О втором состоянии человека после смерти

499. Второе состояние человека после смерти именуется состоянием внутренних начал, или внутренним, потому что он переходит тогда во внутренний, или духовный, быт свой, в жизнь по воле и помыслам, а внешность, в которой пребывает он в продолжение первого состояния, усыпляется. Всякий, кто обратит внимание на жизнь человека, на речи и дела его, убедится, что во всяком человеке есть внешность и внутренность, или внешние и внутренние цели и помыслы. Это видно из следующего: в гражданской жизни всякий думает о другом, судя по тому, что слышал и знал о нем по слухам или в беседах, но никто не станет высказывать ему в лицо такого рода убеждения свои, а обращается с ним вежливо и прилично, как бы дурно о нем ни думал. Так в особенности поступают лицемеры и льстецы, которые говорят и делают совсем не то, что думают и чего хотят; также ханжи, беседующие о Боге, о небесах, о спасении души, об истинах церкви, о благе отечества и о ближнем как бы по вере и по любви, между тем как они сердцем веруют совсем в иное и любят только себя самих. Из этого следует, что мысли бывают двоякие, внешние и внутренние; что согласно первым люди говорят одно, а согласно вторым чувствуют совсем иное.

Те и другие мысли раздельны, и человек остерегается, чтобы внутренняя мысль его не перешла во внешнюю и как-нибудь не обнаружилась. Человек создан так, чтобы внутренние помышления его по соответствию составляли одно и то же со внешними; они и составляют одно у людей, живущих в добре, потому что они помышляют и говорят только о добре. Но у людей, живущих во зле, внутренние помыслы разнятся от внешних, потому что такие люди помышляют о зле, а говорят о добре. У них порядок извращен, добро снаружи, а зло внутри, - почему зло и господствует над добром, подчиняя его себе, как раба, который служит ему только средством для известных целей согласно любви его. При такой цели добра на словах и на деле ясно, что добро в людях этих вовсе не есть добро, потому что оно заражено злом, хотя по внешности своей и в глазах людей, не знающих внутренних побуждений, оно и принимает вид добра. Иное дело, если человек сам живет в добре: тут порядок не извращен; добро течет из внутренних помыслов во внешние и таким образом переходит в речи и дела. Для этого порядка человек создан: тогда внутренние начала духа его пребывают в небесах и в небесном свете; а как небесный свет есть Божеская истина, исходящая от Господа, или есть сам Господь в небесах (н. 126-140), то такие люди руководятся Господом. Все это сказано здесь для объяснения, что у человека есть мысли двух родов: внутренние и внешние, что те и другие между собой различны. Под мыслями здесь разумеется также воля, из которой помыслы исходят, потому что никто не может размышлять без участия воли своей. Ясно теперь, что понимается под состоянием человека внешним и внутренним.

500. Когда говорится о воле и помыслах, то под волей разумеются также чувства и любовь, а затем и всякая утеха и наслаждение этих чувств и любви, ибо они относятся к воле как к своему подлежащему: чего человек хочет, то, стало быть, и любит, то считает утехой и усладой своей; и наоборот, что человек любит, чем тешится и услаждается, того и хочет. Мыслями в этом случае называется все то, чем человек оправдывает и утверждает чувства свои или любовь свою; мысль есть не что иное, как вид или образ воли, или наружное проявление ее. Образ этот устанавливается различными приемами (анализисами) рассудка, происходящими из духовного мира и свойственными духу человека.

501. Надо знать, что человек вполне таков, каковы внутренние начала его, а не таков, какова внешность его отдельно от внутренних начал, потому что внутренние начала человека - дух его, а жизнь человека - жизнь этого духа, которым живет и тело. Поэтому человек и остается навеки таким, каковы внутренние начала его. Внешность же, как принадлежащая телу, после смерти отпадает, а часть ее, прилипающая к духу, усыпляется, служа только как бы основой для внутренних начал, как объяснено было выше в главе о памяти, остающейся после смерти. Из этого следует, что именно составляет собь человека и что затем не есть собь его; т.е. у дурных людей все внешние помыслы, как они сказываются в речах, и внешняя воля, какова она в поступках, не составляют соби их, но то, что принадлежит внутренним мыслям и воле человека.

502. По миновании первого состояния, о котором сказано выше, т.е. состояния внешности, человек-дух вступает во второе - в состояние внутренних начал своих, или внутреннее, т.е. в состояние внутренней воли своей и помыслов по ней, в котором был и в миру, когда мыслил сам по себе, свободно, без всякого стеснения. В состояние это он впадает бессознательно, не замечая того, как бывало и в миру, когда, сосредоточив внутрь внешние помыслы, на которых основана речь, он пребывал в одних внутренних помышлениях. Впадая в такое состояние, человек-дух пребывает в себе и в самой жизни своей, ибо свободное мышление по своим чувствам есть собственно жизнь человека, есть сам человек.

503. В этом состоянии дух мыслит вполне согласно с волей своей, а стало быть, и по чувствам или по любви своей, и потому помыслы его и воля сливаются в одно, и до такой степени в одно, что в нем почти незаметно мыслей, а видно только, что он желает или хочет. То же делается, если он говорит, с той разницей, что тут заметно какое-то опасение, как бы не проговориться, не обнаружить помыслов воли, потому что эта осторожность по привычке в мирской, гражданской жизни также вошла в хотение или волю его.

504. В состояние это приводятся все без изъятия люди после смерти своей, потому что оно свойственно духу их. Первое же состояние есть быт духа человека в общежитии, а потому и не есть настоящее, собственное состояние его. Что это первое после смерти, или внешнее, состояние человека, о котором сказано было выше, не есть настоящее, собственное состояние его, ясно по многим доводам, а именно: дух не только мыслит, но и говорит по чувствам своим, ибо сама речь вытекает из этих последних, как объяснено в главе о речи ангелов (н. 234-245).

Человек в миру мыслил точно тем же порядком, когда входил в себя; он тогда не размышлял при помощи телесной речи, а просто будто видел все перед собой, и притом видел в течение одной минуты гораздо более, чем мог бы рассказать в полчаса. Что внешнее состояние не есть собственное состояние человека или духа его, явствует также из того, что, будучи здесь в обществе, человек беседует по правилам жизни нравственной и гражданской; причем внутреннее мышление управляет внешним, как иногда человек управляет человеком, наблюдая, чтобы все условия вежливости и приличия были соблюдены. Это ясно еще из того, что человек, размышляя в себе самом, обдумывает, как ему говорить и поступать, чтоб нравиться, войти в дружбу или в расположение и милость другого. Для этого он придумывает чуждые ему самому средства и, стало быть, действует противно внутренней, собственной воле своей. Ясно после этого, что состояние внутреннее, в которое ставится дух, есть собственное состояние его, а следовательно, и подлинное, собственное состояние человека, покуда он жил в миру.

505. Если дух находится во внутреннем состоянии своем, то он для всех открыто является таким, каким человек был в миру, потому что действует уже по внутренней воле, или по соби, своей. Кто был добр по внутренним началам своим, тот действует разумно и мудро, даже разумнее, чем на земле, потому что отрешен от плотских вещей и вообще от всего земного, помрачавшего видение как бы облаком. Бывший во зле действует, напротив, глупо и безумно, даже безумнее, чем на земле, потому что воле его дан полный простор, ничем не стесняемый. В миру такой человек был здрав умом во внешности и этим средством мог принимать личину разумного человека, но коль скоро внешность эта отнята, то безумие обнаруживается. Злой, притворно принимающий внешность доброго человека, подобен сосуду, снаружи гладкому и блестящему, между тем как в нем, под крышкой, собраны всякого рода нечистоты; к нему применяются слова Господа: Уподобляетесь окрашенным гробам, которые снаружи кажутся красивыми, а внутри полны костей мертвых и всякой нечистоты (Мат. 23. 27).

506. Все жившие на земле в добре и по совести, а стало быть, признававшие Божественное начало и любившие Божеские истины, а в особенности прилагавшие их к делу, будучи приведены в состояние внутренних начал своих, как бы внезапно пробуждаются от сна или будто выходят из-под тени на солнце, ибо они тогда мыслят при помощи небесного света, следовательно, по внутренней мудрости, и поступают по благу, следовательно, по внутреннему чувству своему. Небесное начало влияет на помыслы и хотение их и, сообщая их с ангелами небесными, разливает внутри их усладу и блаженство, которого они прежде не знавали. Они тогда признают Господа и чтут Его самой жизнью своей, потому что, перейдя во внутреннее состояние, они живут настоящей, свойственной им жизнью (см. н. 505). Они признают и чтут Господа по свободной воле своей, потому что свобода принадлежит внутреннему чувству. Таким образом, они удаляются от благочестия внешнего и обращаются к благочестию внутреннему, в котором и состоит истинное богопочитание. Таково состояние христиан, живших по закону Слова; но противно этому состояние тех, что жили на земле во зле и у которых не было совести, вследствие чего они отрицали все Божественное, ибо все живущие во зле внутренне отрицают Божественное начало, хотя внешне и думают, что не отрицают, а признают его. Но признавать Божество и жить во зле - одно другому противоположно. Такие люди, войдя на том свете в состояние внутренних начал своих, по речам и поступкам своим со стороны кажутся помешанными, потому что дурные наклонности вовлекают их в преступления, ведут к презрению других, к обидам, поношениям, ненависти, мести. Они вымышляют коварства иногда с таким лукавством и злобой, что с трудом верится, какая злонамеренность может скрываться в человеке. Они тогда находятся в состоянии полной свободы действий по помыслам воли своей, потому что отрешены от внешности, которая неволила и обуздывала их в миру; словом, хотя они считали себя умнее и мудрее всякого, тем не менее они лишены рассудка, потому что в земной их жизни рассудок пребывал не во внутренних началах их, а в одной только внешности. По этим причинам такие духи из второго состояния своего приводятся попеременно и на короткое время снова в первое состояние, или в быт внешний, и с тем вместе в памяти их повторяются предшествовавшие речи их и поступки. Иные стыдятся и сознаются, что безумствовали, другие не знают никакого стыда, еще иные негодуют, что им нельзя оставаться навсегда в состоянии внешности (как в миру). Но этим последним объясняется, чем бы они наконец сделались, если бы постоянно пребывали в этом состоянии, а именно: что они бы продолжали скрытно строить козни свои и совращать простых сердцем и верой, принимая обманчивую личину блага, прямоты и правды, а затем погубили бы целиком и самих себя, потому что внешность их наконец воспламенилась бы таким же огнем, как и внутренние начала, что и уничтожило бы всю их жизнь.

507. Когда духи пребывают в этом втором посмертном состоянии, то являются точно такими, какими были по внутренним началам своим в миру, оглашая сверх того все, что скрытно делали и говорили, потому что они тогда, не стесняясь внешним, открыто говорят и даже пытаются делать то же самое, не опасаясь огласки, как бывало на земле. Они в это время также приводятся к личным состояниям зла своего, чтобы они явились ангелам и добрым духам в истинном виде своем, каковы суть. Таким образом, скрытное становится явным и тайное разоблачается, по словам Господа: Нет ничего сокровенною, что не открылось бы, и тайного, чего не узнали бы. Посему, что вы сказали в темноте, то у слышится во свете; и что говорили на ухо внутри дома, то будет провозглашено на кровлях (Лук. 12. 2, 3). Говорю же вам, что за всякое праздное слово, какое скажут люди, дадут они ответ в день суда (Мат. 12. 36).

508. Каковы дурные духи в этом состоянии, нельзя рассказать вкратце: всякий безумствует по-своему, по своим страстям, а их много. Поэтому я и намерен упомянуть здесь только о некоторых особенностях, из которых можно сделать заключение о прочем.

Любившие сами себя больше всего, а в службе и должностях гонявшиеся только за почестями, долг же свой исполнявшие не ради долга, а на утеху свою, ради славы, - чтобы прослыть более достойными перед прочими и наслаждаться славой почестей, - такие духи, придя во второе состояние, бывают глупее всех прочих, ибо насколько кто сам себя любит, настолько он удаляется от небес, а насколько кто далек от небес, настолько же он далек от разума и мудрости. Если же к себялюбию присоединялось еще коварство, а знатность достигалась происками, то такие духи приобщаются к самым дурным, предаются чародейству, т.е. извращению и употреблению во зло Божественного порядка, и такими средствами мучают и томят всякого, кто не хочет им подчиниться. Они строят козни, предаются делам ненависти, сгорают нетерпением мести и жаждут свирепствовать против всякого, кто им не поддается. Всему этому предаются они настолько, насколько толпа злых духов этому способствует, и наконец замышляют, как бы взять им небеса приступом и разорить их либо, поселясь там, быть признанными за богов. Вот до какой степени доходит их безумие.

Те из людей этого разбора, которые принадлежали к римско-католическому вероисповеданию, безумнее всех прочих: они убеждены, что небеса и ад им подвластны и что могут отпускать грехи по произволу; они присваивают себе все Божественное и называют себя Христом. Это убеждение в них так сильно, что оно влиянием своим поселяет беспокойство в душе других и помрачает ее даже до болезненного чувства. Эти духи почти одинаковы в обоих состояниях, но во втором вовсе лишены рассудка. О безумии их и последующей участи говорится в сочинении О Последнем суде и разрушенном Вавилоне. Кто мироздание приписывает природе и потому, если не словами, то сердцем, отрицает Божественное начало, а затем и все относящееся к небесам и церкви, тот собирает себе подобных в одно толпище, которое из среды своей называет Богом всякого, кто только лукавее прочих, воздавая ему на самом деле Божеские почести.

Я видел сборище таких духов, обожавших чародея, державших совет о силах природы и поступавших при этом до того бессмысленно, что походили на скотов в образе человека. Между ними были люди знатные, сановные и даже такие, которых почитали в миру учеными и мудрыми. Тому подобное бывает и с другими.

Из этих немногих примеров можно заключить, каковы вообще те, чьи внутренние начала духа закрыты к небесам, что бывает у всякого, кто признанием Божества и жизнью в вере не принял никакого небесного влияния. Всякий может рассудить сам по себе, каков бы он был, если бы при таких внутренних качествах ему можно было делать, что он хочет, не опасаясь ни кары законов, ни самой смерти, ни какой-либо внешней неволи, как-то: боязни утратить добрую славу, лишиться почета, выгод, доходов, а с тем вместе и наслаждений. При всем том безумие таких духов обуздывается Господом, чтобы оно не могло перейти за пределы должной службы или пользы, ибо даже и такие духи несут службу на общую пользу, а именно: добрые духи видят в них, что такое зло, каково оно и что выходит из человека, отказавшегося от руководства Господня. Служба или польза от них еще и та, что они собирают всех себе подобных в одну толпу, отделяя их от добрых духов; также, что истины и блага, которые дурными людьми притворно выказываемы были во внешности, от них отбираются, а сами они остаются в своем житейском зле и во лжи этого зла, готовясь в преисподнюю, ибо никто не заключается в ад прежде, чем поставлен будет в житейское зло свое и в отвечающую ему ложь, почему никому и не позволяется там разделять дух свой, т.е. мыслить и говорить одно, а хотеть другое. Там всякий вынужден мыслить ложь согласно злу своему и говорить ложь согласно злу этому, притом то и другое по свободной воле, т.е. по собственной любви своей и согласно утехе или наслаждению ее, так же точно, как человек делает это духом своим на земле, когда помышляет в себе по внутреннему влечению, потому что воля человека есть самый человек, а мысль может быть им в той только степени, в какой она согласуется с волей; воля есть и природа или нрав человека. Поэтому пребывать в воле своей - значит быть в своей природе, во нраве своем и, наконец, в жизни своей (по роду ее), так как жизнь человека согласуется с природой его, и после смерти он пребывает таким, какой нрав или природу он усвоил себе жизнью на земле. Этого нрава недобрый дух уже не в силах исправить или изменить, как на земле, путем размышления или понимания истины.

509. Находясь во втором состоянии, злые духи часто бывают под строгим наказанием, потому что впадают во всякого рода зло или преступление. Кары эти в мире духов разнородны, на личность или звание при этом не обращается никакого внимания: будь король, будь холоп - все одно. Всякое зло неминуемо вслед за собой приносит и кару; то и другое связано нераздельно, а потому кто во зле, тот и под наказанием. Никто, однако, не наказывается там за зло, содеянное здесь, а за преступления, в которые впадает там; но, в сущности, все равно сказать, что там карают за зло, содеянное в миру, или наказывают за зло, содеянное в той жизни, ибо всякий после смерти продолжает жить на том свете своей земной жизнью и, стало быть, остается и в своем зле, своих грехах. Выше было объяснено, что человек и там бывает таков, каким был в телесной жизни своей (н. 470-484). Кара там необходима потому, что в этом состоянии, кроме страха наказаний, нет иного средства для обуздания зла: убеждения и наставления бессильны, страха законов и опасения утраты доброй славы нет, ибо своеволие по природе своей таково, что ничем не может быть подавлено или сломано, кроме кары. Но добрые духи никогда не наказываются, если и делали что-либо дурное в этой жизни, потому что они там не впадают снова во зло свое. Мне также дано быть знать, что зло их иного рода или свойства: в них не было умысла против истин или закоснелости, а только наследственное зло от родителей, которому они и предавались по слепой страсти, когда находились в состоянии внешности, раздельной от внутренних начал.

510. Каждый присоединяется к тому обществу, в каком был дух его еще в мирской жизни, ибо всякий человек по духу своему связан с каким-либо обществом, адским или небесным: злой с адским, добрый с небесным, о чем говорится в н. 438. Дух сближается с обществом своим постепенно и наконец входит в него. Злой дух, будучи в состоянии внутренних начал своих, постепенно обращается к своему обществу и наконец направляется прямо туда еще до окончания этого (второго или внутреннего) состояния. При окончании же его злой дух сам бросается в преисподнюю к ровням и товарищам своим. Само действие это представляется зрителю, будто кто падает вниз головой и вверх ногами. Видимость эта основана на том, что дух этот находится в превратном порядке, любя адское и откидывая небесное. Иные злые духи в этом втором состоянии попеременно входят в ад и опять оттуда выходят, но в этом случае они не кажутся падающими стремглав, как духи, над которыми совершено опустошение (vastatio), о которых сказано выше. Само общество, в котором они состояли по духу своему, еще будучи в миру, показывается им, когда они бывают во внешности, чтоб они знали, что находились в аду еще в земной жизни своей, - в состоянии, однако, не вполне адском, но которое уподоблялось более быту мира духов. Об этом быте сравнительно с адским будет сказано ниже.

511. В этом втором состоянии совершается отделение злых духов от добрых, тогда как в первом состоянии, покуда дух во внешнем быту своем, все перемешаны вместе, как на земле: злые с добрыми и добрые со злыми. Иначе бывает, когда дух уже перенесен во внутренний быт свой и предоставлен нраву своему и воле. Отделение добрых от дурных делается различно, обыкновенно же, не говоря о прочих способах, таким образом: злые духи обходят те общества, с которыми они входили в сношение по добрым мыслям и чувствам своим, когда были еще в первом (внешнем) состоянии, и которые они обманывали внешностью своей, стараясь выказаться добрыми; большей частью носятся они в обширной окружности и всюду показываются добрым духам, чтобы эти видели, каковы они, при взгляде на них добрые духи отвращаются, а затем и сами посетители их, т.е. дурные духи эти, отворачиваются от них лицом в ту сторону, где находится их адское общество, т.е. куда им окончательно должно прибыть.

О третьем состоянии человека после смерти,
которое есть состояние наставления для поступающих в небеса

512. Третье состояние человека после смерти, или духа его, есть состояние наставления. Оно свойственно только тем, которые идут в небеса и делаются ангелами, а идущих в ад не касается, потому что они не могут принять никакого наставления. Поэтому для этих последних второй быт или состояние есть также и третье, которое оканчивается тем, что они сполна обращаются к любви своей и, следовательно, к адскому обществу, живущему в одинаковой с ними любви. Далее, они хотят и мыслят по этим чувствам, т.е. по адской любви, а потому и хотят одно зло и помышляют одну ложь: вот услада и утеха их, ибо это согласно с их любовью. Вместе с тем они уже явно отрекаются от всякого блага и истины, хотя прежде и принимали то и другое, но только в виде средства на услугу своим страстям.

Добрые же духи приводятся через второе состояние в третье, в приуготовительный быт, для наставления и поступления в небеса, ибо никто не может быть иначе приспособлен в небожители, как познанием благ и истин, т.е. наставлением. Никому без этого не дано познать, что такое духовное благо и истина и что такое противоположные им зло и ложь.

Что такое благо и истина гражданские и нравственные и что зовется правдой и прямотой, это человек может узнать и в миру, потому что там есть гражданские законы, которые учат, что такое правосудие, и есть общество, в котором человек научается жить по законам нравственным, относящимся к прямоте и правде. Но познанию духовных благ и истин учат не на земле, а в небесах. Конечно, человек может знать их из Слова и из учения церкви, основанного на Слове, но они не могут слиться с самой жизнью его, покуда он внутренними началами духа своего не вознесется в небеса.

Человек тогда живет в небесах, когда, признавая Божественное начало, живет в правде и в прямоте ради того, что так повелевает Слово Божие, т.е. живет в правде и прямоте ради Божественного начала, а не ради себя самого и мира. Но поступать так никто без наставления не может: он должен знать для этого, что есть Бог, есть небеса и ад, есть посмертная жизнь; что Бога должно любить более всего, а ближнего - как самого себя; что должно веровать в Слово, ибо оно Божественно. Без знания и признания всего этого человек не может мыслить духовно, а без мыслей этих не может и хотеть этого. Чего человек не знает, того не может думать, а о чем не думает, того не может и хотеть.

Если же человек захочет благ и истин, то небеса влияют на него, т.е. Господь через небеса влияет на жизнь человека, ибо Господь влияет на волю человека, а через нее и на помышления его; через оба же пути эти - на самую жизнь его, так как вся жизнь человека состоит из воли и мыслей. Из этого следует, что духовному благу и истине поучаются не от мира, а от небес и что никто не может быть приуготовлен для небес иначе как посредством наставления.

Насколько Господь влияет на чью-либо жизнь, настолько же Он и наставляет человека, ибо настолько же Он воспламеняет волю его любовью к истинам и просвещает ум его на их постижение. В той же мере отверзаются и внутренние начала человека и в него вносятся небеса; и, наконец, в той же мере Божественное и небесное начало влияет на правдивые дела его нравственной жизни и на праведные дела его гражданской жизни, возвышая дела эти в духовную степень, потому что человек исполняет их тогда по началу Божественному и ради него. Прямота и правда нравственной и гражданской жизни, если они истекают из такого источника, являются уже как последствия духовной жизни, ибо сущность всякого последствия зависит от действующей причины: какова причина, таково и следствие ее.

513. Наставлением вообще занимаются ангелы разных обществ, особенно ангелы сторон северных и южных, потому что эти ангельские общества состоят в разуме и мудрости по познанию благ и истин. Места наставлений этих расположены к северу и весьма различны; они устроены и отделены по родам и видам небесных благ, чтобы все и каждый могли быть наставляемы по наклонностям своим и по способностям. Места эти простираются вокруг на огромные пространства. Туда переносятся Господом для наставления добрые духи по прожитии ими второго состояния в мире духов, но не все. Принявшие уже на земле хорошее наставление прямо готовятся Господом в небеса, куда возносятся другими путями: иные тотчас после смерти своей, другие после краткого пребывания с добрыми духами для очищения и удаления грубых помыслов и чувств, принятых на земле по мирским понятиям о почестях и богатствах. Иные прежде подлежат опустошению (vastatio)*, что делается под ступнями, в месте, именуемом исподней землей. Иные при этом сильно страдают, а именно люди, усвоившие себе ложные убеждения, хотя и жившие по добру. Ложные убеждения глубоко укореняются, а, не рассеяв их, человек не в силах понять и усвоить себе истину, потому что не видит ее. Впрочем, об этом опустошении и о способах к тому говорилось уже в сочинении Тайны Небесные. (* Т.е. отделению и отстранению от себя всего не сродного небесам.)

514. Все в местах наставления живут порознь, и каждый внутренними началами своими связан с тем небесным обществом, куда предназначен;

а как небесные общества устроены по небесному образу (см. н. 200-212), то и места наставлений принимают тот же образ; поэтому при обзоре их с небес они являются как бы небесами же, но в уменьшенном виде. Они простираются в длину от востока на запад, а в ширину от юга на север, но ширина по виду короче длины.

Порядок там вообще таков: впереди размещены умершие младенцами, воспитанные наставницами в небесах до юношеского возраста и перенесенные затем Господом в эти места для учения. За ними находятся умершие в полном возрасте и жившие в мире в любви к истине и благу. За ними мусульмане, жившие в доброй нравственности, признававшие одно Божеское начало и чтившие Господа первым пророком; отрекаясь от Магомета, в котором не видят, наконец, никакой пользы, они обращаются к Господу, поклоняются Ему, признают Его Божественность и тогда наставляются в христианском учении. За ними, еще далее к северу, места наставления различных языческих народов, живших в добре по вере своей, приобретших этим нечто вроде совести и поступавших право и прямо не ради законов гражданских, а ради законов веры, которые чтились ими свято и нерушимо. Все эти люди по научению легко обращаются к признанию Господа, ибо они хранили в сердце своем то убеждение, что Бог не есть существо невидимое, а, напротив, видимое в образе человека. Таких народов более, чем всех прочих, и лучшие из них - жители Африки.

515. Но не все наставляются одинаковым образом и одним и тем же небесным обществом. Воспитанные с самого младенчества своего в небесах получают в наставники ангелов внутренних небес, потому что не упитались ложью из ложных учений веры и не загрязнили духовной жизни своей грубой привязанностью к мирским почестям и богатствам. Умершие уже взрослыми обычно поступают в учение к ангелам низших небес, более им сродным, чем ангелы высших, потому что у последних мудрость внутренняя, которую духи эти еще не имеют возможности постичь. Мусульмане же поучаются ангелами, бывшими единоверцами своими, обращенными в христианство, а язычники - своими ангелами.

516. Наставления даются там согласно учению, взятому из Слова, а не по одному только Слову Божиему без учения или науки. Христиан учат по учению небесному, во всем согласному с внутренним смыслом Слова; остальных же, как мусульман и язычников, наставляют учением, доступным их понятиям, которое тем только отличается от учения небесного, что учит духовной жизни посредством жизни нравственной, согласной с хорошими догматами веры их, по которой они жили на земле.

517. Способ учения на небесах тем разнится от земного, что сведения или познания там передаются не памяти, я прямо жизни. Память духов заключается в самой жизни их: они принимают и усваивают себе все, что согласно с их жизнью, а отвергают и еще менее усваивают все неподходящее, ибо духи суть олицетворения любви или чувств и находятся в человеческом образе, чувствам этим подобном. Вследствие этого любовь к истине всегда внушается им для службы жизни, и Господь заботится о том, чтобы каждый любил службу, согласную со свойствами и способностями своими; эта любовь еще усиливается надеждой стать со временем ангелом. А как всякая служба на небесах относится к службе общественной, т.е. к царству Господнему, общему отечеству ангелов, и как всякая частная и особенная служба тем выше, чем более и ближе относится к службе общественной, то всякая частная и особенная служба, виды которой бесчисленны, именуется благой и небесной. Для этого-то в каждом духе любовь к истине так соединяется с любовью к службе, что составляет одно; через это истина переходит в службу (в дело) и сами истины, которым поучаются духи, становятся истинами службы (дела). Вот каким образом поучаются ангельские духи, готовясь к небесам.

Любовь к истине, прилагаемой к службе (к делу), вселяется различными способами, частью вовсе неизвестными на земле; особенно же посредством изображения такой службы, что делается в духовном мире на тысячи ладов, и притом доставляет такое удовольствие, что проникает человека от самой внутренности духа его до самой внешности тела его и таким образом проникает его всего. Через это дух как бы весь обращается в службу свою и, приходя в свое общество, куда он вводится посредством этих наставлений, обретается в своей жизни, если только исполняет свою службу. Из этого ясно, что познания, т.е. внешние истины, никого не вводят в небеса, а делает это сама жизнь, т.е. жизнь службы, как следствие этих познаний.

518. Были духи, принесшие с собой убеждение, что они должны войти в небеса предпочтительно перед прочими, потому что славились ученостью, хорошо изучили Слово и учение церкви и считали себя мудрыми. Они разумели себя под словами пророка Даниила: И разумные будут сиять, как светила на тверди, и обратившие многих к правде - как звезды, во веки, навсегда (12. 3). Но прежде всего сделано было над ними дознание, в одной ли только памяти их заключаются познания их или в самой жизни. Духи, оказавшиеся в подлинной любви к истине, ради службы, отрешенной от всего телесного и мирского, т.е. ради службы духовной, приняты были по должном наставлении в небеса, и им дано было понять, что именно сияет на небесах, т.е. Божеская истина, которая там есть свет небесный в службе или деле. Им показано было, что служба эта есть основа (planum), которая приемлет лучи этого света и отражает их разноцветным блеском.

Противное бывает с людьми, чьи познания заключались в одной только памяти, посредством которой они приобрели себе способность рассуждать об истинах и доказывать те из них, которые были произвольно приняты ими сперва за первые начала, а потом и за сами истины, хотя бы они и были ложные. Такие люди, как нисколько не жившие в небесном свете, а в надменной самоуверенности, убеждены, что, превосходя других ученостью, они должны поступить в небеса, где ангелы будут им служить. Вследствие этого, чтоб разубедить таких духов в их надменной уверенности, их возносили к первому, или низшему, небу, вводя в какое-либо ангельское общество. Там, при самом входе, влиянием небесного света зрение их начинало меркнуть, рассудок мешался и наконец дыхание прерывалось, как у людей умирающих. А почувствовав небесное тепло, т.е. небесную любовь, они страдали внутренними муками. Поэтому они были оттуда удалены и затем наставлены в том, что не познания образуют ангела, а сама жизнь, приобретаемая познаниями, потому что познания или сведения сами по себе находятся вне небес, а жизнь, основанная на познаниях, внутри небес.

519. Когда духи через данные им в описанных местах наставления уже готовы к небесам, - что совершается в короткое время, ибо они в духовном быту своем легко и много зараз постигают, - тогда облекаются они в ангельские одежды, обычно белые, как бы тонкополотняные. После того они направляются по пути, идущему вверх, к небесам, и передаются ангелам, охранителям этих небес; затем принимаются другими ангелами и вводятся в различные общества, где познают различного рода наслаждения, и, наконец, каждый переносится Господом в свое общество; это также делается различными путями, и нередко весьма окольными. Пути эти неведомы ни одному ангелу, а самому только Господу. По прибытии каждого в свое общество внутренние начала его отверзаются, и как они вполне согласуются с внутренними началами ангелов этого общества, то вновь прибывшие тотчас узнаются и с радостью принимаются.

520. К этому я прибавлю нечто замечательное о путях или дорогах, ведущих от помянутых мест к небесам и по которым вводятся туда ангелы-новички. Дорог этих восемь, по две из каждого места наставления; одна из них подымается на восток, другая на запад; идущие в небесное царство Господне вводятся туда по восточному пути, а назначенные в духовное царство - по западному. Четыре дороги, ведущие в небесное царство, являются как бы украшенными масличными и другими плодовыми деревьями, а ведущие к духовному царству усажены виноградом и лавром. Это основано на соответствии: виноград и лавр отвечают любви к истине и службам ее, а маслина и плодовые деревья - любви к добру и службам ее.

Никто не может сподобиться царства небесного
по одному только непосредственному милосердию Господню

521. Не получившие должного наставления о небесах, о пути к ним и о небесной жизни человека полагают, будто прием в небеса есть дело одного только милосердия к верующим и тем, за кого ходатайствует Господь, или будто небеса доступны только по благодати или милости Божией; что, стало быть, всякий человек без изъятия может быть спасен по благоусмотрению Господню. Иные же думают, что даже и самые обитатели преисподней могут быть спасены. Но люди такого мнения ничего не понимают о человеке, который вообще весь таков, какова жизнь его; а жизнь его такова, какова любовь его не только по внутреннему началу своему, но воле и разуму, но и по внешности своей, по телу или образу: телесный образ не что иное, как внешний вид или образ, в котором внутренние начала его проявляются на деле, почему и весь человек есть представитель любви своей (н. 363). Люди эти не ведают, что тело живет не от себя и не собой, а духом своим; что дух человека есть любовь или чувства его, а духовное тело не что иное, как любовь эта в человеческом образе, в котором и является он после смерти (н. 453-460). Кто всего этого не знает, тот может полагать, что спасение человека зависит от одного только благоизволения Божиего, называемого милосердием и благодатью (gratia).

522. Но прежде объясним, что именно должно разуметь под Божием милосердием. – Это есть чистое милосердие ко всему роду человеческому во спасение его; оно одинаково и постоянно ко всякому человеку и никогда ни от кого не отступается, поэтому всякий, кто только может быть спасен, спасается. Но никто не может быть спасен иначе как Божескими средствами, показанными Господом в Слове. Божественные средства эти именуются Божескими истинами, они учат, каким образом человек должен жить во спасение свое; ими Господь ведет человека к небесам и посредством их насаждает в нем небесную жизнь. Это Господь одинаково творит всякому, но Он может насадить небесную жизнь в том только, кто воздерживается от зла, ибо иначе зло препятствует.

Итак, насколько человек удерживается от зла, настолько Господь по единому и чистому милосердию своему руководит им Божественными средствами своими; руководит от самого младенчества до конца жизни на этом свете и далее в вечности. Вот что понимается под именем Божеского милосердия; из чего и ясно, что милосердие Господне есть чистое милосердие, но не непосредственное, т.е. не такое, которое могло бы спасать всякого, как бы кто ни жил, – по одному благоусмотрению.

523. Господь никогда и ничего не делает вопреки порядку, потому что Он сам есть порядок. Божеская истина, исходящая от Господа, образует собой порядок, а Божеские истины суть законы этого порядка, по которым Господь водит человека. Поэтому спасение человека по непосредственному милосердию было бы противно Божественному порядку и, следовательно, противно Божественному началу вообще. Божественный порядок образует в человеке небеса, которые он извратил в себе жизнью, противной законам этого порядка, т.е. противной Божеским истинам. К этому-то порядку человек возвращается снова по чистому милосердию Господню и по законам порядка: насколько человек возвращается к нему, настолько он приемлет в себя небеса, а кто небеса в себя приемлет, тот и сам в них входит. Из всего этого следует опять то же, т.е. что Божеское милосердие есть милосердие чистое, но не непосредственное, не произвольное.

524. Если б люди могли быть спасаемы непосредственным милосердием, то были бы спасаемы все без изъятия, даже и сущие в аду; мало того, тогда бы не могло быть и самого ада, потому что Господь есть само милосердие, сама любовь, само благо. Вследствие этого противно Божественности Его говорить, что Он мог бы спасти всех, но не спасает; ведомо из Слова, что Господь хочет спасения всех и каждого, а не гибели.

525. Многие из христианского мира, являясь на тот свет, приносят с собой убеждения, что могут быть спасены непосредственным милосердием, о котором и привыкли молиться. При испытании их обнаружилось, что, по их убеждению, сподобиться небесного царствия - значит быть туда допущенным и что всякий, кому дозволяется вступить туда, наслаждается небесным блаженством. Очевидно, они вовсе не понимали, что такое небеса и небесное блаженство; им объяснили, что вход в небеса никому от Господа не воспрещен и что не только все, если желают, могут быть туда допущены, но что даже они вольны там оставаться. Затем желающие свободно туда допускались, но на самом рубеже встречал их поток небесного тепла, т.е. любви, в которой пребывают ангелы, и лучи небесного света, т.е. Божеской истины; от этого на них нападала такая тоска, что они подвергались вместо ожидаемого блаженства адским мукам. Пораженные этим, они спешно бросались вон и, таким образом, живым опытом познавали, что никому не может быть дано небесное царство по одному милосердию.

526. Я нередко беседовал об этом с ангелами, говоря, что многие живущие в мире во зле утверждают, рассуждая о небесах и вечности, будто достичь небесного царства - значит быть допущенным туда по единому милосердию. Этому веруют особенно те, что веру почитают единым путем и средством к спасению. Они по началам веры своей не обращают внимания на жизнь и на дела любви (что составляет саму жизнь), т.е. не ищут, кроме веры, никаких других средств, которыми Господь мог бы поселять в них небеса и соделывать их способными к принятию небесного блаженства.

Отвергая, таким образом, всякое деятельное средство к достижению желанной цели, такие люди, как неизбежное следствие принятого ими начала, должны утверждать, что человек поступает в небеса по одному только милосердию, к которому склоняется Бог-Отец по предстательству сына. На все это ангелы мне отвечали, что им известна необходимость такого догмата из принятого начала о спасении единой верой как догмата главного, но что такое ложное учение никак не может быть проникнуто небесным светом. Оно есть причина того невежества, в котором ныне находится церковь относительно понятий о Господе, о небесах, о посмертной жизни, о небесном блаженстве, о сущности любви и благостыни; вообще о благе и союзе его с истиной, а стало быть, и о самой жизни человека; о том, что она такое и откуда; что мысли сами по себе никогда и ни в ком не образуют жизни, а воля и дела ее с участием в этом мыслей настолько, насколько сами они согласуются с волей; что, следовательно, вера образует жизнь только в той мере, насколько сама вера истекает из любви. Ангелы соболезновали, что такие люди не ведают вовсе, что одной веры самой по себе и быть не может, потому что вера без своего источника, без любви, есть одно только знание или какое-то убеждение под видом веры (н. 482); убеждение, которое не усваивается жизнью человека, а остается вне ее, ибо оно вовсе отделяется от человека, если не связуется с его любовью.

Далее ангелы говорили, что люди, принявшие такое превратное убеждение о существенном средстве к спасению души, поневоле должны верить в непосредственное милосердие, ибо они понимают и видят по природному здравому смыслу, что отрешенная от всего вера не составляет жизни человека, ибо таких же мыслей и убеждений могут быть и люди самой дурной жизни; вследствие чего им и приходится верить, что добрые и злые одинаково могут быть спасаемы, лишь бы они в смертный час с полным упованием беседовали о предстательстве Господнем и об сказуемом вследствие того милосердии. Ангелы утверждали, что пока не видели еще ни одной души, которая бы, несмотря на дурную земную жизнь свою, была принята в небеса по непосредственному милосердию, сколько бы такие люди ни толковали в мире о таком убеждении или уповании своем, как называли они веру в высшем значении. На вопрос об Аврааме, Исааке, Иакове, Давиде и апостолах, не были ли они приняты в небеса по непосредственному милосердию, ангелы отвечали: ни один из них, а каждый по делам жизни своей в миру; знаем, где они теперь, и знаем, что они там не в большем уважении, чем и все прочие. Если же о них с особым почетом упоминается в Слове, то потому только, что под их именами во внутреннем смысле разумелся сам Господь: под именем Авраама, Исаака, Иакова - Господь по Божественности своей и его Божественная человечность; под именем Давида - Господь относительно Божественной царственности своей; под апостолами – Господь в отношении к Божеским истинам. Затем они сказали, что при чтении человеком Слова они вовсе не думают об этих личностях, потому что сами имена эти не доходят до небес, а вместо них понимается Господь в тех значениях, как выше объяснено. Поэтому и в Слове Божием, хранимом на небесах (н. 259), мужи эти нигде не поименованы, так как Слово это есть внутренний смысл того Слова, которое у нас на земле.

527. Могу подтвердить по множеству опытов, что невозможно даровать небесную жизнь тому, кто жил наперекор ей на земле. Иные полагали, что легко примут после смерти Божеские истины, услышав их от ангелов, и что, уверовав в них, изменят род жизни и затем будут приняты на небеса. Это было испытано над многими, бывшими в такой уверенности, и допущено было для того, чтоб убедить их, что после смерти нет покаяния. Иные из них при этом опыте понимали истины и, по-видимому, принимали их, но лишь только они обращались к жизни по любви своей, то отбрасывали истины эти и даже начинали говорить против них; иные тотчас же отвращались от них, не желая и слышать их. Другие требовали, чтобы жизнь по любви или страстям, принятая в миру, была отнята у них и на место ее дана была жизнь ангельская, небесная; и это сделано было над ними по соизволению, но как только жизнь по любви была у них отнята, то они тотчас падали, будто мертвые, без чувств и более собой не владели.

Этими и подобными опытами внушено было простым, но добрым духам, что жизнь человека не может измениться после смерти и что дурная, или адская, жизнь не может быть превращена в добрую, или ангельскую, а всякий дух от головы до пятки таков, какова любовь его, т.е. какова его жизнь, и что превратить ее в противоположную - значит уничтожить этого духа вовсе. Ангелы объявили, что легче превратить сову в голубку или филина в райскую птичку, чем адского духа в небесного ангела. Что человек после смерти остается таким, каким был по жизни на земле, - см. н. 470-484. Из всего этого ясно следует, что никто не может быть принят на небеса по непосредственному милосердию.

Поиск по сайту: