести «Бедная Лиза» (1892) относится к потерявшей мужа матери девушки. А главная героиня своей судьбой доказывает, что для нее любовь важнее жизни. Карамзинская повесть, вызвавшая множество подражаний (после Лизы появились бедные Маша, Марья, Софья, Инна), была открытием: в предшествующую эпоху любящими могли быть лишь знатные дамы.

Следующий шаг в том же направлении сделали писатели-романтики. Наследуя от сентиментализма интерес к внутренней жизни человека, романтики интенсифицируют и гиперболизируют открытия сентименталистов. Романтизм понял Индивидуальное как Необычное, Экзотическое, Таинственное

Частный человек сменяется в творчестве романтиков человеком исключительным, странным. Жизнь души усложняется, приобретает широкий диапазон, особый размах, необычайную амплитуду колебаний между добром и злом.

Мирное идиллическое пространство частной жизни сменяется экзотическими и таинственными хронотопами (замок, лес, Кавказ или какая-то иная далекая местность). Интерес к повседневности дополняется интересом к истории. Именно романтики открывают историзм как особый способ исследования и изображения человека и мира в его изменениях, динамике.

Действие приобретает напряженный характер, фабула часто строится на таинственных, исключительных событиях.

К наследованным от сентиментализма жанрам (элегия, повесть) добавляются новые (баллада, роман, романтическая драма).

Поэтическая речь возвращается к метафорической насыщенности, избыточности тропов, но уже не четко фиксированных, словарных, а индивидуальных, необычных, призванных передать оттенки переживаний романтического персонажа или лирического героя.

Романтики в споре с классицистами (сентименталистов они, так или иначе, считали своими соратниками) на смену священному для «архаистов» критерию нормы выдвигают принцип абсолютной свободы художника. «Свобода, изобретение и новость составляют главное преимущество романтической поэзии перед так называемою классическою поэзиею позднейших европейцев» (В. К.Кюхельбекер «О направлении нашей поэзии, особенно лирической, в последнее десятилетие», 1824).

«Отцом» русских романтиков, как мы помним, был Жуковский. Участники общества «Арзамас» носили прозвища, заимствованные из его баллад. Но метод Жуковского был еще компромиссным, близким Карамзину (не случайно старые исследователи и его считали сентименталистом). Ведущим направлением романтизм стал лишь в середине 1820-годов у следующего поколения русских писателей.

С этим поколением, в эпоху романтизма, фактически и родился литературный девятнадцатый век.

Уже в двадцатом веке писатель С. П. Залыгин сделал остроумное наблюдение из простого факта: сопоставления дат рождения крупнейших русских писателей-классиков, определивших лицо века. «В историческом плане эта классика явилась России и миру в одно безусловно чудесное мгновение. Год рождения Пушкина – 1799, Гоголя – 1809, Белинского – 1811, Гончарова и Герцена – 1812 – Лермонтова – 1814, Тургенева – 1818, Некрасова, Достоевского - 1821, Островского – 1823, Салтыкова-Щедрина – 1826, Толстого – 1828. Одна женщина могла бы быть матерью их всех, родив старшего сына в возрасте семнадцати, а младшего – в сорок шесть лет».

В этот промежуток попадают и Тютчев, родившийся в 1803 году, и Фет, год рождения которого - 1820. Лишь Чехов оказывается одинокой фигурой среди русских классиков, писателем без поколения: между ним и Толстым – 32-летняя бездна.

Русская классика, таким образом, оказывается одной большой «семьей», между членами которой существовали сложные отношения и острые конфликты, но одновременно – несомненное единство. Однако по роли в литературном процессе в этой семье четко выделяются два поколения. Пушкин, Лермонтов и Гоголь близки друг другу. Они создают свои главные произведения в одно время, приблизительно за четверть века. В 1824 году Пушкин начинает работу над «Евгением Онегиным» и пишет «Бориса Годунова». В 1842 году Гоголь публикует первый том «Мертвых душ».

Пушкин, Гоголь и Лермонтов проходят общий литературный путь: начав писать в романтическую эпоху и сочинив образцовые романтические произведения, они с середины 1820-х годов создают произведения в рамках новой эстетики, нового художественного метода – реализма (хотя это понятие еще не было распространено в тридцатые годы: Пушкин в подобных случаях говорил об истинном романтизме, Белинский употреблял определение поэзия действительности).

Реализм наследовал главные открытия романтического искусства: психологизм и историзм. Но этим принципам писатели-реалисты придал не причудливо экзотический, а социально детерминированный характер. Романтики, как правило, живописали разные исторические эпохи и современность. Реалисты перешли к разным способам объяснения человека и мира, синтезируя, таким образом, рациональные устремления классицизма и психологические открытия романтизма.

Писатели-реалисты реабилитировали действительность во всех ее аспектах. Помимо необычных, странных, экзотических героев в литературе появились другие герои: крестьяне, бедные чиновники, разночинцы-интеллигенты. Фабулы, основанные на тайне, дополнились сюжетами из обыденной жизни. Таинственные, экзотические хронотопы сменились хронотопами петербургских углов, провинциального города, большой дороги. Художественная речь расширилась и обогатилась за счет разговорной и диалектной лексики.

«Литература – это сокращенная вселенная», - утверждал М. Е. Салтыков-Щедрин.

Вселенные русского классицизма и даже романтизма все-таки были слишком сокращенны: целые пласты современной и исторической жизни остались для этих художественных методов закрытыми. Реалисты действуют как путешественники эпохи великих географических открытий, наносящие на карту новые земли, которые, правда, чаще всего находятся не где-то далеко за горами и морями, а совсем рядом, за окном. Только в реалистическую эпоху литература, действительно, становится сокращенной вселенной: на глобусе или карте не остается белых пятен.

Об этом, используя как раз географическое сравнение, говорил В. Г. Белинский, главный теоретик раннего русского реализма. «Мир возмужал: ему нужен не пестрый калейдоскоп воображения, а микроскоп и телескоп разума, сближающий его с отдаленным, делающий для него видимым невидимое. Действительность - вот лозунг и последнее слово современного мира! Действительность в фактах, в знании, убеждениях чувства, в заключениях ума, - во всем и везде действительность есть первое и последнее слово нашего века. Он знает, что лучше на карте Африки оставить пустое место, чем заставить вытекать Нигер из облаков или из радуги. И сколько отважных путешественников жертвует жизнию из географического факта, лишь бы доказать его действительность! Для нашего века открыть песчаную пустыню, действительно существующую, более важное приобретение, чем верить существованию Эльдорадо, которого не видали ничьи смертные очи» («Речь о критике», 1842).

Выполнить задачу всестороннего описания действительности мог только универсальный жанр, возникший в эпоху Возрождения, но лишь в теперь осознавший свою настоящую задачу. Формой времени становится роман.

«В наше время под словом роман разумеем историческую эпоху, развитую в вымышленном повествовании», - заметит Пушкин в рецензии на роман М. Н. Загоскина «Юрий Милославский, или Русские в 1812 году» (1830).

«Роман и повесть стали теперь во главе всех других родов поэзии. В них заключилась вся изящная литература, так что всякое другое произведение кажется при них чем-то исключительным и случайным. Причины этого - в самой сущности романа и повести, как рода поэзии. В них лучше, удобнее, нежели в каком-нибудь другом роде поэзии, вымысел сливается с действительностию, художественное изобретение смешивается с простым, лишь бы верным, списываньем с натуры.<…> Это самый широкий, всеобъемлющий род поэзии; в нем талант чувствует себя безгранично свободным», - словно подхватит Белинский уже в конце 1840-х годов («Взгляд на русскую литературу.1847 года»).

Утвердившись поначалу в качестве экспериментального, эксцентричного вида (роман в стихах Пушкина, роман в новеллах Лермонтова, роман-поэма Гоголя), роман становится обязательным и главным жанром для писателей второго поколения русских реалистов.

Первые произведения этого поколения писателей, людей сороковых годов, начинают появляться лишь в конце десятилетия, после некоторой паузы, промежутка. Достоевский, Тургенев, Гончаров, воспринимают Пушкина и Гоголя уже не как своих современников, а как учителей, продолжая не просто многие темы «старших братьев», но созданные ими художественный метод и направление.

«Поэзия действительности», реализм становится основным художественным методом и ведущим направлением ХIХ века. Смена метода происходит лишь на рубеже 19 и ХХ веков и, строго говоря, относится уже к проблематике Настоящего Двадцатого Века.

Хронология новой русской литературы и ее доминирующие тенденции оказываются, таким образом, следующими:

1730 – 1780-е годы. Эпоха классицизма: абстрактные типы в условном хронотопе; высокий штиль; жанры оды, трагедии.

1790 - 1800-е годы. Эпоха сентиментализма: чувствительный характер в пространстве частной жизни; средний стиль, разговорная речь образованного общества; жанры элегии, повести.

1810 – 1820-е годы. Эпоха романтизма: исключительные характеры в исключительных обстоятельствах; экспрессивно-поэтический стиль; жанры элегии, послания, поэмы, повести.

1820 – 1890-е годы. Эпоха реализма: типические характеры в типических обстоятельствах; стилистическое богатство и широкий диапазон поэтической речи; прозаические жанры романа, повести, очерка.

Поиск по сайту: