Знакомство

- Как вы дьявольски долго заставляете меня звонить в этот проклятый

старый, надтреснутый чайник, именуемый колокольчиком, каждое звяканье

которого может довести до конвульсий здоровенного мужчину, клянусь жизнью и

душой, черт побери! - сказал Ньюмену Ногсу мистер Манталини, очищая при этом

свои сапоги о железную скобу у дома Ральфа Никльби.

- Я всего один раз слышал колокольчик,- отозвался Ньюмен.

- Значит, вы чрезвычайно и возмутительно глухи,- сказал мистер

Манталини,- глухи, как проклятый столб.

Мистер Манталини был уже в коридоре и без всяких церемоний направлялся

к двери конторы Ральфа, когда Ньюмен загородил ему дорогу и, намекнув, что

мистер Никльби не желает, чтобы его беспокоили, осведомился, срочное ли дело

у клиента.

- Дьявольски важное! - сказал мистер Манталини.- Нужно расплавить

несколько клочков грязной бумаги в ослепительном, сверкающем, звякающем,

звенящем, дьявольском соусе из монет!

Ньюмен многозначительно хмыкнул и, взяв протянутую мистером Манталини

визитную карточку, заковылял с нею в контору своего хозяина. Просунув голову

в дверь, он увидел, что тот снова сидит в задумчивой позе, какую принял,

когда прочел письмо своего племянника, и что он как будто опять его

перечитывал, так как держал развернутым в руке. Но Ногс кинул только

мимолетный взгляд, потому что потревоженный Ральф оглянулся, чтобы узнать

причину вторжения.

Пока Ньюмен излагал ее, сама причина с чванным видом ввалилась в

комнату и, с необыкновенным жаром дожимая жесткую руку Ральфа, поклялась,

что никогда а жизни тот не бывал еще в таком прекрасном виде.

- У вас прямо-таки румянец на вашей проклятой физиономии,- сказал

мистер Манталини, усаживаясь без приглашения и приводя в порядок волосы и

бакенбарды.- У вас прямо-таки радостный и юношеский вид, черт меня побери!

- Мы здесь одни,- резко сказал Ральфа.- Что вам от меня нужно?

- Прекрасно! - воскликнул мистер Манталини, осклабившись.- Что мне от

вас нужно! Ха-ха-ха! Великолепно!, Что мне нужно! Ха-ха! Черт побери!

- Что вам от меня нужно, сударь?- проговорил грубо Ральф.

- Учесть проклятые векселя,- ответил мистер Манталини, ухмыляясь и

игриво покачивая головой.

- С деньгами туго... - сказал Ральф.

- Дьявольски туго, иначе они не были бы мне нужны,- перебил мистер

Манталини.

- Времена настали плохие, и не знаешь, кому доверять,- продолжал

Ральф.- В данный момент я не хочу заниматься делами, собственно говоря, я бы

и не стал, но раз вы - друг... Сколько у вас тут векселей?

- Два,- ответил мистер Манталини.

- На какую сумму?

- Какая-то мелочь... Семьдесят пять.

- А сроки платежа?

- Два месяца и четыре.

- Я их учту для вас,-помните, только для вас, мало для кого бы я это

сделал,- за двадцать пять фунтов,- спокойно сказал Ральф.

- Черт подери! - вскричал мистер Манталини, чья физиономия сильно

вытянулась при таком блестящем предложении.

- Да ведь вам остается пятьдесят,- возразил Ральф.- Сколько бы вы

хотели? Дайте мне взглянуть на имена.

- Вы дьявольски прижимисты, Никльби,- запротестовал мистер Манталини.

- Дайте мне взглянуть на имена,- повторил Ральф, нетерпеливо протягивая

руку к векселям.- Так. Полной уверенности нет, но они достаточно надежны.

Согласны вы на эти условия и берете деньги? Я этого не хочу. Я предпочел бы,

чтобы вы не соглашались.

- Черт возьми, Никльби, не можете ли вы... - начал мистер Манталини.

- Нет!- ответил Ральф, перебивая его.- Не могу. Берете деньги? Сейчас,

немедленно? Никаких отсрочек. Никаких прогулок в Сити и никаких переговоров

с компаньонами, которых нет и никогда не было. Согласны или нет?

С этими словами Ральф отодвинул от себя какие-то бумаги и небрежно,

словно случайно, затарахтел своей шкатулкой с наличными деньгами. Этого

звука не вынес мистер Манталини. Он согласился, как только звон коснулся его

слуха, и Ральф отсчитал нужную сумму и бросил деньги на стол.

Он только что это сделал, а мистер Манталини еще не все собрал, когда

раздалось звяканье колокольчика и немедленно вслед за этим Ньюмен ввел ни

больше ни меньше как мадам Манталини, при виде которой мистер Манталини

обнаружил сильное смущение и с удивительным проворством препроводил деньги в

карман. - О, ты здесь! - сказала мадам Манталини, тряхнув головой.

- Да, жизнь моя и душа, я здесь! - отозвался ее супруг, падая на колени

и с игривостью котенка бросаясь на упавший со стола соверен.- Я здесь,

услада души моей, на земле Тома Тидлера*, подбираю проклятое золото и

серебро.

- Мне стыдно за тебя! - с величайшим негодованием воскликнула мадам

Манталини.

- Стыдно? За меня, моя радость? Моя радость знает, что говорит

дьявольски очаровательно, но ужасно сочиняет,- возразил мистер Манталини.Моя

радость знает, что ей не стыдно за ее милого котика.

Каковы бы ни были обстоятельства, приведшие к такому результату, но,

очевидно, в данном случае милый котик плохо учел душевное состояние своей

супруги. Мадам Манталини ответила только презрительным взглядом и,

повернувшись к Ральфу, попросила простить ей ее вторжение.

- Которое вызвано,- продолжала мадам,- недостойными поступками и в

высшей степени зазорным поведением мистера Манталини.

- Моим, мой ананасовый сок?

- Твоим!- подтвердила его жена.- Но я не позволю, я не допущу, чтобы

меня разорило чье бы то ни было мотовство и распутство. Я хочу сообщить

мистеру Никльби о тех мерах, какие я намерена применить к тебе.

- Пожалуйста, сударыня, не сообщайте мне,- сказал Ральф.- Улаживайте

это между собой, улаживайте между собой.

- Да, но я должна почтительно просить вас,-сказала мадам

Манталини,чтобы вы послушали, как я буду предупреждать его о том, что твердо

намерена сделать... Твердо намерена, сэр! - повторила мадам Манталини,

метнув гневный взгляд на своего супруга.

- Неужели она будет называть меня "сэр"!- вскричал Манталини.- Меня,

который обожает ее с дьявольским, пылом! Она, которая оплетает меня своими

чарами, как чистая и ангельская гремучая змея! Все будет кончено с моими

чувствами! Она повергнет меня в дьявольское уныние.

- Не говорите о чувствах, сэр! - сказала мадам Манталини, садясь и

поворачиваясь к нему спиной.- Вы не уважаете моих.

- Я не уважаю ваших, душа моя?- воскликнул мистер Манталини.

- Не уважаете,- ответила его жена.

И, несмотря на всевозможные улещиванья со стороны мистера Манталини,

мадам Манталини еще раз сказала: "Не уважаете!"- и сказала с такой

решительной и неумолимой злобой, что мистер Манталини явно смутился.

- Его мотовство, мистер Никльби,- продолжала она, обращаясь к Ральфу,

который, заложив руки за спину, прислонился к креслу и созерцал

очаровательную чету с улыбкой, выражающей величайшее и беспредельное

презрение,- его мотовство не знает никаких границ.

- Никогда бы я этого не подумал,- саркастически отозвался Ральф. - Но

уверяю вас, мистер Никльби, это правда,- возразила мадам Манталини.- Я так

страдаю от этого! Я живу среди вечных опасений и вечных затруднений. Но и

это еще не самое худшее,- сказала мадам Манталини, вытирая глаза.- Сегодня

утром он взял из моего стола ценные бумаги, не спросив у меня разрешения.

Мистер Манталини тихо застонал и застегнул карман брюк.

- Я принуждена,- продолжала мадам Манталини,- со времени наших

последних несчастий очень много платить мисс Нэг за то, что она дала свое

имя фирме, и, право же, я не могу поощрять его в мотовстве. Так как я не

сомневаюсь, мистер Никльби, что он пришел прямо к вам, чтобы обратить

бумаги, о которых я упомянула, в деньги, и так как вы и раньше очень часто

нам помогали и очень тесно связаны с нами в такого рода делах, я хочу, чтобы

вы знали, к какому решению заставил ои меня прийти своим поведением.

Мистер Манталини снова застонал под прикрытием шляпки своей жены и,

вставив в один глаз соверен, другим подмигнул Ральфу! Проделав очень ловко

этот фокус, он сунул монету в карман и застонал с сугубым раскаянием.

- Я приняла решение перевести его на пенсию,- сказала мадам Манталини,

заметив признаки нетерпения, отразившегося на лице Ральфа.

- Что сделать, радость моя? - осведомился мистер Манталини, который как

будто не уловил смысла этих слов.

- Назначить ему,- сказала мадам Манталини, смотря на Ральфа и

благоразумно остерегаясь бросить хотя бы мимолетный взгляд на своего супруга

из боязни, как бы многочисленные его прелести не заставили ее поколебаться в

принятом решении,- назначить ему определенную сумму... И я скажу, что, если

он будет имегь сто двадцать фунтов в год на костюмы и мелкие расходы, он

может почитать себя очень счастливым человеком.

Мистер Манталини ждал, соблюдая все приличия, в надежде услышать

размеры стипендии, но, когда цифра достигла его слуха, он швырнул на под

шляпу и трость и, вынув носовой платок, излил свои чувства в горестном

стоне.

- Проклятье! - вскричал мистер Манталини, внезапно срываясь со стула и

столь же внезапно бросаясь на него снова, к крайнему потрясению нервов своей

владычицы.- Но нет! Это дьявольски страшный сон! Это не наяву! Нет!

Утешив себя этим завереньем, мистер Манталини закрыл глаза и стал

терпеливо ждать пробуждения.

- Очень разумное соглашение, если ваш супруг будет соблюдать его,

сударыня,- с усмешкой заметил Ральф.- И несомненно он будет.

- Проклятье! - воскликнул мистер Манталини, открыв глаза при звуке

голоса Ральфа.- Это страшная действительность. Вот она сидит здесь, передо

мной! Вот очаровательные контуры ее фигуры! Как можно ее не узнать? Второй

такой не найдешь! У двух графинь не было вовсе никакой фигуры, а у вдовы...

у той была дьявольская фигура! Почему она так невыносимо прекрасна, что даже

сейчас я не могу рассердиться на нее?

- Все это вы сами навлекли на себя, Альфред,- отозвалась мадам

Манталини все еще укоризненно, но более мягким тоном.

- Я дьявольский негодяй! - вскричал мистер Манталини, колотя себя по

голове.- Я разменяю соверен на полупенни, набью ими карманы и утоплюсь в

Темзе. Но на нее я сердиться не буду. По дороге я пошлю ей письмо и напишу,

где искать мой труп. Несколько красивых женщин будут рыдать, она будет

смеяться!

- Альфред, жестокое, жестокое создание! - всхлипнула мадам Манталини,

рисуя себе эту ужасную картину.

- Она называет меня жестоким... Меня! Меня, который ради нее готов

стать проклятым, сырым, мокрым, отвратительным трупом! - воскликнул мистер

Манталинш

- Ты разбиваешь мне сердце, когда говоришь такие вещи! - сказала мадам

Манталини.

- Могу ли я жить, если мне не верят! - возопил мистер Мачталини.- Разве

я не разрезал свое сердце на чертовски маленькие кусочки и не отдал их, один

за другим, этой дьявольской чаровнице? И разве я могу вынести, чтобы она

подозревала меня? Не могу, черт побери!

- Спроси мистера Никльби, приличную ли я назвала сумму,- увещевала

мадам Манталини.

- Не хочу я никакой суммы!- ответил безутешный супруг.- Мне не

понадобится никакая чертова пенсия. Я стану трупом!

При повторении мистером Манталини этой зловещей угрозы мадам Манталини

заломила руки и взмолилась о вмешательстве Ральфа Никльби. И после долгих

слез, и разговоров, и нескольких попыток со стороны мистера Манталини

добраться до двери, чтобы сейчас же вслед за этим наложить на себя руки,

сего джентльмена с трудом уговорили дать обещание, что он не станет трупом.

Добившись этой важной уступки, мадам Манталини подняла вопрос о пенсии, и

мистер Манталини его поднял, пользуясь случаем пояснить, что он может, к

полному своему удовольствию, прожить на хлебе и на воде и ходить в

лохмотьях, но не может существовать под бременем недоверия той, кто является

предметом его самой преданной и бескорыстной любви. Это вызвало новые слезы

у мадам Манталини, чьи глаза только-только начали раскрываться на некоторые

недостатки мистера Манталини, но легко могли снова закрыться. Результат был

тот, что, не совсем отказавшись от мысли о пенсии, мадам Манталини отложила

дальнейшее обсуждение вопроса, а Ральф понял достаточно ясно, что мистер

Манталини снова завоевал право на привольную жизнь и что унижение его и

падение откладываются во всяком случае еще на некоторое время.

"Но этого недолго ждать,- подумал Ральф.- Любовь,- ба, я говорю на

языке мальчишек и девчонок!- проходит быстро. Впрочем, любовь, которая

зиждется ни.восхищении усатой физиономией вот этого павиана, может длиться

гораздо дольше, поскольку ее породило полное ослепление и питается она

тщеславием. Ну что ж, эти дураки льют воду на мою мельницу! Пусть живут, как

им хочется, и чем дольше, тем лучше".

Эти приятные мысли мелькали у Ральфа Никльби, в то время как объекты

его размышлений обменивались нежными взглядами, полагая, что их не видят.

- Если тебе больше нечего сказать мистеру Никльби, дорогой

мой,промолвила мадам Манталини,- мы распрощаемся с ним. Я уверена, что мы и

так уже задержали его слишком долго.

Мистер Манталини ответил сначала похлопыванием мадам Манталини по носу,

а затем изъяснил словами, что больше он ничего не имеет сказать.

- Черт побери! А впрочем, имею,- добавил он тотчас же, отводя Ральфа в

угол.- Это касается историк с вашим другом сэром Мальбери. Такая чертовски

необычайная, из ряда вон выходящая штука, какой никогда еще не случалось!

- Что вы имеете в виду?- спросил Ральф.

- Неужели вы не знаете, черт побери?- осведомился мистер Манталини.

- Я читал в газете, что вчера вечером он выпал из кабриолета, получил

серьезные повреждения и жизнь его до известной степени в опасности,- с

большим хладнокровием отозвался Ральф,- но ничего особенного я в этом не

вижу. Несчастные случаи не чудо, когда человек живет широко и сам правит

лошадью после обеда.

- Фью! - протяжно и пронзительно свистнул мистер Манталини.- Значит, вы

не знаете, как было дело?

- Нет, если не так, как я предположил,- ответил Ральф, небрежно пожимая

плечами, как бы давая понять своему собеседнику, что не любопытствует знать

больше.

- Черт побери, вы меня удивляете!-вскричал мистер Манталини.

Ральф снова пожал плечами, словно невелика была хитрость удивить

мистера Манталини, и бросил выразительный взгляд на Ньюмена Ногса, несколько

раз появлявшегося за стеклянной дверью, ибо Ньюмен был обязан, когда

приходили люди незначительные, притворяться, будто ему позвонили, чтобы их

проводить: деликатный намек таким посетителям, что пора уходить.

- Вы не знаете, что это был совсем не несчастный случай, но

дьявольское, неистовое, человекоубийственное нападение на него, совершенное

вашим племянником? - спросил мистер Манталини, взяв Ральфа за пуговицу.

- Что! - зарычал Ральф, сжимая кулаки и страшно бледнея.

- Черт возьми, Никльби! Вы такой же тигр, как и он,- сказал Манталини,

испуганный этими симптомами.

- Дальше!- крикнул Ральф.- Говорите, что вы имеете в виду. Что это за

история? Кто вам рассказал? Говорите! Слышите вы меня?

- Какой вы чертовски свирепый старый злой дух, Никльби! - сказал мистер

Манталини, пятясь к жене.- Вы можете испугать до полусмерти мою

очаровательную малютку-жену, мою жизнь и душу, когда вдруг приходите в такое

неистовое, неудержимое, безумное бешенство, черт бы меня побрал!

- Вздор! - отозвался Ральф, силясь улыбнуться.- Это просто такая

манера.

- Дьявольски неприятная манера, позаимствованная из сумасшедшего дома,-

сказал мистер Манталнни, взяв свою трость.

Ральф постарался улыбнуться и снова спросил, от кого получил мистер

Манталини эти сведения.

- От Пайка. И он чертовски приятный и любезный джентльмен,- ответил

Манталини.- Дьявольски любезный и настоящий аристократ.

- Что же он сказал? - спросил Ральф, нахмурившись.

- Ваш племянник встретил сэра Мальбери в кофейне, напал на него с самой

дьявольской яростью, последовал за ним до его кэба, поклялся, что поедет с

ним домой, хотя бы ему пришлось сесть на спину лошади или уцепиться за ее

хвост, разбил ему физиономию - чертовски красивую физиономию в натуральном

ее виде, испугал лошадь, вышвырнул из кэба сэра Мальбери и самого себя и...

- И разбился насмерть? - сверкнув глазами, перебил Ральф.- Да? Он умер?

Манталини покачал головой.

- Уф! - сказал Ральф, отвернувшись.- Значит, дело кончилось ничем.

Постойте,-прибавил он, оглядываясь.- Он сломал себе руку или ногу, или

вывихнул плечо, или раздробил ключицу, или сломал одно-два ребра? Шея его

уцелела для петли, но он получил какие-нибудь мучительные и медленно

заживающие повреждения? Не так ли? Уж об этом-то вы во всяком случае должны

были слышать.

- Нет,- возразил Манталини, снова покачав головой.- Если он не разбился

на такие мелкие кусочки, что они разлетелись по ветру, значит он не

пострадал, потому что ушел он вполне спокойно и такой довольный, как...

как... как черт меня побери,- сказал мистер Манталини, не подобрав

подходящего сравнения.

- А что...- не без колебания спросил Ральф,- что послужило причиной

ссоры?

- Вы дьявольский хитрец,- с восхищением отозвался мистер

Манталини,самая лукавая, самая подозрительная, несравненная старая лиса...

о, черт побери!.. вы притворяетесь, будто не знаете, что причиной была

маленькая племянница с блестящими глазками - нежнейшая, грациознейшая,

прелестнейшая...

- Альфред! - вмешалась мадам Манталини.

- Она всегда права,- примирительно ответил мистер Манталини,- и, если

она говорит - пора идти, значит пора, и она идет. А когда она пойдет по

улице со своим тюльпаном, женщины будут говорить с завистью: "Какой у нее

чертовски красивый муж!", а мужчины будут говорить с восторгом: "Какая у

него чертовски красивая жена!" И те и другие будут правы, и те и другие не

ошибутся, клянусь жизнью и душой, о, черт побери!

В таких и подобных выражениях, не менее разумных и уместных, мистер

Манталини попрощался с Ральфом Никльби, поцеловав пальцы своих перчаток, и,

продев руку леди под свою, жеманно ее увел.

- Так, так,- пробормотал Ральф, бросаясь в кресло.- Этот дьявол опять

сорвался с цепи и становится мне поперек дороги. Для этого он и на свет

родился. Однажды он мне заявил, что рано или поздно настанет день расплаты.

Я из него сделаю пророка, потому что этот день несомненно настанет.

- Вы дома? - спросил Ньюмен, неожиданно просунув голову.

- Нет! - не менее отрывисто ответил Ральф.

Ньюмен втянул голову, до затем снова ее просунул.

- Вы уверены, что вас нет дома, а? - сказал Ньюмен.

- О чем толкует этот идиот? - резко крикнул Ральф.

- Он ждет с тех пор, как те пришли, и, быть может, слышал ваш голос,

вот и все,- сказал Ньюмен, потирая руки.

- Кто ждет? - спросил Ральф, доведенный до крайней степени раздражения

только что услышанной новостью и вызывающим хладнокровием своего клерка.

Необходимость дать ответ была утрачена неожиданным появлением человека,

о коем шла речь, который, обратив один глаз (ибо у него был только один

глаз) на Ральфа Никльби, отвесил множество неуклюжих поклонов и уселся в

кресло, положив руки на колени и так высоко подтянув короткие черные штаны,

что они едва достигали его веллингтоновских сапог.

- Вот так сюрприз! - сказал Ральф, устремив взгляд на посетителя,

внимательно присматриваясь к иему и чуть улыбаясь.- Следовало бы мне сразу

узнать ваше лицо, мистер Сквирс.

_ Ах,- отозвался этот достойный человек,- вы бы лучше его узнали, если

бы не случилось всего, что выпало мне на долю. Снимите-ка этого мальчугана с

высокого табурета в задней конторе и скажите ему, чтобы он пришел сюда,

слышите, любезный? - сказал Сквирс, обращаясь к Ньюмену.- О, он сам слез Мой

сын, сэр, маленький Уэкфорд. Что вы о нем скажете, сэр, каков образец

питания в Дотбойс-Холле? Разве на нем не готово лопнуть его платье,

расползтись швы и отлететь все пуговицы, такой он толстый? Вот это мякоть

так мякоть! - воскликнул Сквирс, поворачивая мальчика и тыча пальцем и

кулаком в самые пухлые части его особы, к величайшему неудовольствию своего

сына и наследника.- Вот это упругость, вот это плотность! Попробуйте-ка его

ущипнуть! Не удастся!

В каком бы превосходном состоянии ни был юный Сквирс, но он несомненно

не отличался такой компактностью, ибо, когда указательный и большой пальцы

отца сомкнулись для иллюстрации сделанного предположения, он испустил

пронзительный крик и самым натуральным образом потер пострадавшее место.

- Тут я его подцепил,- заметил Сквирс, слегка обескураженный,- но это

только потому, что сегодня мы рано закусили, а второй раз он еще не

завтракал. Но вы его дверью не прищемите, когда он пообедает. Обратите

внимание на эти слезы, сэр! - с торжествующим видом сказал Сквирс, пока юный

Уэкфорд утирал глаза обшлагом рукава.- Ведь они маслянистые!

- У него действительно прекрасный вид,- отозвался Ральф, который из

каких-то соображений как будто хотел ублаготворить школьного учителя.- А как

поживает миссис Сквирс и как поживаете вы?

- Миссис Сквирс, сэр, остается такой, как всегда,- ответил владелец

Дотбойса,- мать для этих мальчишек и благословение, утешение и радость для

всех, кто ее знает. У одного из наших мальчиков,- он объелся и заболел,

такая у них манера,- вскочил на прошлой неделе нарыв. Вы бы посмотрели, как

она произвела операцию перочинным ножом! О боже! - сказал Сквирс, испустив

вздох и множество раз кивнув головой.- Какое украшение для общества эта

женщина!

Мистер Сквирс позволил себе на четверть минутки призадуматься, словно

упоминание о превосходных качествах леди, естественно, обратило его мысли к

мирной деревне Дотбойс, что неподалеку от Грета-Бридж в Йоркшире, а затем он

посмотрел на Ральфа, как бы в ожидании, не скажет ли тот что-нибудь.

- Вы оправились после нападения этого негодяя? - всведомился Ральф.

- Если и оправился, то совсем недавно,- ответил Сквирс.- Я был одним

сплошным кровоподтеком, сэр,- сказал Сквирс, притронувшись сначала к корням

волос, а затем к носкам сапог,- вот отсюда к досюда. Уксус и оберточная

бумага, уксус и оберточная бумага с утра до ночи! Чтобы облепить меня всего,

ушло примерно полстопы оберточной бумаги. Когда я лежал, как мешок, у нас в

кухне, весь обложенный пластырями, вы бы подумали, что это большой сверток в

оберточной бумаге, битком набитый стонами. Громко я стонал, Уэкфорд, или я

тихо стонал? - спросил мистер Сквирс, обращаясь к сыну.

- Громко,- ответил Уэкфорд.

- А мальчики горевали, видя меня в таком ужасном состоянии, Уэкфорд,

или они радовались? - сентиментальным тоном спросил мистер Сквирс,

- Ра...

- Что? - воскликнул Сквирс, круто повернувшись.

- Горевали,- ответил сын.

- То-то! - сказал Сквирс, угостив его хорошей пощечиной.- В таком

случае, вынь руки из карманов и не заикайся, отвечая на вопрос. Не хнычьте,

сэр, в конторе джентльмена, а не то я сбегу от моего семейства я никогда к

нему не вернусь. А что будет тогда со всеми этими дорогими покинутыми

мальчиками, которые вырвутся на волю и потеряют лучшего своего друга?

- Вам пришлось прибегнуть к медицинской помощи? - осведомился Ральф.

- Да, пришлось,- ответил Сквирс,- и недурной счет представил помощник

лекаря; впрочем, я заплатил.

Ральф поднял брови с таким видом, который мог выражать либо сочувствие,

либо изумление - как угодно было истолковать собеседнику.

- Да, заплатил все до последнего фартинга,- подтвердил Сквирс,

по-видимому слишком хорошо звавший человека, с которым имел дело, чтобы

предположить, что какие бы то ни было обстоятельства побудят его покрыть

часть чужих расходов,- И вдобавок ничего не потратил.

- Ну? - сказал Ральф.

- Ни полпенни,- отозвался Сквирс.- Дело в том, что с наших мальчиков мы

берем доплату только на докторов, когда они требуются, да и то, если мы

уверены в наших плательщиках, понимаете?

- Понимаю,- сказал Ральф.

- Прекрасно,- продолжал Сквирс.- Так вот, когда вырос мой счет, мы

выбрали пять маленьких мальчиков (сыновья торговцев, из тех, кто непременно

заплатит), у которых еще не было скарлатины, и одного из них поселили в

доме, где были больные скарлатиной, и он заразился, а потом мы положили

четверых остальных спать вместе с ним, они тоже заразились, а тогда пришел

доктор и лечил их всех сразу, и мы разложили на них всю сумму моих расходов

и прибавили ее к их маленьким счетам, а родители заплатили. Ха-ха-ха!

- Недурно придумано! - сказал Ральфт украдкой присматриваясь к

школьному учителю.

- Еще бы! - отозвался Сквирс.- Мы всегда так делаем. Когда миссис

Сквирс производила на свет вот этого самого маленького Уэкфорда, мы

пропустили через коклюш шестерых мальчиков, и расход на миссис Сквирс,

включая месячное жалованье сиделке, разделили между ними. Ха-ха-ха!

Ральф никогда не смеялся, но сейчас он по мере сил воспроизвел нечто,

наиболее приближающееся к смеху, и, выждав, пока мистер Сквирс не насладился

всласть своей профессиональной шуткой, спросил, что привело его в город.

- Хлопотливое судебное дело,- ответил Сквирс, почесывая

голову,связанное с тем, что они называют нерадивым отношением к питомцу. Не

знаю, что им нужно. Мальчишка был выпущен на самое лучшее пастбище, какое

только есть в наших краях.

У Ральфа был такой вид, будто это замечание ему не совсем понятно.

- Ну да, на пастбище,- повысив голос, повторил Сквирс, считая, что если

Ральф его не понял, значит он глух.- Если мальчишка становится вялым, ест

без аппетита, мы переводим его на другую диету - ежедневно выпускаем его на

часок на соседское поле репы, а иногда, если случай деликатный, то на поле

репы и на морковные гряды попеременно, и позволяем ему есть, сколько он

захочет. Нет лучшей земли в графстве, чем та, на которой пасся этот

испорченный мальчишка, а он возьми да и схвати простуду, и несварение

желудка, и мало ли что еще, а тогда его друзья возбуждают судебное дело

против меня! Вряд ли вы могли бы предположить, что неблагодарность людская

заведет их так далеко, не правда ли? - добавил Сквирс, нетерпеливо заерзав

на стуле, как человек, несправедливо обиженный.

- Действительно, неприятный случай,- заметил Ральф.

- Вот это вы сущую правду сказали! - подхватил Сквирс.- Думаю, что нет

на свете человека, который бы любил молодежь так, как люблю ее я. В

настоящее время в Дотбойс-Холле собралось молодежи на сумму восемьсот фунтов

в год. Я бы принял и на тысячу шестьсот фунтов, если бы мог найти столько

учеников, и к каждым двадцати фунтам относился бы с такой любовью, с какой

ничто сравниться не может!

- Вы остановились там, где и в прошлый раз? - спросил Ральф.

- Да, мы у "Сарацина",- ответил Сквирс,- и так как до конца полугодия

ждать осталось недолго, мы там задержимся, пока я не соберу деньги и,

надеюсь, еще нескольких новых мальчиков. Я привез маленького Уэкфорда

нарочно для того, чтобы его показывать родителям и опекунам. На этот раз я

думаю поместить его на рекламе. Посмотрите на этого мальчика - ведь он тоже

ученик! Ну, не чудо ли упитанности этот мальчик?

- Я бы хотел сказать вам два слова,- заметил Ральф, который некоторое

время и говорил и слушал как будто машинально.

- Столько слов, сколько вам угодно, сэр,- отозвался Сквирс.- Уэкфорд,

ступай поиграй в задней конторе и поменьше возись, не то похудеешь, а это не

годится. Нет ли у вас такой штуки, как два пенса, мистер Никльби? - спросил

Сквирс, позвякивая связкой ключей в кармане сюртука и бормоча что-то о том,

что у него найдется только серебро.

- Как будто... есть,- очень медленно сказал Ральф и после долгих

поисков в ящике конторки извлек пенни, полпенни и два фартинга.

- Благодарю,- сказал Сквирс, отдавая их сыну.- Вот! Пойди купи себе

пирожок - клерк мистера Никльби покажет тебе где - и помни, купи жирный. От

теста,- добавил Сквирс, закрывая дверь за юным Уэкфордом,- у него кожа

лоснится, а родители думают, что это признак здоровья.

Дав такое объяснение и скрепив его особо многозначительным взглядом,

мистер Сквирс подвинул стул так, чтобы расположиться против Ральфа на

небольшом расстоянии, и, поместив стул к полному своему удовлетворению,

уселся.

- Слушайте меня внимательно,- сказал Ральф, слегка наклоняясь вперед.

Сквирс кивнул.

- Я не думаю, что вы такой болван,- сказал Ральф,- чтобы с готовностью

простить или забыть совершенное над вами насилие и огласку?

- Как бы не так, черт побери! - резко сказал Сквирс.

- Или упустить случай уплатить с процентами, если таковой вам

представится? - продолжал Ральф.

- Дайте мне его и увидите,- ответил Сквирс.

- Уж не это ли заставило вас зайти ко мне? - спросил Ральф, взглянув на

школьного учителя.

- Н-н-нет, этого бы я не сказал,- ответил Сквирс.- Я думал... если у

вас есть возможность предложить мне, кроме той пустячной суммы, какую вы

прислали, некоторую компенсацию...

- Ax, вот что! - воскликнул, перебивая его, Ральф.- Можете не

продолжать.

После длинной паузы, в течение которой Ральф, казалось, был погружен в

созерцание, он нарушил молчание вопросом:

- Что это за мальчик, которого он увел с собой?

Сквирс назвал фамилию.

- Маленький он или большой, здоровый или хилый, смирный или буян!

Говорите,- приказал Ральф.

- Ну, он не так уж мал,- ответил Сквирс,- то есть, знаете ли, не так уж

мал для мальчика...

- Иными словами он, должно быть, уже не маленький? - перебил Ральф.

- Да,- бойко ответил Сквирс, как будто этот намек доставил ему

облегчение,- ему, пожалуй, лет двадцать. Но тем, кто его не знает, он не

покажется таким взрослым, потому что у него вот здесь кое-чего не хватает,он

хлопнул себя по лбу.- Никого, понимаете ли, нет дома, сколько бы вы ни

стучали.

- А вы, разумеется, частенько стучали? - пробормотал Ральф.

- Частенько,- с усмешкой заявил Сквирс.

- Когда вы письменно подтвердили получение этой, как вы выражаетесь,

пустячной суммы, вы мне написали, что его друзья давным-давно его покинули и

у вас нет никакого ключа, никакой нити, чтобы установить, кто он такой.

Правда ли это?

- На мою беду, правда,- ответил Сквирс, становясь все более и более

развязным и фамильярным по мере того, как Ральф с меньшей сдержанностью

продолжал расспросы.- По записям в моей книге прошло четырнадцать лет с тех

пор, как неизвестный человек привел его ко мне осенним вечером и оставил у

меня, уплатив вперед пять фунтов пять шиллингов за первую четверть года.

Тогда ему могло быть лет пять-шесть, не больше.

- Что вы еще о нем знаете? - спросил Ральф.

- С сожалением должен сказать, что чертовски мало,- ответил

Сквирс.Деньги мне платили лет шесть или восемь, а потом перестали. Тот

парень дал свой лондонский адрес, но, когда дошло до дела, конечно никто

ничего о нем не знал. И вот я оставил мальчишку из... из...

- Из милости?-сухо подсказал Ральф.

- Совершенно верно, из милости,- подтвердил Сквирс, потирая руки.- А

когда он только-только начал приносить какую-то пользу, является этот

негодяй, молодой Никльби, и похищает его. Но самое досадное и огорчительное

во всей этой истории то,- сказал Сквирс, понизив голос и придвигая свой стул

ближе к Ральфу,- что именно теперь о нем начали, наконец, наводить справки;

не у меня, а окольным путем, в нашей деревне. И вот, как раз тогда, когда я,

пожалуй, мог бы получить все, что мне задолжали, а быть может,- кто знает,

такие вещи в нашем деле случались,- еще и подарок, если бы спровадил его к

какому-нибудь фермеру или отправил в плавание, чтобы он не покрыл позором

своих родителей, если... если допустить, что он незаконнорожденный, как

многие из наших мальчиков... черт бы меня побрал,- как раз в это время

мерзавец Никльби хватает его средь бела дня и все равно что очищает мой

карман!

- Скоро мы оба с ним посчитаемся,- сказал Ральф, положив руку на плечо

йоркширского учителя.

- Посчитаемся! - повторил Сквирс.- И я бы охотно дал ему в долг. Пусть

вернет, когда сможет. Хотел бы я, чтобы он попался в руки миссис Сквирс!

Боже мой! Она бы его убила, мистер Никльби. Для нее это все равно что

пообедать.

- Мы об этом еще потолкуем,- сказал Ральф.- Мне нужно время, чтобы это

обдумать. Ранить его в его привязанностах и чувствах... Если бы я мог

нанести ему удар через этого мальчика...

- Бейте его, как вам угодно, сэр,- перебил Сквирс,- только наносите

удар посильнее, вот и все. А затем будьте здоровы!.. Эй! Достаньте-ка с

гвоздя шляпу этого мальчика и снимите его с табурета, слышите?

Выкрикнув эти приказания Ньюмену Ногсу, мистер Сквирс отправился в

маленькую заднюю контору и с родительской заботливостью надел своему

отпрыску шляпу, в то время как Ньюмен с пером за ухом сидел, застывший и

неподвижный, на своем табурете, глядя в упор то на отца, то на сына.

- Красивый мальчик, не правда ли? - сказал Сквирс, слегка склонив

голову набок и отступив к конторке, чтобы лучше оценить пропорции маленького

Уэкфорда.

- Очень,- сказал Ньюмен.

- Неплохо упитан, а?- продолжал Сквирс.- У него жиру хватит на двадцать

мальчиков.

- А!- воскликнул Ньюмен, внезапно приблизив свое лицо к лицу Сквирса.У

него хватит... жиру на двадцать мальчиков!.. Больше! Он все себе забрал! Да

поможет бог остальным! Ха-ха! О боже!

Произнеся эти отрывистые замечания, Ньюмен бросился к своей конторке и

начал писать с поразительней быстротой.

- Что такое на уме у этого человека? - покраснев, вскричал Сквирс.- Он

пьян?

Ньюмен ничего не ответил.

- Он с ума сошел? - осведомился Сквирс.

Но по-прежнему у Ньюмена был такой вид, как будто он не сознавал, что

здесь кто-нибудь находится, кроме него; поэтому мистер Сквирс утешился

замечанием, что он и пьян и с ума сошел, и с такими прощальными словами увел

своего многообещающего сынка.

По мере того как Ральф Никльби начинал подмечать у себя зарождающийся

интерес к Кэт, ненависть его к Николасу усиливалась. Возможно, что во

искупление своей слабости, выражавшейся в приязни к одному человеку, он

считал необходимым еще глубже ненавидеть другого; во всяком случае, так

развивались его чувства. Знать, что ему бросают вызов, гнушаются им,

убеждают Кэт в том, что он гнусен, знать, что ей внушают ненависть и

презрение к нему и учат считать прикосновение его отравой, а общение с ним -

позором, знать все это и знать, что виновником был тот же бедный

юноша-родственник, который стал хулить его при первой же их встрече и с тех

пор открыто выступал против него и его не страшился,- все это распалило его

скрытую ненависть до таких пределов, что он воспользовался бы любым

средством для утоления ее, если бы нашел путь к немедленной расплате.

Но, к счастью для Николаса, Ральф Никльби этого пути не видел; и хотя

он размышлял до самого вечера и, несмотря на повседневные дела, не

переставал задумываться об этом одном тревожащем его предмете,- однако,

когда настала ночь, его преследовала все та же мысль, и он тщетно думал все

об одном и том же.

- Когда мой брат был в его возрасте,- говорил себе Ральф,- меня впервые

начали сравнивать е братом, и всегда не в мою пользу. Он был прямодушным,

смелым, щедрым, веселым, а я - хитрым скрягой с холодной кровью, у которого

одна страсть - любовь к сбережениям, и одно желание - жажда наживы. Я об

этом вспомнил, когда в первый раз увидел этого мальчишку. Теперь я

припоминаю еще лучше.

Он занимался тем, что разрывал на мельчайшие кусочки письмо Николаса, и

при этих словах швырнул их, и они рассыпались дождем.

- Когда я отдаюсь таким воспоминаниям,- с горькой улыбкой продолжал

Ральф,- они надвигаются на меня со всех сторон. Если есть люди,

притворяющиеся, будто презирают власть денег, я должен показать им, какова

она.

И, придя в приятное состояние духа, располагающее ко сну, Ральф Никльби

отправился спать.

Поиск по сайту: