Употребление мяса в монастырях Юго-Восточной Азии

Если в японских монастырях приобретение и употребление мяса порицается и происходит лишь украдкой, то монахи и миряне в странах Юго-Восточной Азии делают это открыто и без тени смущения, с полным осознанием того, что эти их действия никоим образом не противоречат первой заповеди. По крайней мере, это выглядело именно так в одном из монастырей недалеко от Рангуна в Бирме, где я провёл около пяти недель в конце 50-х в качестве монаха-гостя. Каждое утро, ровно в половине седьмого, водитель моего спонсора (состоятельного человека, который в качестве акта накопления заслуг взялся обеспечить моё пропитание на весь период пребывания в монастыре) подвозил к моему жилищу на джипе огромное количество пищи, которую мне надлежало употребить не позже полудня. В буддизме Тхеравады гораздо важнее когда ты ешь, нежели что ты ешь, и поэтому, когда я вступил во владения этого монастыря, то, как и все прочие, подписал обязательство соблюдать пять заповедей, включая обет не употреблять твёрдой пищи после полудня. Позор монаху или мирянину, осмелившемуся нарушить (в пределах юрисдикции монастыря) это строгое правило!

Мой дневной рацион состоял, как правило, из двух куриных окорочков, картофеля, хлеба, фруктов, пирога и кофе. Подозрительно отсутствовали местные карри, рыба и рис. Блюда, подаваемые мне, безусловно были рассчитаны на то, чтобы соответствовать вкусу иностранца. Однако количество привезённого в первый же день было столь велико, что я вынужден был вернуть назад половину, когда водитель заехал за посудой в половине двенадцатого. На следующий день с едой была доставлена записка от хозяина: “Еда не должна пропадать. Всё присланное — для вас, пожалуйста кушайте”.

Употребить всё это до полудня означало бы примерно четыре раза плотно поесть в течение пяти часов — задача, физически неосуществимая без того, чтобы всё это не закончилось полным расстройством пищеварения. Даже гипотетическая необходимость физически трудиться сверх обычной уборки в собственном жилище не принесла бы мне облегчения. Таким образом, я был вынужден, рискуя вызвать недовольство моего спонсора, “жертвовать” большую часть еды монастырским собакам, кои водились в изобилии. У собак, впрочем, не было недостатка в благодетелях. Моими соседями по бунгало была группа юристов и судей Верховного Суда в Рангуне, “постригшихся в монахи” на трёхнедельный период празднования бирманского Нового Года. Считается особой заслугой провести эти дни в монастыре, ибо это означает аскетическое самоустранение от пышных торжеств и гуляний, коим большинство бирманцев предаются в эту пору.

Каждый день жёны этих псевдо-монахов, изысканно одетые, приезжали в монастырь, привозя пищу для своих благоверных. С ними, как правило, прибывали их отпрыски, весело общавшиеся со своими отцами, пока их матери подавали карри и другие бирманские блюда, имевшие рыбу и мясо в своём составе. Поскольку жёны также приносили больше еды, чем их мужья могли физически употребить до полудня, значительная её часть, состоящая в основном из избыточного риса и хлеба (но никогда — из мяса и рыбы), шла на корм собакам.

Как может такое повсеместно распространённое употребление мяса уживаться с первой заповедью, запрещающей убийство и причинение вреда живым существам? “Легко!” — скажут те, кто оправдывает свою страсть к мясу цитированием слов, приписываемых Будде, о допустимости употребления плоти в пищу. Каковы же всё-таки были слова Будды на этот счёт, и насколько правдоподобно то, что они действительно исходили из его уст?

Поиск по сайту: