Часть первая 8 страница. – Посмотрите‑ка, Иван Андреевич

– Посмотрите‑ка, Иван Андреевич. Этот камин – словно бездонная пропасть, и там, на стенках, какие‑то странные рисунки. А может быть, эти два красные демона на корточках, одной рукой указывающие вглубь, а другой делающие знак большим пальцем вниз, – тоже скульптура. Что бы это могло означать?

– Оставьте всех этих дьяволов в покое, Георгий Львович, и уйдем отсюда. Мне страшно здесь и я насмотрелась достаточно, – вскрикнула Надя, бледнея и дрожа.

Ничего не слушая, она схватила жениха за руку и потащила прочь. Чуть не бегом бросилась Надя из дома и, только очутившись на свежем воздухе, среди людей, старательно чистивших сад, успокоилась и к ней вернулось хорошее расположение духа.

– Брр!.. Ну, я не буду частой гостьей у m‑me Морель и Милы. Это действительно зловещее место и я полагаю, что они тоже убегут, когда побывают здесь. Впрочем, это их дело, а теперь пойдемте смотреть развалины монастыря. Если ты знаешь дорогу, веди нас, крестный.

– Я был там всего один раз с покойной Марией Петровной, но остров невелик и заблудиться на нем нельзя, – ответил адмирал.

Осмотревшись, он решительно направился в густой лес. За долгие годы запустения растительность сильно развилась; кустарник и валежник буквально заполонили дорогу и путники подвигались с большим трудом. Монастырские строения были, вероятно, очень обширны, судя по тому, что развалины тянулись во все стороны. Кое‑где уцелели куски стен и своды монастыря; сохранился даже флигель без крыши, но с устоявшим все же коридором, в который выходили кельи без дверей и окон. Наконец, все вышли на площадку, и перед ними оказались стены старинной церкви. Деревья здесь были реже; небольшая часть сводов еще держалась, но плит почти не было видно, настолько пол зарос травою; а в глубине, на высоте двух каменных и уже затянутых мхом ступеней, виднелся покосившийся престол и обломки разбитого креста. Стены были покрыты надгробными плитами, изображавшими большей частью монахов; а вокруг церкви в старину было, вероятно, кладбище, потому что сквозь кустарник выглядывали кое‑где покосившиеся могильные кресты и даже памятники с лежавшими или коленопреклоненными фигурами мужчин и женщин в богатых одеждах.

Бродя между старыми могилами и стараясь разобрать почти стертые надписи, Георгий Львович наткнулся на скрытый за густой зарослью довольно странного вида памятник. Состоял он из трех больших камней, – два стоймя, а третий сверху, – в роде долменов,[7]и на этом как бы столе, точно на корточках, стояла удивительная статуя: какой‑то уродец, – не то обезьяна, не то человек, – державший в руках цепь от колокола, висевшего на врытом подле столбике. Ведринский позвал спутников, показал им странную фигуру, и все с неприятным чувством стали осматривать ее. Адмирал казался удивленным.

– Я не помню, чтобы видел здесь этот символ шабаша, в то время, когда мы осматривали развалины. Читал я, что в средние века сатанисты собирались на кладбищах и других тайных местах для своих кощунственных обрядов; но для меня является загадкой, как попала сюда эта поганая образина.

– Воображаю, как здесь страшно ночью! – воскликнула Надя. – Я за миллион не хотела бы остаться ночевать на острове.

– Что здесь происходит нечто, – это несомненно. Отец Тимон рассказывал, будто пастухи видят, что по дому иногда бегают огни, или слышат, как на острове рычат собаки, когда тут ничего не может быть живого, кроме птиц.

Михаил Дмитриевич принялся подсмеиваться над доверчивостью невесты, а потом прибавил многозначительно:

– Жаль, что мы не можем добыть какого‑нибудь Шерлока Холмса, или сыщика вообще, чтобы осмотреть весь остров. «Дьявольский» будто бы дом построен на месте монастыря, а кто не знает, что за преподобными отцами всегда водились делишки, которые не любят света. Копались они всегда, как кроты. Кто знает, – может быть, и теперь есть подземелья, где бравые контрабандисты завели склады, пряча здесь все, что приносят с собою, и ни один таможенный не станет, конечно, искать контрабанду в месте, находящемся во «власти дьявола». Не забывайте, что здесь мы – в двух шагах от австрийской границы, и что подземелья, – если они только существуют, – бесценное убежище для сокрытия товаров. Я думаю, что мое предположение проще и ближе к истине, нежели привидения и всякая «чертовщина», придуманная народным суеверием… Допустим даже, что существуют «сверхъестественные» явления, но они составляют, однако, редкое исключение, а ввиду этого нельзя слепо верить болтовне трусов. Не раз сам я убеждался, что разного рода «странные», и «таинственные» случаи, рассмотренные при дневном свете, теряли всякий ужас и разоблачались, будучи простыми и естественными до смешного. Надя рассмеялась.

– Насчет контрабандистов догадка крайне остроумна. Надо в самом деле поискать, нет ли подземелий? Может быть, мы найдем там сокровища.

Все пошли обратно к дому, так как Михаил Дмитриевич непременно хотел еще раз осмотреть и внимательно обыскать библиотеку.

– Не знаю почему, комната эта кажется мне подозрительной; может быть, в ней‑то именно и проживает глава контрабандистов, да еще лакомится вином и фруктами.

Однако осмотр библиотеки не дал ничего нового, или хотя бы подозрительного. Масалитинов перелистал открытую на столе книгу и с огорчением объявил:

– Не понимаю ни слова. Текст писан на незнакомом языке, не то турецком, не то персидском, да и рисунки тоже совершенно непонятны. Черт знает, что означают, например, эти треугольники, вилы и черные руки с растопыренными пальцами, или эти опрокинутые кресты?

Подошел Ведринский и тоже с любопытством рассматривал странные рисунки, из которых одни были черные, другие красные или коричневые.

– Текст, несомненно, арабский, и в этом ты убедишься, если сравнишь его с тем, которым писан находящийся в моей шкатулке пергамент. А рисунки – магические символы. Это, должно быть, очень древняя магическая книга, – заметил Георгий Львович.

– Да, конечно, это – знаки черной магии, и «атаман контрабандистов», как вы говорите, оказывается колдуном высшего полета, – сказал адмирал, взглянувший через плечо Масалитинова, и в голосе его прозвучала скрытая насмешка.

Так как приближался час обеда, то все сели в лодку и вернулись домой.

Замятин с женой ожидали их на террасе и стали с любопытством расспрашивать, что они открыли. Выслушав рассказ Нади и остальной молодежи, Замятин сказал:

– По‑видимому, совершенно невозможно привести в два‑три дня виллу в порядок; надо у нас приготовить две комнаты для госпожи Морель и Милы. Пусть они пробудут здесь, пока все будет готово на острове.

После обеда Надя с женихом отправились гулять в парк. Им все никак не удавалось поговорить наедине, а у влюбленных всегда найдется, что сказать друг другу. Прогулка была продолжительная. Молодые люди рисовали планы будущего, толковали о предстоявшем браке, обсуждая устройство квартиры и маршрут свадебного путешествия. Занятые таким животрепещущим, интересным разговором, они не заметили, как надвинулась ночь и взошла луна. Они вышли из аллеи и перед ними открылась серебрившаяся гладь озера. На берегу, в тени старого дуба, стояла скамья и они сели отдохнуть, завороженные действительно чудным видом. Молча и задумчиво смотрели они на тихо дремавшее и окутанное голубоватой дымкой озеро.

– Хорошо здесь! Как жаль, что такое дивное место приносит несчастье тем, кто здесь поселяется, точно над ним тяготеет проклятие, – задумчиво сказала Надя, склонив головку на плечо жениха, обнявшего ее стройный стан.

– Ну, да не принимайте же к сердцу такой вздор, милая Надя. Как может быть проклято место, и каким образом оно будет приносить несчастье ни в чем не повинным людям? Это нелепо. Мне Горки очень нравятся, и я всегда с удовольствием буду приезжать сюда.

– Нет, нет! Жить здесь я ни за что не хочу, – это зловещее место. Вы сами испугались бы, знай вы все, что нам рассказывал крестный. Я только вкратце передала историю бедной Маруси, а вы еще не знаете, Мишель, что Вячеслав Тураев, отец Милы, которая едет сюда, вовсе не настоящий Вячеслав, а просто аватар. Колдун Красинский, то есть душа его вселилась в тело Вячеслава.

Михаил Дмитриевич смутил ее громким хохотом, и только через несколько минут ему удалось сдержать свой веселый смех.

– Надя, милая, не сердитесь на меня; но несомненно, что у вашего крестного голова не в порядке. В здравом рассудке нельзя рассказывать такие сказки.

– Нет, здесь даже в воздухе веет чем‑то ужасным. С тех пор, как мы сюда приехали, я утратила свое прежнее спокойствие. Я боюсь чего‑то, что не могу даже определить; мне все кажется, что должно разразиться какое‑нибудь несчастье и я вздрагиваю при всяком неожиданном шуме…

– Все это очень понятно. Если адмирал рассказывает истории, от которых волосы становятся дыбом, то нервы возбуждаются, конечно, а расстроенное воображение рисует затем мрачные картины.

В эту минуту Надя вздрогнула и судорожно схватила жениха за руку. Заметив его удивление, она глухо прошептала:

– Смотрите туда, направо, в этот большой куст. Видите два горящих глаза?

Масалитинов обернулся, удивленный, и по телу его пробежала жуткая дрожь. Действительно, там, в двух шагах от них, в густой листве клубилось как будто небольшое сероватое облако, а посередине его фосфорически блестели два глаза и пристально смотрели на них. Через минуту глаза потухли и расплылись в тумане.

– Это какая‑нибудь кошка выслеживает другую, – проговорил Михаил Дмитриевич, стараясь побороть тяжелое, только что пережитое впечатление. – Во всяком случае, – прибавил он, вставая, – пора домой. У воды сыро и вы можете простудиться в батистовом платье.

Надя тотчас же встала, взяла его под руку и пошла рядом молча.

– Послушайте, Мишель, – заметила вдруг Надя, – вы ужасно неверующий человек. Если даже вы считаете крестного иллюминатом или мечтателем, то нельзя же отрицать сплошь все, что он видел, и чему были достойные доверия свидетели. А приключение Георгия Львовича? Он был, как и вы, скептиком; к тому же он человек правдивый, честный и, конечно, не стал бы так бессовестно лгать. А, наконец, шкатулка с ее сокровищем? Это уже факт осязательный и неоспоримый, перед которым бессильно предвзятое мнение.

– Да, история с Жоржем странная и трудно объяснимая, – согласился Масалитинов. – Но больше всего мне нравится в ней находка шкатулки. Знаете, Надя, поедемте после свадьбы, вместо Неаполя, в Испанию? Говорят, что Боабдил, покидая Гренаду, зарыл в Альгамбре баснословные сокровища. Так как шкатулка получена в дар от того же Боабдила, то мы могли бы занять у Жоржа один из таинственных дукатов, чтобы предъявить его вместо входного билета, или рекомендательного письма, и отправиться ночью в Альгамбру – вызывать дух по какому‑нибудь рецепту вашего крестного. Как знать?… Может быть, мы также получим часть сокровищ калифа.

И оба они от души посмеялись над своей выдумкой.

В эту минуту вблизи показались освещенные окна дома, и охватившее их томительное чувство, вызванное видом фосфоресцировавших глаз, окончательно рассеялось. У террасы они встретили Ведринского.

– Да где же вы пропадаете? – смеясь воскликнул тот. – Я уже искал вас, опасаясь, не напало ли на вас какое‑нибудь привидение с дьявольского острова.

– Как видишь, пока мы целы и невредимы; а запоздали потому, что обдумывали один большой проект, – ответил Масалитинов.

– Да, да, Георгий Львович, – перебила Надя, – мы собираемся ехать в Гренаду, вызвать духа Боабдила и выпросить у него кое‑что из его сокровищ. А так как ваша шкатулка тоже – дар калифа, то вы и одолжите нам один дукат для удостоверения наших личностей.

– Попробуйте, попробуйте, друзья мои. Дукат я подарю вам с удовольствием, а в придачу дам добрый совет. Любой ребенок в Гренаде знает предание о сокровищах Боабдила и даже место, где они скрыты, а вход в подземелье находится, как уверяют, под вратами Альгамбры, над которыми начертано имя Аллаха. Все это доподлинно всем известно; а все‑таки никто не может найти вход, так как на нем лежит заклятье. Может быть, вы будете счастливее, – шутя закончил Георгий Львович.

Следующий день был воскресный. За завтраком Ведринского не было, а слуга доложил, что он рано утром приказал оседлать лошадь и отправился в церковь. Перед обедом приехали гости, богатый сосед помещик Максаков с семейством, а затем вернулся и Георгий Львович, который извинился за отсутствие, оправдываясь тем, что после обедни завтракал у отца Тимона и засиделся у него за интересной беседой.

День прошел очень весело. Молодежь играла в крокет и лаун‑теннис, каталась по озеру, побывала даже на островке, где продолжали мыть и выметать. Было уже поздно, когда соседи отправились домой.

Адмирал надел халат и читал перед сном в своей комнате, когда в дверь постучали и вошел Георгий Львович.

– Простите, что беспокою вас в такое неурочное время, но мне хотелось поговорить с вами. Если же вы собирались ложиться спать, то я исчезаю.

– Нет, нет, я не хочу спать и рад вам. Садитесь в кресло напротив и поболтаем.

– Видите, Иван Андреевич, мне не дает покоя предположение, что здесь есть подземелья, – начал Ведринский, усаживаясь в кресло. – Всю ночь я не спал, все соображал, и думаю, что получил кое‑какие подтверждения вероятия этого предположения.

– Слушаю внимательно, если вы хотите поделиться со мной своими открытиями. Я и сам убежден в существовании подземелий, – ответил адмирал.

– Помните вы странный камин в библиотеке на вилле, с нарисованными чертями на внутренней стенке и тот неестественной глубины очаг? Так вот, у меня явилось соображение, что там и должен быть выход, через который входит и выходит таинственный жилец, читающий книги в библиотеке, распивающий там вино и кушающий фрукты. Но это еще не все. Затем мне пришло в голову, что существует, может быть, сообщение между островом и этим домом.

Адмирал встрепенулся, видимо заинтересованный.

– На чем основывается такое предположение? И как найти этот путь, если он существует? Ведь дом, относительно, новый.

– Не весь. Флигель, занимаемый в настоящее время мной, обнесен старыми стенами, представляющими остаток древнего странноприимного дома; а другая часть, – между флигелем и развалинами, – была снесена для устройства двора, конюшен и маленького сада. По моему мнению, эта часть древних сооружений сохранена была неспроста и там находится, наверно, второй выход.

– Но в таком случае строители нового дома были посвящены в тайну подземного хода, – заметил адмирал.

– Без всякого сомнения. А теперь я расскажу вам, что узнал о монастыре, его разрушении и о последующих событиях. Все это я добыл у отца Тимона, к которому недаром съездил. Вы упомянули как‑то, что у него интересная коллекция старых хроник. Так вот, в надежде найти какое‑либо указание по занимающему меня вопросу, я упросил его показать мне старые бумаги. Милейший батюшка был необычайно любезен, предоставил мне все, им собранное, а кроме того, рассказал сохранившиеся в округе предания об аббатстве и его уничтожении. Вывод из этих рассказов таков, что аббатство пользовалось большим значением, было чрезвычайно богато и в монастырь съезжались издалека, даже из чужих краев, многочисленные и самых разнообразных слоев общества богомольцы. Для высоких посетителей и женщин, не имевших права жить в монастыре, вот и был построен странноприимный дом. В те далекие времена аббатства даже побаивались, считая, что оно имело сношения с тайным, столь могущественным в средние века судилищем. Надо прибавить, что настоятели монастыря всегда принадлежали к высшему дворянству, а между ними были немцы, итальянцы, чехи и поляки. Я знаю это потому, что между документами отца Тимона сохранился список аббатов, хотя и не полный. Однако с течением времени, слава монастыря омрачилась; стали носиться дурные слухи про монахов, особенно про последнего аббата, итальянца, дон Паскуалэ Ровенно. Этот дон Паскуалэ слыл за большого колдуна, его обвиняли даже в сношениях с дьяволом и совращении всей братии. Среди документов отца Тимона находится очень любопытный журнал – «Диарий», как его называет сам автор, польский вельможа и современник разрушения монастыря. Я захватил журнал с собой, чтобы перечесть вместе с вами; но вкратце передам пока то, что мог разобрать; рукопись писана – что называется – «кухонной» латынью.

– Итак, этот пан рассказывает, что репутация аббатства и настоятеля никуда не годилась. Смутные, но недобрые слухи носились в народе, и наконец наказание свыше поразило преступный монастырь. Разразилась такая гроза, какой здесь не бывало; молния несколько раз ударяла в обитель и вызвала громадный пожар. Насколько я мог уяснить себе подробности, это было нечто вроде урагана или смерча, так как рассказчик говорит о вихре и спустившемся с неба столбе, который с грохотом сметал все на своем пути. По его словам, одно из окрестных селений было почти снесено. Подобным образом этот карающий столб настиг паром, на котором спасалась часть монахов с острова, опрокинул его и все они утонули в озере; а потом ураган пронесся вблизи странноприимного дома и уничтожил значительное число построек. Другая часть монахов погибла на острове, в том числе и преступный аббат, – так предполагали, по крайней мере. Но… вот любопытная для нас с вами вещь. Несколько монахов, в том числе библиотекарь, казначей и еще двое или трое, имен коих он не упоминает, появились на следующий день в развалинах странноприимного дома. Между тем никакого сообщения не было еще восстановлено с островом; к тому же, там были уже одни развалины. Каким образом спаслись они? Никто не знал, и верующие приписывали это спасение «чуду»; но автор «Диария» высказывает остроумную догадку, что существовал, может быть, какой‑нибудь тайный ход, которым те и бежали. Этот тайный ход вел, по его мнению, в монастырскую гостиницу на берегу, куда наезжало много богатых и высокопоставленных лиц. Очень может быть, что «отцы» за ними шпионили; но кроме того, рассказывали, будто много раз и именно в странноприимном доме бесследно исчезали люди. Столь чудесно спасенные от несчастья монахи покинули страну, так как духовные власти объявили монастырь закрытым.

– Да вы настоящий волшебник, Георгий Львович. Вы знаете историю монастыря, точно были в нем настоятелем, – сказал адмирал, смеясь. – И признаюсь, ваши предположения очень походят на правду; но все‑таки мы еще далеки от цели и не владеем ключом к загадке.

– Подождите, я еще не досказал своих открытий. Знаете, «на ловца и зверь бежит», – весело возразил Ведринский. – В других документах говорится, что в течение лет пятнадцати развалины, как на острове, так и здесь, оставались неприкосновенными, потому что все избегали этого проклятого места. И вдруг разнеслась весть, что земли упраздненного монастыря, в том числе и остров, куплены каким‑то богатым поляком женатым на итальянской графине. Они отстроили дом, по крайней мере часть его, и поселились там; но через несколько лет оба внезапно исчезли и никто никогда не узнал их дальнейшей участи. Бог весть, какая драма разыгралась в этом роковом месте. После этого имение перешло по наследству к одному родственнику поляка, жившему в Галиции. Однако, ни наследник, ни сын его никогда не жили в Горках; но зато внучка, выйдя за русского, получила в приданое это имение, а ее сын уже был основателем дачи на острове. Вот все, что я узнал относительно генеалогии владельцев. А теперь скажите, Иван Андреевич, были ли вы здесь в старой библиотеке?

– Да нет, и даже не знал о ее существовании. Видел я только библиотеку Петра Петровича, принадлежащую теперь Филиппу Николаевичу и доставшуюся от прежних хозяев именья.

– Так вот, во флигеле существует таковая, может быть, даже библиотека странноприимного дома, пополнявшаяся, вероятно, следующими владельцами, но затем заброшенная, когда был увеличен и перестроен барский дом. Эта старая библиотека находится рядом с моей комнатой и служит теперь кладовой мебели; там стоит мой сундук. Комната запущена, разумеется, но деревянная отделка стен очень любопытна. Это все большие резные панно, изображающие то библейских лиц, то монахов различных орденов; одни из этих панно служат дверцами для шкафов, другие просто вделаны в стену, а вот одно из них заставило меня призадуматься. Изображена на нем фигура тамплиера, держащего опущенный меч с красной рукояткой, и жест его напомнил мне одного из демонов в камине виллы. Я полагаю, нам следует приняться за розыски именно там.

– Хорошо, но когда? Надо выбрать свободное время, чтобы нас не потревожили, – заметил адмирал задумчиво.

– Вчера Надежда Филипповна с родителями уговаривали Максаковых ехать послезавтра к соседям. Так как я с этой семьей не знаком, то могу извиниться и остаться здесь; а вот вы можете ли отбояриться? У нас был бы свободным весь день.

– Я тоже не знаком с ними и постараюсь не ехать. Мне чрезвычайно интересно проникнуть в тайны старого монастыря; притом я вижу в вас превосходного сотрудника и проводника. Вы одарены откровением.

– Спасибо за хорошее мнение и постараюсь оправдать его, – от души рассмеялся Ведринский. – Итак, значит, решено. А пока желаю вам покойной ночи. Я непростительно задержал вас, – прибавил он, прощаясь с адмиралом.

VIII

В назначенный день, лишь только экипаж Замятиных скрылся за поворотом дубовой аллеи, как адмирал со своим спутником отправились в старую библиотеку.

Надя хотела непременно везти их с собой, и обоим было очень трудно отделаться от поездки к соседям; но они устояли, объявив, что предпочитают посвятить день разбору очень интересной имевшейся у адмирала рукописи по герметической науке. Масалитинов высмеял своего двоюродного брата, предсказав ему, что если тот сделается учеником адмирала, то очень скоро в любой крысе начнет видеть «аватар» какого‑нибудь колдуна или демона. На эти насмешки Ведринский нисколько не обиделся и даже не возражал; он был совершенно поглощен своими предстоявшими изысканиями.

Накануне еще они с адмиралом разбирали и изучали привезенные Георгием Львовичем старые бумаги и нашли даже указание, что в странноприимном доме была действительно библиотека. С любопытством рассматривали они теперь старую, покрывавшую стены резьбу. Хотя она была местами обломана, загрязнена, источена временем и покрыта пылью, а все‑таки можно еще было узнать содержание изображений, и адмирал нашел, что большинство их имело оккультное значение. Прежде всего они заметили, что дубовых панно, размещенных между шкафами, было семь и на каждом различные фигуры. На одном изображался старик с остроконечной короной на голове и поднятым к небу мечом в правой руке, а в левой – со щитом, на котором нельзя уже было разобрать рисунка; на другом панно изображен был крылатый ребенок, стоящий на полумесяце, со звездой над челом и поднятым в руке факелом; на третьем красовалась фигура в сутане с ослиной головой и державшая открытую книгу; на четвертом – царь со скипетром в руке, а за ним бесенок нес хвост его мантии и т. д.

– Все это демонические фигуры, изображающие злых гениев дней недели, – произнес адмирал. – Насколько я помню, старика с мечом зовут Намброт, крылатый ребенок – Люцифер, монах с ослиной головой – Астарот, а это – царь Ахам.

Наконец они подошли к доске, изображавшей тамплиера. Здесь рисунок был тоже странный. Подле рыцаря стоял царь, – Соломон, может быть, – подававший ему кольцо, а над ними изображена была какая‑то особенная пятиконечная звезда, с кругом посредине, причем и каждое острие тоже заканчивалось маленьким кружком.

– Гм! – неодобрительно ворчал адмирал. – Черная, фатальная звезда… Однако полупочтенные «отцы» или их наследники были, как оказывается, заправскими сатанистами. Не знаю почему, но мне кажется, что именно за этой доской и скрывается вход в подземелья.

Маленьким металлическим молотком Георгий Львович стал постукивать по пластине, но ничто не двигалось. Он начал уже приходить в уныние и от огорчения довольно сильно ударил по звезде над двумя фигурами. Вдруг раздался треск, дубовая пластина отделилась от стены, со скрипом повернулась на невидимых петлях и открыла узкий вход, за которым зияла тьма. Горя нетерпением и любопытством, Георгий Львович зажег спичку, чтобы осветить пространство, и увидел, что перед ними был узкий коридор, пробитый, вероятно, в толще стены. У входа на железном крюке висел старинный фонарь с красной восковой свечой. С торжествующим видом Ведринский указал адмиралу на свое открытие.

– Ну‑с, Иван Андреевич, разве у меня не собачий нюх? Не думаете ли вы, что нам следует произвести небольшую экскурсию в подземные владения «полупочтенных отцов»? Может быть, мы найдем там интересные вещи, которые не след показывать другим?

– Еще бы. Конечно, мы отправимся на розыски, а обстоятельства захватывающе интересны. Только нам надо предварительно подготовиться.

– Ну, вот еще. Стоит терять время на приготовления! У нас есть этот фонарь, а у меня, кроме того, мой электрический. Чего еще больше? – возразил Ведринский.

Адмирал не мог удержаться от громкого смеха.

– О, молодость! Успокойтесь, торопыга. Приготовления будут невелики, но они необходимы для нашей безопасности и успеха предприятия. Прежде всего, нам надо взять с собой пачку свечей, так как неизвестно, сколько времени понадобится освещение, а я возьму также и свой электрический фонарь. Затем мы запрем на ключ дверь вашей комнаты, которая сообщается со старой библиотекой, и унесем его, чтобы никто посторонний не вошел сюда в наше отсутствие. Наконец, надо загородить вход чем‑нибудь тяжелым, чтобы не дать захлопнуться доске, иначе мы очутились бы в западне.

Ведринский оценил справедливость таких мер предосторожности и, не теряя времени, вдвинул в проход тяжелое кресло так, чтобы доска не могла захлопнуться. Взяв свечи из двух бывших в комнате Ведринского канделябр, адмирал запер дверь и положил ключ в карман, а после этого оба смело вошли в узкий коридор.

Сделав шагов тридцать, они очутились перед крутой лестницей, шедшей вниз, и после минутного раздумья продолжали путь. Лестница казалась бесконечной, воздух был тяжелый и сырой, а стены и ступени так свежи, словно накануне только построены.

– Точно мы спускаемся в ад, – заметил Георгий Львович, тяжело дыша.

– Будем надеяться, что не так далеко, – возразил адмирал.

В эту минуту коридор внезапно уширился и по отлогому спуску они дошли до входа в довольно широкую, сводчатую подземную галерею. Через несколько шагов они заметили, что стало значительно сырее, нежели на лестнице; пол, хотя и вымощенный каменными плитами, покрывала плесень, равно и стены свода. Тем не менее, в этой обширной галерее все прекрасно сохранилось.

– В старину люди были действительно превосходными строителями, – заметил адмирал. – Знаете ли вы, что мы находимся под озером? Этот шум над нашими головами происходит от движения воды; а между тем посмотрите, ни одна капля не просачивается сквозь своды, точно на веки веков скрепленные каким‑то неизвестным цементом.

– Да, эта галерея, ведущая, очевидно, на остров, чрезвычайно любопытна, и по тому, как она сохранилась, надо думать, что ее тщательно поддерживали. Если же предложение Миши основательно и здесь – гнездо контрабандистов, то нам может предстоять неприятная встреча, а мы безоружны. Хоть у меня с собой финский нож, но это довольно жалкое оружие, – заметил Ведринский.

– У меня трость со стилетом; только я не думаю, что мы встретим кого‑нибудь. Пойдемте дальше, – спокойно ответил адмирал, зажигая электрический фонарь.

Медленно и осторожно продолжали они путь по скользкому полу этой бесконечной, казалось, галереи. Наконец дорога снова пошла кверху, показались каменные ступени, приведшие к арке, увенчанной пентаграммой.

– Вот мы и на острове, а здесь начнутся, вероятно, подземелья, – заметил адмирал.

Действительно, в конце небольшого коридора они вошли в круглую залу; потолок ее посередине поддерживался кирпичной колонной и отсюда несколько галерей лучеобразно расходились в разные стороны. Над входом в каждую галерею был особый лепной символ, а на большом железном крюке висел старинный фонарь.

– Исследуем галереи и начнем с той, с левой стороны, где мертвая голова. А, посмотрите, – там, около фонаря, висит связка ключей! – воскликнул Ведринский.

– Прекрасно. Начнем с осмотра галереи смерти, – ответил адмирал, разбирая огромные, тяжелые, но изящной работы ключи, которым было по крайней мере лет четыреста.

Галерея была не особенно длинна, и по обе стороны ее выходили двери с решетчатыми слуховыми окнами наверху.

– Это удивительно напоминает камеры тюрьмы, – заметил адмирал.

– Посмотрим, что в кельях. Видите, они пронумерованы, как и ключи, – ответил очень озабоченный Георгий Львович.

Не без труда отпер он огромный висячий замок и толкнул тяжелую, окованную железом дверь. Спертый и сырой воздух пахнул им в лицо; но когда они оба подняли фонари и электрические лучи, как днем, осветили тесную камеру, у них вырвался крик ужаса.

В глубине комнаты у одной из стен виднелись две каменные скамьи и к каждой цепью приковано было по скелету. Один, склонившись на сторону, находился в сидячем положении, с прислоненной к стене головой; а другой был распростерт на земле подле скамьи и умер, надо полагать, в страшных мучениях. Руки и ноги его были скорчены, челюсти широко открыты, а охватывающая туловище цепь была натянута, как веревка. Около несчастного валялись обломки каменной кружки.

Поиск по сайту: