Война мира Айвэ

Над Винсэр-э-Винскими равнинами нехотя рассеялся стелящийся туман, оставляя на прощание ленивые капли росы на стоптанной траве. Наступал рассвет, всегда заливавший местные долины лишь кипельно белым: ярким, но без примесей красок и оттенков.

Оба светила поднялись над горизонтом, и широкую долину Аэтернус, охваченную пологими холмами, наполнил божественный свет. В воздухе потёк аромат раскрывшихся лучам цветков эдемиса.

Сегодня, в месяц Ночных Ветров цикла Саламандры, утро застало в долине два лагеря. Силы, о которых летописцы непременно напишут «…и сошлись воинство Света, и воинство Тьмы…», уже занимают боевые порядки, растягиваясь на многие лиги в стороны. Несчастный мир ждёт очередное столпотворение.

С высоты птичьего полёта одно войско кажется переливающимся яркими вспышками слитком серебра, а другое, на южной стороне долины, – океаном чернил, испещрённым сероватыми мелководьями.

Постепенно окрики команд, топот и шум оружия стихают, и над долиной воцаряется напряжённая тишина. Перегородившие поле армии, светлая и тёмная, застывают друг на против друга подобно фигурам шах-мат, старинной восточной игры. От стального монолита княжеских тысяч отделяется одинокий всадник. Герольд достигает середины поля, и раздаётся зычный голос, несомненно усиленный магией.

- Слышат ли меня наместники юга? Слышит ли владетель державы, Обскурас именуемой? – начинает он выспренную, давно заготовленную речь.

Знамя в руке всадника трепещет, будто ткани неуютно, и она силится слететь прочь с длинного древка.

- Союз пресветлых Князей Севера и Белой Церкви пресытился бесчинствами южного оплота Тьмы! Но, в своём великом милосердии к заблудшим душам, патриархи взывают к тем, кто ещё не предался Чёрному целиком! Сложите оружие, и вам будет дарован шанс искупить сей грех перед Создателем, пройдя через пламя Извечного!

Герольд замолкает, но отвечает ему лишь тишина – в черноплащном океане ни шороха, ни движения.

- Что я вижу? Неужели среди…

Громовой глас прерывается, потому что в аккурат над его обладателем внезапно появляется подозрительное облачко. Оно быстро сгущается, и проливает на посланца князей настоящий водопад. Тот судорожно кашляет от негодования, и голос теряет былое благозвучие:

- Как смеете вы, выродки, оскорблять Князей, унижая их слугу!? Как…

Но его опять прерывают – облачко стремительно наливается свинцом, и вниз срывается ветвистая чёрная молния.

Мгновение, вспышка - и назойливого слугу испепелило. Осталось лишь широкое пятно сажи, и чадно догорающее знамя. Великое милосердие патриархов, как и всегда, отвергли…

Хрипло, протяжно взвыли трубы, и закованные в сталь шеренги светлого воинства слитно качнулись. Вперёд поплыли многочисленные штандарты: белые, без всяких изображений – символы Пламени Извечного.

Навстречу же хлынул тёмный океан, и ратники юга шли молча, не трубя в рога и не ярясь боевыми кличами.

Живые волны набрали разбег, и сшиблись с многоголосым металлическим хрустом - словно громадное существо исторгло из лёгких воздух в гортанном крике. Перемешались треск обломанных копий, проклятья и стоны умирающих, удары оружия о щиты, и над полем повис единый хор.

Стремительно разгорался обнажённый спор мечей, сабель и секир, так часто полыхающий под серыми небесами этого мира…

***

Солнца мира Айвэ склонились к закату, а небо затянули низкие тучи. Набрал силы ледяной ветер с холмов. Облачные мешки грозили прорваться в любой момент, и хлынуть серыми потоками.

Стороны уже вконец обессилили, а битва превратилась в кровавую баню, где пошли в ход засапожные ножи, кулаки, и чуть ли не зубы.

Тогда в долину спустилась тьма, и хлынул косой ливень. Настолько плотный, что в десятке шагов нельзя было ничего разглядеть.

В старых сказаниях такой дождь приносит лишь однолапая птица Шанъян, выпивая клювом воду из рек, чтобы смыть скверну. Она появляется, когда насытившаяся до предела земля не может более впитывать кровь.

Безжалостный хаос воцарился на поле, и на оставшихся в живых сошло боевое безумие. Глаза разгорались тёмным пламенем, и воины рвали друг друга голыми руками, позабыв, кто свой, а кто чужой. Не помня себя, потеряв человеческий облик, уцелевшие стали проводниками незамутнённой ярости.

Безраздельно отдавшись гневу, воины обратились в берсерков. Они возжаждали крови, словно упыри – и пьянели от неё всё больше и больше. Такую схватку не остановить уже никому – она продлится, пока не падёт последний.

И только тогда из остатков воинства света вышел воин в чёрных как смоль одеждах. Черны были и волосы его, и взор. Он шёл не торопясь, сжав в ладонях рукоять простого полутораручного меча.

А из воинства тьмы выехал всадник в ослепительно белом плаще и с копьём, на острие которого сверкало маленькое солнце. Белоснежный скакун набрал разбег, и пика нацелилась в грудь чёрного воина.

Они сшиблись в жемчужной вспышке. Черноволосый, нырнув под слепящее острие, широким взмахом подрубил жеребцу сухожилия, и всадник полетел в грязь.

Однако, когда он встал на ноги, одежды остались всё так же белы. Поднявшийся усмехнулся, подобрав первый попавшийся меч, и шагнул к чёрному. Мгновение – и клинки с глухим звоном нашли друг друга.

Столкнувшееся железо закричало от ярости. Движения их и взмахи замелькали столь отточено и молниеносно, что для взирающего со стороны, найдись такой, схватка слилась бы в призрачный танец росчерков и пляску теней. И угадывался стоящий за каждым выпадом, за каждым сверкающим полукружием удара опыт тысяч пройденных войн.

Но вот – сталь, рождённая горнилами этого мира, не выдерживает силы сжимающих эфесы рук. Клинки разлетаются брызгами режущих осколков, а два воина, тёмный и светлый, застыв, некоторое время выжидающе смотрят друг другу в глаза.

Теперь усмехается одетый в аспидно чёрное, и совершенно по-дружески хлопает противника по плечу:

- Похоже, опять! - голос напоен мощью. – Как это называл тот мудрец, Нарада? – уже смеясь, спрашивает он.

- Кажется, голые короли, - хмуро отвечает второй, оглядевшись по сторонам.

Вокруг уже не было видно никого живого – только перемешанные с металлом тела медленно тонули в раскисающем кровавом болоте. Сплошь усеяна телами долина Аэтернус, погибли обе ставки, на одном поле легли князья севера и наместники юга - мир мог отдышаться до следующей петли истории.

Набравшая силу буря ревела, растворив в чёрно-белой круговерти очертания двух фигур. Ливень, порождённый птицей Шанъян, не утихал…

«Сами по себе лбами

сталкиваются только

горные архары. Просто

по природе своей.»

отшельник Нарада из Амитсара

Поиск по сайту: