Легенда. Главы 12-13

Мик Бельф

(Резюме Журналиста)

Выброс. Никто в Зоне, и уж тем более за ее пределами толком не знает, что это такое.
Что-то в северо-восточном углу Зоны, на четвертом энергоблоке Чернобыльской АЭС копит в своем необъяснимом с точки зрения официальной науки нутре энергию. Электромагнитную? Тепловую? Или, может быть, энергию химических связей? Трудно сказать. Просто – энергию.
Это как банальный прыщ – набухает, набухает, и, в конце концов, взрывается, разбрасывая вокруг излишек всякой дряни.
Если судить по частоте выбросов, у Зоны – явные проблемы с обменом веществ.
Я мог бы ответить хотя бы на какую-то часть вопросов, но – не помню ответов. Зона – своенравная особа, она предпочитает плодить тайны вместо того, чтобы раскрывать горизонты…
Как выглядит выброс?
Примет много. Общее ощущение - мир замирает. Словно пытается прикинуться мертвым, ведь, как известно, активные хищники падаль не трогают.
Краски блекнут. Ветер исчезает совсем. Солнце тускнеет, словно закрытое облаком, хотя небо может быть совершенно чистым.
Воздух становится наэлектризованным. Иногда можно почувствовать, как щиплют кожу искорки статических разрядов.
Звуки вязнут в общей тишине. И всякое слово, сказанное вполголоса, вдруг становится неожиданно громким.
Медленно, но с каждой минутой все быстрее нарастает радиация.
В голове становится так же медленно и вязко, как и в окружающем мире. Останавливаются мысли, появляется ощущение страха, перерастающего в откровенную панику. Какие-то первобытные слои сознания вопят: нужно спрятаться, зарыться поглубже, избежать грозной и неумолимой всеобщей беды.
Все быстрее и быстрее мир вокруг тускнеет, теряя цвета. Счетчик Гейгера сходит с ума, чирикая, словно целая стая воробьев. Воздух стремительно густеет, и уже похож на сироп, который неимоверно трудно протолкнуть в легкие.
Сейчас. Уже сейчас…
Если успел спрятаться, начинаешь умолять: быстрее уже, не томи душу! Не успел – молишь любого бога, чтобы дал лишнюю секунду…
И вдруг – ощутимый подземный толчок. Не землетрясение, нет. Будто где-то неподалеку взорвали несколько тонн тротила. И низкий, пробирающий до костей гул. Сперва тихий, на грани слышимости, но вскоре – почти непереносимый, выбивающий барабанные перепонки, играющий на коже лица, словно на бубне. Невозможно определить, откуда он исходит. Ощущение, будто все подряд окружающие предметы гудят, стремясь свести с ума.
Словно в голове уместился мощный трансформатор.
И приходят видения. Каждому – свои. Чаще – страшные, пугающие. Страхи, приходящие из самых темных глубин подсознания. Но иногда видения невообразимо прекрасные – прекрасные той самой красотой, которую невозможно объяснить словами, невозможно нарисовать. Нельзя выразить, ибо это – только твое, и ничье больше.
Нельзя верить видениям. Как бы ни были они прекрасны или ужасны, их цель одна – забрать тебя. Увести. Уничтожить. Превратить в безвольную марионетку Зоны. Выманить из укрытия под губительную ласку выброса – последнего в твоей жизни, если поддашься.
В это самое время в мир возвращается цвет. Красный. Сочный, влажный красный – цвет свежей крови. На небе тяжелыми желваками набухают кровавые тучи. Кровью светятся глаза любого живого существа. Прозрачная до того вода мутнеет и опалесцирует розовым.
Счетчик Гейгера готов взорваться.
И откуда-то из неопределенного далека стремительно движется тугой вал кроваво-красного пламени. Холодного, словно родниковая вода, и в то же время теплого, словно мохнатый бок сытого кота.
Трудно объяснить. Это даже не пламя. Не газ, не жидкость. Просто Волна. Именно так, с большой буквы. Волна – и этим все сказано.
Волна сбивает с ног, вытягивает из легких воздух – до молекулы. Пьет с кожи влагу, иссушая тело. Остаться в живых под Волной почти невозможно. Я знаю меньше десятка людей, побывавших под Волной и сумевших выжить. Да и тех людьми назвать уже сложно.
Мир трясет. Будто весь пространственно-временной континуум забился в эпилептических судорогах.
Так продолжается недолго, если верить часам. Минуту, может, чуть больше. Но по субъективным ощущениям – порой секунды, порой – долгие часы. Один сталкер, переживший аж три выброса под открытым небом, тронувшийся умом, не различающий грани реальности и собственных видений, рассказывал, что выброс для него – это несколько недель кромешного ада.
Потом Волна уходит, и все стремительно возвращается на свои места. Выброс заканчивается. Небо светлеет. Возвращаются краски. Остается лишь головная боль, звон в ушах да пощелкивание счетчика Гейгера.
И зарождающееся сомнение в существовании реальности как таковой.

13.

Выброс застал биологов в карантинном блоке «Ростка» - обширном забетонированном подвале, разделенном кирпичными перегородками на камеры. В каждой камере – комнатушке два на два метра – новое, почти с иголочки оборудование. Полная автоматизация. Сканеры, счетчики, датчики сами определяют степень зараженности, разнообразные излучатели тут же долбят заразу полным набором излучений, изничтожая ее за считанные минуты.
Самое главное, не шевелиться, пока умный компьютер не разрешит. Иначе можно сбить фокусировку какого-нибудь квантового генератора и получить импульс СВЧ куда-нибудь не туда. В мозг, например. Последствия – от головной боли до мгновенного инсульта.
Карантинный блок на «Ростке» организовали «долговцы». Не для благотворительности вовсе. Просто «Росток» - их вотчина, и в своем доме они предпочитают иметь чистоту и порядок.
Оборудование – немецкое, «Сименс». Немцы честно предупреждают: экспериментальная модель. Если что, мол, без претензий, если кого ненароком совсем стерилизует. Зато почти бесплатно. Говорят, мол, благотворительность, забота о здоровье, ну, и все в таком духе. Но и дураку понятно, что к чему в этой благотворительности. Где ж немцы столько подопытных кроликов найдут, если не в Зоне?
Роман сидел на фирменной табуреточке с логотипом «Сименс» и негромко переговаривался с начальником карантинного блока, начкабом капитаном Мещеряковым, когда пол под ногами чувствительно вздрогнул.
- Началось, - начкаб поднял вверх глаза, - Теперь держи штаны руками!
- Это приказ или присказка такая? – подал голос из соседней камеры Минченко.
- Расслабься, мужик, - хохотнул капитан, - Это так, к слову, - и вопросительно глянул на Романа, - Они у тебя в первый раз, что ли?
- Ага, - ответил Роман, - Гражданские…
- Ясно, - широко улыбнулся начкаб, - Ты, кстати, извини, нам твоего зомби приковать пришлось. Дерганный очень.
- Полегче с ним. Сам, наверное, понимаешь, не в разуме человек.
- Уж как получится, - развел руками «долговец», - Сам понимаешь, не каждый день ко мне зомби попадают. Если уж совсем честно, твой – первый. Обычно таких на подходе снайперы пристреливают. Как ты вообще умудрился его протащить?
- Снайперша сговорчивая попалась, - уклончиво ответил Роман.
- Аленка, что ли? Вайпер, блин, - хмыкнул капитан Мещеряков.
- Не бухти, кэп. Она все правильно сделала. Зомби, он ведь тоже человек. Кстати, сейчас «свободовцев» на «Ростке» много?
- Ну, видал пару человек час назад, - ответил Мещеряков, - Нормальные такие ребята, но уже укуренные в хлам. Скорее всего, сейчас в «Антропологе» зависают. Ну, по крайней мере, сознание они уже достаточно расширили, чтобы туда под выброс попереться.
По карантинному блоку поплыл тягучий гул.
Нарастая с каждой секундой, он отдавался вибрацией в каждой клеточке тела, превращал стены, людей, предметы в один огромный низкочастотный камертон.
- Выброс нынче мощный, - покачав головой, произнес капитан, - Прямо катаклизм какой-то. Ката-клизма.
Зомби громко и надрывно ревел и звал маму, совсем как напуганный ребенок.
Капитан Мещеряков покосился в сторону его камеры, поморщился.
- Сталкер, ты, конечно, везучий человек, раз через баррикаду его протащил, но дальше – пропускной пост. И уж там стоят люди строгие и нервные. Хана вашему зомби, да и вам заодно могут вход закрыть.
- Придумаю что-нибудь, - Роман улыбнулся и подмигнул капитану, - Не дрейфь, кэп.
В подвале заморгал и погас свет. Лишь в камерах мертвенно бледно светили диодные лампочки, работавшие от аккумуляторов.
- Так, один освободился, - Мещеряков глянул на часы, - Двенадцать минут. Быстро машинка справилась. Девочке вашей очень повезло: спор на ней оказалось мало, да и другие микробы как-то не налипли особо. Как ее зовут?
- Настя, - ответил Роман, - А зачем тебе?
- Так, любопытство…
Снова тряхнуло. Моргнули и снова погасли потолочные лампы.
Гул становился слишком назойливым. Уже трудно было расслышать обычную человеческую речь, и сталкер поневоле повысил голос.
- Капитан, ты сейчас за ней проследи! Она ведь ни разу под выбросом не была!
- Не учи ученого, сталкер! – засмеялся громко капитан.
Сейчас он напоминал Роману именно капитана – морского волка из детских книжек. Перекрывая шум выброса, он бросал направо и налево короткие рубленые команды и улыбался. Словно вел свой корабль сквозь шторм, бросая дерзкий вызов стихии.
Затрясло уже беспрестанно. Роман слышал, как ойкнула Настя, видно, обо что-то ударившись. Как матерились доселе культурные ученые мужи в своих кабинках.
Цвет пропал совсем. Черно-белый мир уже не пугал Романа, как прежде. Но вот новички обычно паникуют…
- Всем сидеть! – раскатисто прокричал капитан Мещеряков, - Держитесь за табуретки, граждане! И глаза закройте – сейчас глюки будут!
Роману ничего объяснять не нужно. Это ведь далеко не первый выброс на его веку. И способ бегства от собственных кошмаров уже давно у него отработан.
Он закрыл глаза, выдохнул, расслабился.
И стал перебирать в голове все события прошедших суток, разделяя их на плохие и хорошие.
Вот – он поймал плоть. Хорошая получилась охота. Напряженная, азартная. И, главное, красивая. Живую плоть, в конце концов, далеко не каждый сталкер словить может.
Хорошо.
Вот, они расположились на ночлег. Вечер, тишина. Кровососы из своей берлоги вылезать и не думают. Костерок, байки, хорошая водочка в разумных количествах.
Хорошо.
Погиб Юрка Семецкий. Плохо погиб. Глупо. На растяжке, которую Роман сам установил. Да еще и снорк этот…
Плохо.
С утра день поганый. Болота. Убитые неизвестным Потрошителем украинские спецназовцы. Потом – мародеры-недоумки. Обошлось все удачно, конечно, но в целом…
Плохо.
Выброс…
Плохо.
Есть еще одно, то, что Роман однозначно записывал в «хорошо». Тот самый разговор с Настей, у полуразрушенной стены. Те «электры» в лесу, те звезды над головой, то самое ощущение ночи - и Насти рядом. Что-то она не успела сказать, что-то, наверное, важное…
И хорошо, что не успела. Всему свое время и место. Тогда было не время.
Когда-нибудь они закончат тот разговор. Когда-нибудь…
В груди что-то томительно сжалось, и почему-то захотелось повыть. Как волку на луну. Не с тоски, а просто так, без особого смысла…
Кто-то дернул его за рукав. Роман открыл глаза, порывисто вскочил.
Перед ним стояла Настя. Немного бледная, живописно так растрепанная. Без своих очков в тонкой оправе, и при этом не щурилась близоруко, как это бывает, когда человек снимает очки.
Девушка улыбалась.
- Все уже, - сказала она, продолжая держаться за рукав энцефалитки, - Выброс закончился. Можно идти.
- Куда идти? – спросил Роман.
- Покажешь мне «Росток», - пожала плечами Настя, - Ведь интересно же!
Роман послушно поднялся с табуретки, вышел из карантинной камеры. Огляделся.
Странно. Судя по всему, выброс и впрямь кончился. Все тихо и пусто. В соседних камерах – никого, в коридоре – тоже ни души.
- А где все-то? – удивился Роман.
- Вышли. Капитан тот приказал всем на воздух выбираться. Вроде как для дальнейшего здоровья полезно. Мы все вышли, а ты заснул. Храпел еще так художественно, - Настя хихикнула, - И, как ребенок, слюни пускал.
- Эк меня скрючило, - смутился Роман, - Ну, с кем не бывает…
Они медленно зашагали по коридору к выходу на «Росток». Шаги их отдавались гулким эхом, таким громким в окружавшей их тишине, что Роману стало как-то не по себе. Неуютно.
Сталкер остановился, прислушался.
Тишина. Совершенная тишина. Ни голосов, ни вечного, как Вселенная, громкоговорителя с музыкой и рекламой службы в клане «Долг». Ничего.
- Что с тобой? – обеспокоенно спросила Настя, обернувшись.
- Слишком уж тихо, - ответил Роман, повертев головой по сторонам.
- Может, последствия выброса? – предположила Настя.
- Может, и последствия. Только не нравится мне все это.
- Пойдем на воздух, глядишь, и полегчает тебе, - мягко улыбнулась Настя.
Ее лицо дрогнуло, на мгновение показалось каким-то чужим и бесцветным.
- Пойдем, - повторила она.
- Еще пять минут посижу, в себя приду, - покачал головой Роман.
Что, черт возьми, творится?
Фигура Насти словно дымкой подернулась, поплыла, потеряла четкие очертания.
- Пойдем наверх, - твердо, совершенно не своим голосом произнесла девушка.
И вдруг исчезла, на пару секунд став плоской черно-белой картинкой.
Глюк!
- Матрикс хез ю, - пробормотал Роман и осел на пол.
Видения все-таки затянули его в свой нереальный мир. И что с ним сейчас происходит там, в мире реальном, известно кому угодно, только не ему самому. Может, он уже выбрался под открытое небо и сейчас лежит, отдавая какому-нибудь богу душу на асфальте «Ростка»? Или в приступе неизвестно, чего, пустил себе пулю в лоб и сейчас смотрит предсмертный мультик, в котором дальше по сценарию – темный тоннель, заканчивающийся святым Петром на ресепшене?
Что делать? Самое разумное: сидеть и не рыпаться. Впасть в медитацию, отрешиться…
Получится ли?
Должно получиться. Очистить разум, отрешиться, потерять себя.
Ох, и обрадовались бы древние даосы его неожиданной мысли! Потерять себя, чтобы себя обрести. Нужно записать при случае.
Роман закрыл глаза и решил ни в коем случае не открывать. Кто-нибудь да найдет способ его отсюда выдернуть…
Но под опущенными веками билась одна-единственная тревожная мысль: а вдруг вокруг вовсе не безопасный подвал? Вдруг он сейчас – прямо под открытым небом?
Чувствительный шлепок ладонью по щеке. Обжигающий, как, впрочем, и любая пощечина. Глаза распахнулись сами собой.
Капитан Мещеряков. Лукаво щурится, насмешливо так.
- Эй, сталкер, - говорит капитан, - Ты чего это удумал? Куда поплелся-то? Выброс же!
- Где я? – Роман задал, пожалуй, один из самых глупых вопросов за всю свою жизнь.
- «Росток», карантинный блок, - засмеялся Мещеряков, задорно шевеля густыми усами, - А ты думал, где?
- Не уверен, - признался Роман, - Да и неважно, что я там думал. Как экспедиция?
- Нормально твоя экспедиция, - капитан хлопнул его по плечу, - Странно, что все нормально переживают, а ты совсем раскис. Не стыдно?
- Не стыдно, - нахмурился Роман, - С кем не бывает?
- Со мной не бывает, - уверенно заявил Мещеряков, - Ну, ты как, живой? Не будешь больше глупостей делать?
Роман огляделся. Оказывается, на самом деле от своей камеры он отошел всего на пару-тройку шагов. У стены напротив, оседлав рюкзаки, сидели биологи. Все тяжело дышали. Кое-кто потирал ладонью вспотевший лоб. И Настя…
Настя сидела вместе с остальными, такая же, как и всегда. С волосами, забранными в хвост, в очках в тонкой оправе. Девушка сидела на своем рюкзаке и, закрыв глаза, что-то шептала себе под нос. Уж не молитву ли?
Настоящая. Именно такая, какая она должна быть.
До черточки – настоящая. До точечки…
Роман улыбнулся.
- Не буду, - заверил он капитана, - Хватит на сегодня глупых поступков.
- Ну, если подумать, - протянул Мещеряков, поглаживая усы, - Не такие уж и глупые, - тут он оглянулся и потом снова хлопнул сталкера по плечу, - Ладно, Рома, беги к своим. У меня еще люди на подходе. Вон, видишь, из «Чистого неба» ребята приперлись? Почистить их надо бы.
По широкой бетонной лестнице в подвал карантинного блока спускались четверо. Все – в «чистонебовских» самодельных комбезах, при «калашах». Бодрые, веселые, на ходу еще и анекдоты какие-то травят.
- Герои, - хмыкнул Роман, - Из-под выброса прямо? Как дошли-то?
И вдруг осекся, поймав себя на крамольной мысли. Как они пришли сюда, эти ребята из «Чистого неба?» Им что, совсем плевать на выброс?
Роман присмотрелся к ним повнимательнее, и они показались ему очень странными. Настолько странными, что вызывали стойкое отвращение.
В чем дело?
Сталкер еще раз внимательно всмотрелся в лица «чистонебовцев» и едва не закричал.
У них напрочь не было лиц. Аморфное светлое пятно, зализанное такое. Ни волосочка, ни глаза – вместо носа невнятный бугорок.
Роман резко повернулся к Мещерякову.
У того тоже вдруг не стало лица. Совершенно никакого. Блин, покрытый кожей.
Роман в отчаянии закричал.
Глюки. Все это – галлюцинации. Осязаемые, реальные настолько, что не поверить в них просто невозможно.
Так где же истина? Что здесь – настоящее-то?!
Роман закрыл глаза. Снова, в который уже раз попытался отрешиться от всего. И его уже не волновало, где он на самом-то деле и что с ним происходит.
Отключить сознание. Совсем. Нет мыслей. Нет ощущений. Ничего нет. Пустота.
Нелегко. В голове так и скачут обрывки сомнений и страхов. И убрать их – дело трудное, почти невозможное.
Вдох. Глубокий, насколько возможно. Задержать дыхание. Досчитать до десяти. Выдохнуть – до предела, напрягая диафрагму, выплевывая легкие на пол. Снова задержать дыхание. Досчитать до двадцати. И снова вдох…
Считать такты дыхания. Ничто больше не имеет смысла – только дыхание. Вдох – выдох. Вдох – выдох. Вдох – выдох.
Исчезли обрывки мыслей, ушли сомнения и страхи.
Строить реальность заново. С нуля, словно новорожденный. Дыхание – реально. Его можно ощутить и можно контролировать.
Вдох – выдох.
Теперь расширить сферу осязания.
Плечи. Вперед – назад, в такт дыхания. Почувствовать настолько, что самому стать своим собственным плечом. Отождествиться с ним. Вперед – назад…
Дальше – локти. Неподвижны, будто жестко привязаны в пространстве. Непоколебимы. Точка отсчета.
Кисти рук. Лежат на коленях. Расслаблены. Пальцы безвольно повисли. Почувствовать, осознать, утвердить…
Так, сустав за суставом, Роман восстановил ощущение собственного тела. Себя он теперь ощущал вполне реальным, управляемым, определенным.
Теперь звуки. Частый, но уже успокаивающийся с каждым тактом дыхания пульс. В ушах он отдается тягучим уханьем. Затихающий вдали гул – Волна уходит. Это нормально. Стоны и всхлипы людей – на разные голоса, с разных сторон. Мерное попискивание «сименсовской» установки. Ровно там, где оно и должно быть – над правым ухом.
Роман открыл глаза. И тут же снова закрыл. Попытался в голове воссоздать увиденное. Левее, в трех метрах на полу на корточках – «долговский» капитан. Обхватил голову ладонями, раскачивается из стороны в сторону. За его спиной в четырех с половиной метрах – бетонная стена. Видны четыре массивных плиты, на второй слева нацарапана надпись, едва заметная, затертая – «Петрович – козел». На потолке видны четыре светильника по две длинных люминесцентных лампы в каждой. Третья справа лампа не загорается, помаргивает раздражающе и едва слышно щелкает.
Снова открыл глаза.
Все на месте. Именно так. Только светильников на потолке видно пять, а не четыре. Это уже хорошо. Если бы был глюк, разницы между воображаемым и реальным, скорее всего, не было бы. Для верности Роман надавил пальцем на глазное яблоко – все без исключения предметы раздвоились. Два-ноль в пользу объективной реальности.
- Мещеряков, девичья фамилия матери, - хрипло, но поставленным командирским голосом спросил сталкер.
- Ямамбетова Сония Джанибековна, - пробормотал капитан, - А ты, случайно, столицу Буркина-Фасо не помнишь?
- Уагадугу, - поморщившись, ответил Роман.
- Никогда не слышал, - капитан устало улыбнулся, - Это хорошо.
- Хорошо, - кивнул Роман, - Похоже, не первый раз после выброса мозги себе вправляешь.
- Да и ты, смотрю, не новичок, - усмехнулся капитан.
Оба облегченно рассмеялись.
- Слушай, а у тебя вправду так маму зовут? – спросил Роман.
- Рехнулся, что ли? – хмыкнул Мещеряков, - Самая обыкновенная у меня мама. Вполне себе славянская. Это я так, чтобы тебе полегче было. А у Буркина-Фасо…
- Именно Уагадугу, - кивнул Роман, - Учи географию, кэп.
Реальность окончательно возвращалась в привычные, отведенные ей рамки.
Биологам, как ни крути, было проще. Выбросы, они такие: чем больше их переживешь, тем реалистичнее глюки, а новичкам выброс просто сны устраивает – такие, навроде белой горячки.
Но все же и им было нелегко. Постанывая, из своей камеры на четвереньках выбрался Володя Александров. Прополз несколько метров и растянулся на бетонном полу, тяжело дыша. Пьянчуга Минченко сделал несколько нетвердых шагов и, согнувшись пополам, проблевался. Рауфман сидел на табуретке и, закатив глаза, глотал валидол.
- Какая гадость, - выдохнул он, - Какая гадость – этот ваш выброс.
Пожалуй, только Саша Прыгин перенес пси-удар Волны совершенно спокойно. Как ни в чем не бывало, он вышел из камеры, огляделся и помахал рукой Роману: мол, я в порядке.
Сталкер подошел к Насте. Та сидела на полу и, обхватив руками плечи, вздрагивала, словно ее током било.
- Что с тобой? – спросил ее Роман.
- Страшно, - пожаловалась Настя, - Я не думала, что так будет…
- А здесь все не так, - вздохнул сталкер, оглядевшись, - Настя, светлая ты душа, это – Зона. Понимаешь? Здесь всегда страшно, даже когда красиво.
- Как же вы здесь живете? Зачем?
- Не знаю, - сталкер почесал подбородок, - Наверное, я экстремал. И другие – тоже экстремалы. Иначе и не объяснишь.
Он пошарил в кармане энцефалитки, извлек несколько таблеток.
- Опять чудо-лекарство Болотного Доктора? – Настя подозрительно покосилась на пилюли.
- Вовсе нет. Обычный экстракт пустырника. В любой аптеке на Большой Земле за копейки продается. Выпей, помогает.
Настя послушно проглотила таблетки, отхлебнула воды из фляжки.
- Вот и замечательно, - улыбнулся ей Роман, - Поднимайся, нас ждет нормальный ночлег и даже душ.
Девушка слабо улыбнулась в ответ, и от этой улыбки что-то в груди Романа опять екнуло. Правда, самого Романа это нисколько не удивило – словно так оно и должно было быть.
Сталкер подал ей руку, помог подняться. Господи, до чего же рука-то нежная, тонкая, маленькая! Прямо как синичку в кулаке зажал и лишний раз боишься пальцем шевельнуть – раздавишь еще чего доброго.
Отвык он от нормальной женской руки. Здесь, в Зоне, сталкерши почти поголовно – брутальные амазонки с рукопожатием гидравлического пресса. И попробуй им руки не пожать – тут же взбрыкнут: что, мол, сталкер, баба уже и не человек, что ли? А жмут так, словно мстят за все свои женские обиды. В общем, «никакого политесу», как говаривал сталкер Призрак, кстати, большой охотник до женского пола.
На несколько секунд он так и замер, с каким-то болезненным любопытством продолжая держать Настю за руку. И почему-то выпускать тонкую ладошку не хотелось.
А пульс в ушах – бух-бух-бух…
Потом вдруг опомнился, отдернул руку, словно обжегшись.
- Извини, - пробормотал он, - Задумался что-то…
И поспешил на выручку Рауфману, который никак не мог подняться со своей табуретки.
Зомби вытаскивали из кабинки втроем: Роман, Свержин и Володя Александров. Зомби упирался, мотал головой и норовил спрятаться обратно в камеру. Странно, но Александров, поначалу невзлюбивший зомбированного, теперь относился к нему почти что с материнской заботой. Даже покрикивал на Романа, когда тот чем-либо ненароком пугал «свободовца».
Наконец, экспедиция была готова идти дальше. Все привели себя в порядок, поправили снаряжение, словно бывалые солдаты.
- Ну, идем, - оглядев ученых, сказал Роман.
- Ни пуха, - с улыбкой махнул им вослед рукой капитан Мещеряков.
- К черту, - отозвался сталкер.
Теперь оставалась главная проблема – преодолеть пропускной пункт. Ученых пропустят на «Росток» без лишних вопросов, а вот Роману и зомби придется туго.
«Долг» злопамятен и нетерпим. Хотя отдельно взятый «долговец» - вполне может оказаться замечательным человеком. Вон, капитан Мещеряков, например.
Пропускной пункт, как и следовало ожидать, в здании заводской проходной. Бетонная коробка, воткнутая в сплошную ограду с ржавой колючей проволокой поверху. Небольшие окошки с выбитыми стеклами, забранные решетками. Из окошек недвусмысленно торчат пулеметные стволы. «Долговцы» превратили «Росток» в настоящую крепость, хотя свято блюдут договор о нейтралитете и беспрепятственно пропускают всех подряд – кроме тех, кто в «черном списке»: явных беспредельщиков и отморозков, нарушителей правил пребывания на «Ростке», общепризнанных преступников, ну, и «гамаюновцев», разумеется.
Романа не было в «черном списке», но встреча с «долговцами» ему совсем не улыбалась радужными перспективами. Были между кланом и сталкером давние разногласия…
- Народ, подходи по одному! – крикнули с пропускного пункта, - Кто вдвоем пойдет, стрельнем без церемоний, ага!
- Эй, ты полегче там, стрелок И! – нервно ответил Володя Александров, цепко державший за рукав зомбированного – словно буйного коня под уздцы, - У нас раненый! Глаза обожгло. Один не пройдет.
Роман удивленно обернулся, глянул на Александрова. Тот улыбнулся и хитро подмигнул сталкеру, покосившись на «свободовца».
Глаза зомби были плотно забинтованы, но сам он, кажется, не испытывал по этому поводу особого беспокойства.
Роман показал Александрову большой палец – определенно, молодец, мужик! Соображалка работает. Но когда он успел-то?
И тут же кольнуло: он, Роман, должен был додуматься, озаботиться заранее. Он – а не подопечный лаборант.
Кольнуло – и исчезло.
Он махнул Александрову: мол, пойдем. Взял зомби за другой рукав, и все втроем они медленно зашагали к пропускному пункту.
Затея удалась. Прошли без проблем. Александров лишь махнул перед носом совсем еще сопливого «долговца» сквозным пропуском – закатанной под ламинат желтой картонкой с фотографией и кучей внушительных печатей.
- Ну, раз такое дело, - стушевался «долговец», - Проходите тогда, ага.
- Вотяк, что ли? – покровительственным тоном спросил его Александров.
- С-под Кирова, - смущенно ответил «долговец».
- Заметно, - хмыкнул Александров, - Ну ничего, говорок-то поправится со временем.
И хлопнул паренька по плечу.
На Романа «долговцы» даже не взглянули. Видимо, укоренилось в их головах мнение, что с учеными работают только проверенные едва ли не по линии ФСБ сталкеры с горячим сердцем, холодной головой и чистыми руками.
Зомби нечленораздельно мычал и пытался идти вперед, и Роман с Александровым то и дело одергивали его.
- Что это с ним? – спросил строго старший на пункте, мрачный мясистый мужичина с надписью «кап. Дворянчиков» на стальной табличке-нашивке.
- В «скороварке» побывал, - пояснил Роман, - Глазам – трындец. Пришлось ширнуть промедолом, так что соображает он туго.
- Понятно, - кивнул капитан, - Врача вызвать?
- Сами разберемся, - отмахнулся сталкер.
Капитан лишь плечами пожал.
Уже через пять минут экспедиция Рауфмана в полном составе миновала пропускной пункт и вошла на территорию «Ростка». Впереди их ждал полноценный отдых. Отдых – или новые трудности? Этого не знал даже Роман.

Поиск по сайту: