РАССКАЗ СТАРОГО ФЕЛЬДШЕРА

Из наивного мальчика, верившего во всё написанное на бумаге, я превратился в другого человека именно тогда, во время первой своей самостоятельной экспедиции.

Толчком всему, что произошло, послужила смерть Юрия Петрови­ча Сурова. Не случись её, может быть, я так бы никогда и не узнал ни о народе эндри, ни о древних кочевых дорогах, ни о городах погибшей цивилизации. О своей экспедиции я как-то поведал «пасечнику». Он внимательно меня выслушал и сказал, что о мёртвом городе на вер­шине Тыма ему известно и таких городов по притокам Оби и Иртыша множество. Удивила его шаманка-бабушка.

- Похоже, твоя баба Нюра получила свои знания от хозяина мед­вежьего наряда, - засмеялся седоголовый. - Она знает то, о чём абори­гены в своих преданиях обычно умалчивают. Похвально, что она тебя сразу раскусила и стала с тобой работать. Но пока не пойму, зачем? - задумался он.

После приезда из Колы домой в Сургут, сидя на диване и обнимая соскучившихся по мне собак, я во всех подробностях вспомнил тот зимний поход.

«Жив ли Николай Лихачёв? - думал я. - Что сейчас с Сергеем Старковым? Нелохо бы его найти. И чем занят самый надёжный из моих друзей незабвенный Н.Л.? Хранится ли у него тот шаманский костюм? После нашей встречи прошёл целый год, неплохо бы его на­вестить и об этом спросить. Шаманский медвежий костюм, наряд жрецов-предсказателей легендарных эндри или квелей. Странно, по­чему именно медвежий? - ломал я себе голову. - И никакой другой? Что-то в этом есть, но что? Вот бы понять?»

Долго не видевшие меня собаки ласкались и что-то пытались ска­зать на своём собачьем. Но я их не понимал, просто гладил и теребил родные лохматые морды.

- Даю слово, больше так долго от вас не уеду! Я и сам без вас со­скучился. Но что делать: так было надо, - говорил я им.

Дядя Ёша просил год-два отдохнуть от свежей информации. За­няться чтением книг и осознанием того, что уже удалось постичь и понять. Но для этого надо было найти такую работу, которая бы по­зволила всё это сделать. Бесконечные командировки, в которые я ез­дил, не годились. В конце концов, надо было пересмотреть и своё от­ношение к собакам.

«Сколько можно их оставлять на попечение соседей? Но куда по­даться? На буровую нельзя, это ещё хуже, чем моя работа. Тогда куда? Может, вообще уехать из Сургута? Например, в Новосибирск или опять в Томск? Но и там, и там будут проблемы с квартирой. К тому же я не один: у меня эти вот два лохматых красавца. Что же делать?»

Интуитивно я почувствовал, что ответ на вопрос, куда пойти рабо­тать, от меня совсем рядом, и он как-то связан с тем, что меня волнует. И тут я внезапно вспомнил рассказ одного старого больного фельдше­ра. Случилось это через год после моего переезда из Верхнекетского района Томской области в областной центр. От своего знакомого я ус­лышал, что в районе села Нарымского пробурена скважина, из кото­рой стала поступать на поверхность горячая морская вода. Очевидно, вода древнего, ныне исчезнувшего моря. И мне захотелось побывать на той скважине и самому убедиться, так ли это. Я взял напрокат у друга «Казанку», поставил на неё свой старый проверенный временем «Вихрь», запасся до отказа топливом и, зацепившись за идущий вниз по Оби «Ярославец», отправился в район Нарыма к заинтересовавшей меня скважине. Через пару суток я был на месте. Отцепившись от «Ярославца», я завёл свой мотор и, махнув капитану катера рукой, пристал к Чистому Яру - к месту, где геологи пробурили странную скважину. Меня удивило, что у берега стояло десятка полтора разных лодок, а на берегу маячили палатки. Через несколько минут я узнал, что на скважину приезжают лечиться люди. Оказывается, бьющая из- под земли горячая вода запросто лечит многие болезни. Хотя я и был здоров, но искупаться в целебном источнике мне, естественно, захоте­лось. И я принял решение несколько дней пожить рядом со скважи­ной. Поискав свободное место, я поставил на берегу свою палатку и отправился купаться и принимать грязевые ванны. В одной из само­дельных ям, куда люди наливали шлангом горячую воду, я заметил старого человека. Он сидел одиноко в своей ямке и правой рукой под­держивал висящую у плеча на коже левую руку. Мельком взглянув на зажившую страшную рану, я понял, что человека изуродовал медведь, тем более, что на его шее были видны шрамы от его страшных когтей. Как человек не умер от таких ран, было непонятно. Повалявшись в грязи и приняв ванну, я искупался в чистой воде ближайшего озера и направился к себе в палатку. Подойдя к ней, я увидел снова того ста­ричка, который одной рукой безуспешно пытался развести рядом со своей палаткой маленький костёр. По-быстрому я наломал тонкого су­хого хвороста, и вскоре костёр у палатки старого человека запылал. Старик поблагодарил меня за помощь и спросил, где я так профессио­нально научился разжигать костры? Я сказал ему, что ещё недавно ра­ботал охотоведом, приходилось по работе много путешествовать. В бесконечных дорогах и научился этой премудрости. У своей палатки я тоже разжёг костёр и стал готовить себе ужин. Увидев, что таким же делом занят мой сосед, я решил, что будет лучше пригласить старичка к себе.

- Пойдёмте ко мне, - подошёл я к нему. - У меня уже всё готово, и за компанию будет веселее.

- Мне как-то неудобно, - посмотрел он на меня. - Я лучше сам по себе...

- Не стесняйтесь, - сказал я ему. - Мы же соседи, в следующий раз чай пойдём пить к вам. А сегодня за мой приезд.

- Тогда я возьму вот свои булочки, правда, они не свежие, - скон­фузился старик, доставая из палатки какой-то пакет. - Вчера внук при­возил, за ночь успели высохнуть.

- А вы сами откуда? - спросил я его, когда мы подошли к моей па­латке.

- Из Парабели, я местный. Отсюда на посёлок идёт дорога: по ней ко мне иногда приезжает на газике мой внучек.

У старика легкий низкий голос, приятное доброе лицо и умные от­крытые глаза. Он сел напротив меня и положил свою повисшую на су­хожилиях и коже левую руку себе на колени.

- Меня звать Василием Петровичем, - представился он.

- А меня Юрием, - протянул я свою руку для рукопожатия. - Хоть я и не употребляю, но у меня в шакше кое-что есть. Вы что предпочи­таете: вино или «столичную»? - засуетился я.

- Сегодня самый раз - слабозаваренный чай. Я же после процеду­ры, - улыбнулся старик.

- В таком случае он уже перед вами, - показал я на чайник. - Но сначала надо хорошенько покушать.

- Есть я тоже не хочу, - сказал Василий Петрович. - Разве что за компанию?

Наступила светлая северная ночь. Рядом с разбросанными вокруг палатками дымили костры, оттуда слышались глухие голоса и смех. Сидя напротив друг друга, мы не спеша поели, попили чаю и посте­пенно разговорились.

- Ты, Юра, где работал охотоведом? - спросил меня Василий Пет­рович.

- На Орловке в Верхнекетском районе.

- Понятно, - задумчиво посмотрел на меня старик. - А ты когда- нибудь бывал на Васюгане?

- Нет, не бывал.

- Хорошая река, красивая, - почему-то вздохнул Василий Петро­вич. - Я там был, но давно... А вообще-то я омский. Но всю жизнь прожил в Нарымском крае.

- Попали когда-то по распределению? - спросил я.

- По своей воле. Другое тогда было время. Люди во что-то вери­ли, к чему-то стремились. Это сейчас живут одним днём как жуки- пауки... - опасаясь, что его слова могли меня обидеть, старик замол­чал.

- Я с вами согласен, - поддержал я его мнение. - Так оно и есть. Каждый старается жить только для себя. И ему наплевать, что проис­ходит в обществе и куда оно катится.

- Тогда мы думали иначе, - посмотрел на светлое ночное небо Ва­силий Петрович. - Стремились быть полезными своей стране, своему народу. Красивое время было!

- Вы, наверное, страстно любили охоту? - намекнул я старому че­ловеку на его травму. - Это ведь медведь... Удивительно, как вы жи­вы-то остались?

- Медведь, - посмотрел на неподвижно лежащую на колене руку старик. - Но охотником я страстным не был. И выжил я чудом. До сих пор удивляюсь, почему я тогда не умер. Просто какая-то сила меня удержала в этом мире.

С этими словами Василий Петрович поднялся, поблагодарил меня за ужин и компанию и собрался идти к себе.

- Вы уже на боковую? - спросил я его.

- Да нет, я так рано не ложусь. Просто думаю, Юра, пора отдох­нуть тебе... Ты ведь с дороги.

- Я на катере проспал двое суток, - засмеялся я. - Так что не бес­покойтесь.

- Я вижу, тебе хочется узнать, как это случилось? - качнул он ото­рванной рукой. - Я понимаю, тебе как охотнику это интересно. И я бы, пожалуй, тебе это рассказал, но не могу. Никто не знает, что со мною произошло. Так надо, Юра. Иначе может случиться беда с тем, кто уз­нает, - сказал он странную и загадочную фразу.

- Со мной не случится. Я «в рубахе» родился, - заверил я его.

- Нет, не могу! Моя тайна должна уйти со мною. Слишком боль­шая ответственность... Юра.

Старик нёс какую-то чушь, но лицо у него было серьёзным и гру­стным.

- Я на самом деле родился под счастливой звездой, я не вру. И ва­ша тайна мне вреда не причинит. Возможно, как раз я и могу оказаться вам в том, что вас гнетёт, полезным.

Мои слова, сказанные наугад, старика взволновали. Он посмотрел на меня и спросил:

- Как ты догадался, Юра, что меня что-то гнетёт?

- Сам не знаю, - признался я. - Наверное, интуиция.

- Ты вот что, Юра, пару дней хорошенько подумай. Потому что я на самом деле расскажу тебе такие вещи, которые могут отправить те­бя на тот свет. Я не шучу. Если дашь добро, то я тебя посвящу в свою тайну. Но учти, потом винить будешь только себя, - погрозил он на прощание пальцем.

Своим поведением и словами старик не на шутку меня заинтриго­вал. И поразмыслив, я решил, что двух смертей не бывает, а одной всё равно не миновать.

«Ну что он мне предложит? Охоту на медведей-садистов, которые у живых людей отрывают руки?! Интересно, где эти косолапые оби­тают?»

Незаметно пролетело два дня. Каждый вечер, встречаясь со стари­ком у костра, мы говорили о чём угодно, только не о его тайне. Наши разговоры касались прошлой довоенной и послевоенной жизни, эпохи хрущёвских реформ, когда в стране по приказу кремлёвских идиотов было вырезано почти всё племенное стадо крупного рогатого скота, и за одну овцу крестьянин обязан был сдать государству две шкуры. Старик, вспоминая некоторые художества Никиты Сергеевича, тяжело вздыхал и говорил, что про Брежнева он не знает, но Хрущ - явный ставленник Запада. За каких-то десять лет сумел разорить великую державу. Когда я спросил его о Сталине, он, посмотрев на меня, сказал:

- То, что смог Иосиф Виссарионович сделать для своего народа, не под силу ни одному человеку.

- Кто же, по-вашему, был Сталин, он что человеком не был? - удивился я.

- Посуди сам, - улыбнулся своей доброй улыбкой Василий Петро­вич. - Сталин спал всего по четыре, а то и по три часа в сутки. Всё ос­тальное время он работал. Жил на зарплату первого секретаря, которая была меньше, чем у сталевара или шахтёра-проходчика. Он не был казнокрадом, ничего не брал из музеев. Наоборот, всё украденное дру­гими большевиками, типа Троцкого или Бухарина, пытался вернуть России. Он не брал даже подарков, которые ему преподносили друзья или союзники. Сталин из подаренных ему вещей организовал музей. А по их стоимости в СССР были выпущены деньги. И, наконец, Стали­ным не могла управлять ни одна женщина. Чего нельзя сказать о дру­гих членах нашего правительства. Говорят, что Иосиф Виссарионович застрелил Аллилуеву? Так это или нет, не знаю. Но если она от него требовала, чтобы Крым отдали евреям...

- Вы считаете, что за дело? - закончил я за него.

- Да, считаю, - сказал Василий Петрович просто. - Это не жена вождя, если исконно русские земли намеревалась подарить дяде Аб­раму... Теперь сам подумай, Сталин был человеком или нет?

- Ну, а кем же он всё-таки был, по-вашему?

- Какой-то, в образе человека, мощной космической сущностью.

- Интересно? — почесал я затылок. - Осталось только выяснить: светлой или тёмной?

- А ты как думаешь? - спросил Василий Петрович.

- Думаю, что светлой! - сказал я. - Хотя после хрущёвского трёпа в его адрес многие считают, что Сталин был мракобесом.

- Пусть считают, - грустно улыбнулся старик. - Не будь его, навер­няка не было бы и нашей родины, России. Очень хорошо, что ты нутром чувствуешь истину. Ну, так как? Рассказывать мне тебе о том, что я пе­режил или нет? Или, может, у гебя сейчас на этот счёт иное мнение? - вдруг, переключившись со Сталина, спросил меня собеседник.

- Конечно, рассказывать! Я весь во внимании, будьте спокойны, со мною всё будет в порядке.

- Если что, винить будешь не меня. Запомнил?

- Запомнил, - уселся я на валежник поудобнее.

- Мне много лет, это на вид я такой бодрый и молодой, - начал своё повествование Василий Петрович. - В тридцать первом, когда я справил своё двадцатисемилетие, меня, как фельдшера, Омский ЦК направил на работу в Нарым. В то время на Обь, Парабель и Васюган под конвоем на баржах и пароходах везли тысячи спецпереселенцев. Местные сибирские власти как могли, так и уничтожали свой собст­венный народ, не думая, что через несколько лет их всех поставят к стенке. В это страшное и кровавое время на Кульёгане, что течёт на северо-запад от Васюгана, среди местного населения началась эпиде­мия оспы. Оспа грозила гибелью не только хантам, но и местным рус­ским, особенно спецпереселенцам. Видя такое дело, губернские власти решили провести срочную вакцинацию. В Нарым из Томска была за­везена противоосповая вакцина, и нам, фельдшерам, поручили привить ею всё местное население края. Меня, как старшего, послали в центр эпидемии на Кульёган. Из Каргаска по зимнику и льду реки я добрался до Среднего Васюгана. Тогда это была маленькая русско-остяцкая де­ревенька. Двадцать-двадцать пять домов, не больше. В ней и в Тевризе я должен был приобрести хорошие собачьи нарты, местных ездовых собак и найти себе проводника до вершины Кульёгана. Замысел моего Нарымского начальства был таков: я должен был выйти в начале фев­раля на собачьей упряжке из Среднего Васюгана, добраться до первых хантейских юрт у вершины Кульёгана. И потом, ставя хантам привив­ки, от юрт к юртам пройти за февраль и март весь Кульёган. Когда же работа будет закончена, выйти на зимник Сургут-Томск и по нему до­браться через Каргасок до Нарыма. С нартами я вопрос решил в пер­вый же день. Я купил их у местного кержака-охотника. С собаками получилась небольшая заминка. Ни у кого лишних лаек не оказалось. Мне пришлось их доставать у местных остяков за полета километров от Среднего. Прошла пара недель - этот вопрос у меня с трудом, но решился. Теперь можно было бы и выступать. Осталось найти хоро­шего проводника. Но вот тут-то и начались проблемы. Люди готовы были меня проводить через тайгу до Пудина, до вершины Васюгана, но не на Кульёган. На северо-запад через водораздельное болото никто со мной идти не хотел. Русские говорили, что у них нет времени. А ханты и селькупы упорно твердили, что в тех местах живёт маячка и они туда не ходоки ни за какие деньги, потому что боятся. Что такое маячка, они мне не говорили. Но было видно, что страх у них непод­дельный. Видя такое дело, я по рации вызвал Нарым и попросил, что­бы мне дали добро идти на Кульёган без проводника. Сейчас бы одно­го не отпустили, но тогда всё было иначе. Я изучил карту и, сверив свой компас, рано утром, как сейчас помню, тринадцатого февраля от­правился через водораздел на Кульёган. Мороз стоял под сорок. Дере­вья все были в инее, над сугробами стелился туман. Я шёл впереди своих собак, пробивая лыжами дорогу, а они, запряжённые цепочкой по две, шли по моей лыжне и тянули за собой нарту. Мне удалось дос­тать шесть неплохих лаек. Нарта была длинная, удобная и нетяжёлая. Поэтому в первый день я легко прошёл более тридцати километров.

Выйдя на болото, я поставил для себя палатку, накормил собак и стал готовить себе на завтра. На душе было немного неприятно, потому что именно этих мест люди с Васюгана почему-то боялись. Перед сном я взглянул на болото, на стоящую рядом сосновую гриву. Лес как лес, ничего страшного. Успокоившись, я залез с головой в олений спаль­ник и спокойно заснул. Назавтра я вообще забыл про маячку. Шёл по болоту напрямую от гривы к гриве, и когда настал вечер, я спокойно, уже ничего не опасаясь, разбил свой маленький лагерь и, сидя у костра и попивая чай, прикидывал, сколько же мне ещё осталось до вершины Кульёгана. Вдруг, ни с того ни с сего, спящие вокруг меня собаки ста­ли просыпаться. Одна за одной, они поднимали головы, вскакивая, и смотрели на соседнюю кедровую гриву. Что их насторожило, я сразу не понял. Светила Луна, болото, на котором был разбит лагерь, про­сматривалось на несколько сот метров. Как я ни всматривался в ту сторону, куда глядели собаки, всё равно ничего не видел. И вдруг все лайки как по команде стали рваться с привязи. Они хрипели, задыха­лись на ошейниках, но упорно старались освободиться и сбежать. Двум псам это удалось. Перекусив ремни, они опрометью, с завывани­ем помчались по плотному снегу болота. Ужас собак стал передавать­ся и мне. Я почувствовал, что чего-то боюсь, но чего - не понимал. И тут, взглянув на болото перед кедровой гривой, я пришёл в ужас. На­верняка больший, чем испытывали мои собаки: к моему костру шли призраки людей, оленей и огромных как волки лаек! В лунном свете я видел отчётливо их одежду, даже лица. Но в то же время они были ещё и прозрачные: сквозь людей и животных проступала кедровая грива и просвечивали отдельно стоящие деревья. Первой мыслью бы­ло: «Куда-то бежать? Но куда? Разве от духов можно укрыться?» Вто­рая мысль оказалась более реальной: начертить вокруг своего лагеря круг и читать «Отче наш». Я так и сделал. Схватив какую-то палку, я начертил на снегу вокруг костра и палатки круг и, не попадая от ужаса зуб на зуб, стал, заикаясь, читать молитву. В тот момент я забыл, что недавно вступил в партию, что никакого Бога нет и всё то, что мне внушали. Я читал «Отче наш» и про себя думал: «Хорошо, что я знаю молитву, она должна помочь! Пока вроде бы они меня не хватают». Оглядевшись вокруг, я увидел, что подошедшие к костру души людей и на самом деле меня потеряли. Они ходили вокруг моего лагеря, всматриваясь в разные стороны, и протягивали вперёд руки. Через не­сколько минут мне стало ясно, что угрозы никакой нет. Души есть души, они бестелесные и поэтому забрать меня к себе не смогут. К то­му же, мои собаки тоже успокоились. Они рассматривали визитёров с интересом и без страха. Взглянув на успокоившихся собак, я тоже за­нялся изучением странного общества. Меня удивило то, что и мужчи­ны, и женщины, и старики, и даже дети: все были одеты в очень бога­тые зимние одежды. На мужчинах я разглядел расшитые орнаментами оленьи дохи, на головах у них находились нарядные опушённые лись­им мехом не то малахаи, не то шапки. На ногах у мужчин, женщин и детей красовались добротные камусные пимы. Поразили меня лыжи призраков. Таких лыж я не видел ни у эвенков, ни у хантов, ни у сель­купов. Лыжи имели под ногами высокие деревянные подставки и были выгнуты наподобие боевых луков. Кроме того, на них виднелся слож­ный растительный орнамент. Такие лыжи увеличивали длину ног, что несомненно влияло на скорость движения. Удивили меня и луки при­зраков. Они были не большие и даже изящные, но, похоже, собранные из рога и сухожилий. Потому что стрелы к ним выглядели целыми копьями. Длинные и оперенные, они внушали страх одним своим ви­дом. Ещё на поясе у мужчин виднелись массивные ножи и зачехлён­ные с выгнутыми резными рукоятками топоры. На женщинах я раз­глядел сшитые из птичьих шкур очень красивые и нарядные шапки. Точно такие же шапки были и на детях. Изучая окружающих мой ла­герь призраков, я никак не мог понять, что это за народ? В лицах ни мужчин, ни женщин ничего не было монголоидного. Передо мной маячили души чистокровных европеоидов! «Откуда они здесь, в Си­бири, в краю, где испокон веков живут монголоидные племена и наро­ды?» А между тем общество призраков развьючило своих громадных, как лоси, оленей, уселось на шкуры зверей и разожгло несколько та­ких же призрачных костров. Костры горели без дыма и без жара, по­тому что снег под ними не таял. Прошло часа три или четыре. Мой костёр погас. Но пойти за дровами я не решался. В то же время, оче­видно, от волнения я не ощущал холода. Наконец, около четырёх ча­сов ночи табор призраков стал собираться. Погасли холодные костры, снова были навьючены олени, и души странных людей направились в ту сторону, откуда пришли. Когда призраки исчезли, я с горем пополам забрался в свой спальник и кое-как уснул. Проснулся я, когда совсем рассвело. Первая мысль была о сбежавших неизвестно куда собаках. «Может, они всё-таки вернулись?» - думал я, выбираясь из палатки. Но исчезнувшие лайки к палатке не пришли. Это меня, конечно, огорчило. «Придётся теперь самому тянуть нарту по глубокому снегу. Четыре пса с ней не справятся». Свернув лагерь и сложив свои вещи на нарту, я связал для себя лямку. И надев её на плечи, вместе с оставшимися собаками стал тянуть по лыжне груженые сани. В тот день я прошёл не более десяти-пятнадцати километров. Наученный опытом прошед­шей ночи, я наломал побольше сушняку и заранее сделал вокруг сво­его лагеря обережный круг. Как я и предполагал, призраки меня не ос­тавили. Не успел я поужинать и забраться в спальник, чтобы хоть не­много поспать, как лайки снова стали нервничать. «Что же, придётся опять всю ночь читать «Отче наш», - подумал я, вылезая из палатки. - Иначе собаки не успокоятся. Не дай Бог, ещё и отвяжутся». Оглядев­шись, я увидел, что по моему следу, без оленей и собак, на лыжах, по­добно снежной позёмке, скользят призраки. На этот раз без женщин, стариков и детей, одни мужчины. Опять страх сжал моё сердце, и я снова взялся за чтение молитвы. Видя, что призраки меня потеряли и их попытки найти место моего пребывания тщетны, я немного при­ободрился. Перестав читать молитву, я с интересом стал наблюдать за происходящим. Вскоре до меня дошло, что призраками управляет один бородатый человек. На спине у его меховой одежды виднелась аппликация тёмной летящей птицы, а с малахая, который закрывал плечи и верхнюю часть груди, свешивались хвосты горностаев и ка­кие-то костяные украшения. Мужчины, очевидно, по его приказу, бро­сили на снег свои луки и зачехлённые пальмы. А потом, став ко мне лицом, вытянули вперёд безоружные руки. Очевидно, этим они хотели мне сказать, чтобы я их не боялся и вышел из своего круга. «Врёте, - сказал я им. - Не выйду! И вообще: чё вы ко мне привязались? Зачем я вам нужен? Хотите забрать с собой? Я ещё не помер, когда помру, то­гда другое дело». Но мои слова призраки не слышали. Видя, что я их боюсь, они сбросили лыжи, снова разожгли свои холодные костры и, усевшись вокруг них, стали о чём-то между собой переговариваться. Голосов я их не слышал, но было видно, что люди о чём-то совещают­ся. Наблюдая за ними, я ждал, что будет дальше. Через несколько ча­сов мужчины как по команде встали, погасили свои странные костры, надев лыжи и взяв оружие, пошли в сторону соседней сосновой гривы. Проводив их взглядом, вконец успокоившийся, я залез в свой спаль­ник, но уснул не сразу. Жаль было потерянных двух собак. «Куда они их дели? - думал я. - И вообще, как могут бестелесные души причи­нить вред тем, кто во плоти? Неужели и со мной произошло бы тоже самое, если б я к ним вышел?» Уснул я только под утро. Вконец раз­битый и измотанный бессонными ночами, я решил, невзирая ни на что, пройти за день как можно больше. А потом, когда маячка отста­нет, сутки проспать. Следуя своему намерению, я шёл без остановки целый день и остановился только тогда, когда окончательно выбился из сил. Не разжигая костра, я накормил вяленой рыбой собак и, начер­тив на всякий случай вокруг лагеря обережный круг, забрался в свой спальник. Не успел я закрыть глаза, как тут же сразу уснул. Но спал я недолго. Разбудил собачий испуганный визг. «Неужели опять прита­щились? - подумал я, просыпаясь. - Узнать бы, что им надо? Сколько можно преследовать человека?!» Вылазить из нагретого спальника на мороз не хотелось. Но скулящие собаки заставили это сделать. «Что же, прочту ещё разочек-два «Отче наш», - ворчал я, выбираясь из па­латки на четвереньках. - Когда-нибудь должны же они от меня от­стать?» Я встал на ноги и, взглянув в направлении своего следа, уви­дел всего одного призрака. К моему биваку подходил на лыжах тот, кого я принял за их предводителя. Видя одного бестелесного, я не ис­пугался. «Что он мне может сделать? - расхрабрился я. - Какой-то дух живому человеку?! Молитву читать не стоит, хорошо бы с ним пого­ворить, - вдруг пришло в голову. - Узнать бы, куда они дели моих псов? Не могли же призраки их освежевать?» А между тем, бестелес­ный, подойдя к моему укрытию, бросил на снег свою пальму, колчан со стрелами, лук и отстегнул вместе с топором и ножом свой пояс. По­том он стал на колени и протянул ко мне свои руки.

То, что рассказывал старый фельдшер, было крайне интересно. Но я никак не мог понять: всерьёз он или нет?

«Может, вздумал меня разыграть? Но тогда почему так волну­ется?»

По Василию Петровичу было видно, что он крайне взволнован, похоже, всё заново переживает.

- Видя такой жест просьбы о встрече, пришлось рискнуть: сунув ноги в крепления лыж, я выкатился из своего обережного круга на­встречу неизвестности. Увидев меня, призрак поднялся на ноги и, по­дойдя поближе, жестом показал, что в руках у него ничего нет и что бояться его незачем. Что он не враг, а человеческая душа, просящая о помощи. Когда послышался его тихий, еле слышный голос, я подумал, что мне чудится. Призрак говорил со мной на вполне понятном рус­ском языке. То, что до меня не доходило, компенсировалось смыслом. Суть была ясна, и в этом я не сомневался. А поведал он мне вот что: двадцать веков назад всем этим краем междуречья Оби и Иртыша управлял совет колдунов-шаманов или жрецов. Во главе их стоял вы­бранный советом сильный маг, который владел тайнами будущего.

Все вожди племён и родов подчинялись колдовскому совету, а сам со­вет повиновался тому, кто обладал даром прорицания. Но случилось так, что многие роды, объединившись в два могучих племени, решили уйти из этих мест далеко на юг. К горам, откуда берут начало большие реки. Решение вождей племён колдовской совет одобрил, но с услови­ем, что ушедшие никогда не будут забывать, где их родина, и если на юге им не понравится, то снова вернуться сюда в край бескрайних ле­сов, могучих рек и озёр. На том и порешили, оба племени через неко­торое время, покинув свои селения и деревни, ушли к южным горам. Первые несколько лет нам там нравилось, но после одного засушливо­го лета, когда чуть не вымер от бескормицы скот, вожди племён ре­шили, что будет лучше, если некоторые роды откочуют снова на се­вер. Выбор пал и на мой род, - показал на себя призрак. - Я тогда был молодым и многого не понимал. Мне казалось, что такое решение не­справедливо. Зачем уходить на север, когда можно было двинуться на запад или на восток? Может, там нет затяжных засух? Степь есть степь, в ней разводить скот проще, чем в лесу. В лесах хорошо живут только оленеводы и охотники, но не коневоды. Я решил нарушить данное моим народом слово совету. Однажды весной я поднял свой род и повёл его на закат Солнца. Вождь племени догнал нас, но угово­рить вернуться назад не смог. И тогда он пригрозил, что сам приедет на совет колдунов и расскажет, как мы нарушили свою клятву. Но его угроза ни на меня, ни на моих сторонников не подействовала. Мы продолжали уходить от родного народа всё дальше и дальше. Но вождь племени свою угрозу выполнил. Со своим родом он сам вер­нулся на север и всё рассказал совету жрецов. И тогда глава совета решил заглянуть в наше будущее. Он сказал так: если нарушивший своё слово род найдёт новые благодатные земли, надо будет его про­стить. Значит такова воля богов. Но если случится, что ушедшие от родного племени люди в поисках новой родины погибнут, то придётся вернуть на родную землю души ушедших. И пусть эти души научатся любить свою землю. Любить так, как должен любить её настоящий человек. С этими словами колдун-прорицатель заглянул в наше буду­щее и увидел неминуемую гибель ушедшего рода. Ночью на наш стан напало злое сильное племя. Часть моих людей погибла на месте. Дру­гую уцелевшую часть своего рода я повёл на север к спасительным ле­сам. Но спасти своих людей мне так и не удалось. Враги нас всех пе­ребили. Шаман-прорицатель вернул нас на родину, но как призраков в форме душ. В назидание и наказание нам он вдохнул в нас вечность. У одного из притоков Кульёгана, на склоне насыпной горы, его люди вырезали из дерева лица всех людей моего рода и вкопали этих дере­вянных идолов в землю так, чтобы Луна во время полнолуния освеща­ла эти лики. Сила Луны своим светом и возвращает нас на землю. В период полнолуний и зимой, и летом мы обитаем на земле. Там, где когда-то жили наши роды и племена, где многие тысячи лет жил наш народ. В остальное время находимся с предками. Но за наш поступок они от нас отвернулись. Мы давно, многие сотни лет назад, поняли, как надо любить родину, но, если каждое полнолуние продолжается возвращением на землю, нам всё равно веры нет. Поэтому прошу тебя, соплеменник и путник, помоги нам! Наше страдание ужасно. Оно длится слишком долго. Спаси нас! Дай нам возможность навсегда уй­ти в мир теней! - Но как я могу вам помочь? - спросил я призрака. - Что я должен для этого сделать? - Найти речку, которую ханты зовут Вуя-Яны, у её устья, недалеко от впадения в Кульёган, стоит та на­сыпная гора. На ней застыли вросшие в землю лица наших идолов. Сруби их, добрый человек, и ты тогда освободишь нас. - Но мне ну­жен чертёж. Ты сможешь мне его дать? - обратился я к говорящей со мною душе. - Попробую, - сказал призрак, беря в руки тоненький прутик. Кое-как на снегу прутиком он начертил мне схему. Утром я перерисовал её в свою тетрадь. - Заранее благодарю тебя, - снова опустился на колени призрак. - Не надо, - остановил я его. - Я ещё не дал тебе слова. Меня волнуют сбежавшие к вам мои собаки. - Завтра они придут к твоему костру, - сказал призрак. - В таком случае, я даю вам слово! - протянул я ему руку. - Представляешь, Юра, я за руку держал призрака - душу человека! Кто может таким похвастать?!

Я посмотрел на перевозбуждённого Василия Петровича и понял, что напротив меня сидит, если не совсем потерявший рассудок, то близкий к этому.

- Признаться, никто! - кивнул ему я.

«С ненормальными надо во всём соглашаться...» - припомнилась чья-то мудрость.

- Но прежде, чем от меня уйти, дух древнего вождя, посмотрев на меня, сказал, - сделал долгую паузу старый фельдшер. - Будь осторо­жен, воин, тот холм с вырезанными из дерева лицами охраняет дух жреца-прорицателя. Он на земле бродит в образе огромного чёрного медведя. Тому зверю не страшны ни морозы, ни стрелы. Я тебе рас­сказал о нашей беде, и медведь о том, что мы встретились, теперь тоже знает. - Думаю, что против современного оружия он не устоит, - уве­ренно сказал я. - Но всё равно будь готов к самому худшему, - проща­ясь, сказал призрак. - Постой! - обратился я к нему. - Как могли дере­вянные идолы простоять столько лет? Они давно должны были сгнить. - Наши изображения превратились в камень, - услышал я в ответ. Дух вождя сказал правду. Утром пропавшие собаки вернулись. И теперь можно было не напрягаясь, идти дальше. Тогда я не придал особого значения предупреждению об огромном чёрном медведе, - продолжил свой рассказ Василий Петрович. - В кобуре на боку у меня висел ре­вольвер, в нарте лежала трёхлинейка, рядом со мной находились соба­ки. А потом зима, стояли трескучие морозы. Откуда взяться медведю в такое время? Мне удалось справиться со своей работой на Кульёгане за пять недель. В середине марта с прививками от оспы всё было за­кончено. И теперь мой путь лежал по зимнику до Каргаска, где нужно было отчитаться и оставить собак, а потом и до Нарыма. Отправиться на Кульёган в поисках идолов я намеревался в свой отпуск осенью следующего года. Но совершить это мероприятие мне так и не уда­лось. По зимнику я ехал, сидя на своей нарте. Собаки тянули её по на­катанной дороге резво. И я, и они понимали, что скоро закончатся на­ши мучения. Но для меня они только начинались. До Каргаска остава­лось не более 10 километров, дорога от устья Васюгана по пойме Оби. И вдруг из кустов тальника прямо на нарту, не обращая внимания на собак, бросился огромный медведь. Нарта перевернулась, и я оказался под ней, поэтому он и не оторвал мне голову, а зацепил только плечо. Но всё равно, если б не собаки, я бы погиб. Все шесть лаек остервене­ло вцепились в зверя, когда он пытался вытащить меня из-под саней. Они облепили его со всех сторон. Бросив меня, он стал от них отби­ваться. Тут послышался звон колокольчика, и на зимнике показалась тройка лошадей. Медведь тут же бросился наутёк, а подъехавшие лю­ди довезли меня до местной больницы. Как я не истёк кровью - не знаю. Очевидно, так было кому-то там наверху надо.

Бывший фельдшер взглянул на небо.

- Может быть для того, чтобы свою историю я рассказал тебе. По­тому что ты первый человек, кому я её рассказываю, - закончил своё повествование Василий Петрович.

- Как я понимаю, вы хотите, чтобы я совершил то, что не удалось вам, потому и поведали мне этот случай? - спросил я старого фельд­шера прямо.

- Да, именно так, Юра, - сказал он спокойно. - Я много раз при­сматривался к людям, но почему-то доверия к ним у меня не было. А ты мне сам сказал, что «в рубахе» родился... А потом, я дал слово помочь. И не смог. С таким грузом уходить из жизни трудно... Ты уж прости!

- Не за что мне вас прощать! - засмеялся я. - Я сам виноват. Так получается, что чёрный медведь-оборотень начнёт охотиться на меня?

- Пока у тебя не возникло желание найти в тайге идолов - нет. Но как только оно у тебя появится - ты его клиент. Помни об этом, - по­грустнел бывший медик.

- Если так, то вы должны мне передать свою схему. Тот рисунок, который перерисовали в свою тетрадь. Он у вас уцелел?

- Сегодня за мной приедет мой внучек, лечение своё я закончил, - посмотрел на меня старик. - Завтра я найду свою тетрадку и вечером к тебе снова приеду. Думаю, внука уговорю, - закончил разговор на мистическую тему Василий Петрович.

И на самом деле, вечером к старику на «Газ-69» приехал его внук. Молодой красивый парень. Он помог своему деду разобрать палатку и сложить вещи.

- Всё, до завтра! - махнул мне Василий Петрович. - Миша меня привезёт, - показал дед на своего внука.

Когда машина укатила, я не знал, что думать.

«Неужели приедет и привезёт свою тетрадку? - невольно лезло в голову. - Тетрадь начала сороковых! Если так, то получается, что не соврал? Хотя каких только шутников на Земле нет? Но с другой сто­роны - зачем ему так со мной шутить? Чтобы всю жизнь боялся мед­ведей? Злая шутка. Так не шутят! И потом, - размышлял я. - Старый фельдшер обрисовал мне души европеоидов. Не просто людей с евро­пейской внешностью, но тех, чей язык он понимал. Как объяснить та­кое? Допустим, откуда-то он узнал предания про эндри или квелей? Но ведь ему было бы проще мне врать, повествуя про души хантов или селькупов? Тогда его рассказ был бы более правдоподобным».

И всё-таки слова старого о маячке, о человеческих душах, ски­тающихся среди бесконечной сибирской тайги, в моём сознании ни как не укладывались.

«Что-то с психикой у Василия Петровича не так? - думал я. - Но тогда как объяснить нападение на него медведя? Да ещё в марте? А может это случилось в другое время? Если фельдшер шутник, то он наверняка не приедет и никакой тетрадки не привезёт, - сделал я для себя вывод. - А если всё-таки приедет, да ещё и с тетрадкой, что то­гда? Тогда либо он ненормальный, либо все что мне рассказал, являет­ся чистейшей правдой. Осталось подождать до завтра...

К моему удивлению и даже радости, вечером следующего дня у моей палатки остановился «Газ-69». Из него вышел улыбающийся Ва­силий Петрович и подал мне в руки свою заветную тетрадку.

- Ты, наверное, подумал, Юра, что я чокнутый? - спросил он. - Как видишь, нет. Тетрадь 1930 года. Можешь отдать записи в ней на экспертизу.

- Честно говоря, посчитал, что у вас не всё в порядке, - сознался я.

- Положа руку на сердце, когда я вспоминаю о мною виденном и пережитом, то тоже так думаю, - кивнул он мне на прощание.

-

Поиск по сайту: