Миграционизм, автохтонизм и секвенции

Http://stratum.ant.md/01_99/articles/klein/klein_99_1_1.htm

Клейн Л.С.

МИГРАЦИЯ: АРХЕОЛОГИЧЕСКИЕ ПРИЗНАКИ

ПРЕДИСЛОВИЕ

Судьба этой работы странная. Я написал ее на рубеже 1972 и 73 гг. для выступления на IX Всемирном конгрессе антропологических и этнографических наук в Чикаго. Из-за нестандартности моих взглядов об участии в археологическом конгрессе мне нечего было и думать, а в этнографическом — можно было попробовать. Но и туда меня не пустили. А вот доклад взяли. И он был напечатан в Москве на русском языке как отдельная брошюра небольшим тиражом в серии докладов советской делегации — «Археологические признаки миграций» (Клейн 1973).

Конечно, доклад проходил многостепенную проверку, в ходе которой сначала мне предложили сократить количество ссылок, а потом увеличить его за счет русских ученых: оказалось слишком много иностранцев и вообще нерусских фамилий. Затем статью переводили (уж не помню, то ли на английский, то ли на французский язык) для зачитывания на конгрессе (без меня) и печатания в трудах конгресса. Однако потом, как я ни старался, кого только из зарубежных коллег ни привлекал на помощь, я не мог отыскать эту работу ни на английском, ни на французском языках. Очевидно, «бесхозные» доклады не зачитывались и не публиковались.

Остались только брошюры на русском языке в нескольких профильных библиотеках страны. Однако и этим брошюрам не везло. С одной стороны, читательский спрос на них был очень велик, значит, они оказались нужны. Своеобразным показателем полезности является то, что из библиотеки ИИМК эту брошюру просто похитили. Мой собственный экземпляр кто-то «зачитал» — взял и не вернул. Я заказал ксерокопию, но и та исчезла. С другой стороны, эту работу очень редко упоминают в печати, ссылок на нее почти нет. Вероятно, она приглянулась не теоретикам, а практикам — не для упоминания в дискурсе, а для попыток применения. Лишь двое очень уважаемых мною теоретиков как-то сказали мне, что считают ее одной из лучших моих работ. В глубине души я с ними согласен.

Впрочем, с тех пор вся разработка проблемы критериев доказанности миграций пошла в СССР и других «соцстранах» по намеченному мною пути — разделения миграций по типам. В одной важной работе о миграциях я нашел явное использование моей брошюры — в большой статье В. С. Титова «К изучению миграций бронзового века». Это был доклад Титова на теоретическом семинаре в Москве, сделанный в 1976 г. и опубликованный в 1982. Там и определение темы мое (название главы у него: «Об археологических признаках миграций»), и список критериев тот, который сформулировал я, и с теми же своеобразными обозначениями критериев (территориальный, хронологический, лекальности), и увязка критериев с типами миграций проделывается, что я и предлагал. То есть у Титова представлена развернутая реализация моей программы. Но нет даже упоминания моего имени. Это понятно: сборник подписан к печати в декабре 1981 г. — к тому времени я уже более полугода находился в тюрьме, участие КГБ в моем деле ни для кого не было секретом, и отовсюду ссылки на меня аккуратно вычеркивались. Это тоже способствовало забвению моей работы.

Теперь она мало известна и почти недоступна большинству специалистов. Поэтому я очень обрадовался предложению журнала «Стратум» опубликовать ее повторно, так сказать вторым изданием, и занялся подготовкой ее к печати. Однако поскольку нет теперь ни цензурных ограничений, ни соображений «проходимости», я не стал делать точную копию, а предпринял восстановление первоначального текста по черновикам, внеся в публикацию всё, что вычеркнуто. Кроме того я пополнил литературные данные, умножил примеры — как-никак прошла четверть века. Но основа работы осталась без изменения.

Тех, кто удивится обилию ссылок на старые работы, я прошу всё же не забывать, что эта основа заложена четверть века тому назад. В тех случаях, когда такие работы приводятся как иллюстрации, как примеры реализации той или иной модели, не так уж важно, когда они написаны. Более современные примеры каждый может подыскать и сам.

Сразу же оговорюсь: на мой взгляд, общие причины миграций — это дело не археологии, а истории (также преистории) и социологии. Поэтому «законы миграции» демографа прошлого века Рэвенстайна (Ravenstein 1885; 1889), равно как и «теория миграций» современного социолога Ли (Lee 1966) меня здесь занимать не будут. Равенстайн выделяет три фактора, взаимодействие между которыми рассматривает для установления законов. Эти факторы — толчок (push), тяга (pull) и средства (means). Всё это касается причин миграций. Преисторические аспекты этой темы я затрагиваю в другой работе (Клейн 1974, см. также Kolmann 1976; Косарев 1972; Долуханов 1978; Shilov 1989). Как осуществляются миграции — тоже не собственно археологическая задача. Это поле этнографии и культурной антропологии (Геддон 1923; Brauk(mper 1992; 1996; Zamojski 1995; и др.). Археолога подобные разработки и сведения интересуют лишь как подспорье для прояснения проблем с археологическим материалом. Но несомненно интересуют. А вот как миграции отражаются в археологическом материале — это дело самой археологии. Этой проблемой я и занимаюсь здесь.

Миграционизм, автохтонизм и секвенции

Археологический материал предстает перед археологами более или менее четко сгруппированным в археологические культуры, в которых отложились в преобразованном виде этнографические (но не обязательно этнические) культуры живых обществ прошлого (Klejn 1971; 1991: 123 — 208). Из-за специфики самого материала (наличие многослойных памятников) и еще больше из-за особенностей современной организации научных исследований (разделение по странам, лакунарность обследования) исходная группировка культур оказывается их локально-диахроническим соединением. Археолог получает культуры как бы нанизанными на стержни локальных колонок сравнительной стратиграфии и составляющими локально-диахронические ряды — колонные секвенции (рис. 1). Таков, например, выявленный Городцовым на Донце ряд культур: ямная, катакомбная, срубная и т. д.

Так как в смене культур внутри каждого такого ряда в общем и целом обычно наблюдается культурный прогресс, то рождается иллюзия, что этим рядом представлено реальное непрерывное развитие одного и того же населения. К тому же такой быт ближе представлению ученого и кажется ему более реалистичным. Как писал Уэйс (Wace 1958: 31), «Одно дело сидя сегодня в удобном кабинете где-нибудь в Оксфорде или Гёттингене, переселять неолитический народ из Малатии в Фарсал, но было совсем другим делом для неолитического народа тысячи лет назад переселяться со всеми манатками (lock, stock and barrell)». Наивность и неисторичность подобных рассуждений видна с ходу. Сентенцию Уэйса можно повернуть и против его идеи: одно дело сидеть сегодня в удобном кабинете где-нибудь в Афинах и удерживать неолитический народ в чудесной местности, а совсем другое дело для неолитического населения выбирать между смертью на месте (от эпидемии, глада, мора, смуты или нашествия) и бегством — lock, stock and barrell — на поиски лучших земель. О мотивах можно расспросить бесчисленных сегодняшних мигрантов.

Постоянное и повсеместное независимое существование народностей — это иллюзия, и основанная на ней концепция (наивный автохтонизм) обходится очень бесхитростным обоснованием — подразумеваемым «законом наименьшего движения», на который, впрочем, позже появляются и прямые ссылки (это подмечено в работе Adams et al. 1978: 505).

Этой иллюзии мешает дискретность звеньев указанного ряда — археологических культур в колонной секвенции. Культуры резко сменяют одна другую, и корни каждой выявить довольно трудно. Происхождение каждой культуры — чрезвычайно дискуссионный вопрос (Клейн 1975). Чтобы обосновать иллюзию постоянного независимого местного развития предпринимаются попытки выявить сквозные эволюционные линии в типологии (местные традиции, сквозные типологические ряды) и ведутся поиски недостающих звеньев между культурами. С упомянутым рядом культур так поступали Круглов и Подгаецкий, Кривцова-Гракова и др.

Чем менее успешны эти попытки и поиски, тем больше повода для противоположной иллюзии — принимать каждую смену культур в колонной секвенции за результат инвазии, вторжения иноземцев, прихода нового населения (инвазионизм или наивный миграционизм). Так трактовал свой ряд культур сам Городцов. Так расценивали смены культур в регионах своих раскопок К. Кеньон, Дж. Рейснер, Л. Вулли.

Выбор между той и другой иллюзиями мог определяться самим материалом, его изученностью или идейной предрасположенностью исследователей. Так, эволюционизм третьей четверти XIX века, хотя и не имел ничего против миграций, создавал систему, в которой для объяснения ситуаций обращаться к миграциям не было необходимости, а факты, служившие аргументами миграций, задействовались иначе. Смена культур объяснялась прогрессивным развитием, сходства культур разных территорий объяснялись конвергенцией. Кризис идей прогресса, рост национализма и геополитических претензий в конце XIX — начале ХХ века приводили к усилению роли миграционных толкований.

Для обеих наивных крайностей была характерна одна и та же методическая ограниченность: поиски доказательств велись только внутри данной колонной секвенции. Между тем, памятники, сочетающие черты обеих культур — более ранней и более поздней — почти всегда налицо: не только при местном развитии, но и при смене населения — как результат смешивания и скрещивания пришельцев с остатками туземцев (Клейн 1961: 12 — 13; 1968; Членова 1963: 48; 1967: 6).

С другой стороны, и дискретность развития тоже проявляется не только при смене населения — к тому же эффекту могут приводить и природные катаклизмы, и социальные сдвиги, и т.п.

Возникает представление о том, что никакая автохтонность культуры не выглядит правдоподобной без сравнения предполагаемых местных корней этой культуры с возможными внешними ее корнями, уходящими в культуры других колонных секвенций. И что, с другой стороны, никакая инвазия не вправе претендовать на убедительность без демонстрации таких внешних корней, превосходящих по обоснованности материалом предполагаемые внутренние, местные корни.

По принципу культурной преемственности вне зависимости от территориального расположения (рис. 2). Ведь именно в этих, а не в колонных секвенциях протекал культурно-исторический процесс (Klejn 1976; 1981). На схеме в некоторых случаях стрелки культурных традиций связывают культуры одной колонной секвенции (по вертикали) — это автохтонная преемственность. Тут трассовая секвенция совпадает с колонной. В других случаях стрелки связывают культуры разных колонных секвенций (по диагонали) — это трансмиссии (импорты, влияния, заимствования). В третьих случаях такие мостики преемственности между колонными секвенциями образуются жирными линиями — это миграции.

Концепция двух типов секвенций и выдвинута мною для преодоления наивного автохтонизма и наивного миграционизма.

Поиск по сайту: