КОСТЮМ ШАМАНА КВЕЛЬЖБАТ-ГУЛА

Незаметно пролетел октябрь, за ним ноябрь. На работе я исправно исполнял свои обязанности. Всё, что требовала от меня контора и даже более. Но удовлетворения от службы я не испытывал. Видел, как госу­дарство в лице промхоза обдирает охотников, как наживаются на их не­лёгком труде местные чиновники из района. Как левые сотни соболиных щкурок по давно отработанным каналам утекают в Москву. А оттуда, на­верняка, и за границу. Меня угнетало, что я волею случая оказался встро­енным в эту порочную систему и другого выхода, кроме как всё бросить и уехать, не находил. Удивляло то, что всей этой пушной мафией заправ­лял обычный промхозовский заготовитель. Человек с четырьмя классами образования, но хорошо умеющий делать деньги. Как он вышел на мос­ковских клиентов, оставалось загадкой. Но через этого человека пушнина уходила не только из района, но и из России. Именно у него останавлива­лись те самые любители золота, которые распяли дедушку моего друга эвенка. Скорее всего, это были не новосибирцы. Сибирякам, какие бы они ни были злые и жадные, не придет в голову обратиться к библейской каз­ни.

«Они бы его ещё распилили, как некогда сделал святой царь Давид с амонитянами! - думал я, перебирая в памяти услышанное от эвенка. Скорее всего, это москвичи. Почерк не сибирский. Немыслимо не по- русски жестокие. Уж не с сектантской ли какой московской организацией связан наш уважаемый начальник Орловского участка и заготовитель? - закралась у меня мысль. - Если так, то многое, само собой, становилось понятным. Например, почему ни с того ни с сего покончила жизнь само­убийством его дочь? Девушка узнала про отца что-то такое, чего не смог­ла пережить... Почему заготовителя побаивается руководство промхоза? Практически КЗПХ руководит он, а не директор...»

Это я понял с первых дней своей работы. И мне оставалось в ос­новном стать наблюдателем. Ни в какие сомнительные дела не вмеши­ваться, как можно больше видеть и, по возможности, стараться мень-

о себе говорить. Разобравшись, что происходит в районе, я сделал Для себя установку: понять трагедию Юрия Петровича, а потом рас­считаться и уехать. И вот, наконец, в середине декабря начало сбыватъся то, ради чего в таёжном посёлке я жил и работал.

Поздно вечером ко мне пришла сестрёнка Коли, ученица восьмого класса - Лиля. Она жила у своего дяди по матери и старалась окончить школу не в интернате, а рядом с родными. Девочка сообщила мне, что только что в Центральный на оленях приехала её бабушка. И что она, старая шаманка, желает меня видеть. Но так, чтобы никто не знал о нашей с ней встрече.

- Где бабушке Нюше удобнее, туда я и приду, - сказал я Лиле.

- Ходить не надо, - улыбнулась девочка. - Лучше чай поставь. Ча­са через два, когда посёлок уснёт, мы с ней придём.

Я обрадованно кивнул.

Через два часа, как и говорила Лиля, в дверь тихо постучали.

- Да, да, входите! - сказал я, идя навстречу гостям.

Первой в открытую дверь вошла Лиля, за ней её бабушка. Когда я взглянул на старую шаманку, то обомлел: на ней был зимний празд­ничный национальный костюм. Орнаментированный женский нагруд­ник переливался бисером! Аккуратно сшитая оленья кырняжка и ка­пор были украшены белыми и чёрными костяными и роговыми укра­шениями. Высокие новые, сшитые из голубого оленьего камуса че- колмы на подошве красовались ещё не вытертой оленьей щеткой! Са­ма старушка оказалась ниже своей внучки почти на голову. Маленькая и щупленькая, но полная какого-то особенного национального досто­инства. Её цепкие карие глаза скользнули по моей фигуре и упёрлись в точку чуть выше моих бровей. Секунду старушка молчала, потом, от­ветив на приветствие, начала снимать с себя верхнюю одежду. Я по­мог гостям раздеться и пригласил их к столу. На нём были все, какие я только смог отыскать у себя яства: свежий хлеб, жаренные с яйцами макароны, нарезанный на ломтики кусок отварной лосятины. К чаю я поставил заветную банку мёда и тарелку с налитой в неё сгущёнкой. Когда гости уселись за стол, бабушка Нюра сказала:

- Я не кушать к тебе пришла, лючи - друг моего народа. А расска­зать тебе великую тайну этой вот земли. Наверное, здесь на Кети и Сы- ме только я знаю её... Этим, - показала она на свою внучку, - уже ниче­го не надо. Только курить да пить! Да ещё на себя тряпки разные ве­шать, как в телевизоре. Давай, бери бумагу и запиши, что я скажу тебе.

- Но меня интересует исчезновение и смерть...

- Твоего друга? - перебила меня эвенкийка. - О том сам догада­ешься, когда меня выслушаешь. Поэтому не перебивай, а запоминай. Может, когда-нибудь тебе это всё понадобится. И меня добром помя­нешь.

Я принёс чистую тетрадь, карандаш и, раскрыв её, стал слушать.

- Тунгусы народ древний, - начала своё повествование сказитель­ница. - Когда-то нас было много, как звёзд на небе. Но то, о чём я го­ворю, было давно. Очень давно. Ещё до великого горя.

- А что вы имеете в виду, говоря о великом горе? - посмотрел я на сказительницу.

- Время страшного несчастья - время гибели мира! Легенды гово­рят, что качалась земля, с неба падали звёзды и всё вокруг горело. А потом исчезло на несколько лет Солнце, и наступили великие холода. Тогда весь народ тунгусов и вымер. А те, что уцелели, пошли с мёрт­вой земли искать землю живую. Сказания шаманов повествуют, что в те далёкие времена наши предки жили далеко на юге, и на север они пришли, чтобы спастись от голодной смерти и от преследующих их врагов. Несколько столетий жили предки эвенков - орочёны на Боль­шой реке, которую называют теперь Амуром, а потом, попросив раз­решение, двинулись к Сибирскому морю Ламе. На Ламе орочёнов ста­ли называть ламутам.

- А у кого вы спросили разрешение перейти Амур? Насколько я знаю, Сибирь несколько тысяч лет тому назад была незаселённым краем.

- Это в твоих дурацких книгах так написано, а ты, лючи, им ве­ришь! Верить надо тому, что помнят предки, а не писанине, - показала шаманка корявым пальцем на полку с книгами. - Когда орочёны пере­ходили Амур, здесь, в Сибири, было большое царство!

- Царство? - опешил я. Мне показалось, что старушка спятила.

- Да, Геша, царство голубоглазого и русоволосого сильного народа эндри. Эндри на реку Амур пришли после Великой Беды откуда-то с севера. Предания говорят, что у них там тоже было царство, но его по­глотили наступившие холодные воды.

Шаманка несла какую-то чепуху, но я, чтобы не обидеть гостью, сделал вид, что ей верю.

- Я тебе рассказываю про царство эндри, чтобы ты знал, что Си­бирь никогда не принадлежала ни остякам, ни дяндри-кетам, ни юра- кам, ни одулам. Все эти народы пришли с юга и эндри дали им место и научили жить на севере. Раньше всех в Сибири появились маленькие чури. Предания рассказывают, что они очень давно жили по берегам северного Ламы, но с приходом туда юраков ушли под землю.

«Вот, началось, - подумал я, - чуть что, сразу же под землю, и концы в воду! Несёт какую-то несуразицу».

А между тем бабушка, закрыв глаза, продолжала:

- Все пришедшие с юга роды были малочисленны. Если бы эндри не пустили их под своё покровительство, южные враги их бы всех убили. Предания шаманов повествуют, что темнолицые злые народы охотились на предков эвенков и одулов как на дичь. Они ели челове­ческое мясо. И не будь сильных эндри, пришли бы и в Сибирь. Ты должен знать, Геша, что предки эвенков во времена великого кочевья знали только собак. Разводить оленей они не умели. Жили только охо­той. И поэтому часто голодали. Хорошими оленеводами были бело­глазые эндри. Это они подарили ламутам оленей и научили их разво­дить. Научили эндри оленеводству и предков юраков. Ты видел, какие у нас большие и сильные олени? Почти такие, как лоси! Неужели ты думаешь, что эвенки смогли вывести такую породу? Мы умеем уха­живать за оленями, пасти их, охранять от волков, но и только. Говорят, что на востоке у тунгусов олени ещё больше наших. Но это все равно одна порода. Предания рассказывают, что и запорному рыболовству эндри научили наших предков. В древности ловить рыбу они не уме­ли. Стреляли её из луков, но разве это рыбалка?

То, что рассказывала старая шаманка, меня стало почему-то захва­тывать. И я её спросил:

- Расскажите, что сохранили ваши легенды об этих самых эндри? Кто они были такие?

- Я же тебе сказала, что они пришли с севера, люди сильные и до­брые. С белой кожей, светловолосые... Такие же, как ты.

- А как они жили? - задал я вопрос.

- Легенды шаманов говорят, что жили эндри по берегам рек. На высоких ярах строили себе большие города. Дома делали из брёвен с печами, разводили на юге, там, где нет беломошников, коров и лоша­дей, а севернее лосей и оленей.

- Как лосей? - удивился я.

- Не знаю, - пожала плечами старушка. - Об этом надо спраши­вать предков. Они всё знали. Если легенды говорят, что у эндри были домашние лоси, значит, так и было. В некоторых сказаниях и не такое рассказывается, - на секунду задумалась шаманка.

- Что же? - не удержался я.

- То, что эндри держали ещё и волосатых эндриков...

- Кого, кого? - не понял я.

- По-вашему - мамунтов, - невозмутимо ответила эвенка. - Само название «эндри» так и понимается, племя, разводящее мамунтов. Или мамунтовый народ.

«Может, поэтому столько мамонтовых костей и находят учёные на палеолитических стоянках в Сибири, - невольно подумал я. - Если мамонты были ручными, то это многое объясняет».

- Летом эндри любили передвигаться по воде на лодках, - про­должала свой рассказ сказительница. - Зимой на лошадях и оленях. Эндри и показали свои дороги нашим далёким предкам и научили ими пользоваться. Их кочевые дороги пересекали всю Сибирь с юга на се­вер и с востока на запад. Пользуясь ими, ламуты и стали расселяться по необжитым местам Севера. Без таких дорог никуда бы наши предки не ушли. Так бы и крутились на месте, где есть дичь и корм для оле­ней. Часть тунгусов по горным тропам ушла от Ламы на восток. Их и сейчас называют ламутами. Другая часть - на север и запад. Знаешь, как появились на Сыму, Вахе, Тыму и Кети эвенки? - хитро улыбну­лась бабушка.

- Откуда же мне это знать? - покосился я на неё.

- После зимних аргишей с реки Иньзя-Енисея они ходили на перм­скую пушную ярмарку.

- Что?! - не поверил я своим ушам. - Так ведь это же минимум па­ра тысяч километров! Такое невозможно!

- Просто так, напрямую через урманы - нет! Но по старинной ко­чевой дороге эвенки в Пермь на своих оленях ходили... Эта дорога на­чиналась с Чуньки, за рекой Иньзя шла Ваховскими борами, потом бо­рами Салыма и так до Камня. Везде корм оленям, везде сплошные ягельники. Иногда, правда, если весна приходила ранняя, то вернуться не успевали и до тёплой воды приходилось жить с оленями либо на Вахе, либо на Сыму. Потом переправлялись на лодках, олени - вплавь.

То, что поведала старая шаманка, в голове у меня никак не хотело укладываться. Я смотрел на неё и думал: «Сидит, плетёт, что попало и разыгрывает меня... Но, с другой стороны, зачем ей это? Похоже, всё- таки говорит правду...»

- Со временем эвенки с Катанги решили переселиться на Вах и Сым. Тем более, места уже были знакомые. Так и сделали...

- Но на Сыму и Вахе жили остяки? - заметил я.

- С нандри и дяндри началась война, - кивнула головой старушка.

- С кетами и селькупами, - пояснила Лиля.

- И что же?

- Эвенки оказались сильнее... Но то произошло совсем недавно, Царские люди запретили воевать...

Потом, подождав несколько минут, поев моих разносолов и попив чаю, шаманка сказала:

- Твой друг, Геша, потерялся как раз на такой вот кочевой дороге. Только эта дорога проложена эндри на север. На берега Ледяной Ла­мы. Она также идёт сплошными беломошными борами и болотами... Начинается она где-то с берегов Ингары.

- Так эвенки называют Чулым, - объяснила Лиля.

- Но почему он пропал? Почему исчез Юрий Петрович, как будто растворился? - задал я мучающий меня вопрос.

- Потому, что вошёл в место входа в наш мир духов. Он оказался на шаманском месте. Там, где когда-то общался с духами великий ша­ман эндри.

- А почему он все-таки вернулся? Духи его не приняли? - снова задал я вопрос.

- Его вернул назад шаман, - спокойно ответила, попивая горячий чай, бабушка. - Вернул вблизи избушки. И ему надо было не бежать, куда попало сломя голову, а зайти в зимовьё, растопить печь и дожи­даться вас.

- А медведь? Почему на него налетел тот злобный амикан? Есть здесь какая-то связь? - посмотрел я на свою гостью.

- Есть, конечно, - вздохнула она. - Будь у Юрия Петровича с го­ловой всё в порядке, он был бы жив. Но твой друг не перенёс того, что увидел. Сказалось современное воспитание. И духи решили его убить.

- Но ведь это же жестоко! Почему так?

- Ты думаешь, для Юрия лучше было бы оказаться в сумасшед­шем доме? Кто бы ему поверил в его россказни об увиденном? Не жестокость, однако, а наоборот... Если бы он дождался вас и вы бы его успокоили или, наконец, привезли бы его ко мне, всё было бы, навер­ное, хорошо. Но у твоего друга оказались слишком слабые нервы... И потом, у него был долг. И он его должен был отдать.

- Что ещё за долг? - спросил я недоверчиво старушку.

- Плохое отношение к амиканам. Стрелял их ради удовольствия... - закончила своё объяснение шаманка.

- Постойте! С ваших слов получается, что шаман эндри жив?! Эти загадочные эндри где-то в тайге живут?

- Основная их часть много веков назад откочевала далеко на юг. А потом, говорят, ушла на запад, - первый раз посмотрев на меня, улыбнулась шаманка. - Но многие семьи того народа остались. Они управляли племенами Сибири вплоть до прихода сюда из-за Камня лючи, - поднялась из-за стола сказительница.

- Всё, нам пора, - сказала Лиля, помогая своей бабушке одеться. - Спасибо за чай!

- Спасибо вам за повествование! - растерянно пробурчал я. - Я столько от вас узнал!

- Запомни, - перед уходом посмотрела на меня шаманка, - по бе­регам рек, здесь на Кети, на Сыму, на Вахе, Оби и Енисее и дальше на восток, вплоть до Великой Ламы, стоят сотни брошенных городов. Го­родов ушедшего на юг великого народа. Не мы, эвенки, и не якуты хо­зяева этой земли. Все мы на ней гости. Только гости, которых когда-то пустили сюда пожить. Подлинные хозяева Сибири вы, лючи - прямые потомки великих эндри. Но вы об этом ничего не знаете!

Когда эвенки ушли, я никак не мог поверить в то, что услышал. Сотни городов! Дороги! Прирученные лоси и мамонты! И до сих пор живущие среди лесов ведические жрецы! Сказка, да и только! Но что- то подсказывало, что я прикоснулся к истине. К тому бесценному зна­нию, которое почему-то тщательно скрывается от русского народа. То, о чём поведала старая шаманка, из моей головы никак не выходило. Властелины севера, легендарные русоволосые эндри? Люди, некогда приручившие лосей и мамонтов! Кто они? Припомнились однажды увиденные мною Ленские писанницы. На них были изображены по­гонщики, сидящие на громадных лосях, и бегущие за мамонтами охотники. Может, писанницы рассказывают о жизни эндри? По сло­вам шаманки, о русских людях, некогда живших в Сибири? А может, и не русских, но всё равно, людей белой расы.

«Интересно, - думал я, - сохранились древние кочевые дороги энд­ри в наши дни или нет? Вот бы побывать на одной из них и своими гла­зами убедиться, что всё, о чём я услышал, - правда. Но скорее всего, ко­чевые дороги давным-давно заросли лесом. А если за ними кто-то уха­живает? Например, на севере селькупы и ненцы, южнее те же эвенки или кеты? Хотя вряд ли. Слишком много прошло времени. Древняя тра­диция, наверняка, прервалась. Но тогда почему шаманка определила, что Юрий Петрович потерялся как раз на одной из таких дорог? И по­том, старушка рассказала об оставленных жителями сотнях северных городов. Что это за города? Где они? Я ни разу их не видел».

И мне опять захотелось встретиться со старой эвенкийкой. В конце декабря, когда школьники из эвенкийского стойбища решили отпра­виться к родным на каникулы, я, как человек более или менее свобод­ный, к радости директора школы согласился их проводить. Ребят было всего пятеро. И все они были хорошими лыжниками, поэтому проблем в дороге с ними не было. Переночевали в одной из пустующих охот­ничьих избушек и к вечеру следующего дня были на месте.

На стойбище ребятишек ждали. Над чумами висел запах свежеис­печённого хлеба и жареного мяса. Когда я подошёл к чуму Николая то навстречу высыпали все его обитатели. Борис Леонтич протянул мне свою крепкую руку и, пожав мою, сказал:

- Молодец, что пришёл, Геша! Теперь у нас будет настоящий праздник - все в сборе!

«Все», как я понял, относилось и ко мне.

- Он что и вправду? - повернулся я к улыбающемуся Николаю.

- Конечно! - кивнул головой молодой эвенк. - Ты для нас как свой, хоть и лючи. Тебе женщины и костюм наш сшили, а мы с отцом лыжи настоящие кысовые склеили... А то ходишь на чём попало, - показал охотник на мои подшитые шкурой лошади подволоки.

- Чем тебе не нравятся мои лыжи? - обнял я эвенка. - Такие же лёгкие, как и ваши, только камус не тот. Зато никто не придирается. У нас есть один в Центральном, ты его знаешь - Рычагов! Так он, за не­имением камусов, собрал в посёлке бродячих котов, из их шкуры сде­лал себе лыжи лучше ваших - в любой мороз катятся!

- Ха-ха-ха! - засмеялись над моим рассказом про Рычагова эвенки.

- На лыжах у Рычагова коты! Ха-ха-ха!

- Ну, ты нас и насмешил! - хлопнул меня по плечу Борис Леонтич. - Айда в чум, будем чай пить!

Это означало - есть до упаду, потом, завернувшись в оленье одея­ло, спать, а потом снова есть... Перспектива не весёлая. Но с дороги она вполне годилась. Я, улыбнувшись, кивнул. Через несколько ми­нут, услышав, что я на стойбище, в чум вошла бабушка Нюра. Она молча сбросила с себя кырняжку и, посмотрев на огонь, сказала:

- Пошто не снимаешь чирки? Ты же пришёл в семью, значит, надо одеваться по-нашему: на ноги - лукду или чиколмы, на плечи - кыр­няжку. Вот твой нагрудник, - протянула она мне сшитую эвенками одежду. - Его Лиля для тебя ещё осенью вышила...

Я взял в руки разложенные передо мной подарки и, растерявшись, не знал, что с ними делать.

- Бери-бери, не стесняйся, - подбадривал меня Борис Леонтич. - Зимой надо ходить по-нашему, тогда не замёрзнешь. Что твоя фуфай­ка? Она не для леса...

- По крайней мере, будем за тебя спокойны, - сказал Николаи серьёзно. - В нашем обмундировании, - применил он армейский тер­мин, - можешь спать без костра прямо на снегу.

- Спасибо, друзья! - посмотрел я на добродушно улыбающиеся ли­ца эвенков. - Таких сердечных людей, как вы, я, право, ещё не встречал.

_ Это наш долг, вот и всё, - посерьёзнела баба Нюра. - А людей хороших на свете много, и ты их ещё встретишь.

Через несколько минут я был уже в эвенкийской одежде. Обувь оказалась как раз! Олений кафтан под мышками немного давил, но большой беды не было. Он тоже вполне годился.

- Завтра лыжи померяешь. Юксы подойдут, - осмотрел меня со всех сторон Борис Леонтич. - А сейчас все за стол! Надо обмыть об- новку, - снял он с огня казан с кипящим чаем.

Поздно ночью, когда все стали укладываться спать, бабушка Нюра засобиралась к себе.

- Я тут недалеко, в двух километрах. Там у меня Лиля, наверное, девчонка совсем заждалась.

- Давайте я вас провожу, - вызвался я. - Всё равно спать неохота.

- Ну что же, пойдём, - согласилась шаманка. - Если отдыхать не­охота, я тебе кое-что расскажу, - посмотрела она на меня, улыбаясь, очевидно, читая мои мысли.

Мы вышли на мороз и, надев лыжи, молча отправились в сторону бора. На чёрном бархатном зимнем небе горели звёзды. Стоял треску­чий мороз. Где-то вокруг нас хоркали, разгребая снег, олени. А впере­ди чёрными колоннами вздымались к небу вековые сосны. Через пол­часа мы подошли к чуму бабушки. В жилище нас встретила Лиля. Де­вочка сидела у горящего огня и что-то шила.

- Посмотри, какого эвенка я привела! - показала на меня баба Нюша. - Давай ставь чай, у нас разговор будет, - обратилась она к де­вочке.

- Он давно вскипел, - улыбнулась Лиля.

- Тогда тащи оленью лопатку, соль и перец. Будем кормить Гешу национальным.

Накинув на себя верхнюю одежду, Лиля вышла на улицу. Было слышно, как она открыла рядом стоящий лабаз.

- У тебя накопились ко мне вопросы? - уселась, скрестив ноги на оленью шкуру, шаманка. Не стесняйся, что смогу, то тебе расскажу. Только сможешь ли ты меня понять?

- Постараюсь, - ответил я.

В этот момент в чум вошла Лиля. Она положила на низенький стол замороженную оленью лопатку. Насыпала в берестяную миску соль, смешала её с перцем и протянула мне узкий острый нож.

- Бери, ешь не стесняйся, - кивнула головой бабушка.

- Сколько же можно есть? - взмолился я. - Так ведь лопнуть не­долго.

Но для приличия я отрезал кусочек мороженого мяса, макнул его в соль с перцем и положил в рот. К строганине я был давно привычен, поэтому, хоть есть и не хотелось, кушал с аппетитом. Видя, как я рас­правляюсь с мясом, эвенки, одобрительно кивнув головами, отрезали и себе по кусочку.

- У нас на севере, если не будешь кушать сырое, скоро помрёшь, - сказала бабушка.

- А потом вкусно! - добавил я. — Разве можно сравнить с варё­ным или жареным?

- Обычно оленину готовим приезжим. Мёртвое мясо есть мёртвое. Оно ничего не даёт. В животе что камень. Но вы, лючи, к нему более привычны.

- Старая сибирская традиция забыта, - сказал я. - В сибирской русской кухне строганина тоже была. Потому русские сибиряки цин­гой никогда и не болели.

- Если ты говоришь, значит так, - кивнула головой шаманка. - Но, давай перейдём к делу. Какие у тебя ко мне вопросы?

- Вы в прошлый раз сказали, что на берегах наших рек стоят раз­валины родов мамонтового народа - эндри. Но я ни разу развалин этих не видал. Мне бы хоть раз взглянуть?

- Значит, плохо смотрел, - кинула себе на плечи оленью кырняжку шаманка. - Глаза есть, но не видят. И потом, ты должен знать, что эн­дри из камня и кирпича ничего не строили. Всё у них было сделано из дерева и из земли. Дерево гниёт и горит. Так что со временем, на месте жилищ остаются одни земляные валы. И ещё ямы. На этих валах давно выросла тайга. Потому ты ничего и не заметил. А города были боль­шие. По несколько километров в поперечнике! Местные остяки эндри называют квелями. Или берёзовыми людьми. Потому что у эндри священным деревом считалась берёза. Съезди на Кеть в Олипку к ос­тякам, спроси места, где жили квели. Они тебе покажут. Когда-то на Кети стоял острог. В детстве я в нём была. От его стен почти ничего не осталось. Сгнили и упали. Но остяки моему отцу рассказали, что этот острог лючи построили на месте города квелей или эндри. Так вот, Кетский город лючи был намного меньше древнего, на котором стоял. Найди это место и сам убедись, - посмотрела на меня шаманка. - На Кети, слышала я от стариков, стояло пять больших городов эндри и ещё несколько поменьше. И на Орловке есть место, где жили эндри, недалеко от её устья. Весной ты можешь туда съездить. Там видны места, где стояли деревянные дома и валы крепости. В тех борах остя­ки находили железные кольчуги, потерянные топоры и даже стальные мечи. Правда, всё ржавое и негодное. Но ты должен знать, что остяки железо не плавили. Они до прихода сюда лючи всё делали из кости и камня. Железо знали только мы, тунгусы, но нас здесь тогда не было.

- Ты ещё упомянула про какие-то храмы у эндри. Как они, эти ка­пища, выглядят? - припомнил я.

- С местами силы всё просто. Их проще увидеть, чем города, - на­чала объяснять шаманка. - Обычно это высокие насыпи, на них стоя­ли, по рассказам остяков, стены, а вокруг хорошо видны три круговых вала. Дай-ка, Лиля, мне кусочек бумаги или бересты, я ему нарисую, - позвала внучку бабушка.

Девочка быстро выполнила просьбу сказительницы. И шаманка, положив тетрадный лист на столик, нарисовала на нём огрызком ка­рандаша схему столицы Атлантиды! Ту, которую описал в своих диа­логах Платон! Три концентрических земляных кольца, а в центре на­сыпь, где в древности стояло какое-то строение...

«Получается, что столица легендарной Атлантиды являлась горо­дом-храмом, - пронеслось в голове. - Налицо одна и та же традиция».

- А ты случайно не знаешь, каким богам молились эндри? - с на­деждой в голосе спросил я шаманку.

- Слышала от стариков, что у эндри в большом почёте было Солн­це. И ещё Огды.

- Кто это? Я о нём ничего не знаю.

- Это наш повелитель неба. Который порождает всё живое и не­живое, в том числе и звёзды. Когда-то эндри учили и предков эвенков обращаться к Солнцу и к высшим духам неба. Но со временем многое забылось, - вздохнула старая эвенка. - Мы живём в трёх мирах. Но знаем, что Огды ими повелевает, - добавила она.

«Огды, Огды! Так ведь он является эвенкийским абсолютом! Высшей силой мироздания. И эндри его почитали... Что же получает­ся? Ни что иное, как представление о единобожии! Такое же, как и у ариев? А Солнце - дающая свет и тепло звезда, всего лишь проявление высшего... Ну и открытие! От такого ум за разум зайти может! То, что рассказала старая шаманка о религиозных представлениях легендар­ного народа, доказывало, что они, эти самые эндри, или квели были точно такими же ариями, какие когда-то покорили Индию, Иран и всю Европу!»

Я смотрел на старую шаманку и думал:

«Ведь ты же меня разбудила, бабушка. В моей душе всерьёз воз­ник интерес к прошлому. С одной стороны, это здорово! Но с другой, как мне теперь жить - никому и ничему не веря?! Особенно ортодок­сам-учёным-историкам. Интересно, с какой целью они, все эти акаде­мики от исторической науки, придумывают мифы о том, чего не было? Наверняка здесь замешана политика и какие-то далеко идущие пла­ны... Узнать бы какие? Доказать всему миру, что мы, русские, в Си­бири всего лишь гости? Получается, что кому-то позарез нужна эта земля? - все эти мысли чередой пронеслись в моём сознании. - Уж не потому ли шаманка на первой нашей встрече обратила моё внимание на то, что мы, лючи, потомки древних эндри, но только не знаем об этом? Масштабно мыслишь, бабушка, масштабно! И что более всего интересно - современно!»

- Ты сказала, что из потустороннего мира отпустил Юрия Петро­вича шаман. Он что с того света это сделал? - задал я новый вопрос шаманке.

- Пошто с того света? - улыбнулась старая эвенка. - С этого.

- Получается, что шаманы эндри где-то по урманам живут? - уди­вился я.

- По лесам да болотам. Там скитаются старообрядцы. Всё от вла­сти спасаются. Раньше от попов, сейчас - от коммунистов. Белые ша­маны живут рядом с вами, лючи. В посёлках или даже в городах. И власти не знают об этом. Иногда они посещают старинные места силы. В особо важных случаях. Но такое бывает редко. В основном, во время общения с предками и посвящения молодёжи.

- И эвенкам приходилось с ними встречаться? - меня от слов ста­рушки бросило в пот!

- Приходилось, - спокойно сказала баба Нюра. - Потому мой по­койный муж и увёл стойбище из вершины Орловки к Турэ. Хотя нам не запрещено там бывать. Зимой за дикарями мы ходим в те места. Но предпочитаем жить здесь, - старая эвенка, посматривая на меня, за­молчала.

- Можно ещё вопрос? - спросил я.

- Конечно, Геша, для того мы и собрались здесь, - кивнула голо­вой бабушка.

- Получается, что Юрий Петрович столкнулся с шаманом эндри?

- Пошто столкнулся?! - из-за моего непонимания с расстроенным видом повернулась в мою сторону шаманка. - Никакого шамана твой Юрий не видел. Это белый шаман его узрел в нижнем мире и помог ему из него выбраться.

- А где тогда был шаман?!

- Где-где! - оборвала меня на полуслове бабушка. - Какая разница _ где? Может, он живёт в Белом Яру, а может, где ещё? Разницы нет!

Насчёт шамана я почти ничего не понял. Но сделал вид, что до ме­ня всё-таки дошло, подсел к столу и принялся снова за строганину.

- Можно чайку? - посмотрел я через несколько минут на Лилю.

- О чём думаешь, лючи? - улыбнулась, глядя на меня, шаманка.

- Да вот, захотелось чаю... - схватил я обеими руками протянутую мне кружку.

- Не о чае ты думаешь, а мечтаешь, как бы встретить тебе шамана эндри, - прочла мои мысли бабушка.

- Это, наверное, невозможно? - спросил я её.

- В жизни всё возможно, Геша. Если ты не изменишь истине, то такой белый шаман сам тебя отыщет.

- А что вы имеете в виду под словом «истина»?

- Предания предков - в них есть ответы на все вопросы, - давая знак Лиле, чтобы девочка расстелила постели, тихо почти шёпотом проворчала шаманка. - Изучай предания у всех народов. Потом по­пробуй их сравнивать и тогда многое поймёшь.

- Что? - задал я глупый вопрос.

- То, что все они рассказывают об одном и том же. Это и есть ис­тина. Учись её искать.

- А вы можете мне что-нибудь рассказать, если, конечно, можно? - спросил я старую сказительницу, зарываясь в оленье одеяло.

- Конечно, могу. Только ты запиши, чтобы я не зря тебе говорила, иначе забудешь.

- Лиля, ты найдёшь мне завтра тетрадку? - обратился я.

- Найду, - отозвалась из своего угла девочка.

Вскоре маленький костёр в центре чума почти погас, и зимняя стужа со всех сторон проникла в берестяное жилище. Но я знал, что эвенки ночью огонь не поддерживают. Такова традиция. Сушняк надо беречь, его в тайге не так много. Под оленьим одеялом было и тепло и Уютно. Забравшись под него с головой, я думал о разговоре.

«Неужели старая шаманка рассказала о белых жрецах народа энд- Ри правду? Неужели они ещё живы и хранят древнюю традицию ариев? Вопрос: зачем они её хранят? Для будущих поколений? Выходит, что на Земле не всё ладно и она, эта традиция, народам планеты нуж­на? - роились мысли. - И что же мне завтра поведает старая шаманка? Она сказала, чтобы я изучал древние народные предания? Как она права! Этим я теперь и займусь», - подумал я, засыпая.

Когда я проснулся, то было уже совсем светло. Выбравшись из- под одеяла, я увидел, что в чуме никого, кроме меня, нет. В жилище тлел костёр и рядом с огнём стоял вскипяченный чайник. Выйдя на улицу и умывшись снегом, я понял, что женщины пошли собирать по бору сушняк. Накинув на ноги лыжи и взяв топор, я отправился вслед за ними. Вскоре на небольшом болоте я обнаружил массу сухостоя и взялся его срубать и стаскивать в кучу.

- Тебе помочь? - вдруг раздался знакомый окрик.

Я обрадованно поднял голову и увидел идущего по моей лыжне улыбающегося Николая.

- Мои тебя совсем потеряли - послали тебя искать. Ждут чай пить, - выпалил он скороговоркой.

- Я у вас вчера наелся на три дня, - протянул я ему свою руку. - Вот, хочу бабушке помочь. Похоже, они с Лилей сейчас дрова возят на нартах.

- Ты давай руби и вот сюда сушняк складывай, - показал Николай на кромку болота, - а я скоро вернусь.

И развернувшись на месте, эвенк бегом умчался назад к стойбищу. Через час он появился на оленьей упряжи.

- Я тебя ещё на оленях не катал? - посмотрел он на меня с гордым видом. - Сейчас буду катать.

Мы нагрузили сушняк на нарты и, взяв оленей под уздцы, повели их к чуму Колиной бабушки. В жилище нас уже ждали, за убранным столом сидела старая шаманка и Лиля.

- Что же делать? - развёл руками Николай. - Сначала чай здесь, потом поедем к нам! Ты ведь ещё наши лыжи не обкатал. Нехорошо!

Эвенк разгрузил сушняк, привязал оленей и подсел к столу. Через несколько минут, поблагодарив хозяйку, все трое: Лиля, Николай и я помчались на оленях к стойбищу.

- Вечером я тебя жду, - сказала мне на прощание бабушка. - И за­хвати бумагу...

Целых три ночи с вечера до четырёх утра я записывал то, что мне пела старая эвенка. Не зная эвенкийского языка, я был вынужден за­писывать сымский эпос по-русски. Переводчицей мне служила внучка бабушки Лиля. То, что я узнал, поражало. Основные события, о чём пела бабушка, происходили на Сыму, Кети, Тыме, в верховьях Ваха и на Тазу. Оба этих огромных региона, как я понял из эпоса, связывала древняя кочевая дорога народа эндри. И враги эвенков самодийцы, юраки и сами эвенки двигались по ней с юга на север и с севера на юг. В эпосе рассказывалось о похищении женщин, о борьбе шаманов и бо­гатырей... Слушая это предание, мне захотелось самому побывать в тех местах. Увидеть воочию этот легендарный кочевой путь с Ингары- Чулыма к ледяному ламе.

«Может, для того мне и спела свой эпос старая шаманка, чтобы у меня возникло такое желание?»

Так это или нет, я тогда не понял.

Я вернулся в посёлок вместе с учениками на своих лыжах и в сво­ей одежде. Всё, что подарили мне друзья эвенки, я оставил у них на стойбище.

- Когда буду у вас в гостях или пойду в вершину реки, оденусь по- эвенкийски, - заверил я их. - В жилухе же национальная одежда мне ни к чему. Лесорубы меня не поймут. Чего доброго решат, что я вас ограбил. В феврале я снова появлюсь на стойбище, так что скоро уви­димся, - махнул я на прощание рукой оленеводам.

К моей радости, в Центральном меня ждал сюрприз: руководство промхоза посылало меня в Томск, в командировку.

«Слава богу! - думал я. - Наконец-то увижусь с друзьями. Почти два года прошло как расстались. И о трагедии с Суровым рассказать надо. Иначе придумают такое, от чего в век не отмыться, хоть и не ви­новат вовсе. До меня стали доходить слухи, что наш участковый Клешнёв намекнул Гуте, жене Юрия Петровича, что я виноват в смер­ти её мужа?! Только вот он, инспектор, пока доказать это не может. И хотя прокурор района Виктор Алексеевич Девятов подобные сплет­ни в районе пресёк и предупредил участкового Клешнёва, чтобы тот их не распускал, в городе недоброжелатели во главе с женой Сурова болтали всякое. Но особенно мне хотелось увидеть замечательного парня - своего единственного и самого надёжного друга Н.Л. Ему я хотел рассказать все свои приключения и что произошло с Суровым. Попытаться его уговорить отправиться со мной в конце зимы на ша­манское место, где потерялся наш общий друг. И оттуда пересечь по Древней кочевой дороге, если, конечно, нам удастся её найти, водораз­дельное болото. Потом войти в вершину Тыма и, перейдя его, попасть в Ваховские беломошные сосняки на границе с Северными Увалами. Н.Л. был тем человеком, которому можно было рассказать всё как есть без утайки. Он интуитивно чувствовал истину и свои мысли насчёт неё всегда высказывал.

- Ну что же - вперёд, только вперёд! - поднялся со своего кресла, выслушав мой подробный отчёт о пережитом и услышанном, H.JI. - Историкам не надо, ну и бог с ними! По крайней мере, мы знать бу­дем. А потом посмотрим, может, что в нашей науке со временем и из­менится? Мы вот что с тобой сделаем, - продолжил он. - Я съезжу в облохотуправление, хорошо, что со всеми чиновниками я знаком, и возьму разрешение о проведении на твоём участке учёта соболя. Тогда твои промхозовские хапуги тебя обязательно со мной отпустят.

- Если бы? - усомнился я. - Они могут кем-нибудь меня заменить. Например, старшим охотоведом промхоза Локосовым. Его у нас в районе «Ловкочёвым» кличат. Мужик он ушлый, не дай бог, если так получится!

- Да...а! Ты меня озадачил! - почесал затылок Н.Л. - Что же де­лать?

- Может, ты, как работник научной организации, которая взялась за проведение в районе учёта нужных зверей, сможешь настоять, что­бы с тобой отправился не кто-нибудь, а именно я? - посмотрел я на него с надеждой.

- Настаивать я, конечно, могу, но что это даст?

- Знаешь что? - пришла мне в голову идея. - Давай так: если тебя зацепят с Ловкочёвым или с кем-то другим, я сразу же напишу заявле­ние на расчёт. Всё равно мне в промхозе не работать. Как ты сейчас сказал - с хапугами! Один наш заготовитель чего стоит! Против него и директор, и старший охотовед - мелюзга! Похоже, он их всех кормит, потому и вертит ими как хочет!

- Тогда в чём дело?! Проблем нет! Давай, назначай срок, когда вы­ступаем, - потирая ладонями, улыбнулся Н.Л. - Я почти готов. Кое- что по работе улажу и всё! Да, ты лыжи-то мне какие-нибудь найдёшь, настоящие таёжные?

- Думаю, да, - засмеялся я. - Или у староверов, или возьмёшь мои. На стойбище у меня новые, национальные эвенкийские!

- А до стойбища я что, по пояс в снегу пешком?

- Да найду я тебе лыжи, не переживай, - сделал я серьёзную фи­зиономию, видя чудачество Н.Л.

- Тогда решено, жди меня в начале февраля.

- Но мне, кажется, что нас двое и твой эвенк - всё-таки маловато? - озабоченно посмотрел на меня мой друг. - Хорошо бы ещё кого при­влечь? Мало ли что в тайге может быть, да ещё зимой?

- У меня есть хороший знакомый учитель физкультуры из нашей поселковой школы. Думаю, Сергея уговаривать не придётся. С его ди­ректором у меня отношения отличные. Он умный и всё поймёт.

- Ну, тогда другое дело! - развёл руками H.JI. - Оказывается, ты уже всё обдумал и дело только за мной?

Как я и предполагал, промхозовское начальство, заподозрив что-то неладное, вместо меня предложило H.JI. в помощники по учёту пуш­ных зверей на Орловском участке, старшего охотоведа Локосова. И мне ничего не осталось, как написать заявление об уходе с работы. Освободившись, таким образом, от опеки коллег из района, я по- быстрому собрал две ручные нарты, закупил на дорогу все необходи­мые продукты и стал поджидать приезда своего друга. С третьим уча­стником нашей тайной экспедиции вопрос решился в один день. Ди­ректор поселковой школы порядочный и умный человек, понимающий многие вещи без слов, выслушав мою просьбу, дал добро.

- Что же, я сам буду вести физподготовку, забирай парня, если на­до! - коротко заключил он.

- Молодец Люткевич! - вышел я из его кабинета. - Умница! Не любопытный... Надо, значит, надо. Все бы директора такие были!

Когда приехал Н.Л., у нас с Сергеем Старковым, так звали молодо­го учителя физкультуры, всё уже было готово. Оставалось последнее, постараться незаметно исчезнуть из посёлка. Почему мне хотелось сделать это тайно, я и сам не знал, но интуиция подсказывала, что так надо. Иначе может случиться непоправимое. Мой дом, где я тогда жил, стоял на краю заболоченного бора. И, подумав, мы решили, что лучше всего нам уйти через него не на Орловку, а на её приток - на Чурбигу. Уйти по старой моей лыжне, чтобы новых следов лыж на снегу вокруг посёлка не было. По пойме Чурбиги, где невозможно проехать снегоходом, добраться до Яр-Маракана - гигантского бора междуречья. И по нему выйти на озеро Турэ к стойбищу. Этот план был хорош тем, что по нашим следам экспедицию на технике было не догнать. А пешком на лыжах промхозовские начальники ходить не любили. И вот в ночь на 12 февраля 1975 года, надев лыжи и впряг­шись в нарты, мы двинулись по моей старой лыжне в неведомое. С экипировкой у нас было всё в порядке. На всех троих красовались Добротные стёганые куртки, на ногах с длинными суконными голяш­ками кожаные чирки. В нартах лежало сменное бельё, одеяла и про­дукты. Все трое шли на настоящих камусных лыжах: и Н.Л., и Сергею я взял лыжи у местных старообрядцев. До самого утра мы двигались молча, каждый думал о своём. Спать не хотелось. Тусклого света не­полной Луны нам вполне хватало. Когда лыжня кончилась и путь лёг по целику, мы стали по очереди меняться. Обычно тот, кто шёл без нарты, торил дорогу, когда начинал уставать, его заменял тот, кто только что тянул нарту. Такая смена нагрузки позволила за ночь прой­ти больше тридцати километров. Когда рассвело, мы решили сделать, наконец, привал. Выйдя на кромку болота, натаскали побольше суш­няка, разожгли из него костёр и, утоптав снег, устроили первый свой подходный лагерь. Пока я кормил двух наших лаек, ребята вскипятили чай и накрыли на стол.

- Наверняка, в посёлке ещё не знают, что мы ушли! - оттаивая у огня булку хлеба, предположил Сергей.

- Завтра уже догадаются, - сказал я. - Есть люди, которым всё ин­тересно...

- Пусть догадываются, догадываться не вредно, - открывая банку со сгущёнкой, засмеялся Н.Л. - Пускай попробуют проехать за нами на «буранах» по такой чащобе! Это же не бор, где сосна от сосны на десять метров!

- А зачем они, собственно, могут за нами увязаться? - поинтересо­вался Старков. - Мы им что, мешаем?

- Как зачем? - удивился Н.Л. - Чтобы нас всех вернуть. Хоть про- мхоз и арендатор, но чувствует себя на госугодьях хозяином. Раз я не взял на проведение учётов их, как его там? Ловкачёва, значит, уже не порядок! Мы все, как они считают, на их угодьях вне закона...

- Так что, нас могут втихаря и кокнуть? - покосился на Н.Л. Серёжа.

- Всё может быть, - задумчиво попивая чай, ответил командиро­ванный госохотуправлением. - Если испугаются, что наша работа на­целена для того, чтобы изъять Орловский участок из аренды. Фактиче­ски, если лишить промхоз возможности добывать здесь пушнину, то администрация его может пойти и на крайние меры. Насколько нам известно, - кивнул Н.Л. в мою сторону, - именно с этого участка и утекает пушнина в Москву. Если прервётся аренда, то пострадает не столько промхоз, сколько карман местного заготовителя. Так что нас всех вполне могут и заготовить, - закрыл глаза от удовольствия, попи­вая чай, Н.Л.

- Ничего себе! - вытаращил на него глаза Стариков. - Вы этого вначале мне ничего не говорили?

- Если испугался, то можешь идти назад по лыжне, не заблудишь­ся, - посмотрел я на него.

- Ничего я не испугался, мне даже интересно! В переплётах я ещё _не был... - сконфузился Серёжа.

- Вот и побываешь, - философски заметил H.JI.

- Не падай духом - обойдётся! Главное добраться незаметно до эвенков. На стойбище Ловкачёвы не сунутся. Один раз Борис Леонтич этого Локосова прямо в промхозе чуть не зарезал. Охотовед хотел ста­рика оленей лишить. Загнать его со стадом туда, где нет для них ягельника, - как мог успокоил я Сергея. - К эвенкам они не приедут.

-Может, вздремнём чуток? - предложил Н.Л.

- Думаю, что можем отдыхать до завтрашнего утра, - продолжил я мысль своего друга. - Завтра утром чуть свет в дорогу.

И день и половина ночи прошли в разговорах. О тех, кому мы ме­шаем, больше не вспоминали. Я рассказал ребятам о предстоящем маршруте по пойме Чурбиги и о переходе через гигантский сосновый бор междуречья. Сказал, что в это время в борах появляются северные олени, что проблем с питанием у нас не будет.

- Хочется тебе верить, - сказал перед сном Н.Л. - Иначе, кого- нибудь с голодухи зажуём.

- Начнём с собак, - отозвался я из своего спальника.

- А кем закончим? - спросил Серёжа.

- Тобой! Кем же ещё, - хихикнул Н.Л. - Ты у нас самый молодой и сочный.

Утром следующего дня экспедиция двинулась по пойме Чурбиги. Нас вскоре обступил вековой ельник, пробивать лыжню в котором было очень трудно. И лыжи, и нарты то и дело цеплялись за прутняк. Приходилось из-за этого часто останавливаться, а иногда и прорубать топорами дорогу. В этих дебрях мы потеряли два дня. А прошли всего ничего - каких-то, по моим подсчётам, 25-30 километров!

- Ещё десяток километров, и мы перейдём речку и войдём в Яр- Маракан, - подбадривал я своих спутников, сидя у очередного костра. - Завтра будем в бору.

- Хорошо бы, - отозвался Серёжа. - Честно говоря, мне эти ели и пихты надоели до тошноты. Смотреть на них не хочется!

- А ты смотри больше под ноги, - посоветовал учителю Н.Л. - Меньше будешь падать и спотыкаться.

- Постараюсь, - вздохнул последний, засыпая.

По всему было видно, что Сергей с непривычки стал уставать.

- Ничего, скоро втянется, - показал глазами на спальник Старко­ва Н.Л. - Ты скажи мне правду, скоро мы вылезем из этих дебрей? - спросил он меня прямо.

- Зачем мне врать? - пожал я плечами. - Можно перейти реку, и через три километра бор! Но мы тогда окажемся на озере Минка. На нём сейчас работают подсочники. Нас увидят. Начнутся разговоры: куда да зачем? Есть ли у вас согревательное и т.д. Тебе это надо?

- Нет, конечно, - вздохнул H.JI.

- Тогда придётся немного потерпеть.

- Что же будем терпеть, раз надо, - накрылся он своим одеялом. - Только давай дадим Сергею немного отдохнуть. С нартами справимся сами.

- Если он захочет, - положил я пару брёвен в горящую надью. - Самый трудный участок мы прошли, завтра будет полегче.

И действительно, на завтра к обеду мы вышли на тропу, ведущую на озеро Турэ.

- Всё! - показал я на неё. - Сворачиваем и идём в междуречье. Скоро дорога наша станет идеальной! В бору снег твёрдый, и собаки от лыжни немного отдохнут. А то от неё никуда - сразу по уши!

Через час, перейдя речку, мы углубились в вековой бор.

- Вот он, знаменитый Яр-Маракан! Почему-то эти места так зовут остяки и эвенки, - показал я на уходящие в небо вековые сосны.

- А что означает Яр-Маракан? - спросил Сергей.

- Честно говоря, не знаю, - улыбнулся я. - Придём, надо будет спросить.

Через несколько минут из-под ног идущего впереди H.JI. выпорх­нул, поднимая снежную пыль, огромный глухарь. За ним с визгом бросилась со своей подругой Стрелка.

- Ну и напугал же он меня! - уселся на лыжи мой друг. - Я думал, граната взорвалась!

- В тайге надо обязательно иметь запасные штаны! - раздался сза­ди назидательный голос Сергея. - Я захватил с собой ажно две пары.

- Думаю, ты мне должен выделить из своего арсенала... - осмат­ривая себя, поднялся на ноги H.JI.

Глядя на чудачество друзей, я расхохотался.

- Всё нормально! Раз настроение хорошее - значит, коллектив сло­жился.

Осталось принять в группу Колю Лихачёва. Но за эвенка я не бес­покоился. Что-что, а вести себя Николай умеет. И выдержка у него отменная. Через несколько минут, увязая в снегу, на лыжню возврати­лись собаки.

- Ну что, Стрелочка, это тебе не осень, так что советую за глуха­рями не гоняться. Лучше иди по лыжне сзади. Когда станет наст, тогда и набегаешься.

Собака, как будто понимая меня, улеглась на лыжню и стала ин­тенсивно выгрызать набившийся между пальцами снег.

Пройдя по бору с десяток километров, мы навалили сушняка и разбили лагерь.

- Отсюда до стойбища два дня ходьбы, не больше. Так что скоро придём! - подбадривал я своих друзей.

- Хоть десять! - улыбнулся Старков. - По бору идти одно удо­вольствие.

- Не скажи! - засмеялся я. - Нам везёт, что нет оленьих покопов, иначе придётся снимать лыжи и идти пешком. Сплошные ямы! Всё это, Серёжа, у нас впереди.

- Не хотелось бы! - проворчал тот.

- Ничего, нет худа без добра, - заметил Н.Л. - Хоть браконьерить мы и не имеем права, но в экстренных случаях, чтобы не стать людо­едами, - он многозначительно посмотрел на Сергея, - нам надо по­пробовать добыть мясо. Во-первых, чтобы не стать нахлебниками у эвенков и, во-вторых, быть с мясом самим. Иначе голодовки нам и вправду не миновать. В бору глухарей полно, но я не вижу их на на­шем столе, - теперь это уже относилось ко мне.

- Ладно, так и быть, - взглянул я на своего друга, доставая из сво­ей нарты «Тоз-8». - Глухарь у нас в рационе скоро появится.

- Вон оно что? - опешил Серёжа. - А я и не знал!

- Ты много чего не знаешь, - улыбнулся Н.Л. - Винтовку для тебя взяли. Чтобы когда нас окружат медведи, тебе было чем застрелиться.

- Это зачем? - не понял юмора учитель.

- Чтобы им не сдаться, - надзирательным тоном сказал Н.Л.

- Но ведь медведи ещё спят, - сел на своего «конька» Серёжа.

- Ты что, шуток не понимаешь?! - схватился за живот Н.Л.

Видя такой вот цирковой номер, я засмеялся тоже.

«Это не к добру, - думал я, вытирая слёзы. - Слишком много в по­следнее время хохочем. Но кто знает, может, как говорит Н.Л., всё и обойдётся...

Назавтра рано утром вторым выстрелом из винтовки я сбил здоро­венного петуха-глухаря.

- Кто говорил, что мы помрём с голоду? - бросил я его у дого­рающего костра. - Нам его хватит дня на два, а то и больше. И собаки ещё поедят.

- А кто будет готовить? - высунул нос из-под своего одеяла H.J1. - Я сразу говорю, что не буду, потому что я ответственное лицо, так сказать государственное...

- Я его сготовлю! - согласился Серёжа.

- Да я пошутил, - засмеялся Н.Л., вставая. - Давай вместе по- быстрому. Плотно позавтракаем и пойдём.

Как я и предполагал, к концу второго дня пути мы увидели покопы домашних оленей, а через час ходьбы почти в темноте подошли к эвенкийскому стойбищу. Услышав наше приближение, залаяли привя­занные рядом с чумами собаки, и навстречу нам вышли насторожен­ные люди. Приближение со стороны Чурбиги из бора трёх вооружён­ных мужчин их озадачило. Но, узнав в неожиданных гостях меня, все сразу повеселели.

- Добро пожаловать, Геша! - вышел навстречу нам старший из Лихачёвых. - Ты, как я вижу, человек слова, делаешь, как говоришь. Это хорошо! - протянул Борис Леонтич мне свою руку. - А как звать твоих друзей? Если они твои друзья, значит, друзья и наши. Давайте- ка, сбрасывайте лыжи и все ко мне в чум.

- А где Николай? - поискал я своего друга глазами.

- Он ушёл с Пашей Тугундиным дикарей скрадывать. Скоро долж­ны вернуться.

Скоро означало либо завтра, либо через день. Услышав, что Нико­лай на охоте, я немного расстроился. В наши планы это не входило. Я отвязал от нарт своих собак, нашёл им место рядом с жилищем отца Николая и, сбросив лыжи, вошёл в чум. У огня, озираясь во все сторо­ны, сидели Старков и Н.Л. Они впервые видели эвенков и в первый раз оказались в чуме. Понятно, что им всё, начиная с запахов и кончая нехитрой окружающей их утварью, казалось экзотическим и стран­ным. Предыдущим днём нам повезло с охотой и на нарте у нас лежало четыре глухаря. Поэтому, взглянув на растерянное лицо Старкова, я спросил:

- Ты, я думаю, не забыл пару птиц отдать нашим хозяевам?

- Мы им вручили трёх, - повернул в мою сторону голову Н.Л. - От каждого из нас по глухарю.

- Просто горжусь вами! - улыбнулся я. - И не жадные, и весёлые.

- И не обжоры, - добавил Н.Л.

Вскоре в чум вошла мать Николая с бумажным мешком, напол­ненным покупными сушками.

- Это у нас ещё с осени, бережём для гостей, - сказала она, насы­пая сахар в берестяной туес. - Сейчас Борис придёт с олениной, и я вам что-нибудь приготовлю.

- Да мы ещё и не проголодались, недавно обедали, - сказал я.

- Уже вечер, надо кушать, иначе спать будет холодно, - высыпала на столик из своего мешка Колина мама бублики. - Скоро чай заки­пит, согреетесь, а там и ужин поспеет.

- Зачем глухарей нам отдали? Мы всегда с мясом живём, - зашёл в чум Борис Леонтич с двумя увесистыми кусками оленины. - Этот, хо­зяйка, готовь, - протянул он своей жене кусок побольше. А из этого мы с Гешей строганину сделаем. То, что ты ешь строганину, я знаю, а твои друзья её едят? - посмотрел хозяин на притихших членов экспедиции.

- Я не пробовал, - посмотрел на лежащее на столе мороженое мясо Н.Л.

- И я тоже, - отозвался Старков.

- Но вы не беспокойтесь, есть мы будем не хуже вашего, - улыб­нулся Колиному отцу Н.Л. - Георгий так нам расхваливал морожен­ную оленину, что при виде её у меня побежали слюнки.

- Вот и хорошо, - засмеялся хозяин, насыпая перец в плошку с со­лью. - Давайте, доставайте свои ножи и поближе к столу!

Не успел я нарезать несколько тонких длинных стружек мороже­ного деликатеса, как в чум вошла бабушка Нюра.

- Она мне ещё утром сказала, что ты придёшь с друзьями, - пока­зал на свою тёщу Борис Леонтич.

- Здравствуйте, тётя Нюра! Вот мы и опять увиделись! - подошёл я к ней.

- Здравствуй, здравствуй, Гера! - посмотрела она на меня строго и как-то по-матерински. - Зачем решил снова увидеть Якынр? Вижу, не дают тебе покоя мои рассказы, - уселась бабушка Нюра на шкуру ря­дом с нами. - А как твои друзья? Дай-ка я на них погляжу.

После её слов в чуме наступила тишина. Все смотрели на шаманку и ждали, что она скажет.

- Ничего, парни хорошие! - улыбнулась она через минуту. - Вот этот очень много знает, - показала она на Н.Л. - У него мысли из го­ловы как тетерева из-под снега, вроде бы все разные, но глядишь ты - собираются в единую стаю. А этого парня - одного не оставляйте. Не напоритесь на чулукана, плохо ему может стать. А так он надёжный и сильный.

- А кто такой чулукан? - спросил Серёжа.

- Лучше тебе его не встречать. Он тебя сразу в лесу запутает, даже по своему следу не выберешься.

- Это что такой дух? - спросил шаманку Н.Л.

- Не дух это, а лесной человек. Большой такой! Старообрядцы его чулуком кличат.

- Наш сибирский йети, - пояснил я.

- Тогда понятно! - кивнул головой Н.Л., пробуя первый кусочек строганины. - Оказывается, и у нас в Томской области такие встреча­ются. А я думал, что только на Урале...

- Но как же они зимой-то живут? Морозы-то какие! - спросил Се­рёжа бабушку.

- Старики сказывают, что чулуканы знают дороги в мир духов, по­этому морозы им и бескормица не страшны. Но лучше бы вам с чулу- каном не встречаться.

- А мы сами наподобие Юрия Петровича в мир духов не угодим? - спросил я.

- На то место, где он потерялся, не ходите. Да и я за вами смотреть буду, - сказала старушка, подливая себе чаю. - Так что не бойтесь...

- У меня к вам вопрос, - посмотрел я на неё. - Что по-эвенкийски означает слово Яр-Маракан? Тот бор, через который мы сюда при­шли?

- Ничего это слово на нашем языке не означает. Жаль, что ты, лючи, меня об этом спрашиваешь, - покачала головой старая сказительница.

- Почему жаль? - не понял я.

- Потому, что ты должен знать сам значение этого слова. Тебе лень подумать, Геша, проще у меня спросить.

Я видел, что старушка почему-то расстроилась, но не понимал по­чему.

- Постой, Гера! - поднял руку Н.Л. - Если бабушка, - показал мой друг на шаманку, - считает, что ты должен сам знать значение слова Яр-Маракан, значит, этот термин из нашего языка, только окончание у него эвенкийское. Если так, то давай подумаем, что же оно значит?

- Подумайте, подумайте, а я чай пока попью, - начала успокаи­ваться старая эвенка.

- «Яр» походит на название Солнца древними славянами. Они ве­сеннее светило называли Ярилой, - начал я копаться в своей памяти.

- Но Ярью называли ещё и жизненную силу! - добавил Н.Л. - А Маракан чем-то походит на слово мор?

- Постой, всё понятно! - чуть не закричал я. - «Кан» - окончание эвенкийское, а само слово русское - Мара! Это же имя богини смерти! Ничего себе, ну и название у бора! Дословный смысл таков.

- Сила Мары, или бор смерти, - дополнил меня H.JI.

- Да, бор, где живёт смерть. Но это на языке эндри, - посмотрела на нас шаманка своими выцветшими глазами. - Здесь в наших краях много что называется на языке эндри. Та же Орловка или река Лисица, речка Росомаха или Окунёвка.

- Но ведь это же чисто русские названия! - встрепенулся Старков.

- Но тогда, откуда они здесь взялись в крае, где до сих пор русские почти не живут? - вступил в нашу дискуссию Борис Леонтич.

- Какая-то загадка, - сказал Н.Л.

- Никакой загадки нет, - взяла слово старая шаманка. - Эндри, или, по-остяцки берёзовые люди-квели, разговаривали, как и вы, лю- чи. Поэтому название боров, рек, озёр, на востоке - гор произносится на одном и том же языке.

С этими словами старая женщина поднялась на ноги и, накинув на плечи кырняжку, ушла в чум к своей другой дочери.

- Она многое знает, - качнул в её сторону головой Борис Леонтич. - Вся её жизнь - сплошной аргиш. Родилась на Чуньке, вышла замуж на Катанге. Много лет жила на Сыму и вот сейчас кочует на Кети.

Слова шаманки в сознании Сергея и Н.Л. оставили, как я понял, серьёзный след. Ребята сидели, задумавшись, и рассматривали языки пламени костра, как будто в первый раз их видели.

- Что-то я вижу вам вдруг взгрустнулось, - прервал я воцарившее­ся молчание.

- Тут взгрустнётся, - отозвался Н.Л. - Бабушке бы у нас в универ­ситете лекции читать, а она с духами общается.

- Духи будут, пожалуй, поважнее вашего университета! - раздался с оленьей лежанки голос хозяина чума. - Они подчиняются только особым людям. Скажите, вашим профессорам духи повинуются?

- Пожалуй, нет, - подымаясь на ноги, вздохнул Н.Л.

Но в этот момент в чум, держа полукруглый чугунный казан в ру­ках, вошла жена Бориса Леонтича.

- Всё, сварилось! - сказала она, ставя казан на землю. - Готовила мясо оленя на костре, так оно вкуснее будет. Доставайте и ешьте. Мы поблагодарили хлебосольную женщину и её мужа, но ещё раз садиться за стол нам не хотелось. Было уже поздно, и нас устраивал не столько предстоявший второй ужин, сколько сон.

Коля Лихачёв появился на стойбище в обед следующего дня. Уви­дев нас, молодой эвенк обрадовался.

- Четырёх дикарей добыли! - вместо приветствия высказался он, протягивая руку.

- Мяса теперь много, своих оленей можно и не резать. Паша ос­тался с мясом, а я пришёл за упряжкой.

- Но может, кто-нибудь другой за мясом вместо тебя скатается? - спросил я его после приветствия. - Ты нам нужен. У нас маршрут сно­ва на Якынр, а там через водораздел и на Тым.

- Так, наоборот, хорошо! Дикарей мы складывали за гарью, где избушка. Чем снег лыжами месить, на оленях туда и уедем. Только возьмём не одну упряжку, а две, чтобы всем вместиться, - засмеялся охотник. - Я там с вами и останусь, а нарты к Турэ приведут Паша с Витькой.

- Что же, это нам вполне подходит, - обрадовались ребята.

- В жизни на оленьих упряжках не катался! - сказал Н.Л.

- Видишь, это твой тёзка, - показал я эвенку на своего друга. - Ты, Николай Лихачёв, значит кратко - Н.Л. и он тоже Н.Л. Так что прошу вас любить друг друга!

- Да я вроде серчать на людей просто так, от скуки, ещё не нау­чился, - сконфузился эвенк.

- И я тоже! - засмеялся Н.Л.

- Значит, всё будет нормально! - посмотрел на нас Старков. - Так, когда же мы выступаем? Если честно, я в чуме все бока себе отлежал!

- Завтра утром, - подумав, сказал Николай. - Надо немного отдох­нуть, поймать упряжных оленей, а потом собраться. Я же ещё не соб­ран. А ты почему не переоделся в нашенское? - посмотрел он на меня.

- Да вот тебя дожидался, говорят, где-то у тебя мои вещи.

- Не у меня, а у бабушки. Пока я займусь своими делами, сходи к ней и забери своё. Нам с тобой за водоразделом придётся побывать на мёртвом городе. Бабушка просила тебе его показать. Там стоят ещё и огромные курганы... Поэтому ночевать придётся на снегу не раз и не два. Может и без костра. Потому что за озёрами чистые болота, растёт там только мох, сушняка не сыскать, - скороговоркой сказал охотник.

- Слушаюсь и повинуюсь! - засмеялся я, надевая лыжи. — Всё, по­скакал к твоей бабушке.

- А нам что делать? - спросил с растерянным видом Серёжа.

- Отлёживать в чуме бока и учиться есть строганину, - махнул я своим друзьям рукой.

Когда я подошёл к жилищу старой шаманки, её в чуме не оказа­лось. Старушка чем-то занималась в стоящем в 30 метрах от её дома лабазе. Не останавливаясь, я сразу направился к хозяйке дома.

- На-ка, возьми, - протянула старая эвенка череп медведя.

Я взял в руки череп и, не понимая, посмотрел на спустившуюся с лабаза бабушку.

- Пойдём, - наклонилась она, надевая свои маленькие лыжи.

Мне ничего не оставалось, как молча последовать за эвенкой. Ко­гда мы подошли к её чуму, старушка, показывая на череп медведя, сказала:

- Вынь правый клык, Геша, и дай его мне.

Ударами обратной стороны ножа я расшатал клык и, вынув его, подал шаманке.

- Всё, ты мне больше не нужен, - сказала она сурово. - Забирай свою одежду. - Она в чуме, в мешке и ступай на стойбище. Я должна остаться одна...

Ничего не спрашивая, я взял свои вещи и, не попрощавшись, по- эвенкийски, отправился назад. Через несколько минут, к радости сво­их друзей, я был уже на стойбище.

- Ничего себе носишься! - покосился в мою сторону Старков. - Вроде никуда и не уходил!

- Ну-ка, давай, приоденься, - откинулся на подушки H.J1. - Хочу посмотреть, похож ты на эвенка или нет?

По просьбе друзей я сбросил с себя своё походное, потом по оче­реди надел эвенкийский нагрудник, натазники, на ноги с оленьими носками камусные чиколмы, а сверху кырняжку. Венчал мой экзоти­ческий наряд, расшитый бисером и оленьей шерстью, капор.

- Ну и как? - спросил я своих друзей.

- Борода мешает, - поморщился H.J1.

- И нос немного болыневат, - добавил Старков. - А так, похож.

- На кого? - посмотрел я на ребят.

- На русского матёрого мужика, которому вздумалось натянуть на себя эвенкийское одеяние, - ухмыльнулся H.JI.

- Надо же, ещё и с красным крашеным волосяным хвостом! - по­казал на низ кырняжки Серёжа.

- Знаешь что? Тебе надо в Томск ночью под мост. Как оттуда вы­лезешь в таком вот убранстве, тебе не только деньги - трусы в сороко­градусный мороз отдадут! - продолжал надо мною подтрунивать H.JI.

- Неужели у меня такой дикий вид? - растерялся я.

- Да мы смеёмся, всё нормально. Только, что ты станешь делать, когда начнутся оттепели?

- В марте температуры будут уже не те? - спросил H.JI.

- В нарту брошу своё, тепло станет - переоденусь, - сказал я.

Облачённый во всё национальное, я вышел из чума на мороз и ли­цом к лицу столкнулся с идущим к нам Борисом Леонтичем. На то, что я переодет, старейшина не обратил никакого внимания.

«Как будто так и должно быть», - невольно подумал я.

- Николай пошёл ловить оленей, а мне наказал, чтобы я отсыпал вам в дорогу муки. Будете в горячем песке печь колобки.

- Как это? - удивился я.

- Увидишь! - хитро прищурился эвенок. - Колька умеет, - подал он мне мешок с мукой. - Дорога у вас, как говорит бабушка Нюра, бу­дет длинная. Печёные колобки тоже могут пригодится.

Я поблагодарил отца Николая за заботу, и тут мне пришло в голо­ву спросить его, что означает на эвенкийском языке слово «Турэ». По­чему такое название у рядом лежащего озера? Выслушав мой вопрос, пожилой эвенк задумался.

- Надо бы спросить бабушку, - начал он, но потом, что-то вспом­нив, сказал:

- Я вспомнил, это имя древнего богатыря. В честь него и назвали озеро.

- Богатыря селькупского?

- С чего ты взял, что остяцкого? Нет, конечно! Но и не нашего.

- Тогда какого?

- Бабушка же тебе рассказывала, скорее всего, богатыря народа эндри. Здесь ведь давным-давно эндри жили - железные богатыри.

- А почему железные? - задал я новый вопрос.

- Потому что железо на себя надевали. Их ни пальмой, ни стрелой нельзя было взять.

«Вот так новость? - подумал я. - Имя богатыря! Получается, что его быком, туром звали! Имя-то вполне русское! Русских вроде бы в этих местах в древности никогда и не было. А топонимы и многие гидронимы наши, славянские!

- Пойдёмте, вместе посидим за столом, - пригласил я хозяина в его же чум. - А то дом свой нам отдали, а сами переселились.

- Чтобы гостей не стеснять - таков обычай, - улыбнулся Борис Леонтич, принимая моё приглашение.

Поздно вечером на оленьей упряжке у чума остановился Николай.

- Всё! Завтра в дорогу! - с порога весело заявил он. - А сейчас спать, встаём рано...

Мы по-быстрому разложили постели и уж было собрались в них залечь, как в чум вошла старая шаманка. Николай, видя такое дело, подкинул в огонь сушняк и взялся за приготовление чая.

- Не надо, - остановила его жестом бабушка. - Я скоро уйду. Я пришла к Геше. - На, возьми, - протянула она мне что-то.

Я машинально вытянул руку, и на мою ладонь упал надетый на толстую капроновую нитку медвежий клык.

- Надень и носи! - посмотрела она мне в глаза. - Снимешь в по­сёлке или в городе. А в лесу клык носи... В нём сила того аминака, ко­торого ты убил осенью. Есть в нём, - показала она на странное ожере­лье, - и моя сила. Если бы не ты, погиб бы тогда и мой внук, аминак тот был не простой... Не шатун, а на людей охотился. Помогли с ним справиться твои предки, поэтому сила зверя тебе должна принадле­жать по праву.

И ребята, и молодой эвенк, и я - все смотрели на старую шаманку и не знали, как себя вести и что ей сказать? Слишком необычным был ее поздний визит.

«Она подарила мне оберег, но зачем? Выходит, бабушка знает то, о чём мы и не догадываемся», - невольно возникло в сознании.

Я взглянул на Николая, эвенк выглядел предельно серьёзным и озабоченным.

- Не знаю, как вас за это и благодарить, - надевая на себя клык медведя, обратился я к шаманке.

Поиск по сайту: