ОСОЗНАННОЕ И НЕОСОЗНАННОЕ В МЫСЛИТЕЛЬНОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ

Первые попытки как-то представить общую схему процессов решения мыслительных задач были предприняты учеными, опи­равшимися в основном на наблюдения за собственными процес­сами мышления, на рассказы, описания того, как строится процесс мышления. Если взять некоторую задачу, то можно пред­ложить любому испытуемому решить эту задачу, затем убрать ее или оставить перед глазами и попросить рассказать, в чем заключался его процесс мышления. Некоторые описания у взрослого человека, конечно, могут быть получены. В психологической литературе на основании обобщения рассказов крупных деятелей интеллектуального труда (ученых, изобретателей), интервью, био­графических данных сложилось известное представление об основ­ных стадиях мыслительного процесса. И это представление о стадиях мыслительного, творческого процесса есть по существу ответ на вопрос: из чего «слагается» мышление, что происходитотмомента принятия задачи, подлежащей решению, до момента выдачи, называния ее решения?

Одна из таких, популярных в литературе, схем организации стадий решения задачи предполагает выделение четырех стадий: подготовка, созревание решения, вдохновение, проверка найденно­го решения [44, с. 774]. Это представление о четырехстадийности любой сложной мыслительной деятельности, по существу,естьответ на вопрос: как развертывается процесс мышления? Под­черкнем еще раз, что эта схема родилась на основе глобальных описаний или самоописаний, самоанализа мыслительной деятель­ности крупных ученых, изобретателей.

Нужно сказать, что сама по себе идея о том, что достаточно. поговорить с крупным ученым о том, как он думает, чтобы все стало ясным, является необыкновенно живучей до настоящего времени, конечно, за пределами профессионально-психологических исследований. С этим постоянно приходится сталкиваться. Допустим, талантливый математик желает смоделировать мыш­ление талантливого шахматиста. В этом случае он думает, что нужно идти к выдающимся мастерам и брать у них интервью: «Расскажите, как вы мыслите».

Изобретатель В.М. Мухачев в книге «Как рождаются изобре­тения» писал: «Творческий процесс может быть рассказан только самим действующим лицом» [112, с. 10]. Научное творчество очень интересная область, но и там многие тоже увлечены идеей, что достаточно поговорить с крупными учеными, исследователями, как все станет ясно.

Итак, первый источник знаний об организации самого процес­са поиска решения задачи — это данные самоотчета, наблюдения за собой, самоанализа. Нами подчеркивалась ограниченность этих знаний, но необходимо предостеречь и от другой крайности — нельзя становиться на точку зрения, что вообще эти данные не нужны. Нет, нужно обязательно их учитывать. Четыре стадии творческого мыслительного процесса, которые были названы вы­ше: подготовка, созревание решения, вдохновение и проверка найденного решения — адекватно описывают некоторую реаль­ность в макроизмерении. И нам обязательно нужно помнить, углубляясь в некоторые детали экспериментально-психологиче­ских исследований, о том, что существуют четыре качественно разнородные фазы, что фаза созревания это не то же, что фаза вдохновения, фаза проверки совсем не то, что фаза подготовки. Почему об этом нужно помнить? Потому, что, углубляясь в дета­ли экспериментально-психологического исследования, мы иногда намеренно фиксируем наше внимание на каких-то отдельных, частных механизмах решения задачи и теряем эту макрострукту­ру, в целом. Поэтому сочетание как бы макроанализа и микроана­лиза есть необходимое условие психологического изучения процес­сов решения задачи.

Более информативным является метод рассуждения вслух при решении задач. Этот метод был введен и широко использовался в работах гештальтпсихологов. Приведем в качестве примера ана­лиз решения одной из задач, использовавшихся К. Дункером [150]. Испытуемым предъявлялось следующее, задание. «Ваша задача состоит в том, чтобы определить, каким способом следует применить определенный вид JC-лучей, имеющих большую интен­сивность и способных разрушать здоровые ткани, чтобы излечить человека от опухоли в его организме (например, в желудке)». При анализе протокола рассуждения вслух удается выявить эта­пы, общую схему поиска решения задачи. Сначала испытуемые пытались устранить контакт между лучами и здоровыми тканями. Например, провести лучи по пути, свободному от тканей (через пищевод), сместить желудок к поверхности тела (путем давле­ния). Затем они пытались понизить чувствительность здоровых тканей. Например, не сразу включать излучение полностью. На­конец, предлагается устранить вредное воздействие Х -лучей по­средством линзы. Таким образом, выделяются определенные этапы поиска, завершающиеся формулированием вариантов решения задачи. Специально выделялся момент формулирования принци­па (функционального решения). Например, «пищевод» как реше­ние есть приложение принципа «свободный путь в желудок» к специальным условиям человеческого тела. Был описан важный феномен преобразования или переструктурирования (переформу­лирования) первоначальной проблемы: от поиска «способа облучения опухоли, не разрушая здоровых тканей», к требованию «надо уменьшить интенсивность лучей по пути». Было показано, что всякое решение возникает из рассмотрения данных под углом зрения требуемого, причем эти два компонента очень сильно варьируют по своему участию в возникновении определенной фазы решения. Была дана характеристика анализа ситуации, анализа цели, научения из ошибок, осознания основ конфликта. (Анализ работы Дункера см. также в [109].) Вместе с тем уже К. Дункер отмечал неполноту протоколов. Правда, и в настоящее время сущ­ность процесса решения задачи иногда сводят к вербальному переформулирова­нию исходной задачи, т. е. к процессам, протекающим на уровне сознания.

Исследованиями, особенно последних лет, убедительно доказано, что мысли­тельная деятельность реализуетсякакна уровне сознания, так и на уровне бессознательного, характеризуется слож­ными переходами и взаимодействиями этих уровней.

Один из интересных подходов к вза­имоотношению осознанного и неосознан­ного в мышлении представлен в работах Я.А. Пономарева [137; 138; 139]. Ав­тор взял в качестве исходного факт неоднородности любого предметного действия: в результате ус­пешного (целенаправленного) действия получается результат, со­ответствующий предварительно поставленной цели (прямой про­дукт действия), и результат, который не был предусмотрен в сознательной цели, является по отношению к ней побочным (побоч­ный продукт действия). Проблема осознанного и неосознанного конкретизировалась Я.А. Пономаревым в проблему взаимоотно­шения прямого (осознаваемого) и побочного (неосознаваемого) продуктов действия. Побочный продукт действия также отража­ется субъектом, это отражение может участвовать в последую­щей регуляции действий, но оно не представлено в вербализован­ной форме, в форме сознания. Побочный продукт «складывается под влиянием тех конкретных свойств вещей и явлений, которые включены в действие, но не существенны с точки зрения его цели» [139, с. 149].

В опытах Я.А. Пономарева (рис. 4) использовалась, в частности, следующая задача: «Даны четыре точки. Требуется про­вести через эти четыре точки три прямые линии, не отрывая ка­рандаша от бумаги, так, чтобы карандаш возвратился в исход­ную точку», [139, с. 151]. В специально подобранной наводящей задаче (игра в «Хальму») испытуемый, решая ее, «прокладывал рукой маршрут, совпадающий с чертежом решения задачи «Четы­ре точки», иными словами путь движения его руки точно соответ­ствовал графическому выражению решения этой задачи» [139, с. 153]. Однако такая подсказка оставалась на уровне побочного продукта действия и не обязательно помогала решить основную задачу. Автором было показано, что перевод побочного продукта действия на положение прямого оказывается возможным в том случае, когда «подсказка» предваряется основной задачей, но и в этих условиях далеко не всегда. Были выявлены факторы, спо­собствующие этому переводу: простота стимулирующей задачи; простота выявляющей задачи; малая автоматизированность спо­соба действия, которым выполняется подсказка; обобщенность способа, в который преобразуется побочный продукт; незначи­тельная опредмеченность потребностей субъекта в прямых про­дуктах действия.

В исследованиях взаимоотношения прямого и побочного про­дуктов действия проведена конкретизация представлений о мыш­лении как «ориентировке», с которой связано выделение собствен­но психологического аспекта исследования. Дифференцируются ориентировка, опирающаяся «на отражение прямого продукта действия», и ориентировка, опирающаяся «на отражение побоч­ного продукта». В первом случае испытуемый уверен в успехе решения задания и всегда способен дать правильный отчет в своих действиях. Успех ориентировки не зависит ни от повторений «под­сказки», ни от того интервала времени, который разделяет «под­сказку» и выявляющее ее эффект задание. Во втором же случае отсутствует какая-либо уверенность в успехе; абсолютно необхо­дима чувственная основа; испытуемые не могут обосновать свои действия, более того, такая задача нарушает нормальный ход ориентировки; совершенство ориентировки оказывается зависи­мым от числа повторений «подсказки», ориентировка разруша­ется, если интервал между «подсказкой» и выявляющим ее зада­нием оказывается продолжительным [139, с. 180]. Перевод отра­жения побочного продукта на место прямого трактуется как пе­реориентировка. Следовательно, мышление выступает не только как «ориентировка», имеющая качественно различные формы,но и как «переориентировка».

Феномены бессознательного в мышлении часто приобретают форму установок, которые отчетливо выступают в опытах, напри­мер, А.С. Лачинса (цит. по: [109]). Испытуемым (учащимся) предлагалось решать последовательность сходных арифметиче­ских задач, например: «Имеется три сосуда емкостью в 21, 127 и 3 л. Как с их помощью отмерить 100 л воды?» Решение заключа­ется в том, чтобы сначала налить воды в самый большой сосуд, а затем отлить из него с помощью меньших сосудов (21 л и два раза по 3л.).

Таким же способом решались последующие пять-шесть задач. Затем (без предупреждения) учащимся предлагались за­дачи, которые можно было бы решить другим способом, более простым. Например, давалась следующая задача: «Имеется три сосуда емкостью в 23, 40 и 3 л. Как отмерить с их помощью 20 л воды?» Испытуемые решали задачу так: сначала наливали воду в сосуд объемом 40 литров, затем отливали из него 23 л, а потом вновь доливали необходимые 3 л. Те же учащиеся, которыенерешали предварительной серии задач, решали эту задачу более простым способом — путем простого вычитания трех литров из сосуда емкостью 23 л. Приведенный эксперимент показывает, что установка, складывающаяся на неосознаваемом уровне, опреде­ляет выбор одного из возможных способов решения задачи, каж­дый из которых ведет к решению, но которые могут различаться по степени своей сложности. Сам механизм установки складыва­ется на неосознаваемом уровне и выступает как своего рода «побочный продукт», но только целой последовательности целенап­равленных действий. Специальное предупреждение «быть внима­тельным» к условиям задачи и не допускать нелепых решений не меняло результатов. Например, при решении учащимися со сфор­мированной установкой задачи «даны сосуды емкостью в 3,64 и 29 л. Как отмерить объем в три литра?» — от 52 до 85% учащих­ся предложили наполнить сосуд в 64 л, взять из него два раза по 29 л и один раз 3 л, после чего в сосуде останется требуемый объем. Установка приводила к тому, что некоторое очевидное и простое решение задачи испытуемыми «не замечается».

В нашей психологии феномен установки интенсивно изучается прежде всего в школе грузинских психологов, хотя интерес к нему стал более выраженным и при разработке общих проблем дея­тельности и личности [12; 186]. Применительно к мыслительной деятельности феномен установки изучался в работах Н.Л. Элиава. Автор исходит из концепции Д.Н. Узнадзе, называя установ­кой «склонность, направленность, готовность субъекта к совершению акта, могущего удовлетворить его потребность, как предуготованность к совершению определенной деятельности, направ­ленной на удовлетворение актуальной потребности» [73, с. 279]. Подчеркивается, что в теории Д.Н. Узнадзе, в отличие от ряда зарубежных концепций, установка не является чисто субъектив­ным фактором, она определяется объективными условиями и ре­гулирует психическую деятельность субъекта соответственно этим условиям.

Н.Л. Элиава считает, что нужно различать фиксированную установку и «гибкую, динамическую установку». Своеобразие воз­никновения установки в проблемной ситуации заключается в том, что субъективным фактором установки является гностическая потребность, а объективным — ситуация, «которая еще не дана полностью, проблемна и, следовательно, должна еще быть завое­вана мыслительной активностью субъекта» [73, с. 281]. Специ­фичность человеческой психики связана с осознанием объективной действительности и себя как субъекта, находящегося во взаимо­отношении с этой действительностью — так называемый акт объ­ективации. «Именно акт объективации делает возможным мышление: на базе объективации мышление приобретает свой предмет» [73, с. 284]. Вместе с тем вступает в свои права и новая «более высокая форма установки».

Проводя эксперименты с классификацией текстов (короткие рассказы) и с пониманием текстов, автор показал, что действие фиксированной установки выражалось прежде всего в том, что субъект не принимал возникшей перед ним задачи, не замечал проблемной ситуации. Сами установочные эффекты демонстриро­вались следующим образом. Испытуемым предлагались один за другим два варианта текста с пропущенными в некоторых словах буквами. Например: «Ле—ал о—ел, ле—ал он среди —орных —уч и с—ал. Потом вз—е—ел». Специальной организацией эксперимента создавалась установка то на «орла», то на «осла», которая определяла последующее заполнение пропусков в тексте. Было показано, что установка предопределяет круг тех гипотез, которые могут возникнуть у испытуемого.

Интересный аспект взаимоотношения установки и образного мышления (воображения) разработал Р.Г. Натадзе [118]. Если в классических опытах Д.Н. Узнадзе установка изучалась на ма­териале перспективных иллюзий (например, испытуемым предла­гали сравнивать по величине два охватываемых руками шара), то Р.Г. Натадзе предлагал испытуемым, руки которых неподвиж­ны, вообразить, будто им даются в руки для сравнения по вели­чине два разновеликих шара. Была показана возможность воз­никновения соответствующей воображаемому установки. Вызовет ли образ воображения соответствующую установку или нет — за­висит от отношения субъекта к представляемому (данное или ожидаемое в действительности, подлежащее реализации в дей­ствительности, знание о нереальности, актуальное восприятие си­туации, противоположной воображаемой ситуации). При знании о нереальности воображаемого положительную роль играет актив­ное отношение субъекта к представляемому (вызываемое как про­извольно, так и непроизвольно). Выработка установки на основе воображаемой ситуации лежит в основе сценического перевопло­щения и ролевых игр ребенка.

Экспериментальные исследования бессознательного традицион­но связаны с феноменами гипноза и внушения. Примером может служить следующий опыт, демонстрировавшийся на лекции из­вестного врача-гипнолога К.И. Платонова. Человеку, находяще­муся в состоянии глубокого гипноза, внушается детский возраст (8 лет). Затем его просят писать на доске под диктовку. Как ни удивительно, но появляется почерк, соответствующий внушенно­му возрасту. На первый взгляд может показаться, что речь идет о простом разыгрывании, но специальными опытами было доказано, что имеет место действительная актуализация прошлого опыта человека, существующего как бы скрыто от него самого, в бес­сознательной форме.

Нами совместно с В.Л. Райковым были проведены опыты, показывающие роль бессознательного в процессах мышления. Испытуемым был Миша, студент третьего курса механико-математического факультета МГУ. Миша был введен в гипнотическое состояние, ему было сказано: «Когда, услышишь три стука, __ возьмешь туфли, лежащие под, кушеткой, и отнесешь в соседнюю, комнату».

После выхода из гипнотического состояния Миша ничего не помнил. Услы­шав три стука, стал осматривать помещение (кабинет врача), в котором про­водилось исследование. Взгляд Миши упал на туфли, находившиеся в помещении под кушеткой, и он направился к ним. Один из экспериментаторов стал усиливать конфликтность опыта следующим образом:

«— Миша! Что ты хочешь делать?

— Я хочу взять туфли...

— Но ведь ты же знаешь,что чужие вещи брать нехороша!

— Миша! Наша медсестра торопится домой. Она ведь не может идти без обуви!»

В ситуации конфликта между внушенным действием и требованиями эти­ческого порядка (нельзя брать чужие вещи!) Миша нашел очень интересное решение: отнес туфли в соседнюю комнату, оставив на их месте записку (!). «Туфли в соседней комнате». Таким образом, туфли были перенесены, внушен­ное действие выполнено, а конфликт ослаблен. После опыта состоялась беседа с Мишей. На вопрос, почему он взял туфли, Миша отвечал: «Не знаю сам про­сто захотелось... я сам удивляюсь...» [147].

В описанном опыте осуществлялась процедура постгипнотического внушения. Инструкция, данная человеку в условиях гипно­за, побуждает его к действию, не являясь в момент выполнения действия осознанной. Этот опыт является своего рода моделью неосознанных побуждений, мотивов деятельности человека. В лю­бом сложном поступке человека мы должны обязательно разли­чать то, что реально побуждает его к действию (мотив), и то, как сам человек объясняет свои действия. Эти объяснения могут как совпадать, так и не совпадать с действительными мотивами. Объяснения обычно называют мотивировками. Заметим, что объ­яснения — результат работы мышления.

Вместе с В.Л. Райковым мы проводили также исследования в которых процедура постгипнотического мышления применялась и при решении собственно мыслительных задач. В специальных опытах нами изучалась возможность постгипнотического внуше­ния испытуемому ложного замысла решения задачи. В шахмат­ной позиции испытуемому, умеющему играть в шахматы и нахо­дящемуся в гипнотическом состоянии, указывалась фигура, ходом. которой он, после выхода из гипнотического состояния, должен: был обязательно начинать решение задачи (на самом деле так, задача не могла быть решена). Исследователей интересовало, можно ли экспериментальным путем создать у испытуемого «барьер», который сделает конкретную задачу вообще нерешаемой, или же испытуемый откажется от навязываемого, но непра­вильного действия. Опыт показал, что такого рода постгипнотическое внушение замедляет решение задачи (иногда в 2,5 раза), но не препятствует ее решению. Испытуемый начинает с внушен­ного ему действия, но затем после анализа ситуации и возможных последствий внушенного действия отказывается от него, коммен­тируя: «Это ничего не дает...» Таким образом, в конечном счете результаты собственной исследовательской деятельности оказы­вают более сильное регулирующее влияние, чем внушенные оцен­ки действия, но относительная трудность решения задачи, направленность первого этапа поисков могут быть изменены под влиянием гипнотического внушения.

Феномены внушения встречаются далеко за пределами кабинета врача-гипнолога, мы еще остановимся на них, в других главах книги.

Поиск по сайту: