Действие третье (Васков, Осянина, Гурвич, Четвертак)

ВАСКОВ. Кисет-то мой захватили?

РИТА. Забыла! Федот Евграфович, миленький, забыла!

ВАСКОВ. Ах ты, женский пол беспамятный, леший тебя растряси! Ладно уж, махорка имеется. Сидор-то мой не забыли случаем?

СОНЯ. Я принесу! Я знаю, где он лежит! (убегает)

ВАСКОВ. Куда, боец Гурвич! Товарищ переводчик! Какое там: только сапоги затопали… а топали сапоги потому, что Соня Гурвич по неопытности получила в каптерке на два номера больше. Когда сапоги по ноге, они не топают а стучат: это любой кадровик знает. Но Сонина семья была штатской, и даже Сонин папа не знал, за какие уши их надо тянуть.

СОНЯ. («Лунная соната») Еще в университете Соня донашивала платья, перешитые из платьев сестер: серые и глухие, как кольчуги. И долго не замечала их тяжести, потому что вместо танцев бегала в читалку и во МХАТ, если удавалось достать билет на галерку. А заметила, сообразив, что очкастый сосед по лекциям совсем не случайно пропадает вместе с ней в читальном зале. Это было уже спустя год, летом. А через пять дней после их единственного свидания в Парке культуры и отдыха сосед подарил ей тоненькую книжечку Блока и ушел добровольцем на фронт. Да, Соня и в университете носила платья, перешитые из платьев сестер. Недолго, правда, носила: всего год. А потом надела форму и сапоги на два номера больше…(музыка обрывается)

ВАСКОВ. Вроде Гурвич крикнула?

РИТА. Нет. Показалось.

ВАСКОВ. Ждите здесь!…

А старшина весь заостренный был, на тот крик заостренный. Слыхал он такие крики. С которыми все отлетает и потому звенит. И потому так спешил сейчас комендант… Рубашка на Сониной груди была липкой от крови. Две узкие дырочки виднелись на ней. Одна в грудь шла, другая пониже, в сердце. Вот ты почему крикнула. Ты потому крикнуть успела, что удар у него на мужика был поставлен. Не дошел он до сердца с первого раза. Полежи тут покуда, Сонечка…

Васков. Я в бой отправил лучшие войска
Любовь, Надежду, Доброту и Волю.
Какое счастье, что они еще пока
Согласны выходить со мною в поле.

Они пойдут, как смертники, вперед,
За переделку мира тщетно биться,
Но ВСЕ СТО ЛЕТ я знаю наперед
В каком порядке, что потом случится.

ГАЛЯ. Соня! Сонечка! Соня!

РИТА. Круглой отличницей была – и в школе, и в университете.

ВАСКОВ. Не это главное. А главное, что могла она детишек нарожать. А те бы – внуков и правнуков, а теперь не будет этой маленькой ниточки в пряже человечества перерезанной ножом. (приносит Сонины сапоги). Берите.

РИТА. Зачем?

ВАСКОВ. А затем, что боец босой, вот зачем.

ГАЛЯ. Нет!… Нет!… нет. Нет, нельзя так! Вредно! У меня мама медицинский работник…

РИТА. Хватит врать! Хватит! Нет у тебя мамы! И не было! Подкидыш ты. И нечего тут выдумывать!

ГАЛЯ. («Лунная соната»)А Галя действительно была подкидышем, и даже фамилию ей в детском доме дали: Четвертак. Потому что меньше всех ростом вышла, в четверть меньше. Война застала Галю на третьем курсе, и в первый же понедельник вся их группа в полном составе явилась в военкомат. Группу взяли, а Галю нет, потому что она не подходила под армейские стандарты ни ростом, ни возрастом. Но Галя не сдавалась, упорно штурмовала военкомат и добилась направления в зенитчицы. В порядке исключения. Осуществленная мечта всегда лишена романтики. Реальность на войне оказалась суровой. Галя растерялась, сникла и тайком плакала по ночам. А не врать Галя просто не могла. Собственно это была не ложь, а желания выдаваемые за действительность. И появилась на свет мама – медицинский работник. В существование которой Галя почти поверила сама.(музыка обрывается)

ВАСКОВ. В поиск со мной пойдет боец Четвертак. За мной идти след в след и глядеть, что делаю. И что бы ни случилось, молчать. Молчать, товарищ боец, и про слезы забыть.

ГАЛЯ. А Галя уже не помнила об этом. Другое стояло перед глазами: серое, заострившееся лицо Сони, мертвые глаза и затвердевшая от крови гимнастерка. И - две дырочки на груди. Узкие, как лезвия. Она не думала ни о Соне, ни о смерти. Она физически, до дурноты ощущала проникающий в ткани нож, чувствовала тяжелый запах крови. И это рождало тупой чугунный ужас, и она шла под гнетом этого ужаса, ничего уже не соображая.

ВАСКОВ. Федот Евграфович об этом, конечно не знал. Не знал, не догадывался, что боец его, с кем он жизнь и смерть одинаковыми гирями сейчас взвешивал, уже был убит. Убит, до немцев не дойдя, убит, ни разу по врагу не выстрелив…

(автоматная очередь)

ГАЛЯ. Коротко ударил автомат. С десятка шагов ударил в тонкую, напряженную в беге спину, и Галя с разлету сунулась лицом в землю. Последний крик ее затерялся в булькающем хрипе, а ноги еще бежали, еще бились, вонзаясь в мох носками Сониных сапог…

(Музыка. Выходят ЖЕНЯ, ГАЛЯ, ЛИЗА, СОНЯ)

ЖЕНЯ. Слушай, это мы говорим, мертвые, мы!

ЛИЗА. Слушайте, Это мы говорим, оттуда, из тьмы.

СОНЯ. Слушайте, распахните глаза, слушайте до конца!

ГАЛЯ. Это мы говорим, мертвые, стучимся в ваши сердца.

ЖЕНЯ. Не, пугайтесь, однажды мы вас потревожим во сне

Над полями свои голоса пронесем в тишине.

ЛИЗА. Мы забыли, как пахнут цветы, как шумят тополя.

Мы и землю забыли. Какой она стала, земля?

СОНЯ. Как там птицы? Поют на земле без нас?

ГАЛЯ. Как черешни? Цветут на земле без нас?

ЖЕНЯ. Как светлеет река? И летят облака над нами? Без нас.

ЛИЗА. Мы забыли траву. Мы забыли деревья давно.

Нам шагать по земле не дано, никогда не дано.

СОНЯ. Никого не разбудит оркестра печальная медь….

ГАЛЯ. Только самое страшное, даже страшнее, чем смерть, знать

Что птицы поют на земле без нас.

ЖЕНЯ. Что черешни цветут на земле без нас!

СОНЯ. Что светлеет река и летят облака над нами… без нас. (уходят)

Поиск по сайту: