АвтоАвтоматизацияАрхитектураАстрономияАудитБиологияБухгалтерияВоенное делоГенетикаГеографияГеологияГосударствоДомДругоеЖурналистика и СМИИзобретательствоИностранные языкиИнформатикаИскусствоИсторияКомпьютерыКулинарияКультураЛексикологияЛитератураЛогикаМаркетингМатематикаМашиностроениеМедицинаМенеджментМеталлы и СваркаМеханикаМузыкаНаселениеОбразованиеОхрана безопасности жизниОхрана ТрудаПедагогикаПолитикаПравоПриборостроениеПрограммированиеПроизводствоПромышленностьПсихологияРадиоРегилияСвязьСоциологияСпортСтандартизацияСтроительствоТехнологииТорговляТуризмФизикаФизиологияФилософияФинансыХимияХозяйствоЦеннообразованиеЧерчениеЭкологияЭконометрикаЭкономикаЭлектроникаЮриспунденкция
|
ГЛАВА LIII,
содержащая дальнейшее развитие заговора, составленногомистером Ральфом Никльби и мистером Артуром Грайдом С той твердой решимостью и устремленностью к цели, которые критическиеобстоятельства столь часто порождают даже у людей с темпераментом,значительно менее возбудимым и более вялым, чем тот, каким был наделенпоклонник Маделайн Брэй, Николас вскочил на рассвете со своего беспокойноголожа, где истекшей ночью не посещал его сон, и приготовился сделатьпоследнюю попытку, от которой зависела единственная слабая и хрупкая надеждаспасти Маделайн. Хотя у натур беспокойных и пылких утро, быть может, и является самойподходящей порой дня для деятельных трудов, но не всегда в этот час надеждабывает особенно крепкой, а дух особенно бодрым и жизнерадостным. Врискованных и тяжелых положениях молодость, привычка, упорные размышления отрудностях, нас окружающих, и знакомство с ними незаметно уменьшают нашиопасения и порождают относительное равнодушие, если не туманную ибезотчетную уверенность в том, что придет какое-то облегчение, характеркоторого мы не стараемся предугадать. Но когда, отдохнув, мы останавливаемсяна этих мыслях поутру, когда темная и безмолвная пропасть отделяет нас отвчерашнего дня, когда каждое звено хрупкой цепи надежды нужно ковать заново,когда пыл энтузиазма угас и уступил место холодному, спокойному рассудку, -тогда оживают сомнения и опасения. Подобно тому как путник видит дальше при свете дня и обнаруживаеткрутые горы и непроходимые равнины, скрытые ласковой темнотой от его глаз иот его сознания, так странник, идущий по тернистой тропе человеческой жизни,видит с каждым восходом солнца какое-нибудь новое препятствие, которое нужнопреодолеть, какую-нибудь новую вершину, которой нужно достигнуть. Перед нимтянется пространство, на которое он едва обратил внимание накануне вечером,и свет, золотящий веселыми лучами всю природу, как будто озаряет одни толькотягостные препятствия, еще отделяющие его от могилы. Так размышлял Николас, когда с нетерпением, естественным в егоположении, тихо вышел из дому. Чувствуя себя так, словно оставаться впостели значило терять драгоценнейшее время, а встать и двигаться значилокак-то приблизиться к цели, к которой он стремился, он стал бродить поЛондону, прекрасно зная, что пройдет несколько часов, прежде чем он получитвозможность поговорить с Маделайн, а сейчас он может только желать, чтобыскорее пролетело это время. И даже теперь, когда он шагал по улицам и безучастно смотрел наувеличивающуюся сутолоку и приготовления к наступающему дню, все словнодавало ему новый повод для уныния. Накануне вечером принесение в жертвуюного, любящего, прекрасного создания такому негодяю и ради такой целиказалось делом слишком чудовищным, чтобы свершиться. И чем больше онгорячился, тем крепче верил, что чье-то вмешательство должно вырвать ее изкогтей этого негодяя. Но теперь он думал о том, как размерен ход событий -изо дня в день, все по тому же неизменному кругу, о том, как умирают юностьи красота, а безобразная цепкая старость продолжает жить; думал о том, какобогащается лукавая скупость, а мужественные, честные сердца остаютсябедными и печальными, как мало людей живет в великолепных домах, и сколькотаких, что населяют вонючие логова или встают поутру и ложатся вечером, иживут и умирают, - отец и сын, мать и дитя, род за родом, поколение запоколением, - не имея своего угла и не находя ни одного человека, которыйпришел бы им на помощь; думал о том, сколько женщин и детей ищут не роскошии великолепия, но скудных средств к самому жалкому существованию и разделеныв этом городе на классы, переписаны и разнесены по рубрикам так жеаккуратно, как высшая знать, и с младенческих лет воспитываются для занятияремеслом самым преступным и отвратительным; думал о том, как невежествовсегда карают и никогда не просвещают, как раскрываются тюремные двери ивоздвигаются виселицы для многих тысяч людей, гонимых обстоятельствами,омрачавшими их путь с колыбели, для людей, которые, не будь этихобстоятельств, могли бы честно зарабатывать свой хлеб и жить мирно; о том,сколько людей умирает духовно и лишены надежды на жизнь; о том, скольмногие, поставленные в такие условия, что, несмотря на порочность натуры,вряд ли могли бы свернуть с прямого пути, высокомерно отворачиваются отсломленных и раздавленных бедняков, которые не могли не свернуть с него, апоступая хорошо, удивили бы нас больше, чем счастливцы, поступающие плохо;думал о том, сколько в мире несправедливости, горя и зла, и, однако, жизньтечет из года в год, невозмутимая и равнодушная, и ни один человек непытается исправить или изменить мир, - Николас думал обо всем этом и, избесчисленных примеров выбрав единственный, на котором были сосредоточены егомысли, почувствовал, что нет места надежде и нет оснований полагать, чтосудьба Маделайн не явится новой бесконечно малой частицей в океане отчаянияи горя и к гигантской сумме не прибавится еще одна крохотная, ничтожнаяединица. Но юность не склонна созерцать самую темную сторону картины, которуюможет перемещать по своей воде. Подумав о том, что ему предстояло сделать, ивоскресив в памяти ход мыслей, который прервала ночь, Николас постепеннопризвал на помощь всю свою энергию и, когда настал ожидаемый час, помышлялтолько о том, чтобы использовать его как можно лучше. Позавтракав на скоруюруку и покончив с теми делами, которые требовали немедленного исполнения, оннаправил стопы к дому Маделайн Брэй, куда и не замедлил прибыть. Ему пришло в голову, что, весьма возможно, его не допустят к молодойледи, хотя его всегда принимали, и он все еще придумывал самый верный способполучить доступ к ней, когда, подойдя к дому, увидел, что дверь оставленаполуоткрытой, - вероятно, тем, кто последним оттуда вышел. Положение было неиз тех, когда можно соблюдать церемонии; поэтому, воспользовавшисьсчастливой случайностью, Николас тихо поднялся по лестнице и постучал вдверь комнаты, где его обычно принимали. Получив разрешение войти отчеловека, находившегося в комнате, он открыл дверь и вошел. Брэй и его дочь сидели одни. Трех недель не прошло с тех пор, как он впоследний раз ее видел, но с прелестной девушкой, сидевшей перед ним,произошла перемена, которая потрясла Николаса. Он понял, сколько душевныхстраданий было испытано за такое короткое время. Нет слов, чтобы изобразить,нет ничего, с чем можно было бы сравнить эту бледность, эту чистуюпрозрачную белизну прекрасного лица, которое обратилось к нему, когда онвошел. Волосы у нее были темно-каштановые, но, оттеняя лицо и ниспадая нашею, соперничавшую с ним в белизне, они казались, по контрасту,иссиня-черными. Что-то пугливое и беспокойное было во взгляде, но оноставался таким же терпеливым, выражение лица таким же кротким и печальным,каким он его хорошо помнил, и не было в глазах ни следа слез. Было нечто вэтом прекрасном лице - пожалуй, еще более прекрасном, чем всегда, - чтолишило Николаса мужества и показалось ему гораздо более трогательным, чемсамое страшное горе. Ее лицо было не только спокойным и невозмутимым, нонеподвижным и застывшим. Благодаря непомерным усилиям эта невозмутимость вприсутствии отца, победившая все ее мысли, воспрепятствовала дажемимолетному отражению горя на ее лице и застыла в его чертах, как знакторжества. Отец сидел против нее, не глядя ей в глаза и разговаривая с веселымвидом, который плохо скрывал его тревожные мысли... Принадлежностей длярисования не было на обычном их месте на столе, не видно было и другихсвидетелей ее обычной работы. Вазочки, которые Николас всегда видел сосвежими цветами, были пусты или в них торчали только увядшие стебли илистья. Птица не пела. Платок, которым покрывали на ночь ее клетку, не былснят. Ее хозяйка забыла о ней. Бывают минуты, когда душа болезненно восприимчива к впечатлениям имногое можно заметить с первого взгляда. Так было сейчас, ибо Николас успелтолько осмотреться вокруг, когда мистер Брэй его узнал и нетерпеливо сказал: - Ну, сэр, что вам нужно? Передайте, пожалуйста, поскорей поручение,потому что моя дочь и я заняты другими и более важными делами, чем то, покоторому вы сюда пришли. Немедленно приступайте к делу, сэр! Николас прекрасно понял, что раздражительность и нетерпение, с какимибыли сказаны эти слова, притворны и что Брэй в глубине души рад любойпомехе, которая может отвлечь внимание его дочери. Он невольно посмотрел наотца, когда тот говорил, и заметил его замешательство: Брэй покраснел иотвернулся. Но Николас хотел, чтобы Маделайн вмешалась, и цель его была достигнута.Она встала и, направившись к Николасу, остановилась на полдороге, как бы вожидании письма. - Маделайн, дорогая моя, куда ты? - нетерпеливо сказал отец. - Может быть, мисс Брэй ждет чека, - сказал Николас очень отчетливо и сударением, которое она вряд ли могла истолковать неправильно. - Моегопатрона нет в Англии, иначе я принес бы письмо. Я надеюсь, что она даст мнеотсрочку, небольшую отсрочку. Я очень прошу - небольшую отсрочку. - Если вы только для этого пришли, сэр, то можете не беспокоиться, -сказал мистер Брэй. - Маделайн, дорогая моя, я не знал, что этот человекостался тебе должен. - Кажется, какую-то мелочь, - слабым голосом ответила Маделайн. - Должно быть, вы полагаете, - сказал Брэй, подвинув свое кресло иповернувшись лицом к Николасу, - что мы умерли бы с голоду, если бы нежалкие суммы, которые вы сюда приносите только потому, что моей дочеривздумалось проводить время так, как она его проводила? - Я об этом не думал, - заметил Николас. - Вы об этом не думали! - с усмешкой воскликнул больной. - Вы знаете,что думали об этом, и думали именно так, и думаете каждый раз, когда сюдаприходите! Вы полагаете, молодой человек, что мне неизвестно, каковы мелкиеторговцы, которые кичатся своим богатством, когда благодаря счастливымобстоятельствам получают - или думают, что получили, - на короткий сроквласть над джентльменом? - Я имею дело с леди, - вежливо сказал Николас. - С дочерью джентльмена, сэр, - возразил больной. - А у дочериджентльмена гордость та же, что у мужчины. Но, может быть, вы принеслизаказ? У вас есть какие-нибудь новые заказы для моей дочери, сэр? Николас уловил торжествующий тон, каким был задан этот вопрос, но,памятуя о необходимости играть роль, за которую он взялся, достал бумажку сосписком тем для рисунков, которые его патрон якобы хотел получить; на всякийслучай он захватил листок с собой. - О! - сказал мистер Брэй. - Это заказ? - Да, если вы настаиваете на этом слове, сэр, - ответил Николас. - В таком случае, можете сказать вашему хозяину, - с торжествующейулыбкой произнес Брэй, швыряя ему назад бумагу, - что моя дочь мисс МаделайнБрэй больше не снисходит до того, чтобы заниматься подобной работой! Можетесказать ему, что вопреки его предположениям она не находится в зависимостиот него и что мы не живем на его деньги, хотя он и льстит себя этой мыслью,и что он может отдать, сколько бы ни был нам должен, первому нищему, которыйпройдет мимо его лавки, иди прибавить эти деньги к своим барышам в следующийраз, когда будет их подсчитывать. И что он может убираться к черту! Вот мойответ на его заказы, сэр! "Вот как понимает независимость человек, продающий свою дочь так, какбыла продана эта плачущая девушка!" - подумал Николас. Отец был слишком упоен своим торжеством, чтобы заметить презрительноевыражение лица, которого Николас не мог скрыть, даже если бы его в этуминуту пытали. - Ну вот, - продолжал Брэй после короткой паузы, - вы получили ответ иможете удалиться. Если вы не имеете еще каких-нибудь - ха! - ещекаких-нибудь заказов. - У меня нет больше заказов, - сказал Николас, - и из внимания кположению, которое вы прежде занимали, я никогда не произнес ни одногослова, даже самого безобидного, которое можно было бы истолковать какнапоминание о моей власти или вашей зависимости. Заказов у меня нет никаких,но у меня есть опасения, которые я выскажу, как бы вы ни горячились, -опасения, что вы, быть может, обрекаете эту молодую леди на нечто худшее,чем содержать вас трудами рук своих, хотя бы эта работа ее убивала. Таковымои опасения, и эти опасения я основываю на вашем собственном поведении.Ваша совесть скажет вам, сэр, правильно я рассуждаю или нет! - Ради бога! - воскликнула Маделайн, в тревоге бросаясь между ними. -Вспомните, сэр, что он болен! - Болен! - вскричал инвалид, задыхаясь и ловя воздух ртом. - Болен!Болен! Мне грубит, меня запугивает мальчишка из лавки, а она умоляет егопожалеть меня и вспомнить, что я болен! С ним сделался припадок такой сильный, что с минуту Николас боялся заего жизнь. Но Брэй начал приходить в себя, и Николас удалился, жестом давпонять молодой леди, что должен сообщить ей нечто важное и будет ждать ее задверью. Там ему было слышно, как больному постепенно становилось лучше; безединого упоминания о происшедшем, словно он лишь смутно об этом помнил, Брэйпожелал, чтобы его оставили одного. "О, только бы мне удалось воспользоваться этим случаем, - подумалНиколас, - и добиться отсрочки хотя бы на неделю, чтобы у нее было времяподумать!" - Вам поручено что-то передать мне, сэр, - сказала Маделайн, выйдя кнему в страшном волнении. - Не настаивайте на этом сейчас, умоляю вас!Послезавтра, приходите сюда послезавтра! - Тогда будет слишком поздно - слишком поздно для того, что я долженвам сказать, - возразил Николас, - и вас здесь не будет. О сударыня, если выхотя бы немного думаете о том, кто послал меня сюда, если еще хоть немногозаботитесь о спокойствии вашей души и сердца, я богом заклинаю вас выслушатьменя! Она сделала попытку уйти, но Николас мягко удержал ее. - Выслушайте! - сказал Николас. - Я прошу вас только выслушать меня -не меня одного, но того, от чьего имени я говорю, кто сейчас далеко и незнает об угрожающей вам опасности. Во имя неба выслушайте меня! Бедная служанка, с глазами, распухшими и красными от слез, стояларядом; к ней обратился Николас с такими страстными мольбами, что она открылабоковую дверь, повела, поддерживая, свою хозяйку в смежную комнату и знакомпредложила Николасу следовать за ними. - Оставьте меня, сэр, прошу вас, - сказала молодая леди. - Не могу и не хочу вас оставить! У меня есть долг, который я обязанисполнить. Либо здесь, либо в той комнате, откуда вы только что вышли, ябуду умолять вас, какой бы опасностью это ни угрожало мистеру Брэю, подуматьеще раз о том ужасном шаге, к которому вас принудили! - О каком шаге вы говорите и кто меня принудил, сэр? - спросила молодаяледи, делая попытку принять горделивый вид. - Я говорю об этой свадьбе! - ответил Николас. - Об этой свадьбе,назначенной на завтра тем, кто никогда не колебался в преследовании дурнойцели и никогда не содействовал ни одному доброму замыслу. Об этой свадьбе,история которой мне известна лучше, гораздо лучше, чем вам. Я знаю, какоюпаутиной вы опутаны. Я знаю, что это за люди, которые задумали этот план. Выпреданы и проданы за деньги, за золото, и каждая монета заржавела от слез,если не обагрена кровью разоренных людей, которые в своем отчаянии и безумииналожили на себя руки! - Вы говорили о долге, который обязаны исполнить, - сказала Маделайн. -И у меня тоже есть долг. И с божьей помощью я его исполню. - Скажите лучше - с помощью дьявола! С помощью людей - из них один вашбудущий муж, - которые... - Я не должна вас слушать! - воскликнула молодая леди, стараясьподавить дрожь, вызванную, по-видимому, даже этим мимолетным упоминанием обАртуре Грайде. - Если это зло, я его сама искала. К этому шагу меня непринуждал никто, я его делаю по своей воле. Вы видите, мне никто неприказывает. Передайте это моему дорогому другу и благодетелю. И, унося ссобой мою благодарность и молитвы за него и за вас, оставьте меня навсегда! - Нет! Я буду умолять вас со всем жаром и пылом, какие меня одушевляют,отложить эту свадьбу на одну короткую неделю! - воскликнул Николас. - Яумоляю вас подумать более серьезно, чем могли вы думать, находясь под чужимвлиянием, о решении, к которому вы склоняетесь. Хотя вы не можете знать доконца гнусность этого человека, которому собираетесь отдать свою руку,кое-какие его дела вам известны. Вы слышали его речи, вы видели его лицо.Подумайте, подумайте, пока не поздно, какой насмешкой прозвучат клятвы,данные ему пред алтарем! Клятвы, которым не может верить ваше сердце,торжественные слова, против которых должны восстать природа и разум, падениеваше в ваших же глазах, которое неизбежно и которое вы будете всемучительнее ощущать, по мере того как будет раскрываться перед вами гнусноеего лицо! Остерегайтесь отвратительного общения с этим негодяем, какостерегались бы вы заразы и болезни. Изнемогайте под тяжестью труда, еслихотите, но бегите его, бегите его, и вы будете счастливы! Ибо, верьте мне, яговорю правду! Самая жестокая бедность, самые ужасные условия человеческогосуществования, если душа остается чистой и честной, - счастье по сравнению стем, что вы должны претерпеть, будучи женой такого человека! Задолго до того, как Николас умолк, молодая леди закрыла лицо руками идала волю слезам. Голосом, сначала невнятным от волнения, но обретавшим силупо мере того, как она говорила, она ответила ему: - Не буду скрывать от вас, сэр, хотя, быть может, и должна была быскрыть, что я терпела тяжкие душевные муки и сердце мое едва не разорвалосьс тех пор как я в последний раз вас видела. Я не люблю этого джентльмена.Этому препятствует разница в возрасте, во вкусах и привычках. Он это знаети, зная, все-таки предлагает мне свою руку. Приняв ее и сделав один толькоэтот шаг, я могу вернуть свободу моему отцу, который здесь умирает, бытьможет продлить его жизнь на многие годы, вернуть ему комфорт - пожалуй, ямогла бы даже сказать богатство - и освободить великодушного человека отзаботы помогать тому, кто - говорю это со скорбью - плохо понимает егоблагородное сердце. Не считайте меня такой испорченной и не думайте, будто япритворяюсь любящей, когда не чувствую любви! Не говорите так плохо обо мне,потому что этого я бы не вынесла. Если рассудок или природа не позволяют мнелюбить человека, который платит такую цену за мою бедную руку, то я могуисполнять обязанности жены. Я могу дать все, чего он от меня ждет, и я этосделаю. Он согласен взять меня такой, какая я есть. Я дала ему слово идолжна радоваться, а не плакать. Я радуюсь. За интерес, какой вы проявляетеко мне, одинокой и беспомощной, за деликатность, с какою вы исполнилидоверенное вам поручение, за вашу веру в меня я признательна вам от всейдуши и, как видите, растрогана до слез, принося вам в последний раз моюблагодарность. Но я не раскаиваюсь, и я не несчастна. Я счастлива, думая отом, чего могу достигнуть так легко. Я буду еще счастливее, вспоминая обэтом, когда все будет кончено. Я это знаю. - Ваши слезы текут быстрее, когда вы говорите о счастье, - сказалНиколас, - и вы боитесь заглянуть в темное будущее, которое должно принестивам столько горя. Отложите эту свадьбу на неделю! Только на неделю! - Когда вы к нам вошли, он говорил с такой улыбкой - я ее помню спрежних времен и не видела много-много дней, - говорил о свободе, котораяпридет завтра, - сказала Маделайн, на секунду обретя твердость, - облаготворной перемене, о свежем воздухе, о новых местах и обстановке,которые в новой жизни будут спасением для его истощенного тела. Глаза у негозаблестели и лицо просияло при этой мысли. Я не отложу свадьбы ни на час. - Это только уловки и хитрость, чтобы заставить вас решиться! -вскричал Николас. - Больше я не стану слушать, - быстро сказала Маделайн. - Я и такслушала слишком долго - дольше, чем должна была. Сэр, говоря с вами, ясловно говорила с тем дорогим другом, которому - в этом я уверена - вычестно передадите мои слова. Спустя некоторое время, когда я немногоуспокоюсь и примирюсь с моим новым образом жизни, - если я доживу до тойпоры, - я напишу ему. А пока пусть все святые ангелы ниспошлют ему своеблагословение и хранят его. Она хотела пробежать мимо Николаса, но он бросился к ней и умолял еееще один только раз подумать о той судьбе, навстречу которой она рвалась такстремительно. - Возврата нет, нет отступления! - сказал Николас со страстной мольбой.- Все сожаления будут тщетны, а они должны быть глубокими и горькими. Чтомне сказать, чтобы заставить вас помедлить в эту последнюю минуту? Что мнесделать, чтобы спасти вас? - Ничего, - невнятно ответила она. - Это самое тяжелое испытание извсех, какие у меня были. Сжальтесь надо мной, сэр, заклинаю вас, и нетерзайте мне сердце такими мольбами! Я... я слышу, он зовет. Я... я... недолжна, не хочу оставаться здесь ни секунды дольше. - Если это заговор, - сказал Николас так же быстро, как говорила она, -заговор, мною еще не открытый, но который со временем я бы обнаружил, и есливы имеете право, сами того не зная, получить свое собственное состояние,вернув которое вам удалось бы сделать все, что может быть достигнуто этимбраком, вы бы не изменили решения? - Нет, нет, нет! Это немыслимо. Это детские сказки. Отсрочка принесетему смерть. Он опять зовет! - Быть может, мы в последний раз встречаемся на земле, - сказалНиколас, - быть может, лучше было бы для меня, чтобы мы больше никогда невстретились. - Для обоих, для обоих! - ответила Маделайн, не сознавая, что говорит.- Настанет время, когда воспоминание об этом одном свидании сведет меня сума. Непременно скажите им, что вы оставили меня спокойной и счастливой. Дапребудет с вами бог, сэр, и моя благодарность и благословение! Она ушла. Николас, шатаясь, вышел из дому, думая о сцене, над которойтолько что опустился занавес, словно это было какое-то тревожное, безумноесновидение. Прошел день. Вечером, когда ему удалось до какой-то степенисобраться с мыслями, он снова вышел. Этот вечер - последний вечер холостой жизни Артура Грайда - застал егов превосходнейшем расположении духа и в превеликом восторге. Бутылочногоцвета костюм был вычищен, приготовлен к завтрашнему дню. Пэг Слайдерскьюдала отчет о последних хозяйственных расходах: точный отчет был дан ввосемнадцати пенсах (ей никогда не доверяли большую сумму, а счета сводилисьобычно не чаще двух раз в день). Все приготовления к предстоящемупразднеству были сделаны, и Артур Грайд мог бы сесть и подумать о близкомсчастье, но он предпочитал сесть и подумать о записях на веленевых листахгрязной старой книги с заржавленными застежками. - Ну-ну! - хихикая, сказал он и, опустившись на колени перед крепким,привинченным к полу сундуком, засунул туда руку по самое плечо и медленновытащил засаленный том. - Это вся моя библиотека, но это одна из самыхзанимательных книг, какие были написаны! Это чудесная книга, надежная книга,чистопробная - надежна, как Английский банк, и такая же чистопробная, какзолото и серебро в этом банке. Написана Артуром Грайдом. Хи-хи-хи! Ручаюсь,что ни одному из ваших романистов никогда не написать такой хорошей книги,как эта. Она написана только для одного человека - для меня одного и большени для кого. Хи-хи-хи! Бормоча сей монолог, Артур взял свой драгоценный том и, примостив егона пыльном столе, надел очки и начал сосредоточенно всматриваться встраницы. - Ах, какая большая сумма для уплаты мистеру Никльби, - сказал он ссокрушением. - Долг уплатить полностью - девятьсот семьдесят пять фунтовчетыре шиллинга три пенса. Дополнительная сумма по обязательству - пятьсот.Тысяча четыреста семьдесят пять фунтов четыре шиллинга три пенса завтра вдвенадцать часов. Но, с другой стороны, я получу возмещение благодаря этомухорошенькому цыпленочку. Однако возникает вопрос: неужели я не мог обделатьэто дело самостоятельно? "Трусу не победить красотки"*. Почему я такой трус?Почему я смело не открылся Брэю и не сберег тысячи четырехсот семидесятипяти фунтов четырех шиллингов трех пенсов? Эти размышления столь угнетающе подействовали на ростовщика, чтовырвали из груди его слабые стенания и заставили его объявить, воздев руки,что он умрет в работном доме. Вспомнив, однако, что при любыхобстоятельствах ему пришлось бы уплатить долг Ральфу или дать какое-нибудьдругое щедрое возмещение, он после раздумья усомнился в том, добился ли быон успеха, если бы взялся один за это предприятие, после чего он вновь обрелспокойствие духа и начал бормотать и гримасничать над другими, болееотрадными записями, пока ему не помешало появление Пэг Слайдерскью. - Эге, Пэг! - сказал Артур. - Что это? Что это такое, Пэг? - Это курица, - ответила Пэг, поднимая тарелку с маленькой, оченьмаленькой курицей. - Чудо, а не курица. Такая крохотная и жилистая. - Прекрасная птица! - сказал Артур, осведомившись сначала о цене инайдя ее соответствующей размерам. - Ломтик ветчины залить одним яичком,картофель, зелень, яблочный пудинг, Пэг, маленький кусочек сыра - вот вам икоролевский обед. Ведь будут только она да я - и вы, Пэг... после нас. - Не жалуйтесь потом на расходы, - хмуро сказала миссис Слайдерскью. - Боюсь, что первую неделю нам придется жить широко, - со стономотозвался Артур, - но потом мы это возместим. Я буду есть в самую меру, и язнаю, вы слишком любите вашего старого хозяина, чтобы есть не в меру, неправда ли, Пэг? - Что - не правда ли? - спросила Пэг. - Слишком любите вашего старого хозяина... - Нет, не слишком, - сказала Пэг. - О господи, хоть бы черт побрал эту женщину! - воскликнул Артур. -Слишком его любите, чтобы есть не в меру на его счет. - На его что? - сказала Пэг. - О боже! Никогда она не может расслышать самое важное слово, а всеостальное слышит! - захныкал Грайд. - На его счет, старая вы карга! Так как эта хвала очарованию миссис Слайдерскью была произнесенашепотом, леди выразила согласие по основному вопросу глухим ворчаньем,которому сопутствовал звонок у входной двери. - Звонят, - сказал Артур. - Да, да, я знаю, - отозвалась Пэг. - Так почему же вы не идете? - заорал Артур. - Куда мне идти? - возразила Пэг. - Я тут ничего плохого не делаю,верно? Артур Грайд в ответ повторил слово "звонят", гаркнув во всю мочь, и таккак притупленному слуху миссис Слайдерскью смысл этого слова стал еще болеепонятен благодаря пантомиме, изображающей, как звонят у двери, Пэгзаковыляла из комнаты, резко спросив сначала, почему он сразу не сказал, чтозвонят, вместо того чтобы толковать о всякой всячине, которая никакогоотношения к этому не имеет, в то время как ее ждет полпинты пива наступеньках лестницы. - С вами произошла перемена, миссис Пэг, - сказал Артур, провожая ееглазами. - Что она означает, я хорошенько не знаю, но если так будетпродолжаться, я вижу, мы недолго проживем в согласии. Мне кажется, вывот-вот рехнетесь. Если это так, придется вам убираться, миссис Пэг, или васуберут. Мне все равно. Бормоча и перелистывая страницы своей книги, оп вскоре напал накакую-то запись, остановившую его внимание, и позабыл о Пэг Слайдерскью иобо всем на свете, поглощенный интересными страницами. Комнату освещала только тусклая и грязная лампа; тощий фитиль,заслоненный темным абажуром, отбрасывал бледные лучи на очень ограниченноепространство, а все за пределами его оставлял в густой тени. Эту лампуростовщик придвинул к себе так близко, что между нею и ним оставалось местотолько для книги, над которой оп склонился. Он сидел, облокотившись на столи подперев руками острые скулы, и лампа рельефно освещала его уродливыечерты над маленьким столом, а остальная комната была погружена во мрак.Делая в уме какие-то вычисления и подняв глаза, Артур Грайд рассеяннопосмотрел в этот мрак и внезапно встретил пристальный взгляд человека. - Воры! Воры! - завизжал ростовщик, вскакивая и прижимая к груди книгу.- Грабят! Убивают! - Что случилось? - спросила фигура, приближаясь. - Не подходите! - дрожа, закричал негодяй. - Человек это или... или... - За кого вы меня принимаете, если не за человека? - последовал вопрос. - Да, да, - крикнул Артур Грайд, заслоняя глаза рукой, - это человек, ане привидение. Это человек! Грабят! Грабят! - Зачем так кричать? Разве вы меня знаете и подумали что-нибудь дурное?- спросил незнакомец, близко подойдя к нему. - Я не вор. - А тогда зачем и как вы сюда попали? - воскликнул Грайд, немногоуспокоившись, но все еще пятясь от посетителя. - Как вас зовут и что вамнужно? - Имя мое вам незачем знать, - был ответ. - Я вошел сюда, потому чтомне показала дорогу ваша служанка. Я окликал вас раза два или три, но выбыли так поглощены вашей книгой, что не слышали меня, и я молча ждал, когдавы от нее оторветесь. Что мне нужно, я вам скажу, когда вы оправитесьнастолько, чтобы слушать меня и понимать. Решив взглянуть на посетителя повнимательнее и увидев, что это молодойчеловек с приятным лицом и осанкой, Артур Грайд вернулся на свое место и,пробормотав, что вокруг бродят дурные люди, а покушения на его дом, имевшиераньше место, сделали его пугливым, предложил посетителю сесть. Однако тототказался. - О боже! Я остался стоять не для того, чтобы иметь преимущество передвами, - сказал Николас (ибо это был Николас), заметив испуганный жестГрайда. -Выслушайте меня. Завтра утром ваша свадьба. - Н-н-нет, - пробормотал Грайд. - Кто сказал, что завтра моя свадьба?Откуда вы знаете? - Неважно, откуда, - ответил Николас. - Я это знаю. Молодая леди,которая отдает вам свою руку, ненавидит и презирает вас. У нее кровьхолодеет при одном упоминании вашего имени. Ястреб и ягненок, крыса и голубьбольше были бы под пару, чем вы и она. Как видите, я ее знаю. Грайд смотрел на него, остолбенев от изумления, но не произнес ни слова- быть может, был не в силах. - Вы и еще один человек, по имени Ральф Никльби, вдвоем составили этотзаговор, - продолжал Николас. - Вы платите ему за его участие в том, чтобысовершилась эта продажа Маделайн Брэй. Вы ему платите. Вижу - лживые словаготовы сорваться с ваших губ! Он остановился, но, так как Артур не дал никакого ответа, сновазаговорил: - Вы платите самому себе, грабя ее! Каким образом и с помощью какихсредств - я не хочу осквернять защиту ее деда ложью и обманом, - мненеизвестно. В настоящее время мне неизвестно, но я действую не один, у меняесть помощники. Если человеческой энергии хватит на то, чтобы разоблачитьваше мошенничество и вероломство до вашей смерти, если деньги, месть иправедная ненависть могут выследить вас на ваших извилистых путях, вам ещепредстоит дорого заплатить за все. Мы уже напали на след. Вам, знающему то,чего не знаем мы, вам лучше судить о том, когда мы вас разоблачим. Снова он приостановился, и по-прежнему Артур Грайд молча смотрел нанего. - Если бы вы были человеком, к которому я бы мог обратиться в надеждепробудить его сострадание или человеколюбие, - продолжал Николас, - я быпросил вас вспомнить о беспомощности, невинности, молодости этой леди, о еедостоинствах и красоте, о ее дочерней преданности и, наконец - и этоособенно важно, ибо ближе всего касается вас, - о том, как она взывала квашему милосердию и человеческому чувству. Но я избираю тот путь, какойтолько и можно избрать с людьми, подобными вам, и спрашиваю, сколько вамнужно заплатить, чтобы возместить ваши убытки. Не забывайте, какой опасностивы подвергаетесь! Вы видите, я знаю столько, что без особого труда могуузнать гораздо больше. Согласитесь на меньшую прибыль, чтобы не рисковать, иназовите вашу цену! Старый Артур Грайд зашевелил губами, но они только сложились вотвратительную улыбку и снова застыли. - Вы думаете, что деньги не будут уплачены? - продолжал Николас. - Но умисс Брэй есть богатые друзья, которые отдали бы на чеканку монеты своисердца, чтобы спасти ее от такой беды. Назовите вашу цену, отложите свадьбувсего на несколько дней, и вы увидите, уклонятся ли от уплаты те, о ком яговорю. Вы меня слышите? Когда Николас начал говорить, Артур Грайд подумал, что Ральф Никльбиего предал; но, по мере того как он продолжал, Грайд убедился, что, каким быпутем Николас ни получил эти сведения, он действует совершенно открыто и сРальфом дела не имеет. По-видимому, незнакомец достоверно знал только то,что он, Грайд, уплатит долг Ральфу, но этот факт должен был быть превосходноизвестен всем, кто знал обстоятельства, сопутствовавшие задержанию Брэя, -по словам Ральфа, даже самому Брэю. Что же касается мошенничества, жертвойкоторого была сама Маделайн, то посетитель знал о характере его так мало,что это могло быть счастливой догадкой или случайным обвинением. Так илииначе, но у него не было ключа к тайне, и он не мог повредить тому, ктохранил ее в своем сердце. Упоминание о друзьях и предложение денег Грайдсчитал пустой похвальбой, чтобы протянуть время. "А если бы даже деньги иможно было получить, - подумал Артур Грайд, бросив взгляд на Николаса изадрожав от бешенства, вызванного его мужеством и дерзостью, - зато этотлакомый кусочек будет моей женой, и тебя, молокосос, я проведу за нос!" Долгая привычка отмечать все, что говорят клиенты, мысленно взвешиватьвсе шансы за и против и подсчитывать их на глазах у клиентов, ничем невыдавая своих мыслей, научила Грайда быстро принимать решение и делатьхитроумнейшие выводы из туманных, запутанных и часто противоречивых посылок.Вот почему сейчас, пока говорил Николас, Грайд строил параллельно своиумозаключения и, когда тот замолчал, был готов к ответу, как будто размышлялдве недели. - Я вас слышу! - крикнул он, вскочив с места, и, отодвинув задвижкиставня, поднял оконную раму. - На помощь! На помощь! - Что вы делаете?! - воскликнул Николас, схватив его за руку. - Я буду кричать, что здесь грабят, воруют, убивают! Подниму на ногивсех соседей, буду бороться с вами, сделаю себе маленькое кровопускание ипокажу под присягой, что вы пришли меня ограбить, - если вы не уйдете измоего дома. - ответил Грайд, с гнусной усмешкой отвернувшись от окна. - Вотчто я сделаю! - Негодяй! - вскричал Николас. - Вы приходите сюда с угрозами? - сказал Грайд, который от ревности кНиколасу и от сознания собственного торжества превратился в сущего дьявола.- Отвергнутый возлюбленный! О боже! Хи-хи-хи! Но ни вы ее не получите, ниона вас. Она моя жена, моя любящая маленькая женушка. Вы думаете, она будетжалеть о вас? Думаете, будет плакать? Я с удовольствием посмотрю, как онаплачет, мне от этого худо не будет. В слезах она еще красивее. - Мерзавец! - крикнул Николас, задыхаясь от бешенства. - Еще минута - и я всполошу всю улицу такими воплями, что, если бы ихиспускал кто-нибудь другой, они разбудили бы меня даже в объятияххорошенькой Маделайн! - воскликнул Грайд. - Подлец! - закричал Николас. - Будь вы помоложе... - О да! - ухмыльнулся Артур Грайд. -Будь я помоложе, было бы еще не такплохо, но ради меня, такого старого и безобразного, - ради меня бытьотвергнутым малюткой Маделайн! - Слушайте меня, - сказал Николас, - и будьте благодарны, что я владеюсобой и не выбрасываю вас из окна, чему никто не мог бы помешать, если бы явас схватил за горло. Я не был возлюбленным этой леди. Никогда не было нисоглашения, ни помолвки, не было сказано ни одного любовного слова. Дажеимени моего она не знает. - А все-таки я у нее спрошу. Я поцелуями буду вымаливать. И она мне егоскажет и ответит поцелуями, и мы вместе посмеемся и будем обниматься ивеселиться, думая о бедном юноше, который жаждал получить ее, но не мог,потому что она была обещана мне! После нового издевательства выражение лица Николаса вызвало у АртураГрайда явные опасения, не является ли оно предвестником того, что посетительнемедленно приведет в исполнение свою угрозу вышвырнуть его на улицу. АртурГрайд высунулся из окна и, крепко держась обеими руками, заорал не на шутку.Не считая нужным дожидаться результатов этих криков, Николас с презрениемвышел из комнаты и из дома. Артур Грайд следил, как он перешел через улицу,а затем втянул голову, снова закрыл ставнем окно и сел, чтобы отдышаться. - Если она окажется сварливой или злой, я не дам ей покоя, напоминая обэтом щеголе! - сказал он, когда пришел в себя. - Она и не подозревает, что яо нем знаю, и если я умело поведу дело, я таким путем сломлю ее и заберу вруки. Хорошо, что никто не пришел. Я кричал не слишком громко. Какаядерзость - войти ко мне в дом и так со мной говорить! Но завтра я будуторжествовать, а он будет грызть себе пальцы - может быть, утопится илиперережет себе горло! Я бы не удивился. Тогда торжество мое будет полным, ода, полным! Когда Артур Грайд пришел в обычное свое состояние благодаря этимразмышлениям о грядущем торжестве, он спрятал книгу и, очень тщательнозаперев сундук, спустился в кухню, чтобы послать спать Пэг и выбранить ее зато, что она с такой легкостью впускает незнакомых людей. Ничего не ведавшая Пэг не могла уразуметь, в чем она провинилась, и онприказал ей посветить ему, пока он совершит осмотр всех запоров исобственноручно закроет парадную дверь. - Верхняя задвижка, - бормотал Артур, задвигая ее, - нижняя задвижка,цепочка, засов, дважды повернуть ключ и спрятать под подушку. Если придутеще какие-нибудь влюбленные, пусть пролезают в замочную скважину. Теперьпойду спать, а в половине шестого встану, чтобы приготовиться к свадьбе,Пэг! С этими словами он шутливо потрепал миссис Слайдерскью по подбородку, ибыла минута, когда он, казалось, не прочь был отпраздновать конец своейхолостой жизни поцелуем в сморщенные губы служанки. Но, одумавшись, он сновапотрепал ее по подбородку, заменив этим более теплую ласку, и крадучисьпошел спать.
1 | 2 | 3 | Поиск по сайту:
|
