Святитель Иннокентий и Алеутский шаман

Владыка Иннокентий (в миру Иван Вениаминов) до вдовства, пострига и епископского рукоположения был священником на Алеутских островах. Для изучения наречий островитян и их просвещения он не останавливался ни перед какими препятствиями. Он усердно посещал острова своего прихода. Посвящая таким путешествиям значительную часть года, отец Иоанн подвергал себя опасности и разным лишениям, переплывая от острова к острову по океанским волнам на утлом челноке. Бесстрашие его в этих плаваниях, по рассказам современников, было изумительным. Вот как отец Иоанн Вениаминов рассказывал о своем плавании в 1828 году на байдарке на остров Акун.

«Прожив на острове Уналашки почти 4 года, я в Великий пост отправился в первый раз на остров Акун к алеутам, чтобы приготовить их к говению. Подъезжая к острову, я увидел, что они все стояли на берегу наряженными как бы в торжественный праздник. И когда я вышел на берег, они все радостно бросились ко мне и были чрезвычайно со мною ласковы и предупредительны. Я спросил их, почему они такие наряженные. Они отвечали: „Потому что мы знали, что ты выехал и сегодня должен быть у нас; вот мы на радостях и вышли на берег, чтобы встретить тебя“. — „Кто же вам сказал, что я буду у вас сегодня и почему вы меня узнали, что я именно отец Иоанн?“ — „Наш шаман, старик Иван Смиренников, сказал нам: ждите, к вам сегодня приедет священник; он уже выехал и будет учить вас молиться Богу; и описал нам твою наружность так, как теперь видим тебя“. „Могу ли я этого вашего старика-шамана видеть?“ — „Отчего же, можешь; но теперь его здесь нет, и когда он приедет, мы скажем ему; да он и сам без нас придет к тебе“.

Это обстоятельство чрезвычайно меня удивило, но я все это оставил без внимания и стал готовить их к говению, предварительно объяснив им значение поста и прочее; наконец явился ко мне этот старик-шаман и изъявил желание говеть, я не обращал на него особенного внимания и во время исповеди упустил даже спросить его, почему алеуты называют его шаманом, и сделать ему по этому поводу некоторое наставление. Приобщив Святых Тайн, я отпустил его…

Святитель Иннокентий, митр. Московский — апостол Америки и Сибири.

И что же? К моему удивлению, после причастия он отправился к своему тоёну и высказал ему неудовольствие на меня, а именно за то, что я не спросил его на исповеди, почему его алеуты называют шаманом, так как крайне неприятно носить такое название от своих собратий и он вовсе не шаман. Тоён, конечно, передал мне неудовольствие старика Смиренникова, и я тотчас же послал за ним для объяснения; и когда посланные отправились, Смиренников попался навстречу со следующими словами: „Я знаю, что меня зовет священник отец Иоанн, и я иду к нему“. Я стал подробно расспрашивать о его неудовольствии ко мне, о его жизни, на вопрос мой, грамотен ли он, он ответил, что хотя и неграмотен, но Евангелие и молитвы знает. Тогда я просил его объяснить, как он описал своим собратьям мою наружность и откуда узнал, что я в известный день должен явиться к вам и что буду учить вас молиться? Старик отвечал, что ему все это сказали двое его товарищей. „Кто же эти двое твоих товарищей?“ — спросил я его. „Белые люди, — ответил старик, — они еще сказали мне, что ты в недалеком будущем отправишь свою семью берегом, а сам поедешь водою к великому человеку и будешь говорить с ним“. — „Где же эти твои товарищи, белые люди, и что это за люди и какой же они наружности?“ — спросил я его. „Они живут недалеко здесь в горах и приходят ко мне каждый день“, — и старик представил их мне так, как изображают святого архангела Гавриила, то есть в белых одеждах и перепоясанных розовою лентою чрез плечо. „Когда же явились к тебе эти белые люди в первый раз?“ — „Они явились вскоре, как окрестил нас иеромонах Макарий“. — „А могу ли я их видеть?“ — спросил я Смиренникова. „Я спрошу их“, — ответил старик и ушел. Я же отправился на некоторое время на ближайшие острова для проповедывания слова Божия и по возвращении своем, увидав Смиренникова, спросил его: „Что же, ты спрашивал этих белых людей, могу ли я их видеть, и желают ли они принять меня?“ — „Спрашивал, — отвечал старик; — они хотя и изъявили желание видеть и принять тебя, но при этом сказали: „Зачем ему видеть нас, когда он сам учит вас тому, чему мы учим?“ Так пойдем, я тебя приведу к ним“.

Тогда что-то необъяснимое произошло во мне, какой-то страх напал на меня и полное смирение. Что ежели в самом деле я увижу их, этих Ангелов, и они подтвердят сказанное стариком? И как же я пойду к ним? Ведь я же человек грешный, следовательно, и недостойный говорить с ними. Это было бы с моей стороны гордостью и самонадеянностью, если бы я решился идти к ним; и, наконец, свиданием моим с Ангелами я, может быть, превознесся бы своею верою или возмечтал бы много о себе… И я, как недостойный, решился не ходить к ним, сделав предварительно по этому случаю приличное наставление как старику Смиренникову, так и его собратьям-алеутам, чтобы они более не называли Смиренникова шаманом.

Однажды я все же решился спросить старика Смиренникова, как он узнает будущее и чем излечивает. Он рассказал мне следующее. Вскоре по крещении его иеромонахом Макарием, явился ему прежде один, а потом и два духа, невидимые никем другим, в образе человеков, белых лицом, в одеяниях белых, по описанию его, подобных стихарям, обложенным розовыми лентами, и сказали ему, что посланы от Бога наставлять, научать и хранить его. В продолжение почти тридцати лет они почти каждодневно являлись ему днем или ввечеру, но не ночью, и, являясь, наставляли и научали всему христианскому богословию и таинствам веры; подавали ему самому и по прошению его другим, впрочем весьма редко, помощь в болезнях и крайнем недостатке пищи; иногда сказывали ему происходящее в других местах и весьма редко будущее и уверяли, что они не своею силою все то делают, но силою Бога Всемогущего.

После сего спросил я его, являлись ли ему они ныне, после исповеди и причастия, и велели ли слушать меня? Он отвечал, что являлись, как после исповеди, так и после причастия, и говорили, чтоб он никому не сказывал исповеданных грехов своих и чтоб после причастия вскоре не ел жирного и чтоб слушал учения моего… и даже сегодня на пути явились ему и сказали, для чего я зову его, и чтоб он все рассказал и ничего б не боялся, потому что ему ничего худого не будет. Потом я спросил его: „Когда они являются ему, что он чувствует, радость или печаль?“ Он сказал, что в то время, когда он, сделав что-нибудь худое, увидит их, то чувствует угрызение совести своей, а в другое время не чувствует никакого страха; и поскольку его многие почитают за шамана, то он, не желая таковым быть почитаем, неоднократно говорил им, чтоб они отошли от него и не являлись ему; они отвечали, что они не дьяволы и им не велено оставлять его, и на вопрос его, почему они не являются другим, они говорили ему, что им так велено. Можно подумать, что он, услышав от меня или научившись от кого-либо другого, рассказывал мне учение христианское и только для прикрасы или из тщеславия выдумал явление ему духов-пестунов. Но ни от кого не мог он слышать библейских историй. Будучи безграмотен и нисколько не зная русского языка, не мог он ни читать, ни слышать от других. Почему же я не увидел их для удостоверения в их явлении? Я скажу на это, что я недоумевал, можно ли и нужно ли мне видеть их лично. Я думал так: что мне нужды видеть их, если учение их есть учение христианское? Разве для того, чтоб из любопытства только узнать, кто они, и чтоб не быть наказанным за таковой поступок мой…»

Поиск по сайту: