Блейк Лоу Баррингтон. «Войной нужно руководить так, чтобы в дальнейшем народы обеих стран стали нашими должниками»

«Войной нужно руководить так, чтобы в дальнейшем народы обеих стран стали нашими должниками».

Амшель Майер Ротшильд, Франкфурт 1774

Я ударяю кулаком, негодуя от злости, по зеркалу и смотрю на себя, я смотрю глаза в глаза упорным взглядом, они холодные синие, моргаю, и смотрю опять. Пока не видно развращенности и уродства, но, несомненно, я должен быть, наверное, совершу трансформацию в нечто невыразимо уродливое. Всю свою жизнь я манипулировал законом и моралью для продвижения себя и своего класса.

Все было очень просто. Фальшивые деньги, основанные на поддельных деньгах, рассчитанные на обманные деньги. Мы украли это все у вас из-под носа. Как? Просто взяли под свой контроль верхушку любой организации, а остальные... последовали, как овцы.

Вами так легко управлять, потому что вы прекрасно предсказуемы, вам так не хватает видения. Стадо движется словно вслепую, испытывая страх или ненависть. Все было так легко. Утихомирить намеренно оболванив массы развлечениями. Сотни каналов чепухи и бессмысленным просвещением, чтобы поглощать, потреблять, пожирать, испытывать зависимость, как у наркомана, насыщая свой разум насилием, порнографией, алчностью, ненавистью, эгоизмом и непрекращающимся потоком плохих новостей.

Потом... ой, смотрите...террорист. Он пришел за тобой.

Давайте поставим весь мир на повышенную боевую готовность. Давайте запугаем!

И вы попались на приманку. Или ты просто смотришь в другую сторону?

Да, это был гротеск, но вы купились на него. Даже сейчас вы довольствуетесь своим порабощением, верно? А ваши иллюзии безопасности. Твои глаза остекленели уже? Именно поэтому это было легко. Вы сделали это легким. Да, вы. Чувствуете стыд? Нет? Видишь, поэтому это так легко для меня.

В любом случае...

Однажды, я сделал один шаг дальше — я убил человека, которого называл своим отцом. Смертельно ударил отца, когда он меньше всего этого ожидал. И сейчас я вынашиваю планы убить свою сестру. И я даже не дрогнул, может быть, потому что я проснулся сегодня утром, а подушка под щекой была влажной? Я плакал во сне. Или это возможно потому, что я монстр, социопат? Или может быть это скорее всего просто закон джунглей?

Съесть противника первым, прежде чем он положит тебя на свой стол.

Я и есть из джунглей. Я увидел ее сидящей за столом, и прочел это в ее глазах. Мимолетную совершенно неприкрытую мстительную ненависть, балансирующую на грани истерики, которая никуда не пропадет.

Один раз она меня обманула, и я принял ее месть за боль и глубокую печаль, даже безумие, но теперь я старше и мудрее. Я являюсь мужем и отцом, и горе настигнет любого, кто посмеет угрожать и захочет нанести вред моей маленькой семье.

На этот раз я взял ее номер телефона. Да, она вернет Сораба, но я понял, что для нее этого будет недостаточно. Она жаждет моей крови. Пожалуй, даже нас обоих. Да, когда я думаю о ней, то четко понимаю, что ее месть будет завершена, только когда я буду мертв, и Лана окажется бедной вдовой, с которой она сможет по развлекаться. И она именно это и сделает.

Как кошка с мышкой.

Чтобы разрешить все это не существует другого пути. Я играл с ней мягко и спокойно, но теперь она не получит от меня такое отношение. Теперь пришло время снять лайковые перчатки.

Когда она посмотрела на меня, она не выглядела женщиной, потерявшей любовь, она смотрела на меня, как на часть, которая упорно не желает слиться с ней. Скорее это было похоже, как будто я был ее частью самой, но эта часть куда-то затерялась и сейчас она хочет ее вернуть. Она хотела этого до безумия. Пока она не подчинит меня себе и не вернет, как считает ее больной, воспаленный мозг, она не остановится.

Пока я не перекрою давнишнюю битву с ней.

Пока я не остановлю ее.

Убив ее...

Я выхожу из ванной и иду искать свою жену. Она находится в комнате, который она определила в качестве своего нового офиса. Она звонит по телефону, и я останавливаюсь в дверях, наблюдая за ней. За последние два дня с ней произошли некоторые перемены — внезапно она, кинулась заниматься своей благотворительностью.

— Да, я понимаю. Но мы действительно не нуждаемся в них, — говорит она, и кладет телефон.

Я поднимаю брови.

— Как продвигается твоя благотворительность?

— Вакцины, у которых прошел срок годности. Женщина, представляющая фармацевтические гиганты хотела загнать нам эти вакцины. И когда я сказала «нет», она была готова отдать их бесплатно, — она морщит лоб. — Что это все значит?

Я улыбаюсь. Может, в другой раз я расскажу ей, что такое афера.

— Как ты?

— Я была занята, — говорит она мужественно, две большие слезинки катятся по ее лицу.

Я утираю ее слезы.

— Хорошо. Оставайся занятой. Билли придет?

— Да, она будет здесь в десять.

— Хорошо.

— Итак ты собираешься встретиться с Джеем.

— Да. Я позвоню тебе после и дам тебе знать, что происходит.

— Может это уловка?

— Я не думаю.

— Ах, мой дорогой, я так тебя люблю.

— Жди моего звонка.

— Всегда.

Я целую ее в лоб, вдыхая ее запах, чтобы укрепить самого себя в мой самый трудный день жизни.

Встреча с Джеем заканчивается быстро. Безусловно, он скорее всего думает, что я немного лишился всего здравого смысла, это слышится в каждом его «э» и недоуменных паузах в середине предложений. Но он слишком сдержанный, чтобы прямо меня спросить, почему решил отказаться от всего. Я покинул его офис, сжимая в руке копии документов, которые просила Виктория. Копии документов возвращения Сораба, копии моей свободы от мира, в котором я так или иначе оказался в ловушке. Я чувствую внутри себя проблеск возбуждения, но сдерживаю его выражать открыто.

Слишком многое еще может пойти не так.

Я выбираюсь на улицу, и длинный черный лимузин с сильно тонированными стеклами останавливается прямо передо мной. Задняя дверь, находящаяся совсем близко ко мне, открывает. Я не боюсь смерти, и никогда ее не боялся. Я все равно сделаю то, что мне необходимо сделать, чтобы обезопасить свою семью. Я нагибаюсь, заглядываю внутрь, делаю глубокий вдох, и сажусь в лимузин.

— Монфорт, — спокойно приветствую я.

— И как мне вас называть? — спрашивает он бесцветным голосом.

— Надеюсь, вы не увидите меня снова, и это будет сугубо теоретический вопрос.

Он улыбается. В дневном свете его кожа особенно отталкивающая — белая, полупрозрачная, а вены зеленые цвета травы, как у внутренней стороны лягушки.

— Но вы увидите меня снова.

— После сегодняшнего дня я выхожу из игры.

— Боюсь, ваши услуги все-таки потребуются. Сходить с поезда, который несется на полном ходу, опасно дело.

Я смотрю на мои платиновые Greubel Forsey Tourbillion, приобретенные за каких-то полмиллиона долларов на аукционе Christie's «Значимые часы» две осени назад. Я снимаю их и помещаю на консоли между Монфортом и собой. Для того, кто не знает жест покажется полной бессмысленностью, но на самом деле, член общества и представить темной тайной организации, посвященный, понимает его с полуслова. Этот жест безошибочный.

Я молча выхожу из машины, закрываю дверь, и иду в обратном направлении. Через десять ярдов Брайан делает разворот и останавливается рядом со мной, я сажусь в машину.

— Отвези меня к этой суке, — говорю я.

28.

Поиск по сайту: