Миграционизм и трансмиссионизм

Понятие секвенций — нововведение последних десятилетий, но соответствующие ему реалии в материале наметились давно. К выявлению и прослеживанию таких секвенций археологи обратились на рубеже XIX и XX вв. Сразу же выяснилось, что трактовка этих секвенций также может быть двоякой. Снова возникают две иллюзии.

Одна порождается привычной увязкой определенной культуры с определенным населением и сводится к представлению, что идея не передается без прихода ее носителя. Как утверждал Ф. Ратцель в «Антропогеографии», «распространение этнографических предметов может совершаться только через человека, с ним, при нем, на нем, особенно же в нем, т. е. в его душе как зародыш идеи формы. Этнографический предмет передвигается вместе с его носителем...» (Ratzel 1912: 442). «У культуры нет ног» (Die Kultur hat keine Beine), — говорил его ученик Л. Фробениус (Frobenius 1898: XIII). Контакт людей действительно необходим, но он может осуществляться и на границе ареалов, без переселения. Ошибка заключается в том, что трассовая секвенция принимается за историю культуры одного населения и почти каждая переброска трассовой секвенции из одной колонной секвенции в другую принимается за миграцию — как у Брейля. Это миграционизм.

Противоположная иллюзия вытекает из преувеличения роли торговли и других контактов в распространении культуры. «У идей есть крылья» (Ideas have wings), — заявил М. Уилер (Wheeler 1952: 185). Эта концепция сводится к тому, что трассовая секвенция совершенно освобождается от связи с одним и тем же населением и понимается как история определенного комплекса идей, а почти каждая переброска трассовой секвенции из одной колонки в другую рассматривается как горизонтальная трансмиссия, передача культуры посредством культурного влияния и заимствования — как у Шахермейра. Это трансмиссионизм.

Здесь есть структурная аналогия с первой парой крайностей: ситуация во многом та же, только внутренними или внешними связи и корни культур выступают не по отношению к колонной, а по отношению к трассовой секвенции.

На практике абсолютизация роли миграций, с одной стороны (миграционизм), и влияний — с другой (трансмиссионизм), выступали обычно не в обрисованном выше чистом виде, а в своеобразной идеологической арранжировке. Коссинна поставил прослеживание древних миграций на службу геополитике — идеологическому оружию германского империализма. Эллиот Смит положил влияния и заимствования в основу концепции диффузионизма, построенной как проекция отношений современного колониализма на далекое прошлое. В одном случае Центральная Европа, в другом — Египет выдвигались на роль исходного очага и главного центра культурного развития всего Старого Света. Шла вообще борьба за приоритет народов в культурном развитии, в основном между археологами центральноевропейского происхождения, с одной стороны, и восточноевропейскими археологами, а также археологами, считавшими свои народы наследниками средиземноморского очага и цивилизаций Древнего Востока, с другой.

Ни миграция, ни трансмиссия здесь не требовались для объяснения каждой переброски трассовой секвеции из одной колонной в другую, а лишь для объяснения перебросок центробежных по отношению к предпочитаемому очагу; внутри же очага предполагалась автохтонность. Такой центробежный миграционизм (собственно, соединяющий миграционизм с автохтонизмом) реконструирует расселение (это археологический экспансионизм), а такой центробежный трансмиссионизм реконструирует диффузию (и называется диффузионизмом).

По географическим условиям сторонникам центрально-европейского или восточно-европейского приоритета в культурном развитии удобно было воспользоваться археологическим экспансионизмом (Коссинна, Шухгардт, Костшевский, Сулимирский), а поклонникам древневосточного наследия и претендентам на него исключительно или преимущественно для своей страны (это были в основном археологи западно-европейского района, весьма удаленного от стран Ближнего Востока — Эллиот Смит, Гордон Чайлд) пришлось прибегнуть к диффузионизму.

Впрочем, у ранних диффузионистов миграциям отводилась ведущая роль в распространении культуры (Smith 1929), а у поздних — по крайней мере важная (Childe 1950). Поскольку на практике диффузия предполагалась осуществлявшейся посредством как миграций, так и влияний, диффузионизм можно рассматривать как общее обозначение, а миграционизм и трансмиссионизм — как две его разновидности.

Реакцией на эти злоупотребления были попытки противопоставить указанным очагам другие и повернуть миграции Коссинны вспять (Childe 1926; 1950; Borkovskyj 1933; Брюсов 1958; 1961; 1965; Gimbutas 1961; 1979; и др.). Эта тенденция преодолевала не методическую слабость миграционистских и трансмиссионистских концепций, а лишь их геополитическую направленность.

Другим вариантом реагирования на дискредитацию коссинновских «14 походов индогерманцев» и всех этих переселений из неких vaginae gentium были попытки почти или вовсе отказаться от идеи миграций (Мещанинов 1928; 1931; Кричевский 1933; Clark 1966; Adams 1968; Renfrew 1967; 1973; Skjшlsvold 1981). Как в Советском Союзе, так и на Западе этот критический (или рафинированный) автохтонизм подпирался концепциями закономерного независимого развития под действием внутриобщественных факторов. Что это за концепции? В советской науке это были стимулированные марксизмом «метод восхождения» и теория стадиальности, на Западе — «процессуальная археология». При их принятии для объяснения социокультурных изменений просто отпадала нужда в миграциях и трансмиссиях.

Адамс с соавторами (Adams et al. 1978: 504 — 505) называют автохтонность «развитием на месте» (in situ development), а так как от этого словосочетания трудно образовать кличку для течения, то они называют его «изоляционизмом». Уилер называл «сепаратизмом» (Wheeler 1952: 180). Хокс (Hawkes 1987: 202) отчеканил для концепции автохтонного развития ярлычок «иммобилизм», который понравился Герке (Harke 1998). Но этот ярлычок по смыслу термина (‘учение о неподвижности’) охватывает не только приверженность к автохтонному развитию, но к и трансмиссиям: население-то при них остается неподвижным. Так что в иммобилизм войдут и автохтонизм и трансмиссионизм. Иммобилизм противостоит не диффузионизму в целом, а только миграционизму.

Между тем, на фоне кризиса «процессуальной археологии» скепсис относительно миграций стал казаться неоправданным (отчасти Adams et al. 1978; Neustupny 1982; Rouse 1986; но особенно Kristiansen 1991; Anthony 1990; 1992; Champion 1992; Mortensen 1992; Burmeister 1996; Harke 1998). В конце концов засилье этой скептической тенденции породило впечатление, что «с водой выбрасывают и ребенка» — из западных археологов первым эту формулу использовал, кажется, Ренфру (Renfrew 1987: 3), а статья Д. У. Энтони так и называется: «Миграция в археологии: ребенок и вода из ванны» (Anthony 1990, см. также 1992; Soffer 1993: 67). В 1996 г. вышел целый номер журнала, посвященный миграциям (Archaeo-logische Informationen 19, 1 & 2). Гораздо раньше увлечение миграциями возродилось в Советском Союзе в результате кризиса теории стадиальности (об этом см. Klejn 1977: 13-14).

Поиск по сайту: