История Ребекки

Ребекка – мать четверых детей: Макс, 13 лет; Такер, 10 лет; Тавиа, 7 лет и Изабелла, 5 лет. Они с ее партнером Уэсом живут всей семьей в маленьком городе на севере штата Колорадо. Бывший муж Ребекки – отец мальчиков, а Уэс – отец девочек. Кэлвин, ребенок, который умер нерожденным, должен был родиться после рождения Тавии, но еще до появления Изабеллы.

Выкидыш случился 11 июня 1999 года. Беременность Ребекки протекала гладко до того утра, когда у нее вдруг отошли воды. «Мы теряем этого ребенка,» - в отчаянии закричала она Уэсу. Уэс быстро позвонил одному другу семьи, и тот увез из дома всех детей.
«Я пошла в ванную,» - рассказывает Ребекка, - «и Кэлвин вышел из меня. Он уместился у меня на одной ладони, совсем крошечный, всё еще держащий свой большой палец во рту. Это было всё равно, что родить живого ребенка, только в мини-варианте. Я завернула его в полотенце для рук и взяла его с собой в постель. Я была в оцепенении и полубессознательном состоянии; у меня было такое ощущение, как будто я хожу в воде, а не окружена воздухом. Так и сидела там, держа Кэлвина на руках, и просто смотрела на него. Даже зная, что он мертв, я всё еще испытывала эту невероятную потребность защитить его. Я пыталась стереть с него кровь, заботясь о нем, как если бы он был живым. Твой мозг работает нелогично в такие моменты. Он, на самом деле, вообще перестает работать.»

Ребекка вернулась в спальню, где у нее началось сильное кровотечение. Она снова побежала в ванную и потеряла там сознание, ударившись при этом так сильно, что даже отбила крышку унитаза.
«Следующее, что я помню,» - вспоминает она, - «что я проснулась на полу ванной в окружении восьми медиков из бригады «Скорой помощи», пытающихся попасть иглой в мою вену. Я помню, как они говорили: «Не давайте ей закрывать глаза. Поддерживайте ее в сознании, иначе мы ее потеряем.» И что было странным во всём этом, так это то, что я видела их головы сверху и себя, лежащей на полу. Я помню, что мне было так холодно, что я уже не чувствовала ни рук, ни ног. И я помню свое чувство в тот момент: я хотела, чтобы от меня отстали и оставили в покое. Я осознавала тот факт, что ребенок умер.»
Ребекка наблюдала за медиками со своей удобной для обзора точки под потолком ванной. Затем она увидела Уэса, стоявшего в дверях и с ужасом смотревшего на всё это. «Что же будет с моими детьми?» - подумала она. – «Они же разлучат мою семью.» И с этой мыслью она вдруг обнаружила себя снова в своем теле.
«И начиная с того момента, я уже больше не видела тех людей сверху; я лежала на полу и смотрела на них снизу. Я помню, как говорила им, что им нужна игла-бабочка, потому что у меня мелкие вены. Я знала, что большой иглой они не смогут найти вообще ни одной вены, раз до сих пор у них это не получилось. Но меня никто не слушал. Следующее, что я услышала, было: «Вызывайте вертолет для реанимации.» Они начали спускать меня вниз по лестнице, чтобы погрузить в машину «Скорой помощи».
«Когда мы спустились на первый этаж, в моей гостиной сидел мужчина, которого я никогда раньше не видела. У него были темно русые волосы и борода и очень темные карие глаза. Он был удивительно похож на одного парня, с которым я когда-то встречалась много лет назад, на кого-то очень мягкого и доброго. Я посмотрела на него и подумала: «Надо же, как он похож на Донни.»

«Мы уже были в машине «Скорой помощи», когда тот самый парень вышел на улицу – он был одет в белую спортивную майку для игры в поло и шорты цвета хаки; на нем не было никакой униформы – и тоже сел в «Скорую». Он взял меня за руку и сказал: «Дорогая, с тобой всё будет в порядке.» И у меня появилось восхитительное чувство покоя. Я поверила ему. Я абсолютно, на сто процентов, поверила ему. «Мне нужна педиатрическая, детская игла,» - говорю я. «Я знаю,» - отвечает он. Он нашел мою вену с первой попытки, поддел ее и подключил меня [к аппарату внутривенного переливания крови]. Затем он сказал водителю «Скорой»: «Ей не нужен вертолет для реанимации. Она сама справится. Просто отвезите ее в больницу.» После этого он просто вышел из машины «Скорой» и ушел.
«На переднем сидении «Скорой» сидели двое, один медик сидел сзади, и я. Один из них спросил: «Кто это был?» Другой сказал: «Я думал, что он из бригады реанимации.» А первый ответил: «Нет, а я думал, что он из вашей команды.» Из чего я поняла, что там было три разных команды спасателей: волонтеры из противопожарной службы, бригада реаниматологов и бригада «Скорой» из больницы. Каждый из них подумал, это он был из другой бригады. После того, как он вышел из машины «Скорой», его никто больше не видел.

«Скорая» быстро доставила Ребекку в больницу, где ей была оказана вся необходимая в таких случаях медицинская помощь. После того, как врачи стабилизировали состояние Ребекки, они сообщили ей, что ее ребенок умер от энцефалоцеле (мозговая грыжа), это нарушение развития в верхнем отделе шеи, которое препятствует соединению позвоночника со стволом головного мозга. Позже они рассказали Ребекке, что ее плацента разорвалась, и она уже была на грани смерти от стремительной потери крови.

«Врач сказал мне: «Он умер уже какое-то время назад.» - вспоминает Ребекка. – «Три недели назад,» - произнесла я. – «Как вы об этом узнали?» - удивился врач. – «Потому что я почувствовала это.» Я была в тот момент в спальне мальчиков, красила что-то, и подняла кусок цемента. Я почувствовала, что что-то произошло, и у меня появилось то наводящее ужас чувство чего-то страшного и непоправимого. «Мой ребенок только что умер,» - подумала я.»
Ребекка привезла тело Кэлвина домой из больницы и хранила его, обложенное льдом, до того дня, когда она смогла организовать всё необходимое для кремирования. Я попросил ее рассказать поподробнее о тех чувствах, которые она испытала в тот день.
«Первая мысль, которая у меня возникла, [когда я взяла Кэлвина на руки] была: «О, Боже! Я так сожалею!» Я помню, что чувствовала себя невероятно потрясенной. Вот я стою и смотрю на ребенка, который уже полностью сформировался… он выглядел так, как будто, если бы я только могла вдохнуть в него воздух, чтобы он увеличился в размерах, то он смог бы выжить. Я испытывала ужас от того, что я не смогла уберечь его, и вместе с тем громадное чувство вины. И просто чувство самой огромной и страшной потери, которую я когда-либо испытывала в своей жизни.»

«Ребекка, после того, как ты вернулась из больницы, как ты объяснила этот выкидыш своим детям?» - спросил я. – «Ребенок умер. У него была болезнь, которая не позволила бы ему жить. Но мы знаем, что он никогда не страдал.» Мы плакали. Такер гладил меня по руке и спросил: «Можно я посижу с тобой?» Он боялся причинить любой вред моему животу. Я сказала: «Да, ты можешь посидеть со мной.» Так мы и сидели еще очень долго - Тавия и Макс с одной стороны от меня, а Такер с другой - все вместе уютно устроившись в одной куче на кровати.»
Несколько дней спустя Ребекка и Уэс устроили поминальную церемонию, чтобы помочь своим детям понять, что произошло. Тихим фоном звучала песня Карли Саймона «Жизнь вечна», и в качестве живого памятника они посадили росточек плюща. Ребекка и Уэс спросили детей, есть ли что-то, что они хотели бы сказать Кэлвину. Такер ответил: «Я просто хочу, чтобы он знал, что я люблю его.» Все вместе они разрисовали стену в память о Кэлвине. Детей попросили нарисовать на ней или прилепить к ней на листочке то, что, как они надеются, Калвин найдет на Небесах. Они нарисовали несколько радуг и динозавров, и прилепили картинки-кальки с медвежонком Барни и фотографии самих себя.
«В последующие дни,» - рассказывает Ребекка, - «мы с Уэсом снова и снова возвращались мысленно к тому, что случилось. «Донни» подошел тогда к Уэсу и спросил: «Уэс, есть что-то, что я могу сделать для тебя?» Уэс сказал, что нет. Тогда тот парень просто сел и сидел в гостиной. Ни слова не сказав о том, кто он такой. Просто сидел там и ждал. Потом, после того, как он покинул машину «Скорой помощи», он просто пошел дальше, вдоль улицы. Он не сел в машину и не уехал на ней. Он просто исчез.
«С тех пор я пыталась по кусочкам собрать вместе всё картину, чтобы понять, кто был тот парень. Я убеждена, что он был послан сюда для того, чтобы помочь мне. И что он выглядел так удивительно похожим на кого-то, кого я уже знала, просто для того, чтобы заставить меня поверить во что-то большее.»
«Ребекка,» - спросил я, - «а ты не знаешь, был ли Донни жив тогда?»
«Да он и сейчас жив. Работает учителем в Нью-Джерси.»

«Как он смог попасть в машину «Скорой помощи» без всякой униформы?»
«Вот и я задаю себе тот же вопрос.»

«Есть истории об ангелах, которые принимают человеческий облик в критических и опасных ситуациях,» - предположил я. – «Ты не думаешь, что он - ангел?»
«Это всё, до чего я смогла додуматься насчет него…» - ответила она. – «И тот факт, что этот человек появился в виде кого-то, кому я доверяла… для меня это вполне имеет смысл.»
И чем больше я размышлял над тем, что произошло с Ребеккой, тем больше мне казалось, что произошло чудо. Я спросил Ребекку, не думала ли она, что она могла бы умереть тогда, если бы тот никем не опознанный человек не вмешался.
«Предполагаю, что да,» - сказала она с полной серьезностью, - «потому что они никак не могли нащупать мою вену, а кровь лилась из меня просто потоком.» Затем она поделилась еще одной важной деталью. «Когда я сказала ему, что мне нужна педиатрическая игла, она уже была у него в руке. Это то, что я никак не могу выкинуть из головы все эти годы. Я не помню, чтобы видела, как он искал ее, или как он просил кого-то дать ее ему.»

Я вполне мог принять то, что ангел или другое нефизическое существо, принял человеческий облик и спас Ребекке жизнь, но одна часть этой истории всё еще сбивала меня с толку:

«И тогда этот человек, который не был одет как медик или спасатель, у которого не было никакого удостоверения личности или других опознавательных знаков, которого не знал ни один из присутствовавших там, велел трем бригадам медиков, ни в одну из которых он не входил, чтобы они доставили тебя в больницу на машине «Скорой помощи», а не на вертолете для реанимации, и никто не усомнился в его полномочиях и не задал ни одного вопроса почему?»
«Именно так,» - ответила Ребекка.
Мы посидели молча какое-то время, так Ребекка давала мне возможность переварить ее рассказ о событиях того дня. Не зная, что еще сказать об этом «Донни», и чувствуя, что мне, собственно, и нечего больше сказать, я попросил Ребекку рассказать, как она чувствовала себя несколько недель и месяцев спусия после того выкидыша.

«Я была невероятно подавлена,» - сказала она с грустью в голосе. – «Всё, что я могла делать, это только просыпаться по утрам. Я не хотела иметь дело ни с кем и ни с чем. Я обвиняла себя. «Что я делала не так? Что я не то съела и не съела?» Я стала по-настоящему жестокой с собой, и этот период ненависти к себе продолжался где-то около года. Я располнела, потому что не хотела, чтобы кто-то смотрел на меня и думал обо мне что-то хорошее и приятное.»

Постепенно жизнь для Ребекки и ее семьи вернулась в нормальное русло. Затем, через два года после того выкидыша, Кэлвин начал навещать их. Как-то раз, когда Ребекка лежала в постели, у нее возникло такое ощущение, как будто на ней сидит ребенок, и свет в комнате стал включаться и выключаться. Вскоре после этого Ребекка прочитала в какой-то книге, что умершие могут проявляться, действуя через электричество, чтобы подать сигнал о своем присутствии. Как-то она спросила у Такера, не заметил ли он что-то необычное в своей комнате.

«О, да…» - ответил Такер невозмутимо и добавил, - «Кэлвин сюда наведывается.»
«Что ты имеешь в виду?» - переспросила пораженная Ребекка.
«Ну, дверь открывается, и я чувствую, как он входит.»
«И чем вы, ребята, занимаетесь?»
«Ничем. Он просто заползает ко мне [в постель], и мы обнимаемся. Когда я просыпаюсь утром, его уже там нет.»
Ребекка рассказала мне, что визиты Кэлвина приносили ей глубокое утешение, и это было важным шагом на пути исцеления для нее и ее семьи.
«Ребекка, как ты думаешь, может, ради этого он и возвращался?» - спросил я. – «Для того, чтобы помочь тебе пережить это горе?»
«Да, я так и думаю. Думаю, он возвращался, чтобы дать мне знать, что со мной всё будет в порядке, и что с ним всё хорошо.»

Поиск по сайту: