АвтоАвтоматизацияАрхитектураАстрономияАудитБиологияБухгалтерияВоенное делоГенетикаГеографияГеологияГосударствоДомДругоеЖурналистика и СМИИзобретательствоИностранные языкиИнформатикаИскусствоИсторияКомпьютерыКулинарияКультураЛексикологияЛитератураЛогикаМаркетингМатематикаМашиностроениеМедицинаМенеджментМеталлы и СваркаМеханикаМузыкаНаселениеОбразованиеОхрана безопасности жизниОхрана ТрудаПедагогикаПолитикаПравоПриборостроениеПрограммированиеПроизводствоПромышленностьПсихологияРадиоРегилияСвязьСоциологияСпортСтандартизацияСтроительствоТехнологииТорговляТуризмФизикаФизиологияФилософияФинансыХимияХозяйствоЦеннообразованиеЧерчениеЭкологияЭконометрикаЭкономикаЭлектроникаЮриспунденкция

Города и торговля

Читайте также:
  1. II-й этап: Гала – концерт 25 июня 2013года. В программе празднования Дня города.
  2. IV. ГРЕЧЕСКИЕ ГОРОДА И ПЕРСИДСКАЯ ДЕРЖАВА 700 – 480 гг. до Р. X.
  3. Анализ существующей сети города Актау
  4. Бегство из города
  5. В каком районе города Вы живёте?
  6. В. Торговля и финансы
  7. Велопоход вокруг города Минска
  8. ВЕРХОВНЫЙ СУД ВОЛШЕБНОГО ГОРОДА
  9. Вести из города
  10. Взятие Тутмесом города Кадеша – Константинополя В 1453 году
  11. Видение Белого Города
  12. Внешняя торговля

 

Западноевропейские источники IX века упоминают о нескольких центрах торговли в Скандинавии и регионе Балтийского моря. «Vita Anskarii» («Житие Ансгария») свидетельствует о том, что к середине века купцы регулярно собирались и в Хедебю и в Бирке, а о Хедебю также упоминают Оттар и Вульфстан в своих добавлениях к староанглийскому переводу Орозия[360]. Оттар описывает, как он отплыл из своего дома на севере в Скирингисаль, «порт на юге этой земли», а оттуда в «в порт, который люди называют aet Haethum», что должно означать Хедебю. На тот факт, что оба эти места должны были иметь какое-то значение с точки зрения торговли, указывает использование слова port, которое обыкновенно означало город с рынком[361]. Вульфстан, который, видимо, был англичанином, оставил описание путешествия, продолжавшегося семь дней и ночей, из Haethum'a в Truso, где, вероятно, тоже мог быть рынок. Вопрос о расположении Truso, который, по словам Вульфстана, находился на берегу озера вблизи устья Вислы, породил множество споров. Возможно, память о нем сохранилась в названии озера Драузен, а на его месте сегодня стоит город Элбинг. Оттар не слишком подробно обрисовал местоположение Скирингисаля, но другие свидетельства наводят на мысль о том, что он лежал поблизости от Тьоллинга около Ларвика на западном берегу Осло-фьорда. В настоящее время эта версия получила археологическое подтверждение, и местоположение этого рынка эпохи викингов было отождествлено с Каупангом, название которого само по себе говорит многое. Как и его английский аналог, Чиппинг, оно означает рынок. Точно так же благодаря раскопкам были локализованы Бирка и Хедебю.

Первой тщательному изучению подверглась Бирка, где между 1871 и 1895 гг. Хьяльмар Столп раскопал около 1100 могил[362]. Этот город находился в северо-западной части острова Бьерке на озере Меларен, примерно в 18 милях (30 км) к западу от Стокгольма. Могилы, которых там более 2000, сгруппированы вокруг территории порядка 22 акров (9 гектаров), названной «Черной землей» за темный цвет ее почвы, который особенно заметен в сырую, погоду. Следов хорошо узнаваемого слоя древесного угля обнаружено не было, и потому этот цвет, видимо, объясняется интенсивным использованием земли, а не гарью. Столп перекопал примерно тридцатую часть «Черной земли», обнаружив много чрезвычайно интересных предметов, следы плетней и штукатурки, и, кроме того, деревянные строения, но о форме и плане этих построек до сих пор известно немного, а находки из этого культурного слоя, толщина которого достигала около 8 футов (2,5 м), до наших дней не обнародованы. К юго-западу от этой городской зоны находится холм высотой около 100 футов (30 м), на котором располагалась крепость. С этой господствующей высоты видна вся городская зона, которая, похоже, несколько превышала по размеру «Черную землю» и была обнесена оборонительной стеной, но от нее уцелело лишь 550 ярдов (500 м), а остальная часть, скорее всего, была разобрана крестьянами и прочими людьми, нуждавшимися в камне. Эта стена проходила над рядом могил, и поскольку в одной из них была найдена монета 925 г., дату постройки удается определить достаточно точно, хотя вполне могли существовать и пока еще не найденные укрепления более раннего периода. Эта стена X века частично раскопана и, как выяснено, представляла собой низкий каменный фундамент, на котором был построен частокол. В сохранившейся части стены имеется не меньше шести проемов, которые не могли предназначаться для ворот, так как едва ли могла существовать потребность в воротах через каждые сто ярдов, и потому очень правдоподобным выглядит предположение профессора Арбмана о том, что в этих промежутках стояли деревянные башни.

 

 

Рис. 10 а. Бирка на озере Меларен. См. с. 249–251

 

В Бирке скрупулезнее всего прочего были исследованы захоронения, и именно их содержимое дало основную часть информации об истории этого места. Во многих из них покойники подверглись кремации, но, к счастью для археологов, захоронений в землю здесь было больше, чем в то время было принято в этом регионе. Некоторые могилы предположительно принадлежали воинам, например, та, которая изображена на рис. 3, в других же, вероятно, были погребены купцы. Последним, скорее всего, принадлежали три могилы, в которых были найдены маленькие весы, вроде тех, что использовались для взвешивания драгоценных металлов; кроме того, примерно еще в 130 захоронениях присутствовала одна или более гирек, использовавшихся с такими весами. «Найденные в могилах предметы говорят о таком разнообразии контактов, независимо от того, были ли они прямыми или нет, что не остается никаких сомнений в том, что Римберт был прав, назвав часть населения Бирки торговцами (negotiatores)»[363].

Ансгарий отправился в Бирку в компании нескольких купцов с Запада и, достигнув города, обнаружил там множество признаков его связей с Западной Европой и особенно Дорестадом[364]. Наличие таких контактов подтверждается некоторыми предметами, найденными в захоронениях. Например, это посуда и стекло из Рейнской области[365]и около двадцати монет из Западной Европы, что особенно важно, поскольку в данном случае их происхождение не вызывает сомнений, причем все они были приспособлены для того, чтобы служить украшениями[366].

 

 

Рис. 10 б. Показывает расположение Бирки на озере и основные торговые маршруты. См. с. 250

 

Самые молодые из этих европейских монет прибыли из Йоркского королевства в начале X века. Было там и несколько монет так называемого типа Бирки, основой для которых послужили франкские образцы и которые, вероятно, были отчеканены в самой Бирке в течение IX века[367]. Римберт, естественно, уделял наибольшее внимание связям с Европой, которые Ансгарий заметил в Бирке, но, судя по найденным там предметам, они могли играть лишь очень небольшую роль в жизни города. Достаточно сопоставить тринадцать могил с монетами из Западной Европы с девяносто двумя, в которых были обнаружены монеты или фрагменты монет с мусульманского Востока; да и другие находки подтверждают, что за пределами Скандинавии основные интересы Бирки были связаны с Востоком. В сорока пяти могилах присутствовали следы шелка. Хотя основная его часть, видимо, не отличалась высоким качеством и происхождение его неизвестно, найдены и остатки очень хорошего шелка с золотым узором, который, вероятно, был привезен из Китая[368]. Больше в Бирке нет ничего, что происходило бы из столь отдаленных мест, однако найдены разнообразные украшения, стеклянные предметы и кольца, включая изделие, украшенное аметистом с арабской надписью, которое было доставлено с мусульманской территории к юго-востоку от Каспийского моря. Многие из этих привозных вещей, похоже, берут свое начало из восточных частей Халифата и подтверждают созданное благодаря изучению монет впечатление, что Бирка, как и вся восточная Прибалтика, поддерживала связи скорее с Волгой, нежели с Днепром. По-видимому, у Бирки едва ли были контакты с Византией. Из могил извлечены всего три византийские монеты, две серебряные и одна медная, а также один римский динарий. Редкость византийских монет в Скандинавии в целом можно объяснить, предположив, что обмен был пропорциональным и на север попадали товары, а не монеты, но ни в Бирке, ни где-либо еще в Швеции не найти и нескольких предметов, которые бы выглядели продукцией ремесленных мастерских Византийской империи. Лишь во второй половине X века, когда Бирка перестала существовать в качестве торгового центра, количество византийских монет, находимых в Скандинавии, возросло.

Расположение Бирки позволяло ей служить отправной точкой торгового маршрута на Восток, в частности, в те его районы, которые в IX–X веках были наиболее богаты серебром. Карта (рис. 1) показывает, насколько прямым был этот путь на Волгу, и именно в волжском государстве булгар купцы из Скандинавии встречались с мусульманами, с которыми и вели свои торговые дела. Путешествие из Бирки в Булгарию было короче и легче, чем в Византию, к тому же путь лежал преимущественно по водам, удобным для судоходства. Более того, начиная с западного входа в Финский залив путь проходил по местности с финноязычным населением. Любому путешественнику, способному изъясняться по-фински, на пути к Волге, скорее всего, не приходилось сталкиваться с особыми языковыми проблемами. Поскольку Средняя Швеция расположена очень близко к финноязычным регионам, для жителей Бирки, должно быть, не составляло большого труда найти возможность научиться этому языку, хотя бы у финских пленников, рабов или у своих жен финского происхождения.

В эпоху викингов из озера Меларен вытекало гораздо больше рек, чем в наше время, и одна из них, возможно, начиналась почти точно к югу от Бирки на уровне Седерталье. Фактически она являлась самым южным выходом к морю, и с этой точки зрения Бирка была расположена очень выгодно[369]. К сожалению, мы не можем точно сказать, когда этот водный путь перестал быть судоходным[370], но если в IX–X веках он все еще был открыт, то величайшим достоянием Бирки было ее местоположение у перекрестка двух маршрутов, один из которых шел на юг к острову Готланд, южной Балтике, Хедебю и дальше, а другой вел через Финский залив к Волге. Через озеро и реки Бирка имела удобное сообщение со многими частями Средней Швеции и, что, возможно, еще важнее, с севером Швеции, куда можно было добраться морем или через цепь озер, рек и ледниковых морен. Летом этот внутренний маршрут, наверное, был не особенно удобным, но зимой, когда реки и озера замерзали, они могли служить магистралями через леса, и тогда почти никакие препятствия не отделяли Бирку от севера. Зимой качество пушнины было выше всего, и в течение средних веков недалеко от Упсалы проводились зимние ярмарки под названием Distingen, и очень вероятно, что аналогичная практика бытовала и в Бирке[371]. Обнаружение саней, ледорубов, а в некоторых могилах обуви с шипами, чтобы не скользить на льду, показывает, что и зимой жизнь в Бирке не прекращалась, и подтверждает предположение о зимних торгах.

Таким образом, остров Бьерке расположен чрезвычайно удобно с точки зрения сообщения по воде или льду со многими районами, и торги устраивались там благодаря именно этому преимуществу. Похоже, что и остров, на котором располагался город, был выбран не случайно. Это место было защищено крепостью на холме, которая в то же время могла служить смотровой вышкой, откуда водные пути, ведшие к острову, просматривались на большие расстояния, включая и реку, протекавшую через Седерталье. Сам город был обращен в сторону пологого пляжа, а найденные там бревна могли представлять собой остатки пирса и причала, пригодных для судов с небольшой осадкой. Для более крупных кораблей недалеко от города на северной оконечности острова имелись две бухточки. Парусники, которые находили в них приют, было нетрудно вывести оттуда, чтобы поймать ветер, а летом он дует преимущественно с юго-запада[372].

Со времени расцвета Бирки очертания острова изменились из-за колебания уровня воды в озере. В Восточной Швеции земля начала подниматься над водой еще задолго до эпохи викингов. Установить, каким был уровень воды в предшествующий период, очень трудно, но в Бирке есть захоронение X века, в настоящее время находящееся на высоте примерно 18 футов (5,5 м) над современным уровнем воды, которое несет на себе несомненные следы размыва[373]. Должно быть, произошло это в результате сильного волнения, приведшего к приливу воды значительно выше ее обычного уровня. Наблюдения, проведенные в других местах, показывают, что во время шторма подобный размыв мог иметь место на высоте примерно до 3 футов над обычным уровнем воды. Из этого следует, что уровень воды в Бирке был примерно на 15 футов (4,5 м) выше современного, а высота погребального кургана составляла примерно 3 фута над обычным для того времени уровнем озера. Поскольку есть вероятность того, что к моменту образования размыва вода уже успела отступить, а его причиной стало наводнение высотой менее метра, следует согласиться, что эта цифра в пятнадцать футов отражает лишь наименьшее из возможных изменений уровня воды со времен викингов[374]. На приведенной в данной книге карте о. Бьерке отмечена пятиметровая горизонталь, и это дает некоторое представление о том, насколько разительные перемены произошли здесь начиная с эпохи викингов. Самое интересное, если не самое впечатляющее изменение связано с исчезновением небольшой лагуны примерно 275 ярдов в длину и 65 ярдов в поперечнике (250 и 60 м), находившейся к востоку от городской зоны. Ее естественное устье шириной примерно в 33 ярда (30 м) перекрыто каменной стеной, в которой оставлен узкий проток. В центре этой лагуны находится квадратный бассейн, возможно, искусственный, под названием Salviksgropen. В настоящее время его дно возвышается примерно на 5 футов (1,5 м) над уровнем озера, а значит, в эпоху викингов он был заполнен водой на глубину, по крайней мере, в 10 футов (3 м), причем без всякой опасности засорения. Только раскопки в состоянии выяснить, относится ли это любопытное сооружение к эпохе викингов, но в любом случае для описываемого города крытый бассейн такого рода является очень эффектной достопримечательностью. Когда в 829 г. Бирку впервые посетил Ансгарий, она уже существовала, но нет возможности сказать, какими были тогда ее возраст и размеры. Среди найденного при раскопках материала встречается очень немного предметов, которые в этом регионе принято связывать с периодом до эпохи викингов. К сожалению, археологический переход от периода Венделя к эпохе викингов невозможно датировать исторически, а предпринятые в этом направлении попытки в значительной степени опираются на предположение о том, что история Бирки начинается около 800 г.[375]Возможно, когда раскопки этого объекта обретут больший масштаб, а добытый материал подвергнется более критическому изучению, дату основания Бирки можно будет вычислить более точно, но и в настоящее время следует полагать, что она возникла в промежутке между 780 и 830 гг. Конец ее можно датировать куда более точно. Полное отсутствие там столь обычных для Швеции германских и английских монет конца X века говорит о том, что она обезлюдела самое позднее к 1000-му, а может быть, и до 980 г. Самые новые из найденных там монет были отчеканены либо в 963 г., либо в 967 г., и гибель ее вполне могла последовать очень скоро после этого[376].

Причины ее исчезновения обсуждались многими учеными. Отсутствие отчетливого слоя древесного угля делает маловероятным ее уничтожение в результате какого-либо насильственного акта, что само по себе, в любом случае, едва ли может быть удовлетворительным объяснением, ведь если бы источники процветания Бирки оставались неизменными, несомненно, существовал бы стимул к ее восстановлению. Высказывалась версия об изменении уровня воды в озере, но сделать этот остров непригодным для жизни в конце X века оно не могло. Согласно менее прямолинейному предположению, понижение уровня воды привело к закрытию южного выхода из озера через Седерталье[377]. Суть этой гипотезы состоит в том, что, когда корабли утратили возможность. подхода прямо к Бирке и вынуждены были пользоваться восточными входами в озеро, место Бирки заняла Сигтуна, находившаяся на прямом пути из Стокгольма в Упсалу и на север. Это объяснение неудовлетворительно, ибо свидетельства, говорящие об изменении характера южного входа в озеро в конце X века, отнюдь не очевидны, и нет никаких оснований для допущения, что Сигтуна была основана намного раньше 1000 г., если вообще не позже[378]. Значительно убедительнее другое объяснение упадка Бирки, состоящее в том, что между 965 и примерно 970 гг. оказалось нарушенным прямое сообщение между Балтикой и Волгой. Об этом со всей очевидностью говорят свидетельства нумизматики[379]. Для Бирки последствия такого нарушения должны были обернуться катастрофой. Связи с Волгой имели для нее первостепенное значение, и как только этот маршрут был закрыт, Бирка оказалась отрезанной от главного, если не единственного источника своего благосостояния. Ее выживание зависело от того, удастся ли ей найти другой источник средств, но купцы Бирки не были подготовлены к освоению какого-либо иного пути: их преимуществом была торговля с Востоком. Таким образом, Бирка прекратила свое существование, поскольку перестала приносить выгоду. Новые источники богатств были найдены, но это не была заслуга купцов из Бирки; выгода от этого открытия досталась жителям Готланда.

В нижеследующей таблице указаны даты чеканки найденных в могилах Бирки мусульманских монет. Они наводят на мысль, что период основного расцвета этого города начался только к концу IX века, и это хорошо согласуется с общим впечатлением, которое производят материалы этого археологического поля[380].

 

Даты монет, гг. Количество в могилах Бирки
700-750  
750-800  
800-850  
850-890  
890-950  
950-  

 

Присутствие монет VIII века, разумеется, не означает того, что к этому же времени можно отнести и могилы, ведь в Скандинавии устаревшие деньги еще долгое время оставались в обращении. В самом деле, некоторые из этих старинных монет находились в могилах вместе с более новыми; например, в одном захоронении рядом с монетой 818–819 гг. были обнаружены четыре экземпляра 913–932 гг. Точно так же в X веке могли оказаться в земле и многие другие древние монеты.

Кладбище Бирки дает некоторое представление о предметах импорта, по крайней мере когда речь идет о вещах долговечных. Ввозиться могли и какие-то товары из органических материалов, которые должны были разложиться, — пища, ткани, изделия из дерева и даже соль, но те, что сохранились, могут кое-что поведать о торговых контактах этого города. Куда меньше известно об его экспорте. Вероятность того, что в нем могли производиться монеты, будь то в качестве украшений или платежного средства, заставляет предположить, что здесь была развита металлообработка. Кроме того, в городе найдено несколько частично обработанных рогов северного оленя. Там вполне могли существовать и другие местные ремесла, как это, по-видимому, было несколько ранее на соседнем острове Хельге, где были обнаружены следы плавки железа, а значительное количество битого стекла наводит на мысль об изготовлении стеклянных бусин, возможно, из битых отходов[381]. Самый ценный товар, который, вероятнее всего, купцы привозили в Бирку и вывозили оттуда, — меха и кожи, — едва ли мог оставить заметные следы, несмотря на присутствие там останков таких животных, как куница и бобер. Однако есть веские основания, которые будут рассмотрены ниже, чтобы усомниться в том, что Бирка когда-либо играла особенно важную роль в меховой торговле в качестве центра сбора пушной дани[382]. Более правдоподобным кажется то, что она была рынком, где купцы, богатые мусульманским серебром, не могли устоять перед соблазном потратить его.

Жилая зона Хедебю раскопана гораздо тщательнее, чем в Бирке, поэтому мы значительно больше знаем о таких подробностях, как конструкция домов и местные ремесла[383]. К сожалению, имеет место некоторая неясность по поводу истоков этого города. Однако в настоящее время общее мнение таково, что именно о его основании сообщают «Франкские королевские анналы» в 808 г., рассказывая о нападении датского короля Годфреда на славянский город Рерик и насильственном переселении тамошних купцов в Sliastorp (порт на Шлее), который и принято отождествлять с Хедебю.

Правда, кое-кто до сих пор утверждает, что в анналах имелся в виду Шлезвиг. Город Хедебю располагался на берегу Хаддеби Нура, озера, из которого вытекает река Шлея. Первоначально он, видимо, был незащищенным, но впоследствии, в том же IX веке, его обнесли полукруглой стеной, которая перестраивалась несколько раз и до сих пор остается заметной особенностью ландшафта. В этом городе обрабатывали железо и стекло, из бронзы и серебра изготавливались украшения. Сырье привозилось издалека, как, например, камень из Эйфеля для изготовления мельничных жерновов, моржовые бивни из Норвегии. Хорошо подтверждается существование там ткачества. Однако роль Хедебю обусловливалась скорее его транзитной торговлей, чем развитием ремесел. Его расположение было идеальным для сквозного движения товаров. Он находился у истока длинной и судоходной Шлеи, и лишь короткий переход по суше длиной в десять с половиной миль (17 км) отделял Хедебю от Холлингстедта на реке Трине, которая также судоходна и впадает в Северное море. Этот короткий переход через основание полуострова Ютландия несколькими милями севернее современного Кильского канала делал ненужным опасное путешествие вокруг этого полуострова. Однако этот маршрут был удобен лишь для сравнительно мелких судов с небольшой осадкой, которые могли двигаться на веслах[384]. Длина Шлеи равняется приблизительно 22 милям (35 км), но ширина ее кое-где не достигает и 220 ярдов (200 м), а Трина длиннее и одновременно намного уже, местами не более 17 ярдов (15 м). Поскольку в таких узких фарватерах полагаться на паруса не приходилось, необходимо было идти на веслах. Более того, вход в озеро, на котором стоял Хедебю, очень мелководен, и до города могли добраться лишь суда с небольшой осадкой. Эти ограничения и необходимость транспортировать товары сушей между Хедебю и Холлингстедтом означали невозможность использования этого маршрута для большегрузных перевозок, и предпочтение должно было отдаваться относительно легким и ценным товарам. Хедебю был уничтожен в середине XI века, но раскопки показали, что еще задолго до этого он утратил свое значение, а его место занял Шлезвиг, до которого могли добраться суда с большей осадкой. Переход из Балтийского моря по-прежнему оставался долгим и трудным, поэтому Шлезвиг скоро уступил свою роль Любеку — точно так же как на смену Холлингстедту пришел Гамбург. Оба этих города располагали гаванями, которые были намного более доступны для тяжелых парусных судов позднейших времен, когда так возросло значение большегрузных перевозок. Сведения об этой транзитной торговле можно найти в добавлениях к староанглийскому переводу Орозия, сделанных Вульфстаном, и рассказе Оттара. Вульфстан приплыл из Хедебю в Truso, а Оттар прибыл в Хедебю из Скирингисаля предположительно по пути в Англию, точно так же как во времена Ансгария путешественники проезжали через Хедебю, направляясь в Бирку. И действительно, вполне вероятно, что многие предметы из Западной Европы, которые были найдены в различных частях Скандинавии, прибыли в Балтийский регион именно через Хедебю[385].

 

 

Рис. 11. Карта Скандинавии и Балтики

 

Найденные здесь предметы и напластования русла реки, протекавшей через центр города, подсказывают вывод о том, что пик процветания и активности Хедебю как центра торговли приходится на середину эпохи викингов. Конечно же, говорить о сколько-нибудь точных датах очень трудно, но есть веские основания полагать, что самый яркий расцвет Хедебю переживал в конце IX и первой половине X веков. Таким образом, представляется, что его подъем начался в то самое время, когда из Балтийского региона экспортировалось куфическое серебро, и в это же самое время, в конце IX века, город был покорен шведской королевской династией[386]. В 934 г. шведы были изгнаны германским королем Генрихом I, и в середине X века Хедебю, по-видимому, находился под властью германцев. Не похоже, чтобы это германское завоевание положило конец процветанию Хедебю, хотя, может быть, оно привело к прекращению или уменьшению экспорта серебра из Балтики, но во второй половине X века город, видимо, поддерживал контакты преимущественно со славянскими землями к востоку от Эльбы, а не с Восточной Прибалтикой. Безусловно, именно такое впечатление производит распределение монет, отчеканенных в этот период в Хедебю, то есть полубрактитов из Хедебю[387].

Третий из этих скандинавских торговых центров, где были проведены раскопки, — это торговый центр Каупанг в Вестфоле, или Скирингисаль, упоминаемый Оттаром[388]. В Каупанге исследованы многие захоронения и начаты работы в жилой зоне, на «Черной земле». Залив, на берегу которого стояло это поселение, был отделен от открытого моря множеством мелких островов, часть которых в эпоху викингов лежала ниже водной поверхности, а ее уровень с тех пор снизился примерно на шесть с половиной футов (2 м). Проливы, ведущие в залив, скорее всего, были сложными, а подводные препятствия могли служить надежной защитой от нежеланных гостей. В отличие от Бирки и Хедебю здесь нет никаких следов защитных сооружений.

По некоторым утверждениям, находки из Каупанга показывают, что его расцвет продолжался с начала IX до первых лет X веков, но, как и в отношении всех этих объектов, установить дату и характер первых этапов его истории очень трудно. Оттар свидетельствовал о том, что в конце IX века здесь существовал порт, и найденные материалы не противоречат версии, что этот торг, как и другие, впервые обрел значимость именно в это время. Похоже, что нет свидетельств, вынуждающих нас предположить, что этот город стал важным центром торговли намного быстрее, чем Хедебю или Бирка. Но представляется очевидным, что заброшен он был раньше, чем каждое из этих поселений, вероятно, из-за понижения уровня воды.

Найденный в Каупанге материал происходит из различных областей как Скандинавии, так и остального мира. Это украшения с Британских островов, посуда из Рейнской области, стекло из Западной Европы, а некоторые предметы указывают на существование связей с Восточной Прибалтикой. Характер этих находок хорошо отражают шесть монет, найденных к настоящему времени[389]. Одна из них — английская, это пенни короля Мерсии Кенвульфа (796–822 гг.), а остальные сохранились в виде фрагментов: один из них некогда был денье Людовика Благочестивого (814–840), два — куфическими дирхемами, один из которых, по-видимому, был отчеканен Аббасидами примерно в 780–830 гг. Еще один обломок принадлежит монете, вероятно, выпущенной в Бирке во второй половине IX века, а шестой идентификации не поддается. Одна из наиболее интересных черт Каупанга заключается в том, что его окраины чрезвычайно богаты захоронениями эпохи викингов, и это означает, что богатства Каупанга распределялись между многими семьями, жившими на южных подступах к реке Логен[390].

Естественно, вопрос о том, какими товарами торговали в Каупанге, породил множество споров. На первый взгляд его расположение не выглядит удобным для торговли мехами или шкурами, и хотя Каупанг вполне мог экспортировать железо и мыльный камень, едва ли он этим оправдывал свое существование. Руководившая раскопками этого объекта миссис Шарлотта Блайндхейм недавно высказала предположение о том, что важными статьями экспорта Каупанга были рыба и гагачий пух. Чтобы дело стоило свеч, рыбу надо было вывозить в больших объемах, но Оттар упоминал о том, что из Каупанга путь лежал в Хедебю, что сильно затруднило бы крупные перевозки рыбы. Это, как и тот факт, что рыба не являлась исключительно скандинавским продуктом, делает ее менее вероятной статьей экспорта из Каупанга, чем пух, который вполне мог пользоваться таким же спросом, как и в более поздние времена, будучи к тому же легким и не везде доступным. Оттар посетил Скирингисаль во время путешествия с севера в Хедебю, и это говорит о том, что, следуя из богатых пушниной и шкурами северных земель, купцы могли регулярно заходить туда по пути на юг. Плавание напрямик через Северное море, конечно, не было невозможным, но маршрут по защищенным водам к востоку от Ютландии был безопаснее, по крайней мере, с точки зрения стихии. Каупанг был очень удачным исходным пунктом для завершающей стадии путешествия в Хедебю, и не только для жителей севера, вроде Оттара, но и для людей из восточной и центральной части Норвегии. Более того, нельзя исключить, что путешественники, направлявшиеся в Хедебю, собирались в Каупанге, чтобы в случае опасности сообща дать отпор пиратам. Это можно назвать как минимум разумной мерой предосторожности.

Тот факт, что Бирка, Хедебю и Каупанг были центрами торговли, ясен, но, рассуждая об их значении, важно признать, что в Балтийском регионе существовали и другие пункты такого же рода, и, возможно, еще немало их будет обнаружено в Скандинавии. В Норвегии есть несколько мест под названием Каупанг, и некоторые из них могут быть такими же древними, как Каупанг в Вестфоле. Безусловно, известны районы, где наблюдается такая же концентрация могил эпохи викингов, как и на окраинах Каупанга[391]. Торговым центром эпохи викингов может оказаться и Вастергарн на побережье Готланда примерно в 15 милях (25 км) от Визби[392]. В Вастергарне имеется крупный полукруглый земляной вал, и есть гипотеза, согласно которой он служил защитой для торгового города, очень напоминающего Хедебю и современного ему. Поверхностные раскопки ничего не дали, но местные крестьяне сообщают, что, копая глубокие канавы, они находят остатки дерева под слоем песка; возможно, на этом месте был поселок эпохи викингов, который был засыпан наносным песком, как датская деревня Линдхольм. Этот вопрос могут разрешить только раскопки, но если этот город действительно окажется подобным Бирке и Хедебю, у него будет, по крайней мере, одно существенное отличие. Другие пункты расположены в закрытых водоемах, доступ к которым относительно труден; Вастергарн открыт со стороны моря, и его было бы очень трудно защитить от морских грабителей. На южном и восточном побережье Балтийского моря также есть несколько торговых центров эпохи викингов. Самыми важными из них, вероятно, были Воллин в эстуарии реки Одер, охарактеризованный Адамом Бременским как весьма благородный город, торговый центр, богатый всеми товарами северных земель[393], и Новгород, древняя история которого теперь лучше известна благодаря широкомасштабным раскопкам, проведенным там за последние годы. И Воллин, и Новгород, видимо впервые приобрели значимость в X веке.

Мы уже называли некоторые причины, побуждающие считать Бирку, Хедебю и Каупанг торговыми городами, но прежде чем перейти к рассмотрению природы и направления деятельности, которая велась в этих городах, следует уделить внимание свидетельствам по поводу торговой активности эпохи викингов в целом. Слишком уж часто археологи и историки полагают, что те или иные материалы подтверждают существование торговли, тогда как на самом деле они доказывают лишь то, что некие предметы были перевезены из одного места в другое. Такие перемещения могли быть связаны с войной, пиратами, даже дарением, так что не стоит слишком поспешно делать вывод о наличии торговли[394]. Куфические деньги, которые в таких больших количествах попадали в Скандинавию в IX–X веках, могли представлять собой прибыль от торговых операций, но с тем же успехом и военную добычу или плату, полученную наемниками, как это было в случае английских монет, достигших севера в последующий период. Точно так же само по себе обнаружение предметов из Западной Европы в Швеции или Норвегии не может доказывать того, что они были привезены туда торговцами; они могли попасть туда в качестве добычи и даже подарков. Таким образом, желательно прежде всего рассмотреть, может ли версия о наличии торговли дать такое объяснение этим материальным контактам, чтобы здравомыслие подсказало нам предпочесть его иным, некоммерческим вариантам.

Некоторые предметы, несомненно, достигли места своего конечного назначения благодаря сочетанию торговли и пиратства. Первый корабль, на котором Ансгарий отплыл в Бирку, подвергся нападению морских разбойников, которые отобрали у святого его имущество, а согласно Римберту, в середине IX века пираты сильно затрудняли сообщение между Биркой и Западом[395]. В XI веке Балтика все еще кишела пиратами, и Адам Бременский разъясняет, какую серьезную опасность они собой представляли[396]. Многие клады, найденные на севере, вероятно, были закопаны из страха перед ними, да и многочисленность готландских кладов в период с середины X до начала XI века говорит о том, что в это время пираты были особенно активны[397]. Однако разбойничий промысел приносит выгоду лишь тогда, когда существует потенциальная добыча. Пиратам нужны те, кого можно грабить. Более того, у них должна быть возможность обменять награбленное. Серебро, наверное, ценилось и как материал для украшений, но пираты, не добывающие ничего, кроме серебра, при невозможности использовать его для покупки других вещей, рисковали умереть с голоду. Таким образом, само существование пиратов подразумевает как наличие богатств, которыми можно овладеть, так и возможность обратить эту добычу в прочие нужные вещи.

Обнаружение в Балтийском регионе серебряного лома, то есть серебряных предметов, которые были обрублены по краям, возможно с целью получить какой-то определенный вес, означает, что этот металл использовался в качестве инструмента обмена. Какая-то часть этого лома могла пойти в уплату кровной мести или каких-то иных древних штрафов, но его слишком много для того, чтобы посчитать такое его употребление единственным. Наличие очень большого количества фрагментов монет также подсказывает вывод о том, что серебро использовалось в торговле. Расчленение серебряных дирхемов и пенни надвое, натрое или на какие-то другие части говорит о потребности в небольших количествах серебра, которая может возникнуть при торговом обмене. На то, что внутри Скандинавии и Балтийского региона существовал товарообмен, указывает и бросающееся в глаза однообразие монет в кладах, найденных в одной и той же области и относящихся к одному и тому же времени[398]. Медленный, но неуклонный процесс изменения состава этих кладов, а также то, как распределялись в них доступные в то или иное время монеты, например византийские[399], говорит о существовании такого денежного оборота, который едва ли можно объяснить плодами обычного разбоя или жалованья, полученного наемниками. Разумеется, в эпоху викингов в Скандинавии и Балтийском регионе имели место и война, и пиратство, но была также и торговля.

На Руси, видимо, бытовала аналогичная смесь обмена и насилия. Константин Багрянородный описывает, как правители Киевской Руси вместе со своей дружиной торговали в Константинополе товарами, которые успели отобрать за зиму у соседних славянских племен[400], и точно таким же путем, видимо, приобретались товары, сбываемые другими русами мусульманским купцам в Булгарии. Эти операции не были чисто коммерческими, ведь объектом продажи являлась дань. Однако отчасти это был коммерческий процесс. Русы, будь то в Киеве или в других местах, взимали дань со славян и финнов, чтобы продать ее в Булгарии или Византии.

До конца эпохи викингов деятельность Киевской Руси имела очень небольшое значение для Скандинавии, если оно вообще было; для последней важнейшим рынком был исламский Восток[401]. Мусульманские купцы прибывали из земель, необыкновенно богатых серебром, и закупали на рынках Булгарии самые разнообразные северные товары. В числе наиболее ценных были меха и рабы, но не они одни интересовали покупателей. По словам Аль-Мукаддаси, персидского географа конца X века, из Булгарии вывозили такие товары, как конские и козьи шкуры, стрелы, мечи, оружие, овец, скот, соколов, березовую древесину, грецкие орехи, воск, мед, а также разнообразные меха и славянских рабов[402]. Скандинавы не были единственным предприимчивым народом, готовым извлечь выгоду из существующего спроса, так как булгары и сами взимали дань со своих соседей, а дальше к югу, в Хазарии, существовали и другие рынки, где киевские русы могли вести свои дела, и недостатка в свидетельствах, доказывающих, что скандинавы принимали, по крайней мере, какое-то участие в этой торговле, нет. Ибн Рустах[403]рассказывает о русах, живших па острове (или полуострове) внутреннего озера, остров этот был покрыт лесом, а окружность его равнялась трем дневным переходам, правил этими людьми каган, и на своих кораблях они совершали набеги на славян. Они не обрабатывали земли, а жили за счет славян; их единственным занятием была торговля, и они продавали соболей и другие меха, а также рабов за монеты. Возможно, словом русы Ибн Рустах обозначал скандинавов, а не киевских русов; а вот в случае Ибн Фадлана, свидетельство которого особенно весомо, так как он был очевидцем описываемых им событий, и к тому же мы располагаем оригинальной рукописью его «Risala»[404], сомнений быть не может. Ибн Фадлан описывает захоронение в корабле одного из вождей русое, из чего становится ясно, что встреченные им в Булгарии люди были скандинавами. По его словам, когда русские купцы прибывали в Булгарию, они приносили жертвы своим богам, моля их о встрече с купцом, богатым дирхемами и динарами. Он также рассказывает, что русские мужчины дарили своим женам по ожерелью с каждого полученного ими десятка тысяч дирхемов, и у некоторых женщин было по несколько таких украшений. Его свидетельство доказывает, что в этот период скандинавские запасы серебра, которые, видимо, в любом случае, происходили из Булгарии, скапливались в руках у скандинавских купцов, которые в обмен могли предложить свои меха и славянских рабов. Конечно же, очень мала вероятность, что эти торговцы везли свои товары из самой Скандинавии — все то же самое было куда проще собрать в Северной Руси, однако большая часть вырученного серебра попадала на их родину, причем, возможно, сами купцы и переправляли туда свои монеты.

Разумеется, может быть и так, что какая-то часть скандинавского серебра представляла собой добычу, захваченную у мусульман или у славян, торговавших с мусульманами, но факты опровергают предположение о том, что это был главный способ его приобретения. Мусульманские хроники действительно сообщают о нескольких набегах русов, но они не выглядят особенно удачными или частыми, к тому же, по крайней мере, некоторые из этих вылазок были совершены киевлянами, а не скандинавами[405]. Идентичность скандинавских и русских кладов IX века можно воспринимать как доказательство того, что часть скандинавского серебра была собрана не в Булгарии, а на Руси. Но самые новые монеты в кладах из этих двух регионов, как правило, отличаются по своему происхождению, по крайней мере, в третьей четверти IX века, и это означает, что скандинавское серебро поступало напрямую из Булгарии, а не из тех монет, которые в то время вращались на Руси[406]. В X веке подобных отличий не наблюдается, и нельзя исключить, что какую-то часть серебра дали Скандинавии набеги на Русь; однако ничто в русской исторической традиции этого не подтверждает, к тому же отсутствует достаточная концентрация кладов, подобная той, какую можно видеть в X веке на острове Готланд, которая указывала бы на серьезный всплеск насилия и грабежа, тем самым давая объяснение серебряному изобилию в Скандинавии. Куфическое серебро Скандинавии было приобретено по большей части, если не исключительно, путем торговли. Продаваемые товары, возможно, добывались с помощью насилия, а распределение поступающего в Балтийский регион серебра, по крайней мере какой-то его части, шло при участи пиратов, но тем не менее имела место и коммерция. И на севере, и на Руси скандинавы, несомненно, проявляли себя как предприимчивые торговцы.

Найденные в Скандинавии предметы IX века доказывают существование материальных контактов между Скандинавией и Западом, а сведения, приводимые в «Житии Ансгария», позволяют предположить, что отчасти это общение могло осуществляться путем торговли. Предметы из Бирки и других мест Восточной Скандинавии говорят о том, что по своему значению эти западные контакты сильно уступали восточным, и находки, сделанные в Бирке, не противоречат допущению, что в начале IX века отношения с Западом были для нее важнее, чем впоследствии. То, что были найдены две английские монеты середины IX века и франкское серебро первой половины того же столетия, конечно же, не является доказательством того, что они попали в Бирку до 860 г. Но вероятность того, что в самом начале века в Бирке производились монеты франкского образца[407], говорит в пользу утверждения Римберта о наличии этих связей с Западом, а отсутствие франкских монет в период после правления Карла Лысого (840–875) согласуется с его рассказом о том, что в середине века пираты чрезвычайно затрудняли сообщение между Биркой и Западом.

Высказывается предположение о том, что ранние торговые контакты между Скандинавией и Западом развивались навстречу мусульманскому спросу на северные товары, а при использовании альтернативных маршрутов через Русь, этот спрос падал[408]. Не исключено, что часть торговой деятельности Дорестада косвенным образом связывала его с мусульманами[409], ведь они как минимум предоставляли рынок для реализации рабов, но упадок этой торговли разумнее всего объяснить увеличением опасности, с которой было сопряжено путешествие по морю. Выдвигается также и гипотеза о том, что в действительности Хедебю и Бирка вовсе не являлись скандинавскими городами, а были основаны западными купцами. Так, Бирку называют фризским торговым поселением[410]. В этой гипотезе нет ничего достойного одобрения. Она не подтверждается данными археологии, ибо в Бирке нет как могил фризского типа, так и материальных находок, происхождение которых способно доказать ее западные истоки. Постулат, согласно которому торговля с Западом велась такими товарами, как ткани, пища, соль и вино, которые не могли оставить заметных следов, не вызывает никакого доверия. Невозможно представить себе торговлю исключительно такими товарами, которые исчезают без остатка, как и того, что эта торговля могла быть настолько продуманной, что западные монеты не попадали на север, а куфические на запад. То, что куфические монеты до 890 г. концентрировались лишь в Восточной Балтике и на востоке Скандинавии, представляет собой весомый довод, опровергающий возможность оживленных контактов между Западной Европой и Севером[411]. Когда куфическое серебро стало шире распространяться по Скандинавии и вывозиться на Британские острова, то инициатива, по-видимому, принадлежала скандинавам, а именно шведам. Скандинавские клады показывают, что в конце IX и начале X века серебро должно было вывозиться из Балтийского региона в немалых количествах Это тот самый период, когда куфические монеты встречаются в кладах на Британских островах[412]. Нельзя посчитать простым совпадением и тот факт, что это был период шведского завоевания Хедебю и величайшего процветания этого города[413]. Не может быть случайным и то, что, по-видимому, экспорт серебра из Балтийского региона прекратился именно в тот период, когда контроль над Хедебю перешел из рук шведов к германскому королю[414]. Таким образом, имел место короткий промежуток примерно в четыре десятка лет начиная с конца IX века, когда часть огромных богатств Скандинавии употреблялась для покупки западноевропейских товаров. После германского завоевания Хедебю отток серебра, видимо, был резко уменьшен, если не полностью прекращен, но поступать на север серебро не перестало. Бирка продолжала поддерживать тесные отношения с Востоком, и для нее это было временем наивысшего расцвета. Распространение серебра, которое продолжали зарабатывать в Булгарии скандинавские купцы, теперь было более или менее ограничено Скандинавией, но зато здесь оно оказывалось очень широким, за что следует в равной мере благодарить и пиратов и торговцев. Как представляется, Восточная Балтика в это время была практически полностью отрезана от Западной Европы, но Западная Скандинавия, особенно Норвегия, поддерживала отношения с Британскими островами. В Норвегии было обнаружено значительное число предметов с Британских островов, и хотя некоторые из них могли представлять собой военную добычу, нельзя исключить и существования торговых связей[415]. Визит Оттара ко двору Альфреда, скорее всего, доказывает, что уже в это время норвежцы могли привозить свои товары в Англию, а в начале X века, когда изрядная часть Англии находилась в руках норвежцев, эти контакты, возможно, еще упрочились. До 954 г. Йорк являлся центром скандинавского королевства, а затем еще долгое время средоточием скандинавского влияния. Недавний обзор находок эпохи викингов из этого города говорит о том, что и после 954 г. отношения между Йорком и Скандинавией были такими же оживленными, как и раньше[416]. В Ирландии скандинавы обосновались в городах как «остмены», то есть люди с востока, и Дублин стал значимым для западных частей Британских островов центром торговли, но это произошло не в X, а XI веке[417]. На мысль о том, что в X веке отношения Британских островов со Скандинавией сводились к связям с Норвегией, в которых торговля, вероятно, играла не меньшую роль, чем что бы то ни было другое, наводит тот факт, что каждые три из четырех найденных в Скандинавии английских монет, отчеканенных до 975 г., были выпущены в районе Честера и Йорка[418]. Хотя некоторые из них найдены в Дании, попали они туда, вероятно, через Норвегию; быть может, пять британских монет X века, найденных в Бирке, три из которых также происходят из этого северного района Британии, прибыли тем же путем.

Доказательством почти исключительно восточной направленности торговли Бирки в середине X века служит внезапное исчезновение этого города с прекращением поступлений серебра из Булгарии. В Скандинавии очень немного куфических монет, отчеканенных между 965 и 983 гг., а когда они снова начали достигать севера, то уже по другому маршруту и из центральной, а не из восточной части исламского мира[419]. Хотя точно причина перерыва в импорте серебра в Скандинавию из Булгарии неизвестна, она вполне могла лежать в растущем могуществе Киева; но последствия этого перерыва для Бирки весьма красноречивы. Прежде всего они говорят о том, насколько сильно Бирка зависела от своей торговли с Востоком. Если бы у Бирки были обширные торговые контакты с Южной и Западной Балтикой или с Западной Европой, она могла бы выжить, пусть даже будучи серьезно ослабленной. Еще важнее то, что тесная связь между упадком Бирки и прекращением импорта серебра из Булгарии доказывает — Бирка в первую очередь была не пунктом накопления товаров для продажи за мусульманское серебро в Булгарии, а рынком, на котором тратились вырученные в Булгарии монеты. Если бы в Бирке концентрировались меха и другие товары для отправки в Булгарию, то упразднение маршрута на Волгу означало бы лишь то, что купцам пришлось бы найти себе каких-то новых покупателей. А потенциальные покупатели, разумеется, существовали, как это вскоре доказали жители Готланда. Бирка не нашла нового рынка для своих товаров, потому что экспорт для нее никогда не имел особого значения. Купцы привозили в Бирку серебро и использовали его для приобретения предметов роскоши и первой необходимости, украшений, пищевых продуктов и оружия. Возможно, Бирка являлась важнейшим в Скандинавии пунктом распределения куфического серебра. Эту значимость сообщали ей богатые серебром купцы из Булгарии. Когда они перестали приезжать в Бирку, она исчезла.

Для Западной Европы прекращение притока серебра имело даже еще более серьезные последствия, ибо пираты, благоденствовавшие на богатствах Балтийского региона, были вынуждены обратить свое внимание на другие области, чтобы найти новые источники добычи. Они нашли их на Западе, где запасы серебра постоянно возрастали, благодаря серебряным рудникам в горах Гарца, которые, очевидно, стали играть важную роль в середине X века. Продуманные денежные реформы, проведенные в конце правления Эдгара, указывают на то, что в конце столетия Англия также не испытывала недостатка в серебре[420]. Без сомнения, скандинавские грабители обнаружили там огромные богатства, как единодушно свидетельствуют «Англосаксонская хроника» и монетные клады Скандинавии. Источник английского серебра не вполне известен, но некоторая его часть, вероятно, происходила из гор Гарца. По-видимому, в начале XI века Лондон вел оживленную торговлю с Рейнской областью, а расположение крупнейших городов в середине XI века также показывает, насколько большое значение для Англии в то время имели торговые отношения с Германией и Фландрией[421]. Благосостояние Англии в немалой степени зависело от экспорта шерсти в ткацкие города Фландрии, которые уже тогда начинали играть все более важную роль. Каков бы ни был исходный источник английского серебра, в конце X и начале XI веков им безжалостно завладевали банды викингов — как, впрочем, и германским, а когда Англия была завоевана, необходимость оплачивать датских наемников по-прежнему истощала ее богатства.

Серебро, достигавшее Скандинавии примерно после 980 г., отнюдь не было добычей или жалованьем наемников. Обнаруженное там в столь значительных количествах германское серебро, в котором, особенно на Готланде, не было недостатка до конца XI века, отчасти представляло собой прибыль от торговли, которую со знанием дела вели жители Готланда. Ключ к разгадке дает Адам Бременский, который рассказывает о Sembi или Pruzzi, живших на острове Samland, «весьма человеколюбивых людях, отправляющихся на помощь тем, кто терпит бедствие на море или подвергся нападению пиратов»[422]. И далее: «Золото и серебро они ценят очень мало. В изобилии у них диковинные меха, слава которых отравила наш мир смертным ядом гордости. Но на эти меха они взирают как на истинные нечистоты, к нашему стыду, как я полагаю, ибо мы всеми правдами и неправдами стремимся к мантии из шкурок куницы, как к высшему счастью. Поэтому они отдают свой бесценный куний мех за шерстяные одеяния, называемые faldones». Прав Адам в этом описании Sembi или нет, но не может быть сомнения в том, что его слова чрезвычайно хорошо согласуются с положением готландцев. Конечно же, они не знали изобилия серебра и золота. Местных мехов у них не было, но они имели тесные связи с богатыми пушниной регионами Карелии, где во множестве найдены готландские украшения XI века[423]. По археологическим данным, для Карелии это время было чрезвычайно богатым, и, похоже, к XI веку готландцы уже начали наведываться в Новгород, где впоследствии вели активную торговлю. Именно из этой области, где пушнина, безусловно, отличалась дешевизной, готландцы могли вывозить ее на Запад, продавая там с огромной прибылью, причем часть выручки составляли ткани, которые можно было реализовать в Карелии и других местах. Корабли у готландцев, разумеется, имелись, и об их совершенстве красноречиво говорят резные камни этого острова[424]; причем, по всей вероятности, осадка их была небольшой, так как гавани у Готланда отсутствовали. Его жителям приходилось использовать суда, которые было легко вытащить на сушу, и этот легкий флот с малым водоизмещением обеспечивал им огромное преимущество при торговле предметами роскоши. Двигаясь вверх по течению русских рек, они могли проникать очень далеко, может быть, даже до самого Новгорода, при этом им не приходилось перегружать свои товары с корабля на корабль, а лучшей защитой от пиратов им, вероятно, служила скорость[425]. Германские монеты, которые в таком изобилии встречаются на Готланде, а также на русском Севере, наверное, представляют собой следствие этой выгодной торговли.

В XI веке, как и на более ранних этапах эпохи викингов, основным товаром при торговле с отдаленными областями были предметы роскоши[426], и именно требованиям такой торговли так замечательно соответствовали скандинавские суда. С развитием грузовых перевозок эти преимущества сошли на нет. Как правило, торговля предметами роскоши с удаленными областями привлекает самое большое внимание. Однако не стоит забывать, что в это же самое время в Скандинавии и Балтийском регионе бытовала более ограниченная в пространстве купля-продажа, возможно, даже охватывавшая предметы первой необходимости, а стимулом для нее послужило богатство, накопленное людьми, имевшими коммерческие отношения с Булгарией. Именно эта торговля местного значения внутри Скандинавии стала причиной возникновения скоплений монет, как в дальней от берега части Каупанга, а также их равномерного распространения по обширным северным областям.

Профессор Грирсон, недавно заметивший, что викинги имели значение для европейской торговли, так как, «накапливая свои богатства, они, естественно, побуждали предприимчивых купцов стремиться освободить их от излишков, предлагая в обмен товары», видимо, имел в виду прежде всего средства, полученные викингами за счет христианских государств Запада[427]. Однако его суждение не меньше подходит к ситуации внутри Скандинавии, где были собраны огромные запасы серебра, а купцы, предлагавшие в обмен на него свои товары, были скандинавами, а не выходцами с Запада. О том, что это развитие местной торговли имело последствия для дальнейшей экономической истории Скандинавии, говорит тот факт, что один из самых широко распространенных городских законов средневековой Скандинавии был известен как закон Бьерке, и не может быть больших сомнений в том, что его наименование восходит к острову Бьерке на озере Меларен, где некогда процветал один из самых важных, если не самый главный из таких местных рынков Скандинавии[428].

 


1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 | 10 | 11 |

Поиск по сайту:



Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав. Студалл.Орг (0.011 сек.)