ЩАСВИРНУС

Кролик несся по опушке Дремучего Леса, с каждой минутой все больше чувствуя важность своей задачи, и наконец он прибежал к дереву, в котором жил Кристофер Робин.

Он постучал в дверь.

Он два раза окликнул Кристофера Робина.

Потом он отошел немного назад и, заслонив лапкой глаза от солнца, закричал так, что его стало слышно на вершине дерева.

Потом он зашел с другой сторона и опять покричал: «Эй!» и «Слышишь?» и «Это Кролик!», но ничего не произошло. Тогда он замолчал и прислушался, и все замолчало и прислушалось вместе с ним, и в освещенном солнцем лесу стало тихо-тихо, и потом вдруг где-то в невообразимой вышине запел жаворонок.

— Обидно, — сказал Кролик, — он ушел.

Он снова повернулся к зеленой двери, просто так, для порядка, и уже собирался идти, чувствуя, что утро совершенно испорчено, как вдруг заметил на земле листок бумаги. В листке торчала булавка; очевидно, он упал с двери.

— Ага, — сказал Кролик, снова приходя в хорошее настроение. — Мне опять письмо!

Вот что там говорилось:

АТАШОЛ

ЩАСВИРНУС

ЗАНИТ

ЩАСВИРНУС

К.Р.

Кролик не знал, кто такой Щасвирнус — несмотря на то, что он сам такой же — поэтому он пошел спрашивать Сову. Сова тоже не знала. Но мне кажется, мы знаем. И еще мне кажется, много других людей тоже знают. Чжуан-цзы очень точно описал одного такого:

Жил-был человек, который не любил смотреть на свои следы и свою тень. Он решил сбежать от них и побежал. Но чем дальше он бежал, тем больше следов появлялось, а его тень не отставала от него ни на шаг. Думая, что он бежит слишком медленно, человек стал бежать все быстрее и быстрее, пока, наконец, не упал от истощения и не умер.

Если бы он оставался на месте, следов не было бы совсем. Если бы он отдыхал в тени, его тень исчезла бы.

Кажется, они встречаются везде, куда бы вы не пошли. Практически в любой солнечный день можно заметить стада пыхтящих Щасвирнусов, ломанувших через парк. Скажем, вы наслаждаетесь пикником на мягкой зеленой травке и вдруг, подняв глаза, обнаруживаете, что парочка из них только что затоптала ваш ланч.

Хотя, в основном, вы в безопасности среди деревьев и травы, так как Щасвирнусы их избегают. Вместо этого они предпочитают тащиться по асфальту и бетону, подражая тем недолговечным транспортным машинам, для которых эти жесткие поверхности и были сконструированы. Вдыхая ядовитые выхлопные газы от автомобилей, которые уворачиваются, чтобы их не сбить, Щасвирнусы заводят друг с другом болтовню о том, насколько лучше они себя чувствуют сейчас, выйдя на Свежий Воздух. И это у них называется Естественный Образ Жизни.

Щасвирнус всегда отчаянно активен. Если спросить у него про его хобби, он выдаст вам целый список спортивных занятий, вот, например:

— Прыжки с парашютом, теннис, бег трусцой, бадминтон, катание на лыжах, плавание и водные лыжи.

— И все?

— Ну, (отдуваясь, сопя и пыхтя) наверно все, — говорит Щасвирнус.

— А пробовал когда-нибудь устраивать гонки на машинах?

— Нет, я... нет, не пробовал.

— А как насчет схваток с аллигаторами?

— Нет... Но всегда хотел этим заняться.

— А вниз по лестнице на роликах?

— Нет, как-то не подумал.

— Но ты же сказал, что ты активен.

Тут Щасвирнус задумчиво произносит:

— Слушай, ты думаешь, что... со мной что-то нет так? Наверное, я теряю энергию.

Еще немного — и так оно и будет.

Щасвирнус-атлет — одна из многих типичных разновидностей — занят своей физической формой, как он выражается. Но по какой-то непонятной причине он рассматривает ее как нечто, что нужно долбить снаружи, а не выстраивать изнутри. Поэтому он путает физические упражнения с работой. Он работает на работе, он работает во время физических упражнений и даже, что случается довольно часто, он работает, когда играет. Работать, работать и еще раз работать! Столько работы и полное отсутствие игры превращают Щасвирнуса в скучнейшего парня. А если это продолжается достаточно долго, он становится трупом.

А вот и Кролик.

— Привет, Кролик. Что нового?

— Я только что от Совы, — сказал Кролик, слегка запыхавшись.

— Вот как? Тебя не было довольно долго.

— Да, в общем... Сова настояла на том, чтобы рассказать мне историю ее Великого Дяди Филберта.

— Ах, вот в чем дело!

— И кстати, Сова сказала, что тоже не видела Неотесанное Бревно, но что Ру, вероятно, с ним играет. Поэтому я забежал к Кенге, но никого не оказалось дома.

— Они в Лесу с Тигрой, тренируют прыжки, — сказал я.

— А, ну ладно, тогда я побегу, пожалуй.

— Тебе не обязательно уходить прямо сей...

Куда он помчался? Вот так всегда! Ни минуты покоя для Щасвирнуса.

Скажем так: Если хочешь быть здоровым, спокойным и довольным, просто смотри, что делает Щасвирнус, и делай наоборот. А вот еще один, ходит взад-вперед, нервно перебирая монеты в кармане и без конца поглядывая на часы. Он утомляет вас, даже когда вы просто смотрите на него. Хронический Щасвирнус, кажется, всегда должен куда-то спешить, по крайней мере на поверхностном, физическом уровне. Однако он никогда не ходит гулять, у него нет на это времени.

— Но беседа не состоялась, — сказал Иа. — Не было обмена мнениями. Ты сказал «Привет!» и помчался дальше. Пока я обдумывал свою реплику, твой хвост мелькнул шагов за сто отсюда на холме. Я хотел было сказать «Что? Что?» — но понял, конечно, что уже поздно.

— Ну, я очень спешил.

— Должен сперва говорить один, потом другой, — продолжал Иа. — По порядку. Иначе это нельзя назвать беседой. «Привет!» — «Что? Что?». На мой взгляд, такой обмен репликами ничего не дает. Особенно если когда приходит ваша очередь говорить, вы видите только хвост собеседника. И то еле-еле.

Щасвирнус, кажется, всегда В Бегах, всегда:

ОТОШЕЛ

СЕЙЧАС ВЕРНУСЬ

ЗАНЯТ

СЕЙЧАС ВЕРНУСЬ

или точнее:

ОТОЙДИ

СЕЙЧАС СКОНЧАЮСЬ

ТАК ЗАНЯТ

СЕЙЧАС СЛОМАЮСЬ

Щасвирнус всегда куда-то торопится — туда, где он еще не был. Куда угодно, лишь бы не туда, где он сейчас.

— Вот то-то и оно, — сказал Кролик. — Куда?

— Ну, может быть, он ищет что-нибудь?

— Что? — спросил Кролик.

— Я как раз собирался это сказать, — сказал Пух. Потом он добавил: — Ну, может быть, он ищет этого... этого...

Может быть, он ищет награды? Религии, науки и правила бизнеса наших Щасвирнусов изо всех сил пытаются убедить нас, что где-то там нас ожидает Великая Награда, и что всю свою жизнь мы должны работать, как ненормальные, чтобы заслужить ее. Будь она высоко в небе, или за очередной молекулой, или в кабинете начальника, она, почему-то, всегда остается на некотором расстоянии — на другом конце улицы, в другой части света, на обратной стороне луны, в иной галактике...

— Ой-ой-ой! — крикнул Пух, рухнув на пол.

— Вот что случается, когда засыпаешь на краешке стола, — сказал я. — Ты падаешь вниз.

— Это точно, — сказал Пух.

— А почему? — спросил я.

— Мне приснился ужасный сон, — сказал он.

— Да ну?

— Да. Я нашел бочку меда... — сказал он, протирая глаза.

— И что в этом такого ужасного? — спросил я.

— Она двигалась, — сказал Пух. — Это неправильно. Бочки с медом должны стоять на месте.

— Да, я знаю.

— Но как только я протягивал к ней лапу, она оказывалась где-то еще.

— Кошмар, — сказал я.

— Многим снятся кошмары, — добавил я ободряюще.

— Да-а? — сказал Пух. — Про Недосягаемую бочку меда?

— Что-то вроде, — сказал я. — Это обычное явление. Странно то, что некоторые так живут.

— Почему? — спросил Пух.

— Я не знаю, — сказал я. — Наверное, потому что так они могут Что-то Делать.

— Звучит совсем не весело, — сказал Пух.

Да уж, совсем не весело. Жизнь, все время обещающая: «За тем поворотом, еще один шаг», идет против естественного порядка вещей, и поэтому становится так трудно быть счастливым и хорошим, что только некоторым удается попасть туда, где бы они естественно оказались первым делом — к Счастью и Благополучию — в то время как остальные сдаются и падают у обочины, проклиная мир, который ни в чем не виноват, а наоборот, существует для того, чтобы указывать путь.

У тех, кто думает, что награда находится где-то за облаками...

— Всегда убегает молоко, — сказал Пух.

— Что-что?

— У них всегда убегает молоко, — сказал Пух.

— Э-э... да. И не только это...

— А вот и Кролик, — сказал Пух.

— Ах, вот вы где! — сказал Кролик.

— Мы здесь, — сказал Пух.

— Да, мы здесь, — сказал я.

— А ты там, — сказал Пух.

— Да, я здесь, — сказал Кролик нетерпеливо. — Прямо к делу. — Ру показал мне свой набор деревянных кубиков. Они все обтесанные и раскрашенные, и на них есть буквы.

— Вот как? — сказал я.

— В общем-то, я так и предполагал, — сказал Кролик, задумчиво теребя ус. — Итак, применяя метод исключения, получаем, что оно у Иа.

— Но, Кролик, — сказал я, — видишь ли...

— Да, — сказал Кролик. — Я увижу Иа и выясню, что он знает об этом — это, очевидно, следующий шаг.

— Уже ускакал, — сказал Пух.

Оглядываясь на несколько лет назад, мы видим, что первые Щасвирнусы в Америке, Пуритане, практически заработались до смерти, не получая ничего в награду за свои громадные усилия. Они фактически умирали от голода, пока мудрые обитатели этой земли не научили их некоторым вещам, позволяющим работать в гармонии с ритмами земли. Сейчас ты сажаешь растения; сейчас ты отдыхаешь. Сейчас ты обрабатываешь почву; сейчас ты оставляешь ее в покое. Пуритане никогда по-настоящему не понимали вторую часть, никогда в нее не верили. И вот, спустя два-три столетия насилия над когда-то изобильной землей и несколько лет опустошающего воздействия синтетических стимуляторов, мы получили яблоки со вкусом картона, апельсины со вкусом теннисных мячей и персики со вкусом подслащенного пенопласта — продукты земли, которой не позволяют отдыхать. Мы не должны жаловаться, но Это Так.

— Слушай, Пух, а почему ты ничем не занят? — сказал я.

— Потому что сегодня такой замечательный день, — сказал Пух.

— Да, но...

— Так зачем его портить? — сказал он.

— Но ты мог бы сделать что-то Важное, — сказал я.

— Я делаю, — сказал Пух.

— Да? Делаешь что?

— Слушаю, — сказал он.

— Слушаешь что?

— Слушаю птиц. И еще белку вон там.

— И что они говорят? — спросил я.

— Что сегодня замечательный день, — сказал Пух.

— Но ведь ты и так уже это знаешь, — сказал я.

— Да, но всегда приятно слышать. что кто-то еще думает также, — ответил он.

— Но ты бы мог вместо этого получать Образование, слушая Радио, — сказал я.

— Даже так?

— Конечно. А как еще ты узнаешь, что делается в мире? — сказал я.

— Выйду на улицу, — сказал Пух.

— Э-э... ну ладно... (Щелк) А теперь послушай вот это, Пух.

— Тридцать тысяч человек погибло сегодня, когда пять воздушных лайнеров столкнулись над центральной частью Лос-Анджелеса... — произнесло Радио.

— И что ты узнал о мире из этого? — спросил Пух.

— Хм. Ты прав. (Щелк)

— А сейчас что говорят птицы? — спросил я.

— Что сегодня замечательный день, — сказал Пух.

Так оно и есть, даже если Щасвирнусы слишком заняты, чтобы наслаждаться им. И в завершение нашего объяснения такой занятости...

Твердолобые последователи вышеупомянутой религии Вечно-Занятых-Противников-Вечеринок не смогли понять красоту безбрежного леса и хрустальных вод, возникших перед ними на изумрудно-зеленом континенте Нового Света. Вместо этого они восприняли этот земной рай и людей, живущих в гармонии с ним, как что-то чужое и угрожающее, что-то, на что нужно напасть и завоевать, потому что оно стоит на пути к Великой Награде. А еще они совсем не любили петь...

— Что? — сказал Пух. — Совсем не пели?

— Пух, я пытаюсь закончить мысль. А в общем, ты прав. Совсем не пели. Они не любили петь.

— Так-так. Если они не любили петь, тогда как они относились к Медведям?

— Мне кажется, они их тоже не любили.

— Они не любили Медведей?

— Нет. Во всяком случае, не очень.

— Ни песен, ни Медведей... А что же они тогда любили?

— Я не думаю, что они хоть что-нибудь любили, Пух.

— Неудивительно, что здесь все так запутано — сплошной Конфуз, — сказал он.

Так вот, за Несчастным Пуританином пришел Неутомимый Пионер, а за ним — Одинокий Ковбой, всегда скачущий на закат, всегда ищущий чего-то. От таких вот неприкаянных, вечно недовольных предков произошел Щасвирнус, который, как и его праотцы, никогда по-настоящему не чувствовал себя дома на этой Дружелюбной Земле. Неподатливый агрессивный фанатик Щасвирнус просто слишком суров к себе, слишком суров к другим и слишком суров к миру, который героически пытается выжить, несмотря на то, что с ним творят.

Поэтому неудивительно, что Щасвирнус представляет себе прогресс как борьбу и преодоление. Таков уж склад его ума. Настоящий же прогресс предполагает рост и развитие, неизбежно связанные с внутренними изменениями, но косному Щасвирнусу это чуждо. Стремление к росту и развитию, присутствующее во всех формах жизни, толкуется извращенным умом Щасвирнуса как необходимость бесконечной борьбы за изменение всего (Трактор-Щасвирнус) и всех (Фанатик-Щасвирнус), исключая его самого, а также как необходимость совать свой нос в чужие дела, включая практически все формы жизни на земле. Более мудрые люди несколько сдерживали его поведение. Но, как и родители сверхактивных детей, мудрые обнаружили, что они не могут находиться во всех местах сразу. Нянчиться со Щасвирнусом тяжело до смерти.

— А вот снова Кролик, — сказал Пух, — и еще Иа.

— А, Кролик, — сказал я.

— И еще Иа, — сказал Иа.

— Я спросил Иа... — начал Кролик.

— Иа — это я, — сказал Иа.

— Да, я помню, — сказал я. — Я видел тебя прошлым летом, где-то на Болоте.

— На Болоте? — сказал Иа с негодованием. — Это не Болото. Это Топь.

— Топь, болото...

— А что такое Топь, — спросил Пух.

— Если у тебя промокли лодыжки — это Топь, — сказал Иа.

— А-а, понятно, — сказал Пух.

— А если, — продолжал Иа, — если ты увязаешь по горло, это Болото.

— Болото, как же, — добавил он горько. — Ха!

— Так вот, я спросил Иа, — сказал Кролик, — и он сказал, что не имеет ни малейшего представления, о чем идет речь.

— По-видимому, ни я один, — вставил Иа. — Ты тоже не имеешь ни малейшего представления. Ясно как день.

— Что же такое Неотесанное Бревно? — спросил Кролик.

— Это я, — сказал Пух.

— Ты? — сказал Иа. — И я проделал весь этот путь сюда...

— Из Болота, — помог я.

—... из Топи, только чтоб увидеть Пуха?

— Почему бы и нет? — спросил Пух.

— Подходящая вещь для Кролика, чтобы было чем заняться, — сказал Иа саркастически. — Лучше не придумаешь!

Так вот, одна вещь кажется нам несколько странной: почему, интересно, Общество Щасвирнусов, которое так боготворит энергию молодости, ее внешний облик и отношение к жизни, не придумало до сих пор ни одного эффективного способа их сохранения? И прямым тому доказательством служит все большая готовность положиться на неестественный Фальшивый Фасад — сомнительную помощь косметики и пластической хирургии. Напротив, оно изобрело бесчисленные способы того, как разрушить и уничтожить молодость. Те вредоносные действия, которые не являются частью поиска Великой Награды, объединяются по-видимому, под общим заголовком Экономии Времени.

Примером последнего может служить классический памятник Щасвирнусу: Стойка с Гамбургерами.

В Китае есть Чайный Дом. Во Франции — Придорожное Кафе. Практически в любой цивилизованной стране мира существует что-то подобное — место, куда люди приходят поесть, расслабиться и поговорить, не беспокоясь о том, сколько уже времени, и о том, что надо уходить, как только еда будет съедена. В Китае, например, Чайный Дом — это настоящее социальное учреждение. В любое время дня семьи, соседи и друзья заходят сюда, чтобы выпить чаю и перекусить. И они остаются здесь столько, сколько им хочется. Разговоры могут длиться часами. Было бы довольно странно назвать Чайный Дом непривилегированным соседским социальным клубом — звучит слишком уж по западному. Но так можно грубо описать часть его функций, по крайней мере с нашей склонной к классификациям точки зрения. «Ты чего-то стоишь. Расслабься и наслаждайся.» Таково послание Чайного Дома.

А каково послание Стойки с Гамбургерами? Очевидно таково: «Ты не в счет; поторапливайся.»

И не только это. Теперь каждый знает, что ужасная Стойка с Гамбургерами — это еще и надругательство над здоровьем посетителя. К сожалению, это не единственная вещь, поддерживаемая духом Экономии Времени. В список можно добавить Супермаркет, Микроволновую Печь, Атомную Электростанцию, Ядохимикаты и т.д.

Рассуждая логично, если бы все эти устройства для экономии времени его действительно экономили, у нас сейчас было бы времени больше, чем когда-либо за всю историю человечества. Но, как ни странно, у нас, кажется, времени меньше, чем даже пару лет назад. Как здорово на самом деле отправиться туда, где нет никаких экономящих время устройств, потому что когда вы туда попадаете, вы вдруг обнаруживаете, что у вас полно времени! В противном случае, вы слишком заняты, зарабатывая на машины для экономии вашего времени, которые должны позволить вам не работать так много.

Основная проблема с этой навязчивой идеей Экономии Времени очень проста: вы не можете экономить время. Вы можете только тратить его. Тратить умно или глупо. У Щасвирнуса, практически, нет времени вообще, потому что он слишком занят, тратя все время на попытки его же сэкономить. И пытаясь экономить каждую секунду, он заканчивает тем, что растрачивает все целиком.

Генри Дэйвид Торо так описал это в «Уолдене»:

Почему мы должны жить в такой спешке и разбазаривании жизни? Мы полны решимости умереть от голода еще до того, как захотим есть. Люди говорят, что один стежок, сделанный вовремя, стоит девяти, поэтому они делают тысячу стежков сегодня, чтобы завтра сэкономить девять тысяч.

Чтобы усилить контраст с разрушающим молодость Обществом Щасвирнусов, давайте вернемся ненадолго к даосизму. Одна из наиболее интригующих вещей в даосизме заключается в том, что он почитает не только старость и мудрость, но также и образ, называемый Нестареющий Бессмертный. Даосская традиция содержит немало захватывающих историй (выдумок) и рассказов (реальных фактов, приукрашенных, или наоборот) о тех, кто еще молодым раскрыл Секреты Жизни. И несмотря на то, что достигали они этого разными путями, результат был всегда один и тот же: долгая жизнь с внешностью, бодростью и энергией молодости.

Поэтому Даосские Бессмертные всех возрастов традиционно известны за свое молодое поведение, внешний вид и энергию. И это было не простым совпадением, а результатом даосских практик. В течении столетий в Китае средняя продолжительность жизни составляла не более сорока лет, а тяжело работающие крестьяне и распутные аристократы умирали еще раньше. Тем не менее, бесчисленные даосы доживали до восьмидесяти-девяноста лет, а были и такие, кто жил гораздо дольше. Вот один из наших самых любимых примеров.

В 1933 году газеты всего мира писали о кончине человека по имени Ли Чунг Юн. По официальным и неопровержимым данным китайского правительства, подтвержденным тщательным независимым расследованием, Ли родился в 1677 году. Когда ему было уже за двести, он прочитал двадцать восемь трехчасовых лекций о долгожительстве в китайском университете. Те, кому удалось увидеть его в то время, утверждают, что он выглядел на пятьдесят, с прямой спиной, здоровыми зубами и густыми волосами. Когда он умер, ему было двести пятьдесят шесть лет.

Когда Ли был ребенком, он ушел из дома, чтобы присоединиться к каким-то странствующим собирателям трав. В горах Китая он научился от них некоторым секретам земной медицины. Вдобавок к ежедневному употреблению всевозможных омолаживающих трав он практиковал даосские упражнения, считая, что упражнения. которые напрягают и утомляют ум и тело, укорачивают жизнь. Его любимым способом путешествия было то, что он называл «легкой прогулкой». Молодые люди, которые сопровождали его в этих прогулках в последние годы его жизни, не могли за ним угнаться, а он проходил с такой скоростью целые мили. Он советовал тем, кто заботился о крепком здоровье,»сидеть, как черепаха, ходить, как голубь и спать, как собака». Однако, когда его спрашивали о самом главном его секрете, он отвечал: «Внутренняя тишина».

Тут нелишне будет заглянуть в «Дом на Пуховой Опушке». Кристофер Робин только что задал Пуху вопрос:

— Пух, что ты любишь делать больше всего на свете?

— Ну, — ответил Пух, — я больше всего люблю...

И тут ему пришлось остановиться и подумать, потому что хотя кушать мед — очень приятное занятие, но есть такая минутка, как раз перед тем, как ты принимаешься за мед, когда еще приятнее, чем потом, когда ты уже ешь, но только Пух не знал, как эта минутка называется.

Мед, когда его ешь, уже не так вкусен; цель, когда она достигнута, уже не значит так много; награда, когда она получена, уже не так привлекательна. Если мы сложим все награды, которые мы получали в жизни, выйдет не так уж много. Но если мы сложим все промежутки между наградами, получится уже кое-что. А если мы сложим и награды, и промежутки, то получим все — каждую минуту потраченного нами времени. Что, если бы мы могли насладиться всем этим?

После того, как новогодние подарки открыты, они уже не доставляют столько радости, как тогда, когда их осматривали, поднимали, трясли, думали «а что же внутри?» и открывали. Через триста шестьдесят пять дней мы пробуем снова, и опять происходит тоже самое. Каждый раз, когда цель достигнута, она перестает быть такой завлекательной, и мы находим еще одну, потом еще, и еще.

Это не значит, что наши цели совсем не нужны. Они нужны в основном потому, что дают нам возможность участвовать в процессе их достижения, и именно сам процесс делает нас мудрее и счастливее. Если мы пытаемся противостоять естественному порядку вещей, мы становимся несчастными, злыми, сбитыми с толку и тому подобное. Цель должна нам подходить и быть полезной, чтобы обеспечить благотворный процесс. Но кроме этого, сам процесс тоже очень важен. Наслаждение процессом — вот секрет, который стирает миф о Великой Награде и Экономии Времени. Может быть, это поможет понять значение слова Дао, Путь, для повседневной жизни.

Как можно назвать мгновение перед тем, как мы начали есть мед? Некоторые назовут это предвкушением, но нам кажется, это больше, чем просто предвкушение. Мы бы назвали это осознаванием. Это когда мы счастливы и осознаем это, даже если всего лишь на мгновение. Наслаждаясь процессом, мы можем растянуть это осознавание настолько, что оно перестанет быть всего-лишь мгновением и станет самим процессом. Тогда мы сможем всегда радоваться. Прямо как Пух.

И еще он подумал, что быть с Кристофером Робином тоже очень приятное дело, и быть с Пятачком — это тоже очень приятное дело, и вот когда он это все обдумал, он сказал:

— Что я люблю больше всего на свете — это когда мы с Пятачком придем к тебе в гости и ты говоришь: «Ну как, не пора ли подкрепиться?», а я говорю: «Я бы не возражал, а ты как, Пятачок?», и день такой шумелочный, и все птицы поют.

Когда мы находим время, чтобы насладиться тем, что нас окружает и почувствовать благодарность за то, что мы живем, мы обнаруживаем, что у нас больше нет времени, чтобы быть Щасвирнусами. Но это и хорошо, потому что быть Щасвирнусами — это огромная потеря времени. Как писал поэт Лу Ю:

Облака над нами сходятся и расходятся,

Ветерок во дворе то уходит, то возвращается.

Жизнь такова, так почему бы не расслабиться?

Кто может помешать нам ею наслаждаться?

АЙ ДА МЕДВЕДЬ!

Мы обсуждали «Оду радости», хоровой финал Девятой симфонии Бетховена.

— Это одно из моих любимых мест — сказал Винни Пух.

— Мое тоже, — сказал я.

— Моя любимая часть, — сказал Пух, — где они начинают петь:

Славься, славься, Медведь!

— Но...

— Славься, Мишка!

Славься, Пух!

— Но они не...

— Славься, славься, Медведь!

— Моя любимая часть, — добавил он.

— Но они не поют: «Славься, славься, Медведь!» в «Оде радости», — сказал я.

— Не поют?

— Нет, не поют.

— А почему?

— Ну, наверное, потому что им это не пришло в голову.

— Им это что?

— Ни Людвиг Ван Бетховен, ни человек, сочинивший слова для «Оды радости», не писали там ничего про Медведей.

— Ох, наверное, это был Людвиг Ван Медведен.

— Пух, нет никакого Людвига Ван Медведена. Ты сам придумал эту песню.

— Я?

— Да, ты.

— А-а, так вот где я ее слышал! — сказал Пух.

Но, тем не менее, это привело нас к тому, что мы будем здесь обсуждать — к тому, чтобы наслаждаться жизнью и быть Особенным. Видите ли, все мы Особенные.

— Трудно быть храбрым, — сказал Пятачок, — когда ты всего лишь Очень Маленький Зверек.

Кролик, который тем временем начал что-то писать, на секунду поднял глаза и сказал:

— Именно потому, что ты Очень Маленький Зверек, ты будешь очень полезен в предстоящем нам приключении.

Пятачок пришел в такой восторг при мысли о том, что он будет полезным, что даже позабыл о своих страхах. А когда Кролик сказал, что Кенги бывают свирепыми только в зимние месяцы, а все остальное время они в благодушном настроении, Пятачок едва мог усидеть на месте — так ему захотелось сразу же стать полезным.

— А как же я? — грустно сказал Пух. — Значит, я не буду полезным?

— Не огорчайся, Пух, — поспешил утешить его великодушный Пятачок. — Может быть, как-нибудь в другой раз...

— Без Винни Пуха, — торжественно произнес Кролик, начиная чистить карандаш, — все предприятие будет невозможным.

— О-о! — сказал Пятачок, пытаясь не показать своего разочарования.

Пух опять скромно удалился в угол. Про себя он гордо сказал: «Без меня все невозможно! Ай да Медведь!»

Неважно, насколько мы можем быть полезными, иногда нам требуется довольно много времени, чтобы понять нашу истинную ценность. Это легко проиллюстрировать с помощью китайской сказки про Каменотеса:

Жил-был один каменотес, который был очень недоволен своей жизнью. Однажды он проходил мимо дома богатого купца и сквозь открытые ворота увидел много красивых вещей и важных посетителей. «Какой, должно быть, сильной властью обладает этот купец!» — подумал каменотес. Его охватила зависть, ему захотелось стать таким же, как этот купец. Ни секунды не желал он больше быть простым каменотесом!

Как вдруг, к его удивлению, он превратился в такого же купца. О такой роскоши и власти он даже и не мечтал! А все те, кто не обладал подобными богатствами, стали ему завидовать и обходить его дом стороной. Но однажды мимо его дома проходила процессия во главе с высоким правительственным чиновником, которого несли в паланкине. Его сопровождали многочисленные слуги и солдаты, которые били в гонги. Все, независимо от того, насколько они богаты, были обязаны низко склониться перед процессией. «Какой, должно быть, сильной властью обладает этот чиновник!» — подумал он. «Я тоже хочу быть важным чиновником!»

И тотчас он превратился в важного чиновника, которого несли в разукрашенном паланкине, и которого боялись и ненавидели все люди вокруг, которые были обязаны склоняться перед ним, когда его проносили мимо. Был знойный летний день, и чиновник чувствовал себя очень неуютно в жарком паланкине. Он взглянул вверх на солнце. Оно гордо светило в небе, даже не замечая его присутствия. «Какой, должно быть, сильной властью обладает солнце!» — подумал он. «Я тоже хочу быть солнцем!»

И тут же он превратился в солнце. Он стал яростно палить сверху на всех и сжигать поля, а крестьяне и рабочие посылали ему свои проклятья. Но вдруг большая темная туча встала между ним и землей так, что его свет не мог пробиться сквозь нее. «Какой, должно быть, сильной властью обладает эта грозовая туча!» — подумал он. «Я тоже хочу быть важным тучей!»

Тогда он превратился в тучу и стал заливать поля и деревни водой, и все его ругали. Но вскоре он обнаружил, что его относит в сторону какой-то огромной силой, и понял, что это ветер. «Как могущественен ветер!» — подумал он. «Я тоже хочу быть ветром!»

Тогда он стал ветром, срывающим крыши с домов, вырывающим с корнями деревья, и все внизу ненавидели и боялись его. Но вскоре он налетел на что-то, что не двигалось с места, как бы сильно он не дул. Это был гигантский камень. «Как силен этот камень!» — подумал он. «Я тоже хочу быть камнем!»

Тогда он превратился в камень, более могущественный, чем что-либо еще на земле. Но вдруг он услышал стук молотка, вбивающего резец в твердую породу, и почувствовал, что его форма меняется. «Что может быть более могущественным, чем я, Камень?» — подумал он. Он посмотрел вниз и увидел далеко внизу фигуру каменотеса.

А, вот и почта.

— Ой, смотри-ка, это тебе, Пух.

— Мне? — сказал Пух.

— Мистеру Пуху. Медведю.

— Мистеру Пуху, Медведю?

— Тут так написано.

— Мистеру... Пуху... Медведю, — сказал Пух полным ужаса голосом. — А что там говориться? — спросил он, залазая на стол и заглядывая мне через плечо.

— Это из обувного магазина. “ Объявляем нашу третью годовую распродажу обуви. Все стили, все размеры. ” Пух, тебе это не нужно.

— А что там написано внизу? — спросил Пух.

— “Кофе бесплатно”. Еще одна причина, чтобы держаться оттуда подальше.

— Дай-ка я еще разок посмотрю, — сказал Пух, беря письмо и поднося его к окну.

Чтобы быть адекватным к любой ситуации, рано или поздно нам придется научиться Верить. Это не значит, что мы должны переложить всю ответственность на плечи какого-то обожествленного Духовного Супермена или просто сидеть и ждать, пока Судьба постучит к нам в дверь. Нам просто надо поверить в ту силу, которая находится внутри нас, и использовать ее. Когда мы поступаем подобным образом и перестаем копировать действия других или бороться против них, все начинает работать на нас.

Вот несколько примеров:

В 1927 году тридцатидвухлетний человек стоял на краю озера в Парке Линкольна в Чикаго, собираясь броситься в темные воды озера и утонуть. Его дочь умерла, его компания обанкротилась, его репутация была разрушена, и к тому же он становился алкоголиком. Глядя в озеро, он спросил себя, что может сделать один маленький человек в его положении. И тут к нему пришел ответ: теперь он свободен, ему больше нечего терять, теперь он может рисковать, начать новое дело, и таким образом, помочь людям. Он вернулся домой и погрузился в работу, которую, как он верил, ему поручила вселенная, вместо того, чтобы делать то, чему его учили всю жизнь. Он наблюдал законы природного мира и выстраивал свой собственный жизненный путь в соответствии с ними, постепенно полностью меняя свою жизнь. Эти законы должны были помочь ему в его величайшем деле. Но без своей веры и использования своего шанса его вклад в человечество никогда бы не был завершен, и никто бы никогда не узнал имени Бакминстера Фуллера*.

В 1854 году одного мальчика выгнали из школы в Порт Хьюрон, штат Мичиган, за «отвратительное поведение». Он продержался там три месяца. Это было единственное формальное обучение в его жизни. Позднее он работал в качестве ассистента-лаборанта. Его карьера закончилась, когда он взорвал лабораторию. Его наниматель вышвырнул его на улицу, говоря, что он ни на что не годится. Но у него был план, и он не собирался позволить одной или нескольким незначительным проблемам остановить его. Он хотел изучать механические приложения природных законов. Со временем он стал самым выдающимся изобретателем в истории Америки. На его имя было зарегистрировано более тринадцати тысяч отечественных и зарубежных патентов, а его имя стало синонимом гениального решения всех проблем — это был Томас Эдисон.

Пессимисты, вечно трясущиеся «как бы чего не вышло», никогда ничего не добьются, потому что они не смотрят ясно и объективно на происходящее, они не верят в собственные силы и не станут использовать их даже при самом минимальном риске. Например, когда Ру упал в реку во время знаменитой Экспедиции по отысканию Северного Полюса, что сделал унылый Иа? Когда Ру уже давно отнесло течением, Иа нехотя опустил хвост в воду, чтобы Ру за него схватился и вылез — или, точнее, чтобы нельзя было сказать, что Иа ничего не делает для спасения Ру. Разумеется, он и не ожидал от этого никакой пользы, и, разумеется, ее и не было.

Так кто же спас Ру? Пятачок в панике прыгал на месте и кричал. Бесполезная Сова советовала Ру держать голову над водой. Обеспокоенная Кенга спрашивала, все ли с ним в порядке. Капитан Кролик выкрикивал команды... И только Пух оказал реальную помощь:

Он подхватил длинную палку и перебросил ее на тот берег. Туда сразу же перескочила Кенга и схватила другой конец; они опустили палку к самой воде, и вскоре Ру, который продолжал радостно булькать: «Смотрите, как я плаваю!» — ухватился за нее и выкарабкался на берег.

— Вы видели, как я плаваю? — пищал Ру в восторге, пока Кенга вытирала его. — Пух, ты видел, как я плаваю? Вот это называется плавать! Кролик, ты видел, что я делал? Я плавал! Эй, Пятачок! Пятачок, слышишь? Как ты думаешь, что я сейчас делал? Я плавал! Кристофер Робин, ты видел, как я...

Но Кристофер Робин не слышал, он смотрел на Пуха.

— Пух, — сказал он, — где ты нашел эту ось?

Пух посмотрел на палку, которую все еще продолжал держать.

— Ну, просто нашел, — сказал он. — Разве это ось? Я думал, это просто палка и она может нам пригодиться. Она там торчала в земле, а я ее поднял.

— Пух, — сказал Кристофер Робин торжественно, — экспедиция окончена. Это — Земная Ось. Мы нашли Северный Полюс!

Мы должны поступать так же, как Пух, — как только ситуация ясна и видно, что мы можем сделать, нам надо использовать все, что попадается на пути, чтобы сделать все, что от нас требуется. Гораздо чаще, чем кажется, все необходимые нам вещи находятся рядом с нами, и все, что нам нужно сделать — использовать их.

Например, когда Пятачок был совершенно окружен водой...

«Да, немного страшновато, — сказал он сам себе, — быть Очень Маленьким Зверьком, совершенно окруженным водой! Кристофер Робин и Пух могут спастись, забравшись на дерево, Кенга может ускакать и тоже спастись, Колик может спастись, зарывшись в землю, Сова может улететь, а Иа может спастись — мм... если будет громко кричать, пока его не спасут.

А вот я сижу тут, со всех сторон окруженный водой, и совсем-совсем ничего не могу сделать!»

И вдруг он вспомнил историю, которую рассказывал ему Кристофер Робин, — историю про человека на необитаемом острове, который написал что-то на бумажке, положил ее в бутылку и бросил бутылку в море; и Пятачок подумал, что если он напишет что-нибудь на бумажке, положит ее в бутылку и бросит в воду, то, может быть, кто-нибудь придет и спасет его!

Он так и сделал.

И когда бутылка Пятачка проплывала мимо Пуха, он получил послание. Но тогда он должен был отправиться к Кристоферу Робину, чтобы узнать, что там написано.

Он взял свой самый большой горшок, бросил его в воду и прыгнул вслед. И после некоторых экспериментов со своим кораблем, он доплыл до дома Кристофера Робина, где послание прочли и разработали план Спасения. Тут выяснилось, что им нужен корабль побольше. Тогда Пух придумал.

И в увлекательнейшей Спасательной Экспедиции Пятачок был спасен не кем иным, как знаменитым Медведем Пухом, Открывателем Северного Полюса.

— Слушай, Сова, ты случайно не видела Пуха?

— Кажется, я видела, как он недавно клал что-то в шкаф, — ответила Сова. — Но я не обратила на это внимания.

— В шкаф? Ну-ка посмотрим, что бы это могло быть...

— Что там? — спросила Сова.

— Сова, а что тут делают все эти коробки?

— Коробки? Какие коробки? — сказала Сова.

— И во всех коробках... обувь.

— Обувь? — сказала Сова.

— Ты только посмотри. Ботинки 42-го размера, сандалии 46-го, мокасины 39-го,...

— Все стили, все размеры, — сказала Сова.

— Сова, я не вполне уверен, но, кажется, я начинаю понимать, откуда все это.

— Выяснится, что Пух — виновник всего этого, — мудро сказала Сова.

— Когда увидишь его, скажи, что я хочу поговорить с ним, хорошо, Сова?

— Разумеется.

Два только что упомянутых Бесстрашных Спасателя подводят нас к одному из важнейших понятий даосизма — Ци, которое может быть переведено как «сочувствие» или «любовь», и в основе которого лежит иероглиф сердце. В шестьдесят седьмой главе «Дао дэ цзина» Лао-цзы обозначил это как свою «главную драгоценность» и затем написал: «Из любви возникает бесстрашие». Мы могли бы добавить, что из любви возникает еще и мудрость. Примечательно то, что лишенные способности любить лишены также и мудрости. У них есть знания, возможно, ум, но мудрость — нет. Интеллект не имеет ни какого отношения к сердцу. Знание не умеет по-настоящему сочувствовать. Мудрость умеет. Еще одна интересная вещь заключается в том, что “cor”, «сердце» по-латыни, является основой английского слова “courage” («бесстрашие»). Вот что сказал об этом Пятачок:

«Кенга, она не умная, но она так заботится о Ру, что сделает Стоящее Дело, даже не задумываясь». Ци не только спасло Ру, обнаружило Северный Полюс и выручило Пятачка, оно также дало Пятачку смелость отправиться за помощью к Сове и Пуху, когда дом Совы сдуло ветром.

Пятачок, как известно, — Очень Маленький Зверек и далеко не самый Храбрый, но когда дом Совы рухнул, Пятачок обнаружил, что у него больше смелости, чем он сам мог предположить.

— Здравствуй, Сова, — сказал Пух, — я надеюсь, мы не опоздали к... Я хочу сказать — как ты поживаешь, Сова? Мы с Пятачком решили тебя навестить, потому что ведь сегодня Четверг.

— Садись, Пух, садись, садись, Пятачок, — сказала Сова радушно. — Устраивайтесь поудобнее.

Они поблагодарили ее и устроились как можно удобнее.

— Понимаешь, Сова, мы очень спешили, чтобы поспеть вовремя к... ну, чтобы успеть повидать тебя до того, как мы уйдем.

Сова с достоинством кивнула головой.

— Поправьте меня, если я ошибаюсь, — сказала она, — но не права ли я, полагая, что на дворе весьма бурный день?

— Весьма, — сказал Пятачок, который грел свои ушки у огня, мечтая лишь о том, чтобы целым и невредимым вернуться домой.

— Я так и думала, — сказала Сова. — И вот как раз в такой же бурный день, как ныне, мой дядя Роберт, чей портрет ты видишь на стене по правую руку, Пятачок, — мой дядя Роберт, возвращаясь в поздний час с... Что это?

Раздался страшный треск.

— Берегись! — закричал Пух. — Осторожно, часы! Пятачок, с дороги! Пятачок, я на тебя падаю!

— Спасите! — закричал Пятачок...

— Пух, — сказал нервно Пятачок.

— Что? — сказало одно из кресел.

— Где мы?

— Я не совсем понимаю, — отвечало кресло.

— Мы... мы в доме Совы?

— Наверное, да, потому что вы ведь только что собирались выпить чаю и так его и не выпили.

— Ох! — сказал Пятачок. — Слушай, у Совы всегда почтовый ящик был на потолке?

Но после того, как с Пуха наконец стащили кресло и он смог оглядеться, у него возник План. Сова должна взлететь с веревкой к почтовому ящику, просунуть ее сквозь проволоку и вернуться обратно. Затем надо привязать один конец веревки к Пятачку, а Пух и Сова, тем временем, будут тянуть за другой конец.

— И Пятачок в ящике, — сказала Сова. — Если, конечно, веревка не оборвется.

— А если она оборвется? — спросил Пятачок с неподдельным интересом.

— Тогда мы возьмем другую веревку, — утешил его Пух.

Пятачка это не очень обрадовало, потому что хотя рваться будут разные веревки, падать будет все тот же самый Пятачок; но, увы, ничего другого никто не мог придумать...

И вот, мысленно попрощавшись со счастливым временем, проведенным в Лесу, с тем временем, когда его никто не подтягивал к потолкам на веревках, Пятачок храбро кивнул Пуху и сказал, что это Очень Умный Ппп-ппп-ппп, Умный ппп-ппп-план.

И наконец...

Пятачок протискивал себя и протаскивал себя, и, наконец, совершив последний натиск на цель, он оказался снаружи.

Счастливый и взволнованный, он на минутку задержался у выхода, чтобы пропищать пленникам слова утешения и привета.

— Все в порядке! — закричал он в щель. — Твое дерево совсем повалилось, Сова, а на двери лежит большой сук, но Кристофер Робин с моей помощью сможет его отодвинуть, и мы принесем канат для Пуха, я пойду и скажу ему сейчас, а вниз я могу слезть легко, то есть это опасно, но я не боюсь, и мы с Кристофером Робином вернемся приблизительно через полчаса. Пока, Пух! — И, не дожидаясь ответа Пуха: «До свидания, Пятачок, спасибо», он исчез.

— Полчаса, — сказала Сова, устраиваясь поудобнее. — Значит, у меня как раз есть время, чтобы закончить повесть, которую я начала рассказывать, — повесть о дяде Роберте, чей портрет ты видишь внизу под собой, милый Винни. Припомним сначала, на чем я остановилась? Ах, да! Был как раз такой же бурный день, как ныне, когда мой дядя Роберт...

— Сова сказала, что ты хочешь меня видеть, — сказал Винни Пух.

— Скажи-ка мне, Пух, откуда все эти коробки с обувью в шкафу?

— Я ничего не мог поделать, — сказал Пух.

— Как так?

— Ну, сначала была карточка для Мистера Пуха, Медведя. Потом, когда я зашел в магазин, просто из любопытства...

— Да?

— Продавец был так обходителен со мной. «Чем я могу вам помочь, сэр?» — сказал он. Он заставил меня почувствовать себя таким Значительным.

— Пух, тебе ведь не нужны эти ботинки, — сказал я.

— Я отнесу их обратно, — сказал Пух.

— Это правильно.

— Я думаю, еще куча народа будет возвращать свои покупки.

— Почему?

— Я видел, как многие покупали вещи, которые им совершенно не нужны. По всему магазину.

— Вполне вероятно, — сказал я.

— Я был не один такой, — сказал он.

— Конечно нет, Пух. Многие люди пытаются купить Счастье и Значительность подобным образом. Но ты можешь быть счастливым и значительным и без всего этого.

— Они тоже могут, — сказал Пух.

Да, это правда. Каждый может. Несмотря на заявления Иа, все могут наслаждаться жизнью и использовать свою истинную природу, просто не все это делают.

Сидя спокойно у озера Уолден пару лет назад, Мудрый Наблюдатель писал: «Масса людей живет в тихом отчаянии». Вероятно, тогда отчаяние могло быть тихим. Сейчас оно оглушающе. Но мы не обязаны быть частью его. Мы можем прекратить наше отчаянное цепляние за пустой суррогат жизни и стать свободными. Достаточно сделать первый шаг — и процесс начнется.

А это приводит нас к Принципу Тирлим-Бом-Бом, который возник из песенки Винни Пуха:

Чем больше снегопад

(Тирлим-Бом-Бом)

Тем больше снега

(Тирлим-Бом-Бом)

Тем больше снега

(Тирлим-Бом-Бом)

Падает.

Его еще называют Эффектом Снежного Кома, что навевает воспоминания о том времени, когда вы катили маленький снежный комочек, и он становился все больше и больше, пока не превратился в такой большой ком, что вы уже не могли его остановить, и он скатился с горки и помял соседскую машину, и вскоре все обсуждали Огромный Снежный Ком, который совершенно вышел из-под вашего контроля... Наверное, поэтому мы все-таки предпочитаем называть его Принципом Тирлим-Бом-Бом.

Этот принцип может быть как позитивным, так и негативным. Он может порождать цинизм с той же легкостью, с какой он вселяет надежду. Он может создавать жестоких преступников или бесстрашных героев, тупых громил или блестящих творцов. Суть заключается в том, чтобы или «позволить» ему работать на вас и на пользу другим, или столкнуться с Отвратительными Последствиями.

Используя Принцип Тирлим-Бом-Бом, вы с помощью уважения создаете Уважение. Чем больше снегопад, тем больше снега.

И Пух спел ему Хвалебную Песню — все семь строф. Пятачок ничего не говорил — он только стоял и краснел. Ведь никогда еще никто не пел Пятачку (ПЯТАЧКУ), чтобы он «Славился, славился на века!». Когда песня кончилась, ему очень захотелось попросить спеть одну строфу еще раз, но он постеснялся. Это была та самая строфа, которая начиналась словами: «О Храбрый, Храбрый Пятачок». Пятачок чувствовал, что начало этой строфы особенно удалось!

— Неужели я правда все это сделал? — сказал он наконец.

— Видишь ли, — сказал Пух, — в поэзии — в стихах... Словом, ты сделал это, Пятачок, потому что стихи говорят, что ты это сделал. Так считается.

— Ой! — сказал Пятачок. — Ведь я... мне кажется, я немножко дрожал. Конечно, только сначала. А тут говорится»Дрожал ли он? О нет, о нет!» Вот почему я спросил.

— Ты дрожал про себя, — сказал Пух. — А для такого Маленького Зверька это, пожалуй, даже храбрее, чем совсем не дрожать.

Пятачок вздохнул от счастья. Так, значит, он был храбрым!..

И позднее, когда Несведущий Иа нашел новый дом для Совы, и он оказался домом Пятачка...

— Самый подходящий дом для Совы. Как ты считаешь, маленький Пятачок? — спросил Иа.

И тут Пятачок совершил Благородный Поступок. Он совершил его как бы в полусне, вспоминая обо всех тех чудесных словах, которые спел про него Пух.

— Да, это самый подходящий дом для Совы, — сказал он великодушно. — Я надеюсь, что она будет в нем очень счастлива. — И он два раза проглотил слюнки, потому что ведь и он сам был в нем очень счастлив.

— Что ты думаешь, Кристофер Робин? — спросил Иа не без тревоги в голосе, чувствуя, что тут что-то не так.

Кристоферу Робину нужно было задать один вопрос, но он не знал, как его задать.

— Ну, — сказал он наконец, — это очень хороший дом, и ведь если твой дом повалило ветром, ты должен куда-нибудь переехать. Правда, Пятачок? Что бы ты сделал, если бы твой дом разрушил ветер?

Прежде чем Пятачок успел сообразить, что ответить, вместо него ответил Винни Пух.

— Он бы перешел ко мне и жил бы со мной, — сказал Пух. — Правда же, Пятачок?

Пятачок Пожал ему лапу.

— Спасибо, Пух, — сказал он. — С большой радостью.

Хотите быть по-настоящему счастливыми? Вы можете начать с того, чтобы научиться ценить себя такими, какие вы есть, и быть благодарными за то, что имеете. Хотите быть совершенно несчастными? Можете начать с недовольства. Как писал Лао-цзы, «Дерево толщиной в обхват вырастает из маленького семени; путь длиной в тысячу ли начинается с одного шага.» Знание, счастье и бесстрашие не ожидают нас где-то за горизонтом; они — часть непрерывного круга, который начинается прямо здесь. Они не только в конце, но и в начале. Чем больше снегопад, тем больше снега, тем больше снега падает.

Чжуан-цзы описал это так:

Широко известно, что бесстрашный дух одного человека может вдохновить на победу целую армию. Если простой храбрец может совершить подобное, то на что способен тот, кто заботится о более великих вещах!

(Аплодисменты.) Тост! За Храброго Пятачка и Бесстрашного Пуха...

Так славься, славься на века

Великий Подвиг Пятачка (ПЯТАЧКА)!

и

Славься, Медведь!

Славься, Пух!

Славься, славься, Мишка!

Когда они уже давно угостились, Кристофер Робин постучал ложкой по столу, и все перестали разговаривать и стали очень внимательными, кроме Ру, который с трудом боролся с икотой, пытаясь походить на одного из родственников Кролика.

— Этот Торжественный Вечер — сказал Кристофер Робин, — был устроен в честь того, кто совершил Славное Дело, и мы все знаем, кого я имею ввиду. Этот Вечер по праву принадлежит ему, и у меня есть для него подарок — он у меня здесь...

Он немного пошарил кругом и прошептал:

— Где же он?

Пока он искал, Иа значительно кашлянул и начал говорить:

— Друзья, — сказал он, — мне очень приятно, точнее, пока приятно видеть вас на моем Вечере. То, что я совершил, — это сущие пустяки. Любой из вас, за исключением Кролика, Совы и Кенги, сделал бы то же самое. Ах да, и Пуха. Мое замечание, разумеется, не относится к Пятачку и Ру, поскольку они слишком маленькие. Любой из вас сделал бы то же самое. Просто так случилось, что это был Я. И, должен сказать, вовсе не из-за того, что Кристофер Робин ищет сейчас...

Тут он поднес свою переднюю ногу ко рту и громко прошептал: «Поищи под столом».

—... сделал я то, что я сделал, а потому что все мы должны делать все возможное, чтобы помочь. Я чувствую, что мы все должны...

Да, да, да. Ну, во всяком случае...

— Вот он! — воскликнул Кристофер Робин. — Передайте его старому глупому Пуху. Это для Пуха.

— Для Пуха? — спросил Иа.

Конечно, для Пуха. Потому что такой уж он Замечательный Медведь.

— И что, интересно, делает Пуха таким особенным? — спросил Иа с возмущением.

— Послушай, Иа, если ты прочитаешь следующую главу, то, может быть, поймешь, — сказал я.

— Ну, если это так необходимо, — сказал Иа.

Поиск по сайту: