ЯРОСЛАВ

Неожиданный бой часов вернул меня к действительности. Улету­чившиеся воспоминания оставили в глубине души след чего-то навсе­гда утраченного и в то же время необыкновенно дорогого и близкого. Я взглянул на стенные куранты и не поверил своим глазам: прошло не многим более получаса! За такое короткое время я вспомнил букваль­но всё, чем жил тогда в Коле. О чём мы с дядей Ёшей говорили, и что я прочёл в его книгах и рукописях...

«Интересно, чем он сейчас занят, этот еврей-отступник? Наверное, продолжает работать со своей «Антиторой». Хотя вряд ли: той факто­логии, которую ему удалось собрать и обобщить, и так вполне доста­точно, чтобы свести с ума любого традиционалиста!» - невольно улыбнулся я, вспоминая свои впечатления и эмоции во время работы с материалами историка. Чтобы описать то, что я у него нашёл, потре­буется целая жизнь! Удивляло то, что антрополог почему-то не соби­рался публиковать свои открытия. На мой вопрос он коротко сказал:

- Рано, Гера! Лет эдак через 50 может кто-нибудь и опубликует, а сейчас рано. Обыватели к тому, - он указал пальцем на «Антибиб­лию», - что здесь написано, ещё не готовы, а про учёных мужей и го­ворить нечего. Узнай ортодоксы, чем я занимаюсь, они закопают меня заживо!

«Дядя Ёша был прав. Фактология, собранная учёным, рушила все привычные стереотипы! И я был очень благодарен ему, что он позво­лил мне прикоснуться к своему самому сокровенному».

С этими мыслями я поднялся из-за стола и вышел на крыльцо дома.

Всё также крупными хлопьями валил снег. На противоположной стороне реки горели огни ночного города. Было удивительно темно и тихо.

«Вот какая первая ночь зимнего солнцестояния двухтысячного?! Сказка да и только!» - думал я, подставляя разгоряченное лицо па­дающим снежинкам.

Снежинки падали, таяли на щеках и каплями воды катились за во­рот рубахи. Но мне было почему-то приятно.

«Ночь воспоминаний прожитого семнадцатилетия! Семнадцатиле­тия дорог и странствий! Но какие они сегодня яркие, мои воспомина­ния! Странно, почему? Наверное, что-то в природе всё-таки меняется. И душа это почувствовала. Поэтому и воссоздает такие яркие образы прошлого. Своего рода итог оставленного позади, - думал я. - А всё-таки хитрюга историк: на мой вопрос: «Что же делать?» так и не ответил. Как он мне сказал тогда на прощание: «Этот вопрос задаёте, как правило, вы, русичи, но не мы, русские евреи, татары или армяне, поэтому ответить тебе я на него не могу. Ответ ты должен найти сам! Только тогда ты по­веришь в будущее». Конечно же, дядя Ёша был прав. Ну что он мне мог посоветовать? Только пойти повеситься или удавиться?»

Подышав свежим воздухом, я снова вернулся в дом и, подойдя к открытому сейфу, вынул из него подарок учёного. Вот уже как семна­дцать лет бельгийка Пипера служит мне верой и правдой! Чудо- оружие и лёгкое, и мощное! Самое то, для экспедиций и дальних по­ходов. Бывший хозяин двустволки мне тогда сказал:

- Чтобы я его, русского еврея, не забыл. Да разве можно забыть тебя, дядя Ёша? Таких как ты не забывают!

На столе всё также горели свечи. И я поднеся двадцатку к свету, стал рассматривать её вороненую сталь. Как я её ни берёг бельгийку, но следы от наших общих дорог на ней всё-таки остались. Заметно по­белели курки, и на ореховой ложе появились новые царапины. Я пом­нил на оружии каждую потертость и ссадину. Вот эта появилась на Большом Югане, когда в районе юрт Ярцемовых я добывал на зиму глухарей. Тогда неаккуратно прислонённая к стене бельгийка упала на пол и задела рядом стоящую кастрюлю. Вот эта царапина появилась на её ложе в вершине Таза - в районе посёлка Ратта. А эта уже на Ко­лыме, когда течением перевернуло лодку и ружьё утонуло. Я его на­шёл тогда на гальке, среди донных валунов и острых камней.

- Ты ведь не стояло у меня в шкафу, - обратился я к оружию. - Так что извини! А потом шрамы воина только украшают, - положил я На место подарок историка.

«Вспоминать так вспоминать, - подумал я про себя. - Таков се­годня день, вернее ночь. В новое тысячелетие я должен забрать из предыдущего всё позитивное и нужное, негативное же постараюсь забыть».

Налив себе бокал гранатового сока и поудобнее усевшись в крес­ло, я снова погрузился в прошлое.

«Что же там было ещё замечательного, на Мурмане? - стал пере­бирать я в памяти. - Пожалуй, после прощания с дядей Ёшей ничего... Хотя нет, кое-что было! Удивил один странный пассажир. Студент- третьекурсник, ехавший из Мурманска в Ленинград на учёбу».

Мальчишка, сидя напротив, с увлечением дочитывал «Порт- Артур» Степанова. По его лицу было видно, что юноша искренне пе­реживает гибель любимых героев и сдачу крепости японцам. Докон­чив последнюю страницу, он закрыл книгу и, увидев, что я с интере­сом за ним наблюдаю, спросил:

- Вы читали Степанова?

- Читал, - кивнул я.

- Тогда объясните мне, пожалуйста, если, конечно, можете, зачем некоторые русские офицеры, такие, как, например Фок, Сахаров и другие, желали поражения России в войне с Японией?

Вопрос был не в бровь, а в глаз. Прямой и по существу.

- Как тебя звать? - спросил я студента.

- Ярославом, - почему-то покраснел юноша.

- Подходящее имя! - улыбнулся я. - Тут вот какое дело, Ярослав. Все эти офицеры, скорее всего, были потомками русского дворянства, - начал я свои объяснения. - Потомками бывших помещиков-крепост­ников, которых из поколения в поколение учили ненавидеть свой же народ. Это с одной стороны. С другой, все они, как и их предки, пре­смыкались перед Западом и вообще перед иностранщиной. Страдали чужебесием! Есть такая у нас болезнь, у русских... И, в-третьих, они люто ненавидели царскую фамилию. Ведь это она, в лице Александра П, отняла у них крепостных... Заставила из паразитов превратиться в со­циально активных, фактически в тружеников. Все эти факторы и толк­нули потомков дворян в масонские ложи. Масоны же служат не Родине, а ордену, а на кого работает орден, ты, я думаю, догадываешься.

- Смутно, но догадываюсь, - сказал Ярослав. - На того, кто его создал и финансирует...

Последние слова юноши меня удивили. Парень, как я понял, был не промах. Тут либо интуиция, либо откуда-то полученное знание.

- Теперь я понимаю, почему к русской интеллигенции у больше­виков было такое презрительное отношение... Почему Менделеев,

Попов, Бутлеров, Егор Клаееен и даже Лев Гумилёв себя к ней не относили.

Упоминание имени Егора Классена меня искренне удивило.

- Неужели ты читал Классена? - спросил я Ярослава.

- Кое-что из того, что нашла для меня мама, - сказал он просто.

- А кто она у тебя? - не замедлил я с новым вопросом.

- Учитель истории в одной из школ Мурманска. Кстати, она хоро­шо знает того дяденьку, который вас провожал, - заулыбался студент.

«Так вот оно что? - отметил я про себя. - Теперь понятно, откуда у твоей мамы, Ярославушка, появился Егор Классен! Дядя Ёша, как все­гда, в своём репертуаре! Подсунул кому нужно работы русского анти- норманиста...»

- А папа твой кто? - снова спросил я интересного парня.

- Папа у меня работает на Кольской Сверхглубокой, - с гордостью в голосе сказал Ярослав. - Он иногда такие интересные вещи расска­зывает, что аж не верится...

- А кто он у тебя?

- Учёный, геолог! Таких, как он, там много. На Сверхглубокой ра­ботает целый институт. Но у моего «Па» своя тема, и она серьёзная!

- Расскажи, если не секрет, - попросил я разговорчивого попутчика.

- Секретов никаких нет. Раньше, правда, дела на Сверхглубокой были «за семью печатями», - начал повествование о работе своего от­ца юноша. - Но после смерти Андропова всё резко изменилось. В на­ши дни можно говорить о многом. Вы должны знать, что на Кольском полуострове слой осадочных пород не толстый. Потому на нём и была запущена Сверхглубокая.

- По образованию я ещё и геолог, поэтому то, о чём ты сейчас ска­зал, мне известно, - кивнул я.

- Но вы наверняка не знаете, что с глубины полтора километра здесь на Мурмане были подняты породы, идентичные лунным! Вы представляете, какое это открытие?!

- Представляю, Ярослав, хорошо это представляю, - к явному огорчению студента, спокойно сказал я. - Скажу тебе больше, что по всей видимости, Луна - наш естественный спутник - рукотворна!

- Надо же! – открыл от удивления рот Ярослав. - Мой папа утвер­ждает то же самое.

- Какое же у твоего папы задание? - спросил я, уверенный, что оно ему спущено сверху, к тому же противоречит убеждениям инже­нера-геолога.

- А как вы догадались о задании? - посмотрел на меня со страхом студент.

- Догадался из твоих слов, - улыбнулся я.

- Доказать, что лунный грунт и образцы, поднятые буровой с глу­бины полутора километров, абсолютно разные. А мой папа хочет сде­лать всё наоборот - сказать людям правду...

- Твой папа - герой! Так ему и передай, - сказал я юноше. - И ещё расскажи ему то, что сейчас от меня узнаешь.

В купе мы были двое. И я, понимая, что студент-мальчишка ода­рённый и умный, поведал ему удивительное предание о строительстве Луны. Для чего Луна была создана, и какую роль она выполняет. Юноша, не перебивая, внимательно выслушал меня, а потом задумчи­во сказал:

- Теперь я понимаю, почему базальты Луны и Земли должны быть разными. Чтобы скрыть подлинную историю человечества. Доказать недоказуемое, что мы все произошли от обезьяны...

Интересно, что студент не спросил, откуда у меня поразившее его знание... Он смотрел мне в глаза как человек, который всё понял, и теперь он просто радуется встрече. Единственный вопрос, который юноша мне задал, так это относительно своего отца. Что ему в такой ситуации делать?

- Проще всего внезапно заболеть и перевестись на другую работу, - посоветовал я студенту. - Уговори, чтобы он это сделал. Своим на- учно-гражданским подвигом твой па ничего и никому не докажет. «Они» найдут других. Продажных и запуганных, которые сделают то, что «они» сейчас ждут от твоего отца. Плетью обух не перешибить! Во всяком случае на официальном уровне. Пусть проведёт свои иссле­дования и опубликует их в среде молодёжи и студентов. Подпольно, самиздатом. Лучше под псевдонимом, - посмотрел я на озадаченное лицо юноши.

- Я ему всё это передам, - грустно сказал он. - Но захочет ли па идти этим путём? Вот вопрос!

- Если он умный, то захочет, - попытался я его успокоить.

- Что же, как говаривал когда-то Сталин: «попытка не пытка», - улыбнулся глазами Ярослав. - Попробую его уговорить....

- Надо это сделать. Иначе коллеги твоего па подымут на смех, а то, чего доброго, попытаются спровадить и в «жёлтый дом».

От последних моих слов студент вздрогнул.

- Неужели «они» могут пойти и на такое? - тихо спросил он.

- Эти бесы от политики и науки могут всё. Относительно них ил­люзий не надо... Лучше от прямого столкновения уклониться. Делать своё дело с умом, никого специально не раздражая.

- Но ведь «в мешке шила всё равно не утаишь»: когда-нибудь всё потаённое становится явным, - грустно заметил умный мальчик.

- Это так, - согласился я. - Но когда ты всё сказал и тебе больше сказать уже нечего, пусть беснуются! Дело-то сделано!

- Вы правы, - согласился Ярослав. - Если уж идти на рожон, то с пользой для дела!

Глядя на попутчика, я понял, что надо срочно поменять тему. Ина­че парень может соскочить на ближайшей станции и отправиться на­зад в Мурманск.

- Ты вот что, - сказал я ему. - Пока не пори горячку. Будет окно в учёбе, приедешь и всё отцу объяснишь. А ещё лучше возьми и позови его к себе в Ленинград.

- Правильно! - обрадовался Ярослав. - Я так и сделаю. Отец ко мне часто приезжает... А вы кто будете? - задал он мне наконец свой вопрос. - Вроде не похожи на профессора, но владеете серьёзным зна­нием.

Пришлось юноше рассказать немного о себе. О том, что я из Си­бири и направляюсь снова туда. В Мурманске же был в командировке. И с приятелем его матери познакомился случайно. Когда я коснулся еврея-отступника, в глазах Ярослава мелькнула усмешка. Я понял, что всему тому, что я ему рассказал, юноша не поверил.

«Почему? - невольно мелькнуло в сознании. - Наверное, что-то мальчишка об историке знает? Ну что же - тем лучше! Думаю, он ме­ня понял. И, конечно же, не осудит».

Остальную часть пути до Ленинграда мы говорили с Ярославом о нашей современной науке и об искусстве, коснулись даже восточных единоборств. В основном он задавал вопросы, а я старался на них об­стоятельно ответить. Перед тем как расстаться, Ярослав, посмотрев на меня, вдруг сказал:

- Знаешь, Георгий (мы к этому времени перешли на «ты»), я бы хотел найти тебя в Сибири. Ты можешь дать мне свои примерные ко­ординаты? Мне осталось доучиться всего два года. Постараюсь полу­чить свободный диплом и приехать...

- Зачем? - чуть не выпалил я, растерявшись. - Тебе что, делать больше нечего как удовлетворять посредством моей персоны инстинкт ^своего любопытства?

- Не подумай обо мне плохо, - опустив глаза, сказал Ярослав. - Если я и приеду, то ненадолго. И мешать я не буду. Наоборот, поста­раюсь помогать. Если бы ты знал, Георгий, насколько в жизни я оди­нок. Чужой даже в своей семье. Почему-то вижу всё не так! И делаю тоже! Так уж получилось, что обывателем я не родился. Знаешь, как мне с тобою было легко! И потом, я тебя один раз во сне видел. Какие- то горы, озеро, ты и ещё кто-то...

Взглянув в глаза Ярославу, я понял, что парень не врёт. Он гово­рит правду. И, решившись, я дал ему томский адрес своего друга.

- Знаешь, студент, - сказал я ему. - Точно, где я буду через два го­да, даже Богу неизвестно. Но этот человек нас с тобой свяжет. Не по­теряй, - протянул я ему бумажку.

- Нет, не потеряю, - пожал он мне руку, спрыгивая на перрон.

- Сообщи, как пойдут дела у твоего отца, - махнул я ему рукой на прощание.

Поиск по сайту: