Ведьмин колодец

Что есть источник зла? Быть может, преисподняя

с полыхающими огнями и снующими повсюду чертями?

Или же зло живет в душах людей?...

В давнюю пору в деревне было ладно: и дома прочны, и детский смех в каждом доме не утихал, и одежка цела да чиста на детях тех, и землица родила урожай исправно на жизнь беззаботную. Не было здесь зависти и горя. Жители давным-давно пустили на этих землях свои корни, и так продолжалось долгое время, до тех пор, пока однажды не пришла в эти земли женщина с черными бусами на шее.

Она была нищенкой, виду мрачного. Жители, взглянув на нее, со страхом бежали наутек. Даже самые крепкие мужи, завидев её, прятались по домам. Никто не смог бы точно описать странную женщину: кто говорил, что лицо её покрыто бородавками и шрамами, кто говорил, что вся её кожа поражена проказой, а иные утверждали, что глаза её — это глаза самого Анцыбала.

Женщина эта бродила по деревне целый день, просила милостыню, но жители так были ею напуганы, что никто не осмелился открыть ей двери и пустить в свой дом. С наступлением темноты, когда полная яркая луна осветила окрестности, деревья засверкали серебром и тени забегали по окнам домов, нищенка начала плясать перед входом в церковь. Жители выглянули в окна и увидели, как на пороге церкви пляшет чёрт. Тут самые крепкие мужи спохватились, взяли мешок и пошли к церкви той, чтобы изловить чёрта. Окружили, набросили на его мешок, а чёрт в мешок не влезает! Смотрят, а это уже не черт, а козёл! Схватили его за рога и копыта и кинули в омут реки Езуч. Тут же козёл обратился и снова стал нищенкой, речная трава оплела ей ноги и потянула на дно. С последним глотком воздуха успела она проклясть деревню, и на черный зов тот отозвалась вся нечисть, дремавшая на дне реки.

С этого момента не стало покоя жителям деревни: то нечисть в чаще лесной заплачет младенцем, то ветром в трубе печной завоет, то заскулит у порога, как некормленый пес, то смехом зальётся так, что дрожь по коже бежит. Колодцы и река постепенно пересохли, люди не видели ни капли с неба. Урожай не вызревал, скот истощенный стал падать на сухую землю, припасы заканчивались и постепенно людей голод начал косить. Те же, кто попытался покинуть свою землю, за пределами деревни каменели. Эти изваяния до сих пор можно видеть на окраине.

Долго жители молились небесам, но тщетно: добро покинуло эти земли.

Прошло шесть лет. И вот однажды рано утром моримый народ проснулся от петушиного крика, хотя петухов уже давно не осталось в деревне. Земля под ногами затряслась, и жители в панике босиком выбежали из домов. Как только петух прокричал во второй раз, над деревней сомкнулись тяжелые тучи, точно из свинца. Когда же прозвучал третий петушиный крик, вся деревня провалилась под землю, а с неба пошел ливень и залил водой эту огромную яму.

С тех пор на месте деревни — большое озеро, и только тропа напоминает о существовании деревушки – тропа, которая ведет прямиком в омут. Поговаривают, что иногда из-под воды слышен глухой колокольный звон, как будто церковь служит панихиду по утонувшим жителям.

Мало кто ходил в те места, где земля была пропитана незримым злом. Казалось, что сам воздух там пропитан ужасом, что озеро — врата в саму преисподнюю. Нечисть правит в этих местах, и, тот, кто ступит на её земли, погибнет в ужасе.

Со временем тропа через густой лес, ведущая в деревню, заросла, а неподалеку появился хутор, мало кому ведомый. И не удивительно, ведь с трех сторон он был окружен высокими, непроходимыми скалами, а с четвертой располагался топкий берег реки Езуч.

Да и хутором-то это поселение трудно было назвать: несколько небольших избушек, разбросанных в небольшой долине, и за ними тропа, поднимавшаяся на вершину холма, к старому деревянному форту, обнесенному частоколом в несколько метров высотой.

Спустя четыре года после того, как деревня ушла под воду, заблудившись, в эти края забрели казаки. Шли они с востока в сторону своей деревни, двигались медленно, утомлённые битвой. Те, кто не мог идти, тяжело раненные ехали на телеге, в которую были впряжены две лошади.

Казаков было немного, всего дюжина. Грозный атаман Нестор ехал на коне впереди всей колонны. Это был высокий и жилистый мужчина с черными, пронизывающими насквозь глазами. Лицо его, грозное, покрытое многими старыми шрамами, говорило о силе и надежности. Рядом с ним шёл его лучший друг и советник Василий, в противовес атаману человек легкого характера, невысокий, пухлый и щекастый. Именно он всегда служил посредником между казаками и атаманом и мог подговорить их на что угодно. Он был веселый и компанейский, со всеми находил общий язык.

Сразу за атаманом и Василием шли самые молодые казаки: Олесь, Юхим и Хома. Это был их первый поход, и они старались держаться поближе к старшим, чтобы научиться премудростям военного дела и чтобы чувствовать себя безопаснее. Они были приблизительно одного возраста и роста. Хома был темноволосый розовощекий юнец, остальные двое были худощавые, с волосами пшеничного цвета.

Дальше ехала телега с ранеными. На ней лежали, постоянно посмеиваясь, два Тараса, а третий Тарас шёл рядом с телегой. Это была старая троица друзей, которые вечно влипали в разные истории. Были они веселы, несмотря на ранения двоих из них. Самый старший Тарас был ниже остальных, но крепко сложен. Он был вынослив и в бою, и на гуляньях. Но сейчас ему ничего не оставалось, кроме как лежать в сене на телеге, потому что у него была сломана правая нога. Второму Тарасу, самому младшему из тройки, в последней схватке попало камнем по лбу. Рана доставляла уйму неудобств: то и дело кровоточила, вызывая головную боль. Он ехал в телеге почти молча, лишь иногда посмеиваясь над шутками товарищей. Средний Тарас, высокий, очень стройный и красивый юноша с пепельными волосами и ясными голубыми глазами, был самым видным юношей на своём хуторе. Он шёл рядом с телегой и по-дружески подтрунивал над своими приятелями: то выплясывал перед телегой им на зависть, то отбирал у них люльки... Из этой тройки он не был самым веселым, но сейчас он был единственным, кто мог скрасить их долгий путь.

Еще в телеге с ранеными ехали два самых старых казака и давних друга: Панас и Степан. Степан в бою получил огнестрельное ранение в плечо. Панас же был цел и невредим, но решил, что он слишком старый и уставший, чтобы идти пешком. Они сидели и курили люльки, время от времени перекидываясь несколькими фразами.

Замыкали колонну Николай, важно куривший люльку, и Петр. Оба были казаками бывалыми, вышедшими не из одной передряги. И при этом в большинство попадали они из-за своей необдуманной тяги к приключениям. Немного отстав от них, шёл Осип, молодой, но уже достаточно опытный казак. По пути он пытался очистить оселедец от репейника. Только что он по-дружески подрался с Петром и получил-таки тумаков. Закончилось всё тем, что Петр бросил его в заросли лопуха, поскольку был мужчина рослый, плечистый и очень сильный. Но давно уже за ним заметили товарищи странный изъян: всё, что он находил — непременно тянул себе, не выяснив, кто хозяин вещи. Из-за этого время от времени он получал по шее от остальных казаков.

Николай был более сдержанный, чем его друг. Он предпочитал постоять в сторонке и покурить люльку, пока Петр выпутывается из очередных неприятностей. Но любил он и повеселиться. Если же случалось выпить — то непременно принимался отплясывать тропак под весёлую музыку.

Осип, по сравнению со своими приятелями, был более замкнут и скромен. Пить и курить люльку он еще не имел права, да и усов еще не носил. Но он казался значительно взрослее и серьезнее своих старших друзей.

Дорога была долгой и утомительной. Казаки уже давно надеялись набрести на какой-нибудь хутор, где можно было бы отдохнуть, подлечиться и набрать припасов, но пока их путь пролегал только через бесконечную степь.

Уже темнело, когда они миновали небольшую дубовую рощу, и на радость обнаружили огромное ржаное поле. Все казаки с облегчением вздохнули: это означало, что скоро будет поселение. Они прибавили скорости, но за час пути не увидели ни единой хаты. Сумерки уже совсем омрачили небо, и только на западе бледнел остаток алого сияния.

- Казалось, будто сейчас должен быть хутор, – громко сказал, оглядываясь по сторонам, Петр.

Николай помолчал, и снова засунул в рот свою люльку. Атаман остановился, озадаченно огляделся и сказал:

- И чёртового кулака не видно... - и сплюнул в сторону, прямиком на лоб Осипу, который в этот момент подошел к Нестору.

- Не поминай нечисти, и так не по себе! – вытирая лоб рукавом, сказал Осип.

- Хех, да ты у нас суеверный? Лучше достань с телеги поесть.

Еды оставалось немного: в мешке лежали два каравая черствого хлеба, небольшой кусок сала да пара головок лука.

Где остановились, там и устроили привал. В темноте они нарезали хлеб с салом и приступили к трапезе. Только чавканье было слышно в столь мрачную ночь. Осип был, наверное, самым суеверным из казаков, и все никак не мог успокоиться:

- Оно, конечно, страшновато в открытом поле оставаться, да еще в темноте, и не пойми где мы…

В этот момент неподалеку послышался шорох, и сразу вслед за ним звон казачьих сабель, выхватываемых из ножен, а затем абсолютная тишина Все даже затаили дыхание. Так продолжалось несколько мгновений, все пристально всматривались в темноту, надеясь разглядеть недруга. Но тут из невысокой травы к казакам подбежал, фыркая, ёж. Казаки еще постояли некоторое время, а затем спрятали сабли.

Передохнув, казаки решили отправиться в дорогу, чтобы если уж найти не деревню, то хоть какое-то место для привала, а не оставаться в поле у дороги.

Осип собрался первым и решил пройти немного вперед, однако тут же вступил в громадную лужу. Отряхивая грязь с ноги, он сказал:

- В эту сторону вряд ли пройдем, телега увязнет.

- А чтоб её, эту темень: ни домов не видать, ни костра в отдалении, ни даже в какую сторону нам идти… – грубо сказал атаман.

Казаки попытались разойтись в разные стороны, чтобы найти хоть подобие дороги, по которой можно было бы двигаться, но, как ни странно, кругом была только топкая грязь. Все были в недоумении, и только Николай так и продолжал стоять на месте и курить люльку.

Они все же сделали попытку сдвинуться с места в том направлении, в котором шли до привала. Кое-как они смогли протянуть телегу по грязи и нашли какое-то подобие дороги. По ней они прошли несколько верст и неожиданно наткнулись на лес, которого не было видно в кромешной тьме.

Кто-то из казаков, кажется, из тройки Тарасов, то ли от испуга, то ли не поймешь по каким ещё причинам крикнул в темноту, но не было даже эха между деревьев, точно звук поглотил мрак.

И тут неожиданно неподалеку загорелся слабый свет, будто бы в отдаленном доме зажгли свечу. Они стали присматриваться, откуда исходит свет, и меньше чем через минуту услышали собачий лай.

Казаки немного воспрянули духом: за такой долгий путь это были первые признаки поселения. Они прибавили шагу, и всего через несколько сот саженей добрались до больших сосновых ворот.

- Хутор! Ей- богу, хутор! – радостно вскрикнул Петр.

Казаки переступили через старые ворота, и каждый сразу же ощутил сильное похолодание. Притом это им не показалось. Они даже видели, как пар валил изо рта.

- Странно это… Совсем странно… – бормотал себе под нос Осип.

Кажется, он был сильно обеспокоен такими изменениями. Остальные же больше думали о том, как они доберутся до той самой хаты, в которой горела свеча, как радушная хозяйка примет их в своём доме, посадит за стол, накормит и уложит на ночлег.

Подойдя ближе к дому, некоторые казаки заметили, что солнце, которое еще совсем недавно закатилось за горизонт на западе, уже освещает небо на востоке. Ночь уходила, являя взору казаков старый хутор с покосившимися хатами, съехавшими на бок и поросшими мхом крышами.

Кое-где росли старые сливовые деревья, уже, наверное, не дававшие плодов.

Вид деревушки насторожил казаков, но даже это не перевесило их желания провести свой отдых в хоть каком-то уюте.

Атаман подошёл к двери той самой хаты, на свет из окна которой они и пришли сюда, и постучал:

- Хозяин, отворите! Мы не причиним вреда вам. Нам нужен только кров над головой да немного поесть.

Тут деревянная дверь со скрипом приоткрылась, то ли от дуновения ветра, то ли от ударов атамана. Он прошёл внутрь и встал как вкопанный: в каждом углу паутина, которая уже успела припасть пылью, на полу разбросана битая посуда, и нет даже намёка на то, что тут совсем недавно мог гореть свет. Этот дом, судя по всему, был заброшен много лет назад. Атаман вышел из дома, и как только нога его пересекла порог и он оказался на улице, дверь тут же с грохотом захлопнулась. Осип перекрестился, остальные стояли в недоумении.

- Атаман, давай уходить отсюда! – Осип был не на шутку взволнован происходящим.

Но, казалось, только он один. Остальные казаки то ли были менее суеверны, то ли сильнее устали.

- В доме нет никого. Здесь можно будет отдохнуть, и, набравшись сил, мы тронемся в путь, – сказал Нестор своим товарищам.

Он вернулся обратно к двери, чтобы снова войти в дом, но дверь не поддалась, не сдвинулась даже на волосок. Атаман повторил попытку, навалившись на нее уже всей силой, но все равно безрезультатно. Тогда он в гневе ударил по ней ногой. В этот момент из-за двери послышались тихие шаги, дверь заскрипела, и на пороге показалась старуха с черными бусами на шее.

Она открыла рот, чтобы что-то сказать, но тут же закашлялась. Атаман, изумленный тем, что в доме кто-то оказался, уставился на неё, а казаки некоторое время не произносили ни звука.

Тут старуха отдышалась, подняла мутные глаза на казаков и спросила:

- А вы кто такие?

Нестор опешил, но тут Василий пришёл другу на выручку. Он улыбнулся старухе и сказал:

- Мы, матушка, казаки. Путь домой держим. Да вот долгое время уже ни одного хутора не встречали. Устали, проголодались. Да и раненые среди нас есть. Приюти нас, дай залечить раны, и накорми, чем сможешь. А мы в долгу не останемся. Поможем, чем скажешь.

Старуха окинула беглым взглядом атамана и казаков, на несколько мгновений задержав взгляд на Осипе, а потом криво улыбнулась, сделала приглашающий в хату жест и сказала:

- Коль в долгу не останетесь, так заходите.

После этих слов повернулась к ним спиной и скрылась в доме. Нестор зашёл первым из казаков, и не поверил своим глазам: в доме было чисто, насколько чисто может быть у старухи, ни паутины, ни посуды битой на полу, в печи огонь потрескивает, и три девушки крутятся у печи, готовят.

Старуха подошла к ним, что-то шепнула, отчего они стали готовить быстрее, а самая младшая принялась выставлять на стол глиняные миски и деревянные ложки, достала кувшин с каким-то питьем и кружки.

- Это дочери мои, шустрые девки, только вот мужья так и не нашлись. Да и где им взяться-то, в округе почти никто не живет… – сказала старуха.

По дому разнеслись запахи кулеша и свежего хлеба. Казаки расслабились, точно почувствовали себя дома, сели кто где нашёл место и стали любоваться дочерьми старухи. И следует сказать, что было на что поглядеть: девушки были одна другой краше. Самая старшая дочь – стройная, с зелеными глазами и длинной черной косой. Средняя – ростом немного пониже, с полненькими щёчками, волосами цвета соломы и голубыми глазами. Самая младшая была высокая, кареглазая и рыжеволосая. Одеты все были скромно, но при этом были они очень привлекательны. Даже самый младший из Тарасов, видный красавец и любимец девушек, не мог наглядеться на красавиц-сестер. Он забыл о голоде, усталости и ране на голове и, не отводя глаз, рассматривал девушек, забыв обо всяком приличии. Старуха, увидев это, подошла к нему и грубо сказала:

- Взор от моих дочерей уведи, а то мигом за порог выгоню!

- Девки они уже взрослые, поди, и сами разберутся, - улыбаясь, сказал Николай. Казаки засмеялись.

Старуха тут же окинула его таким жутким взглядом, что он немедленно пожалел о сказанном. Казачий смех тоже сразу прекратился. Атаман отвесил ему оплеуху.

- Прости, матушка, хлопцев. Мы уже давно женщин не видели. Так давно, что хлопцы уже и позабыли, как они выглядят. Вот и уставились на красавиц твоих. Ты не серчай, коли что. Прости юнцов, - так успокоил хозяйку дома Василий. Он всегда старался решить конфликты словами, и у него это получилось.

Старуха немного смягчилась. Нестор решил воспользоваться моментом и попросил помощи в лечении ран. Хозяйка призадумалась, а затем сказала:

- Чтобы вас подлечить, мне понадобится кое-что от вас: то, что вы и не заметите. То, что вам не понадобится. То, что просто так не возьмешь, а только с разрешения.

- Да ради накрытого стола и полной кружки, - забирай! – выкрикнул Панас, и меж казаков прокатился одобрительных гомон.

- Так тому и быть, – загадочно молвила старуха.

Спустя несколько минут на столе появился ароматный свежеиспеченный хлеб, кулеш дымился манящим паром, лежала целая гора сала и лука и стояли два кувшина отменной медовухи. Двенадцать казаков расселись – кто за столом, кто по углам, кто у печи, и приступили к трапезе.

Двенадцать их было потому, что Осип так и не зашёл в дом. Слишком уж странным показался ему этот хутор, этот дом и эта старуха. Может, конечно, он и был слишком суеверен, из-за чего частенько над ним посмеивались остальные казаки, но на это он всегда отвечал: «Береженого Бог бережет». Когда казаки заходили в дом, он притаился в кустах у дома, а когда дверь закрылась — спрятался в сарае, среди сена. Так он был незаметен и мог хоть как-то согреться, ведь на улице было холодно как для летнего времени.

Зато в гостях у старухи было тепло и уютно, еда и питьё были удивительно вкусны, и довольные казаки, расслабившись, мигом уснули. Некоторые даже не успели выйти из-за стола, заснув с кружками в руках. Можно было бы всё списать на усталость, но на самом деле сестры подсыпали в еду и питье сонное зелье.

Убедившись, что все спят, старуха приказала дочерям выкопать три колодца недалеко от дома.

Было за полночь, яркие звёзды и острый серп луны холодно освещали хутор, когда сёстры зашли в сарай, чтобы взять лопаты. Тот самый сарай, в котором затаился Осип, уже успевший уснуть в теплом сене.

Ему снился странный сон, будто чёрные тучи окутывают небо над его войском, и единственный лучик солнца проглядывает прямо над ним. И тут он услышал чей-то разговор. Ему сначала показалось, что это снится, но мгновение спустя он понял, что это разговаривают сестры. Они взяли лопаты и ушли. Убедившись, что в сарае уже никого нет, Осип тихо вылез из сена и выглянул наружу сквозь дыру в бревне от выпавшего сучка. Сестры отошли саженей на десять от дома и начали копать.

Три ночи и два дня без устали копали они колодцы. Осип же, улучив минуту, пробрался в дом, чтобы разведать, что случилось с его товарищами, и попытался их разбудить, но тщетно. Он понял, что спят они не простым сном, а заколдованным, и тогда порылся у них по мешкам и карманам, нашел немного хлеба, остававшегося у них еще с дороги, и скрылся обратно в сарае, чтобы наблюдать дальше, что будут делать ведьмы.

Чем дольше копали они колодцы, тем старее становились сестры. Когда же колодцы наполнились водой, тридцатилетние девицы превратились в старух, еще более сморщенных и ужасных, чем их старая мать.

Спали казаки три ночи и два дня, и наконец в начале третьего дня проснулись, уверенные, что не более чем пара часов прошло с тех пор, как сомкнули они глаза. Осмотрелись: в доме никого, ни сестер распрекрасных, ни старухи-матери. Вышел атаман во двор, за ним и казаки, а в доме остался только Петр, который принялся харчи прятать по карманам и есть руками то, что не доели с вечера. Едва казаки вышли во двор, как тут же к ним подошла старуха и говорит:

- Обещала я вылечить раненых, и выполню я своё обещание. И даже более: каждый омолодится и сил наберется! Вот три колодца: надо выпить по глотку из каждого.

Казаки переглянулись удивлённо, но решили: раз их радушно старуха приняла, то и тут она не врёт. Подошли они к первому колодцу, сделали по глотку, и все раны, старые и новые, у каждого затянулись. Казаки сперва не поверили своим глазам, но потом обрадовались и пошли ко второму колодцу. Сделали по глотку от второго, и через несколько мгновений стали молодеть. Даже самые старые Степан и Панас сделались снова двадцатилетними юнцами, крепкими и сильными. Тут казаки совсем обрадовались, и, ничего не боясь, пошли к третьему колодцу. Выпил каждый из третьего колодца, и стали они ожидать, что же за чудо на этот раз произойдет. Тут откуда-то появились три седых старухи, только одежда на них девичья, точно та же, что на старухиных дочках была. Встали напротив казаков, смотрят на них и улыбаются хитро, и мать с ними вместе.

Смотрят казаки, а три старухи все моложе становятся, волосы темнеют, глаза блестеть начинают, кожа розоветь, и стоят перед ними уже не старухи, а дочки хозяйки, только еще моложе, чем были — каждой и шестнадцати годов не дашь. А мать их сама выпрямилась, похорошела, и стала молодой матерью, не более сорока лет.

А колодцы в этот миг будто вскипели: вода забурлила, стала выплескиваться и по хутору растекаться.

Казаки стали оглядываться и увидели, что каждый из них в старика превращается – это ведьмы молодость у них забрали. Атаман понял, что его обманула старая ведьма, достал он саблю, да смог только замахнуться над своей головой, потому что старость забрала его прежде чем он в последний раз ударил своего врага. Атаман упал бездыханно, превратившись в девяностолетнего старца. С ужасом его войско кинулось наутёк, кто куда. А ведьмы стояли в стороне и заливались злым смехом.

Кто-то из казаков кинулся через реку переплывать, не зная, что люди там не просто тонут, а пропадают бесследно, будто река – тварь голодная; кто-то на холм взбежал, да там каменной глыбой и застыл, а кто-то кинулся бежать через ворота, и там вековые корни потянули казаков под землю.

От криков проснулся Осип. Видит из сарая, что вместо зеленой травы двор водой до колен залило. Хотелось ему помочь своим товарищам, да только было уже поздно. Когда же Петр выбежал из дома с саблей в руках, ведьмы своим волшебством заставили его подчиниться. Петр сопротивлялся, да неравны были силы их. Ведьмы привязали его к глыбе, что стояла неподалеку. Зашили внутрь живота ему камни, хозяйка что-то нашептали ему на ухо, да и развязали его. Сам не желая того, Петр начал плясать и не мог остановиться до самой своей смерти.

Насмеявшись над Петром, ведьмы стали друг дружку рассматривать, любоваться. Но тут младшая взглянула пристальнее на свою мать. Увидев, что на лице той остался кусок сморщенной кожи, она ткнула в это место пальцем и проговорила:

- Один поганец скрылся! Не все казаки померли!

Перепугались они, стали метаться по хутору, чтобы потерянного казака найти. Осип понял, что ему так просто не уйти. Достал из кармана горсть мака да и кинул у порога сарая. Взял свою флягу с запасом воды, опустил в неё крест свой нательный и тихо молитву над той водой начал читать. И чем ближе ведьмы к сараю подходили, тем громче он Бога о помощи просил. Забежали они в сарай и видят, что по полу рассыпан мак. Ведьмы больше всего на свете любили мак, а он был редкостью для них. Упали они вчетвером на колени и на четвереньках начали по зёрнышку его собирать, да так торопились, что Осип еще громче и быстрее молитву читать стал. А ведьмы принялись очень быстро креститься левой рукой, делать открест – сначала крестят живот, потом левое плечо, затем правое и, наконец, лоб. Как только мак был весь до зернышка собран, ведьмы подхватились с колен, и Осип стал поспешно брызгать на них освященной водой.

От попадания воды ведьмы стали корчиться и извиваться, точно змеи разгневанные, а Осип все не останавливался, пока ведьмы не замерли бездыханно. Но их нечистый дух окружил казака, и злые чары стали одолевать Осипа. И тогда он вспомнил, что говорили в его деревне: ведьма не может умереть, пока не разберут потолок ее дома. Набравшись сил, он вырвался из ведьминого круга и побежал к дому. Когда он туда вбежал, то увидел в каждом углу паутину, которая уже успела припасть пылью, а на полу - разбросанную битую посуду. Собравшись с последними силами, казак вынул саблю и принялся рубить с плеча штукатурку. Тени ведьм летали по дому и всячески старались помешать: то в казака скамья полетит, то онемеет рука. А когда в потолке появился небольшой пролом, ведьмовской злой дух покинул землю.

Упав на колени, Осип перекрестился и поцеловал свой нательный крест. Зайдя в сарай, он выкопал там яму и похоронил тела ведьм лицом вниз, дабы они после смерти по ночам не навещали свой дом.

Осмотрелся он, отвязал коней от телеги и пошел прочь от этого хутора. Миновал ворота старые, двинулся через лес, из которого свет в окне злосчастного хутора заприметили. Путь ему долгий предстоял и тоскливый, ведь один он остался в живых из всех казаков.

А сам он мудрость приобрёл, убедился, что береженого и вправду Бог бережет, что раз чутье подсказывает путь — нужно по нему идти. И если ходит молва о гиблых местах, то обходить их нужно стороной.

И что никогда суеверия и предания не рождаются ниоткуда…

Автор: Сасим Е.В.

6.09.2012

Поиск по сайту: