ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ. В основном все расположено примерно так же, как и в предыдущей картине

В основном все расположено примерно так же, как и в предыдущей картине. Комната Беранже очень похожа на комнату Жана. Чтобы показать, что это другая квартира, достаточно добавить к обстановке два-три новых предмета и несколько деталей. Слева — лестница, площадка. В глубине площадки — дверь. Привратницкой здесь нет. Беранже лежит одетый на диване, спиной к публике. Кресло, столик
с телефоном. Можно добавить еще стул и столик. В глубине открытое окно. На авансцене макет окна. У Беранже завязана голова. Его,
по-видимому, мучают кошмары, потому что он мечется и бредит.

Б е р а н ж е. Нет!

Пауза.

Рога, берегитесь рогов!

Пауза, слышен топот носорогов, пробегающих под окном в глубине сцены.

Нет!

Падает с дивана, отбиваясь от чего-то, что преследует его во сне, и пробуждается. Испуганно подносит руку ко
лбу, встает, идет к зеркалу, приподнимает повязку со лба. Видя, что шишки нет, вздыхает с облегчением. Стоит в
нерешительности, идет к дивану, ложится и тут же вскакивает. Подходит к столу, берет бутылку коньяка,
стакан, хочет налить коньяку, колеблется и наконец, поборов себя, ставит бутылку и стакан на место.

Силы воли бы мне!

Поворачивается, чтобы пойти к дивану, но тут опять слышится топот носорогов под окном,
и Беранже хватается за сердце.

О-о!

Подходит к окну, смотрит, но тут же судорожно захлопывает окно. Шум затихает. Беранже подходит к столику,
колеблется с минуту, потом машет рукой, как бы говоря: «Э, все равно!», наливает себе стакан коньяка и залпом выпивает.
Ставит бутылку и стакан на место. Кашляет. По-видимому, его кашель внушает ему какие-то подозрения, он опять кашляет и прислушивается. Еще раз глядится в зеркало; кашляя, открывает окно. Оттуда доносится громкое сопение животных;
Беранже снова кашляет.

Нет, не похоже!

Успокаивается, закрывает окно, ощупывает через повязку лоб, идет к дивану, ложится и как будто засыпает.
На верхних ступеньках лестницы появляется Дюдар. Он поднимается на площадку и стучит в дверь Беранже.

Б е р а н ж е (вскакивая). Что, что такое?
Д ю д а р. Я пришел вас проведать, Беранже, пришел проведать.
Б е р а н ж е. Кто там?
Д ю д а р. Это я, я.
Б е р а н ж е. Кто это я?
Д ю д а р. Я, Дюдар.
Б е р а н ж е. Ах, это вы, входите.
Д ю д а р. Я вам не помешаю? (Пытается открыть дверь.) У вас заперто.
Б е р а н ж е. Сию минуту. Иду! (Отпирает, входит Дюдар.)
Д ю д а р. Здравствуйте, Беранже.
Б е р а н ж е. Здравствуйте, Дюдар. Который сейчас час?
Д ю д а р. А вы что же это, забаррикадировались и так и сидите, не выходя? Как вы себя чувствуете, дорогой? Получше немножко?
Б е р а н ж е. Простите, я не узнал вашего голоса. (Подходит к окну, открывает.) Да-да, как будто получше.
Д ю д а р. По-моему, у меня все такой же голос, ничуть он не изменился. А я ваш сразу узнал.
Б е р а н ж е. Простите, мне показалось, будто... нет, правда, у вас все тот же голос. И у меня тоже не изменился, да?
Д ю д а р. А почему он должен меняться?
Б е р а н ж е. Может быть, я чуточку охрип, как, по-вашему?
Д ю д а р. Да нет... по-моему, нисколько не охрипли.
Б е р а н ж е. Вот спасибо... Вы меня успокоили.
Д ю д а р. Да что такое с вами?
Б е р а н ж е. Не знаю. Ну, мало ли что может быть. И голос может измениться: к несчастью, это бывает.
Д ю д а р. А вы разве тоже простудились?
Б е р а н ж е. Надеюсь, что нет... Надеюсь, что нет. Да вы садитесь, Дюдар, устраивайтесь поудобнее. Садитесь вон в кресло.
Д ю д а р (усаживается в кресло). Вы все еще себя неважно чувствуете? И голова все по-прежнему болит? (Показывает на повязку.)
Б е р а н ж е. Да, голова все еще болит. Но шишки у меня нет, я ни обо что не стукался... а? Как, по-вашему? (Приподняв повязку, показывает Дюдару лоб.)
Д ю д а р. Нет у вас никакой шишки. Ничего не видно.
Б е р а н ж е. И я надеюсь, не будет, никогда не будет.
Д ю д а р. Если вы обо что-нибудь не стукнетесь, откуда же у вас будет шишка?
Б е р а н ж е. Кто не хочет стукнуться, тот и не стукнется!
Д ю д а р. Ясно. Надо только быть поосторожней. Но что с вами такое? Вы что-то нервничаете, волнуетесь. Это все ваша мигрень, должно быть. Вы бы полежали спокойно, оно бы и обошлось.
Б е р а н ж е. Мигрень? Не говорите мне про мигрень! Не надо, прошу вас.
Д ю д а р. А что удивительного, если у вас мигрень после такого потрясения?
Б е р а н ж е. Я все еще никак в себя не приду.
Д ю д а р. Еще бы! Поэтому у вас и голова болит.
Б е р а н ж е (бросается к зеркалу и приподнимает повязку). Нет, ничего нет... А вы знаете, ведь так оно и начинается.
Д ю д а р. Что начинается?
Б е р а н ж е. Я боюсь стать... другим.
Д ю д а р. Да вы успокойтесь, сядьте. Ну что вы все из угла в угол мечетесь — вы так себя еще больше взвинчиваете.
Б е р а н ж е. Вы правы, конечно, надо ко всему относиться спокойней. (Садится.) А я, знаете, до сих пор опомниться не могу.
Д ю д а р. Да я знаю, знаю, из-за Жана.
Б е р а н ж е. Именно. Из-за Жана — и из-за других тоже.
Д ю д а р. Я понимаю, это вас не могло не потрясти.
Б е р а н ж е. Еще бы!
Д ю д а р. Но, в конце концов, все-таки не стоит так уж преувеличивать, это еще не причина, чтобы...
Б е р а н ж е. Хотел бы я на вас посмотреть на моем месте! Жан был моим лучшим другом. И вдруг это превращение у меня на глазах и такая ярость...
Д ю д а р. Конечно, я понимаю. Так обмануться в человеке! Но больше не надо об этом думать.
Б е р а н ж е. Как же я могу об этом не думать? Такая человеческая натура, ярый поборник гуманизма! Кто бы мог поверить! И это он-то, он! Мы с ним дружили... с незапамятных времен. Вот уж я никак не думал, что он... и вдруг такая неожиданная эволюция! Я верил ему больше, чем самому себе, я на него полагался больше, чем на самого себя... И так поступить со мной!
Д ю д а р. Но ведь он же сделал это не назло вам!
Б е р а н ж е. Во всяком случае, очень похоже на то. Если бы вы видели, до чего он дошел... а выражение лица!..
Д ю д а р. Да просто потому, что вы в тот момент случайно оказались там. А будь на вашем месте кто-нибудь другой, было бы то же самое.
Б е р а н ж е. Но при мне-то, при мне, помня все наше прошлое, мог бы он сдержаться!
Д ю д а р. Вы, видимо, считаете себя центром вселенной! Вы думаете, все, что происходит, касается вас лично. Точно все только вокруг вас и вертится.
Б е р а н ж е. Может быть, вы и правы. Надо постараться смотреть на вещи более трезво. Однако само по себе такое явление... ну, как оно может не пугать? Я, по правде сказать, совершенно выбит из колеи. Как все это объяснить?
Д ю д а р. Пока что не вижу никакого удовлетворительного объяснения. Я констатирую факты, отмечаю их. Действительно, так оно и есть, а раз так, следовательно, чем-то это должно объясняться. Чудеса природы, странности, капризы, игра — кто знает?
Б е р а н ж е. Жан был очень гордый человек. А у меня нет честолюбия. Я какой есть, такой и есть, тем и довольствуюсь.
Д ю д а р. Может быть, он любил деревню, чистый воздух, простор?.. Может быть, ему требовалось как-то дать себе волю? Я, конечно, говорю это не для того, чтобы его оправдать.
Б е р а н ж е. Я понимаю вас, то есть, вернее, пытаюсь понять. И все-таки, если бы даже мне сказали, что я абсолютно лишен воображения, что я мещанин, обыватель, который ничего знать не знает за пределами своего маленького мирка, я бы ни от чего не отступился, я бы все равно стоял на своем.
Д ю д а р. Конечно, мы с вами останемся тем, чем были. Но почему же вас тогда так волнуют несколько случаев оносороживанья? Возможно, это своего рода болезнь.
Б е р а н ж е. Вот это и страшно — а вдруг заразная?
Д ю д а р. Ну что об этом думать. Право, вы придаете этому слишком большое значение. Пример с Жаном вовсе не симптоматичен, не показателен: вы ведь сами сказали, что Жан был гордец. Простите, если я говорю дурно о вашем друге, но мне кажется, это несколько дикий, вспыльчивый, эксцентричный человек; а ведь по оригиналам судить нельзя, середина, посредственность — вот что считается нормальным.
Б е р а н ж е. Тогда я, кажется, начинаю понимать. Видите, вы затруднялись объяснить это явление, а вот сейчас объяснили его — и вполне правдоподобно. Да, наверное, на него что-нибудь нашло. У него был приступ безумия, и от этого он пришел в такое состояние. Но ведь он пытался приводить какие-то доводы, он, по-видимому, думал над этим вопросом и в конце концов постепенно пришел к решению... А Беф, разве Беф тоже был сумасшедшим?.. И другие, другие?..
Д ю д а р. Остается только предположить эпидемию. Ну вот как, например, грипп. Эпидемии, ведь они разные бывают.
Б е р а н ж е. Ничего похожего на эту никогда не было. Может быть, ее откуда-нибудь из колоний занесли?
Д ю д а р. Во всяком случае, вы же не можете думать, что Беф и все прочие, которые сделали то, что они сделали, или сделались тем, чем они сделались, поступили так назло вам. Стали бы они из-за этого из кожи вон лезть!
Б е р а н ж е. Это правда, это очень разумно — то, что вы говорите. Меня это успокаивает... А может быть, наоборот, может быть, все это гораздо серьезнее.

Под окном в глубине слышен топот носорогов.

Слышите? (Бросается к окну.)
Д ю д а р. Да оставьте вы их в покое! (Беранже закрывает окно.) Чем они вам мешают? Право, это у вас какое-то наваждение. Вы сами себя взвинчиваете. Конечно, у вас был шок. Так постарайтесь же оградить себя от этого. Вам нужно просто прийти в себя.
Б е р а н ж е. Я не знаю, как предохранить себя от заразы.
Д ю д а р. Во всяком случае, эта болезнь не смертельна. Бывают такие, совсем не опасные болезни. Я уверен, что при желании от них излечиваются. Вот увидите, это пройдет.
Б е р а н ж е. Но какие-то следы останутся. Такая встряска всего организма не может пройти без...
Д ю д а р. Пройдет через некоторое время, не беспокойтесь.
Б е р а н ж е. Вы уверены?
Д ю д а р. Я думаю, мне так кажется.
Б е р а н ж е. Но если человек не хочет, действительно не хочет поддаться болезни — а ведь это нервная болезнь, — он же не заболеет, правда не заболеет?.. Не хотите ли коньяку? (Идет к столу, на котором стоит бутылка.)
Д ю д а р. Не беспокойтесь, нет, спасибо, я не пью. Но вы на меня не смотрите: если вам хочется, пожалуйста, не стесняйтесь. Но имейте в виду, после этого у вас еще сильнее разболится голова.
Б е р а н ж е. Спирт очень полезен при всяких эпидемиях: он иммунизирует, убивает, например, микробы гриппа.
Д ю д а р. Вряд ли он убивает все микробы и бациллы всех болезней. А насчет оносороживанья это вообще пока еще неизвестно.
Б е р а н ж е. Жан никогда в рот не брал спиртного. Так он, по крайней мере, говорил. Может быть, поэтому он и... может быть, этим и объясняется его поведение. (Протягивает Дюдару стакан коньяка.) Вы правда не хотите?
Д ю д а р. Нет-нет, спасибо, никогда не пью до завтрака.

Беранже осушает стакан и, не успев поставить ни стакан, ни бутылку, закашливается.

Вот видите, видите, вам вредно пить. Сейчас же начинаете кашлять.
Б е р а н ж е (забеспокоившись). Да, начинаю кашлять... А как я кашляю?
Д ю д а р. Да как все, когда хлебнут крепкого.
Б е р а н ж е (идет и ставит стакан и бутылку на стол). А не как-нибудь особенно? Это был обычный человеческий кашель?
Д ю д а р. Ну чего вы опять добиваетесь? Конечно, обычный человеческий кашель. Какой же еще у вас может быть кашель?
Б е р а н ж е. Не знаю... Может быть, животный... кашель... а что, носороги кашляют?
Д ю д а р. Послушайте, Беранже, ну право же, это смешно; вы придумываете себе какие-то проблемы, задаете нелепые вопросы. Вспомните, вы же сами говорили: чтобы оградить себя от этого, самое главное иметь силу воли.
Б е р а н ж е. Да, конечно.
Д ю д а р. Так докажите, что она у вас есть.
Б е р а н ж е. Уверяю вас, у меня есть...
Д ю д а р....Докажите это самому себе, ну хотя бы... перестаньте пить коньяк... вы почувствуете себя гораздо увереннее.
Б е р а н ж е. Вы не хотите понять. Я же объясняю вам, что я пью коньяк только потому, что он предохраняет от другого, еще худшего, да-да, у меня все рассчитано. Вот кончится эпидемия, и я брошу пить. Я еще до этих событий решил бросить, но вот пришлось временно отложить!
Д ю д а р. Вы просто придумываете себе оправдание.
Б е р а н ж е. Да? Вы так полагаете? Ну, во всяком случае, это не имеет ничего общего с тем, что происходит.
Д ю д а р. Кто знает?
Б е р а н ж е (испуганно). Вы правда так думаете? По-вашему, вино может подготовить почву? Но я же не алкоголик. (Идет к зеркалу, разглядывает себя.) А может быть, уже... (Ощупывает лоб под повязкой.) Нет, ничего не произошло... коньяк мне не повредил, это доказывает, что он полезен... или по меньшей мере безвреден.
Д ю д а р. Да я пошутил, Беранже. Просто хотел подразнить вас. Вы все видите в мрачном свете. Смотрите, так можно и неврастеником стать. Когда вы придете в себя от вашего потрясения, избавитесь от вашей депрессии и выйдете на воздух, вам сразу станет лучше, вот увидите. Все ваши мрачные мысли мигом рассеются.
Б е р а н ж е. Выходить? Придется, конечно. Мне страшно об этом подумать. Ведь я безусловно встречу...
Д ю д а р. Ну и что такого? Только не надо попадаться им на пути. А вообще-то говоря, их не так уж много.
Б е р а н ж е. А я только их и вижу. Повсюду. Вы, конечно, скажете, что это болезнь.
Д ю д а р. Они ни на кого не нападают. Если их не трогать, они вас не замечают. Они, в сущности, вовсе не злые. У них даже есть какое-то природное простодушие, чистота. Да я, кстати сказать, всю улицу пешком прошел, чтобы добраться до вас. И как видите, жив и невредим, и никаких злоключений со мной не произошло.
Б е р а н ж е. А я как только их вижу, меня всего переворачивает. Конечно, это нервы. Я не раздражаюсь, нет, я не позволяю себе раздражаться, это может далеко завести, но у меня как будто что-то сжимается здесь. (Показывает на сердце.)
Д ю д а р. Разумеется, это как-то действует, вы правы. Но вы слишком этому поддаетесь. Вам недостает чувства юмора, вот в чем ваша беда, вам не хватает юмора. Надо смотреть на вещи полегче, не принимать близко к сердцу.
Б е р а н ж е. Я как-то чувствую себя ответственным за то, что происходит: я сам в этом участвую, я не могу относиться безразлично.
Д ю д а р. Не судите — да не судимы будете... Ну, знаете, если начать печалиться обо всем, что происходит на свете, тогда и жить нельзя.
Б е р а н ж е. Если бы все это случилось не у нас, а где-нибудь в другой стране, а мы бы узнали из газет, то можно было бы спокойно обсудить, рассмотреть явление со всех сторон, сделать объективные выводы. Можно было бы организовать научные дискуссии, привлечь академиков, писателей, законоведов, ученых, а также художников. Это было бы интересно, увлекательно, из этого можно было бы многое вынести. Но когда мы сами вовлечены в события, когда мы вдруг сталкиваемся с грубой реальностью фактов, нельзя не чувствовать, что все это касается нас непосредственно, и это настолько ошеломляет, что просто невозможно сохранять хладнокровие. Я ошеломлен, ошеломлен и никак не могу прийти в себя.
Д ю д а р. Я тоже ошеломлен, как и вы. Вернее, был ошеломлен. Теперь я уже начинаю привыкать.
Б е р а н ж е. Вы человек более уравновешенный, у вас нервы крепче, с чем и поздравляю вас. Но вы не считаете, что это несчастье...
Д ю д а р (перебивает). Конечно, я не говорю, что в этом есть что-то хорошее. И не думайте, что я как-то заступаюсь за носорогов...

Снова слышен топот бегущих носорогов, на этот раз под окном на авансцене.

Б е р а н ж е (вскакивая). Опять они! Опять! О нет, я ничего не могу с собой поделать, я не в состоянии к этому привыкнуть. Может быть, я не прав, но я все время только о них и думаю, я даже перестал спать. У меня бессонница. Я засыпаю днем, когда уже просто валюсь от усталости.
Д ю д а р. Принимайте снотворное.
Б е р а н ж е. Да это не выход из положения. Когда я сплю, мне еще хуже. Они снятся мне, меня душат кошмары.
Д ю д а р. Вот это и означает, что вы все слишком близко к сердцу принимаете. Вы любите себя истязать, сознайтесь.
Б е р а н ж е. Клянусь чем хотите, я не мазохист.
Д ю д а р. В таком случае примиритесь с фактом и не думайте и о нем. Раз оно так случилось, значит, иначе и быть не могло.
Б е р а н ж е. Это уже фатализм.
Д ю д а р. Нет, мудрость. Если какое-то явление происходит, значит, на то имеется причина. Вот эту причину и надо искать.
Б е р а н ж е (вставая). Ну, а я не желаю мириться с таким положением.
Д ю д а р. А что вы можете сделать? Что вы намерены предпринять?
Б е р а н ж е. Я еще пока сам не знаю. Подумаю. Пошлю письма в разные газеты, напишу воззвание, добьюсь приема у мэра или у его помощника, если мэр окажется очень занят.
Д ю д а р. Предоставьте властям самим принимать меры. В конце концов, я не уверен, имеете ли вы моральное право вмешиваться в это. А впрочем, я и сейчас считаю, что все это не так страшно. По-моему, это просто глупо — сходить с ума из-за того, что несколько человек вздумали сменить шкуру. Им не нравилось в своей. Они вольны распоряжаться собой, это их дело.
Б е р а н ж е. Надо пресечь зло в корне.
Д ю д а р. Зло, зло! Пустое слово! Кто это может знать, где зло, а где добро? Одним нравится одно, другим другое. Вы-то главным образом боитесь за себя. В этом все и дело. Но, право же, вы никогда не превратитесь в носорога... У вас к этому нет призвания!
Б е р а н ж е. Вот-вот! Если наше правительство и наши сограждане все думают так же, как вы, они не решатся действовать.
Д ю д а р. Не станете же вы к чужеземцам за помощью взывать. Это наше внутреннее дело, оно касается только нашей страны.
Б е р а н ж е. Я верю в международную солидарность...
Д ю д а р. Вы Дон-Кихот! Я это вам без зла говорю, я вовсе не хочу вас обидеть! Вы знаете, я стараюсь для вашего же блага, вам просто необходимо успокоиться.
Б е р а н ж е. Я в этом не сомневаюсь; вы меня простите, я слишком взволнован. Я исправлюсь. Извините, что я вас так задержал и замучил своими разглагольствованиями. У вас, наверно, работы много. Вы получили мое прошение об отпуске по болезни?
Д ю д а р. Можете об этом не беспокоиться. Все в порядке. К тому же контора еще не приступила к работе.
Б е р а н ж е. Как, до сих пор не починили лестницу? Какая халатность! Вот поэтому-то все так и идет кувырком.
Д ю д а р. Ее чинят. Только это ведь быстро не делается. Не так-то легко найти рабочих. Они нанимаются, работают день-другой и исчезают, так больше и не показываются. Приходится искать других.
Б е р а н ж е. А еще жалуются на безработицу! Надеюсь, по крайней мере, у нас будет теперь бетонная лестница.
Д ю д а р. Нет, такая же деревянная, только из новых досок.
Б е р а н ж е. Вот вечно так с этой дирекцией! Бросают деньги на ветер, а когда нужно на что-нибудь потратить, оказывается, нет фондов. Наверно, мсье Папийон не очень-то доволен. Он так надеялся на бетонную лестницу. Как же он к этому отнесся?
Д ю д а р. У нас нет больше начальника. Мсье Папийон подал в отставку.
Б е р а н ж е. Не может быть!
Д ю д а р. Я вам говорю.
Б е р а н ж е. Вот удивительно! Неужели из-за этой истории с лестницей?
Д ю д а р. Не думаю. Во всяком случае, он выставил другую причину.
Б е р а н ж е. Но какую же? Что с ним такое случилось?
Д ю д а р. Он хочет бросить дела, уехать в деревню.
Б е р а н ж е. В отставку выходит, совсем? Да ведь ему не так много лет, он мог бы еще стать директором.
Д ю д а р. Отказался. Говорит, что ему надо отдохнуть от дел.
Б е р а н ж е. Наверное, дирекция очень недовольна его уходом, ведь его надо кем-то заменить. Для вас-то оно, может быть, и лучше. При вашем дипломе у вас есть все шансы.
Д ю д а р. Уж не буду скрывать... дело в том... это, конечно, очень смешно, но он тоже стал носорогом.

Вдалеке шум бегущих носорогов.

Б е р а н ж е. Носорогом! Мсье Папийон стал носорогом! Вот так так! Ну, знаете, это совсем не смешно! Почему вы мне не сказали раньше?
Д ю д а р. Да, видите ли, у вас нет чувства юмора. Ну, я и не хотел вам говорить... не хотел вам говорить потому, что ведь я вас хорошо знаю, вот я и опасался, что вам это совсем не покажется смешным, а только еще больше напугает. Вы чересчур впечатлительны!
Б е р а н ж е (вздымая руки к небу). Нет! Подумать только... Мсье Папийон!.. С его-то положением!
Д ю д а р. Это, во всяком случае, доказывает полное бескорыстие его превращения.
Б е р а н ж е. Он не мог этого сделать нарочно, я уверен, что это случилось с ним помимо его воли.
Д ю д а р. А что мы об этом знаем? Трудно сказать, какие побуждения могут заставить человека на что-то решиться.
Б е р а н ж е. Во всяком случае, это был неудачный шаг. Наверное, у него были какие-то скрытые комплексы. Ему надо было полечиться психоанализом.
Д ю д а р. Что ж, даже такой переход из одного состояния в другое тоже ведь может кое-что выявить. Каждый ищет себе облегчения, в чем может.
Б е р а н ж е. Я уверен, его на это подбили, а он поддался.
Д ю д а р. Это может с каждым случиться!
Б е р а н ж е (испуганно). С каждым? О нет, только не с вами, нет, правда, не с вами? И не со мной!
Д ю д а р. Надеюсь.
Б е р а н ж е. Ведь не могут же нас... ну, скажите, ведь... правда? Не могут? Не могут?
Д ю д а р. Ну разумеется, разумеется.
Б е р а н ж е (понемногу успокаиваясь). Все-таки я думал, что мсье Папийон сильнее и может устоять. Я думал, у него более твердый характер... Тем более я не вижу, какой у него может быть расчет, что ему это дает — материально и морально...
Д ю д а р. Поступок совершенно бескорыстный. Ясно.
Б е р а н ж е. Да, конечно. Можно это признать смягчающим обстоятельством или наоборот... отягчающим? Мне кажется, скорее отягчающим... потому что, если он сделал это просто из прихоти... я уверен, что Ботар не мог не осудить его поведение, и притом со всею строгостью. Интересно, что он о нем думает? Что говорит Ботар о своем начальнике?
Д ю д а р. Бедняга Ботар был страшно возмущен, он был вне себя. Мне редко приходилось видеть человека в таком исступлении.
Б е р а н ж е. Ну, знаете, на этот раз я его понимаю. Да, Ботар все-таки трезвый ум. А я о нем как-то нехорошо отзывался.
Д ю д а р. И он о вас не очень-то лестно говорил.
Б е р а н ж е. Что ж, в данном случае это только доказывает мою объективность. Да вы и сами тоже были о нем не очень-то высокого мнения.
Д ю д а р. Невысокого... Это, пожалуй, не то слово. Я, надо сказать, редко бывал с ним в чем-нибудь согласен. Мне не нравились его скептицизм, недоверчивость, подозрительность. Да и на этот раз я не мог с ним полностью согласиться.
Б е р а н ж е. Но уже по причинам противоположного свойства, не так ли?
Д ю д а р. Нет, не совсем так. Мои суждения, мои взгляды все же не так примитивны, как вам кажется. Дело в том, что у Ботара не было, в сущности, никаких определенных и сколько-нибудь объективных аргументов. Повторяю вам, я тоже не одобряю носорогов, отнюдь не одобряю, не думайте этого, пожалуйста! Но Ботар в этом споре сразу занял бурно наступательную и, как всегда, очень упрощенную позицию. Мне кажется, эта его позиция продиктована исключительно ненавистью к начальству, ко всем, кто стоит выше него. Словом, здесь налицо комплекс неполноценности, обида. И потом, он всегда говорит какие-то избитые истины, а меня эти его общие фразы мало трогают.
Б е р а н ж е. А я, уж вы меня простите, на этот раз совершенно согласен с Ботаром. Он честный человек. Да.
Д ю д а р. Этого я не отрицаю. Но ведь это ни о чем не говорит.
Б е р а н ж е. Да, честный малый. Не так-то часто можно встретить честного человека, и чтобы он при этом не витал в облаках. Настоящего честного человека, который стоит на земле всеми своими четырьмя, виноват, я хотел сказать, обеими ногами. Я счастлив, что заодно с ним. Увижу его — поздравлю. А мсье Папийона я осуждаю. Его долг в том и состоял, чтобы не поддаться.
Д ю д а р. Нельзя же быть таким нетерпимым. А может быть, мсье Папийон чувствовал потребность вырваться на волю после стольких лет сидячей жизни?
Б е р а н ж е (иронически). А вот вы слишком уж терпимы. Скажите, какое великодушие!
Д ю д а р. Мне кажется, дорогой Беранже, всегда надо пытаться понять. А если хочешь понять какое-нибудь явление и вытекающие из него следствия, нужно приложить усилия и, честно покопавшись, добраться до его причин. И надо во что бы то ни стало постараться это сделать, потому что мы — существа мыслящие. Мне это, повторяю, не удалось, и не знаю, удастся ли. Но, во всяком случае, подходить к этому надо с какой-то более или менее благожелательной позиции или по меньшей мере без всякого предубеждения, с полной готовностью идти навстречу, что, в сущности, и характеризует научное мышление. Все логично. Понять — значит оправдать.
Б е р а н ж е. Вы скоро станете сторонником носорогов.
Д ю д а р. Да нет же, нет. До этого я не дойду. Я просто пытаюсь смотреть на вещи прямо, непредубежденно. Иметь обо всем реальное представление. И потом, я думаю, не может быть настоящего порока в том, что естественно. Горе тому, кто во всем видит порок. Это черта инквизиторов.
Б е р а н ж е. Так, по-вашему, это естественно?
Д ю д а р. Что может быть естественнее носорога?
Б е р а н ж е. Да, но человек, превращающийся в носорога, это уж бесспорно нарушение нормы.
Д ю д а р. Н-ну, бесспорно!.. Знаете...
Б е р а н ж е. Да, бесспорное нарушение нормы, нечто совершенно аномальное.
Д ю д а р. Не слишком ли вы уверены в себе? Кто знает, где кончается нормальное и где начинается аномальное? Можете ли вы определить, что такое нормальное, аномальное? Ни с философской, ни с медицинской точки зрения никто до сих пор не мог разрешить этой проблемы.
Б е р а н ж е. Может быть, философски этого и нельзя разрешить, но практически легко. Вам, например, доказывают, что движения не существует... а вы ходите, ходите, ходите (начинает ходить из угла в угол)...и в конце концов приходите к тому, что говорите себе, как Галилей: «А все-таки она вертится!»
Д ю д а р. У вас все перепуталось в голове! Нельзя же так смешивать. В случае с Галилеем было как раз наоборот — там теоретическая и научная мысль победила общепринятую догму.
Б е р а н ж е (вспылив). Что вы мне такое рассказываете! Общепринятое, догма — все только слова, слова! Может быть, у меня в голове путаница, а вы — вы, по-моему, совсем потеряли голову, перестали понимать, что нормально, что нет. Вы меня со своим Галилеем совсем с ума сведете... На черта он мне сдался, ваш Галилей?
Д ю д а р. Да вы же сами на него сослались, и сами же завели этот разговор и доказывали, что последнее слово всегда остается за практикой. Может быть, это и так, но только в тех случаях, когда она опирается на теорию. История науки и мышления это прекрасно доказывает.
Б е р а н ж е (еще больше разъяряясь). Ничего она не доказывает. Это тарабарщина, ерунда какая-то, сплошная бессмыслица, безумие!
Д ю д а р. Надо еще знать, что такое безумие!
Б е р а н ж е. Ха! Безумие — это безумие! Безумие означает безумие — и все. Всякий знает, что такое безумие. А вот носороги — это, по-вашему, практика или теория?
Д ю д а р. И то, и другое.
Б е р а н ж е. Как это и то, и другое?
Д ю д а р. Так — и то, и другое, а может быть, либо то, либо другое. Вопрос спорный.
Б е р а н ж е. Тогда я... нет... я отказываюсь соображать...
Д ю д а р. Напрасно вы из себя выходите. Мы с вами не сошлись во мнениях, и почему бы нам не поспорить мирно. Спорить должно.
Б е р а н ж е (в страшном смятении). Вам кажется, что я вышел из себя? Что я уже становлюсь... вот как Жан. О нет-нет, я не хочу... как Жан. Не хочу быть таким, как он. (Успокаиваясь.) Я в философии мало смыслю. Я ведь человек без образования. Вот вы, у вас диплом. Вам хорошо спорить, а я не всегда знаю, что ответить, не всегда сразу найдусь.

Шум усиливается, носороги пробегают сначала под окном в глубине, потом под окном на авансцене.

Но я чувствую, что вы не правы... чувствую инстинктивно, ах нет, инстинкт — это у носорогов, а я чувствую интуитивно, вот именно, интуитивно.
Д ю д а р. А что вы понимаете под словом «интуитивно»?
Б е р а н ж е. Интуитивно это значит... ну как это сказать... Ну просто так, я чувствую, что ваша чрезмерная терпимость, ваша великодушная снисходительность на самом деле — проявление слабости... ослепление...
Д ю д а р. Это вы так думаете по наивности.
Б е р а н ж е. Мне с вами, конечно, спорить трудно, но, знаете, я постараюсь разыскать Логика...
Д ю д а р. Какого логика?
Б е р а н ж е. Ну, Логика, философа, словом, логика... ну вы же лучше меня знаете, что такое логик. Так вот, логик, с которым я познакомился, объяснил мне...
Д ю д а р. Что он вам объяснил?
Б е р а н ж е. Что азиатские носороги были африканскими, а африканские — азиатскими.
Д ю д а р. Я что-то не могу уловить...
Б е р а н ж е. Ах нет... нет... Как раз наоборот: он доказал, что африканские были азиатскими, а азиатские... да... понятно. Но я хотел сказать... Словом, вы с ним разберетесь. Это человек вашего склада, очень серьезный человек, начитанный, тонкого ума.

Щум от бегущих носорогов усиливается, слова действующих лиц заглушаются топотом животных, в какой-то момент
слов совсем не слышно, видно только, как шевелятся губы у Беранже и Дюдара.

Опять они! О-о, когда же этому конец! (Подбегает к окну в глубине.) Хватит! Хватит, мерзавцы!

Носороги удаляются, Беранже грозит им вслед кулаком.

Д ю д а р (сидя). Я бы очень хотел познакомиться с вашим Логиком. Если он поможет мне разобраться в этих тонкостях, в таком сложном, запутанном вопросе... Я только буду рад, честное слово.
Б е р а н ж е (бежит к окну на авансцене). Да, я к вам его приведу, он с вами поговорит. Вы увидите, это просто замечательная личность. (Кричит в окно.) Мерзавцы!
Д ю д а р. Оставьте их, пусть бегают. И не мешало бы быть повежливее. Нехорошо так разговаривать с животными... которые...
Б е р а н ж е (все еще у окна). Вот они опять!

В оркестровой яме, под окном, внезапно появляется шляпа-канотье, проткнутая рогом носорога,
он быстро проносится справа налево и исчезает.

Ах! Канотье на носороге! Он его проткнул своим рогом! Да это же канотье Логика. Канотье, которое носил Логик! Ах, сволочь такая, этакое дерьмо! Логик стал носорогом!
Д ю д а р. Да это же не причина, чтобы так выражаться.
Б е р а н ж е. Кому же теперь верить, Боже, Боже мой, Логик стал носорогом!
Д ю д а р (подходит к окну). А где он?
Б е р а н ж е (показывает пальцем). Вон он, видите?
Д ю д а р. Да, единственный носорог в канотье. А знаете, невольно задумываешься. Ведь это действительно ваш Логик.
Б е р а н ж е. Логик... и стал носорогом!
Д ю д а р. Он все-таки сохранил какие-то следы прежней индивидуальности.
Б е р а н ж е (снова потрясая кулаком вслед носорогу в канотье). Я за вами не пойду! Не пойду! Не пойду!
Д ю д а р. Если, как вы говорите, он был настоящим мыслителем, он не мог на это решиться сгоряча, не подумав. Прежде чем сделать выбор, он должен был взвесить все «за» и «против».
Б е р а н ж е (продолжая кричать в окно вслед бывшему Логику и другим удаляющимся носорогам). Я за вами не пойду!
Д ю д а р (усаживаясь в кресло). Да, тут есть над чем призадуматься!

Беранже закрывает переднее окно и идет к окну в глубине, под которым бегают другие носороги;
по-видимому, они кружат вокруг дома. Открывает окно, кричит.

Б е р а н ж е. Нет, я за вами не пойду!
Д ю д а р (в сторону). Они бегают вокруг дома. Играют! Большие дети!

Видно, как Дэзи с корзинкой в руке поднимается по лестнице, подходит к двери Беранже, стучит.

К вам кто-то пришел, Беранже, стучат. (Он дергает Беранже за рукав, тот все еще стоит у окна.)
Б е р а н ж е (кричит вслед носорогам в окно). Позор, ваш маскарад — срам!
Д ю д а р. К вам стучат, Беранже. Вы что, не слышите?
Б е р а н ж е. Откройте, если хотите. (Молча следит за удаляющимися носорогами.)

Дюдар идет открывать дверь.

Д э з и (входя). Здравствуйте, мсье Дюдар.
Д ю д а р. Как, это вы, мадмуазель Дэзи?
Д э з и. Беранже дома? Ему лучше?
Д ю д а р. Здравствуйте, дорогая. Так вы навещаете Беранже?
Д э з и. Где он?
Д ю д а р (показывает пальцем). Вон.
Д э з и. Бедняжка, у него никого нет. А он сейчас хворает. Надо же ему немножко помочь.
Д ю д а р. Вы хороший товарищ, мадмуазель Дэзи.
Д э з и. Да, правда, я хороший товарищ.
Д ю д а р. У вас доброе сердце.
Д э з и. Просто я хороший товарищ, и все.
Б е р а н ж е (поворачивается, оставив окно открытым). О, дорогая мадмуазель Дэзи. Как это хорошо, что вы пришли, какая вы милая.
Д ю д а р. Этого нельзя отрицать.
Б е р а н ж е. Знаете, мадмуазель Дэзи, Логик стал носорогом!
Д э з и. Знаю, только что его видела, вот здесь, рядом, на улице, когда шла к вам. Он довольно быстро бегает для своих лет. А вы себя получше чувствуете, мсье Беранже?
Б е р а н ж е (Дэзи). Голова, по-прежнему голова! Все время болит. Это ужасно. Что вы об этом думаете?
Д э з и. Я думаю, вам надо отдохнуть... посидеть еще несколько дней спокойно дома.
Д ю д а р (Беранже и Дэзи). Надеюсь, я вам не мешаю?
Б е р а н ж е (Дэзи). Я говорю о Логике.
Д э з и (Дюдару). Чем это вы нам можете мешать? (Беранже.) Ах, о Логике? А я о нем ничего не думаю.
Д ю д а р (Дэзи). Может быть, я здесь лишний?
Д э з и (Беранже). А что, по-вашему, я должна об этом думать? (Беранже и Дюдару.) Могу вам сообщить последнюю новость: Ботар стал носорогом.
Д ю д а р. Скажите!
Б е р а н ж е. Не может этого быть! Он был против! Вы что-нибудь перепутали. Он же возмущался. Дюдар мне только что рассказывал. Не правда ли, Дюдар?
Д ю д а р. Правда.
Д э з и. Я знаю, что он был против. И тем не менее он стал носорогом, и ровно через двадцать четыре часа после превращения мсье Папийона.
Д ю д а р. Ну, значит, он переменил свое отношение. Каждый имеет право на саморазвитие!
Б е р а н ж е. Но тогда, тогда можно ожидать всего!
Д ю д а р (Беранже). Он честный человек, вы сами это только что говорили.
Б е р а н ж е (Дэзи). Я просто не могу поверить. Вам кто-нибудь наклеветал на него.
Д э з и. Это все произошло у меня на глазах.
Б е р а н ж е. Тогда, значит, он врал или просто прикидывался.
Д э з и. Да нет, у него это было очень искренне, он просто подкупал своей искренностью.
Б е р а н ж е. Но что же его толкнуло? Он что-нибудь говорил?
Д э з и. Он сказал слово в слово следующее: «Нужно идти в ногу со временем!» Это были его последние человеческие слова!
Д ю д а р (Дэзи). Я почему-то был почти уверен, что встречу вас здесь, мадмуазель Дэзи.
Б е р а н ж е. Идти в ногу со временем! Вот уж действительно придумал! (Разводит руками.)
Д ю д а р (Дэзи). Вас теперь и не увидишь, с тех пор как закрылась наша контора.
Б е р а н ж е (сам с собой). Какая наивность! (Недоуменно пожимает плечами.)
Д э з и (Дюдару). Если вы хотели меня видеть, могли бы мне позвонить.
Д ю д а р (Дэзи). Что вы, я человек скромный, мадмуазель, очень скромный.
Б е р а н ж е. Ну что ж! По зрелом размышлении, выходка Ботара меня не удивляет. Значит, вся его стойкость — это только одна видимость, что, впрочем, не мешает ему быть честным человеком, вернее сказать, не мешало. Из честных людей вышли честные носороги. Да, вот на этой-то своей честности они и попались.
Д э з и. Можно, я корзинку на стол поставлю? (Ставит на стол корзинку.)
Б е р а н ж е. Но хоть он и честный человек, а озлобленный...
Д ю д а р (бросаясь помочь Дэзи поставить корзинку). Простите, простите нас, пожалуйста, надо было сразу освободить вас от этой ноши.
Б е р а н ж е (продолжая)....искалеченный своей ненавистью к начальству, он страдал комплексом неполноценности.
Д ю д а р (Беранже). Вы рассуждаете неправильно, ведь Ботар как раз и последовал за своим начальником, за тем самым, кого он называл орудием в руках эксплуататоров. Мне кажется, в данном случае дух коллективизма взял у него верх над анархическими тенденциями.
Б е р а н ж е. Носороги — они и есть самые анархисты, потому что они представляют собой меньшинство.
Д ю д а р. Пока, в данный момент.
Д э з и. Довольно-таки многочисленное меньшинство, и растет оно быстро. Мой кузен стал носорогом, и его жена тоже. Я уж не говорю о всяких высокопоставленных лицах. Ну вот хотя бы кардинал де Рец.
Д ю д а р. Прелат!
Д э з и. Мазарини.
Д ю д а р. Вот увидите, это перекинется и на другие страны!
Б е р а н ж е. И подумать только, что зло пойдет от нас!
Д э з и....и аристократы — герцог де Сен-Симон...
Б е р а н ж е (вздымая руки к небу). Как, и классики!
Д э з и....и другие. Масса, масса! Пожалуй, около четверти города.
Б е р а н ж е. Пока еще мы в большинстве, надо этим пользоваться. Надо скорей что-то предпринять, пока всех нас не захлестнуло.
Д ю д а р. Они очень предприимчивы, очень предприимчивы.
Д э з и. Сейчас прежде всего надо позавтракать. Я принесла всякой еды.
Б е р а н ж е. Какая вы милая, мадмуазель Дэзи.
Д ю д а р (в сторону). Да, очень мила.
Б е р а н ж е (Дэзи). Не знаю просто, как вас и благодарить.
Д э з и (Дюдару). Вы останетесь с нами?
Д ю д а р. Я боюсь быть навязчивым.
Д э з и (Дюдару). Ну что вы, мсье Дюдар! Вы прекрасно знаете, что мы вам рады.
Д ю д а р. Но видите, я бы не хотел мешать...
Б е р а н ж е (Дюдару). Ну, конечно, оставайтесь, Дюдар. Мы вам рады.
Д ю д а р. Дело в том, что я немножко тороплюсь. Я должен кое с кем встретиться.
Б е р а н ж е. Вы только что говорили, что совершенно свободны.
Д э з и (достает из корзины еду). Вы знаете, очень трудно было что-нибудь достать. Множество магазинов разгромлено — они пожирают все, — другие закрыты, и на дверях вывешено: «По случаю превращений...»
Б е р а н ж е. Их надо было бы поместить в загоны, отвести для них определенные участки и держать под присмотром.
Д ю д а р. Мне кажется, такой проект вряд ли осуществим. Общество защиты животных первое запротестует.
Д э з и. А с другой стороны, ведь у каждого из нас среди носорогов — у кого близкие родственники, у кого друзья, это тоже все осложняет.
Б е р а н ж е. Выходит, все в это втянуты.
Д э з и. Все с ними заодно.
Б е р а н ж е. Но как можно быть носорогом? Это уму непостижимо, уму непостижимо. (Дэзи.) Помочь вам накрыть на стол?
Д э з и (Беранже). Не беспокойтесь. Я знаю, где тарелки. (Идет к шкафу за посудой.)
Д ю д а р (в сторону). Ого! Она тут как у себя дома...
Д э з и (Дюдару). Я накрываю на троих, вы остаетесь, не правда ли?
Б е р а н ж е (Дюдару). Оставайтесь, оставайтесь.
Д э з и (Беранже). Знаете, как-то привыкаешь. Никто не удивляется, что по улицам носятся стада носорогов. Люди сторонятся при встрече с ними, уступают дорогу, а потом идут дальше, кто по делам, кто гуляет как ни в чем не бывало.
Д ю д а р. Это самое разумное.
Б е р а н ж е. Ну нет, я к этому никогда не привыкну.
Д ю д а р (в раздумье). А я вот думаю, не попробовать ли и мне тоже.
Д э з и. Давайте завтракать.
Б е р а н ж е. Как, вы, юрист, и можете допустить...

Снаружи доносится страшный шум, слышно, как мчится стадо носорогов, ревут трубы, гремят барабаны.

Что такое?

Все бросаются к переднему окну.

Что случилось?

Где-то рядом обрушивается стена, пыль поднимается столбом, окутывает часть сцены, действующих
лиц почти не видно, только слышны их голоса.

Ничего не видно. Что случилось?
Д ю д а р. Ничего не видно, зато слышно.
Б е р а н ж е. Этого мало.
Д э з и. Все тарелки в пыли.
Б е р а н ж е. Да, уж это совсем не гигиенично!
Д э з и. Давайте скорей есть. Не стоит обо всем этом думать.

Пыль рассеивается.

Б е р а н ж е (показывая пальцем в зрительный зал). Они разнесли стены пожарного депо.
Д ю д а р. Да, правда! Стены обрушились.
Д э з и (только что отошла от окна и сейчас стоит у стола и вытирает тарелки, затем быстро идет обратно к окну и становится рядом с Беранже и Дюдаром). Вот они, все выходят.
Б е р а н ж е. Вся пожарная команда — целый полк носорогов, и впереди барабанщики.
Д э з и. Запрудили весь бульвар!
Б е р а н ж е. Это невыносимо, невыносимо!
Д э з и. Вон там из дворов еще носороги вылезают.
Б е р а н ж е. И из домов лезут.
Д ю д а р. И из окон!
Д э з и. Они бегут к тем!

Видно, как из двери по другую сторону площадки выходит человек и сбегает с лестницы, потом
второй — у них на лбу по большому рогу; за ними бежит женщина с головой носорога.

Д ю д а р. Пожалуй, их теперь уже больше, чем нас.
Б е р а н ж е. Сколько среди них однорогих и сколько двурогих?
Д ю д а р. Наверное, статистики ведут учет. Вот будет материал для ученых споров!
Б е р а н ж е. Вряд ли удастся установить процентное соотношение, разве только что очень приблизительно. Все совершается с такой быстротой. Как за ними поспеешь? Люди не успевают подсчитывать.
Д э з и. Самое разумное — предоставить статистикам делать свое дело. Идемте завтракать, дорогой Беранже. Вас это успокоит, подбодрит, (Дюдару) и вас тоже.

Они отходят от окна. Беранже, которого Дэзи взяла под руку, идет покорно;
Дюдар, сделав несколько шагов, останавливается.

Д ю д а р. Мне что-то не очень хочется есть, или, может быть, я не так уж люблю консервы. Я бы, пожалуй, на свежем воздухе поел.
Б е р а н ж е. Не делайте этого. Знаете, чем вы рискуете?
Д ю д а р. Нет, правда, я не хочу вас стеснять.
Б е р а н ж е. Но вам же говорят...
Д ю д а р (перебивая Беранже). Да нет, я нисколько не церемонюсь.
Д э з и (Дюдару). Ну, если вам непременно надо идти, конечно, мы не можем вас держать...
Д ю д а р. Я только не хочу, чтобы вы сердились.
Б е р а н ж е (Дэзи). Не отпускайте его, не отпускайте.
Д э з и. Я была бы очень рада, если бы он остался... но... в конце концов, каждый волен поступать, как ему нравится.
Б е р а н ж е (Дюдару). Человек выше носорога.
Д ю д а р. Я не спорю. Но и не говорю «да». Я не знаю. Это только на опыте можно проверить.
Б е р а н ж е (Дюдару). Оказывается, вы тоже слабый человек.
Д ю д а р. Поймите, ведь это на вас просто такой стих нашел, вы сами же потом пожалеете.
Д э з и. Ну, если это просто прихоть, то ничего страшного нет.
Д ю д а р. Меня мучает совесть. Долг повелевает мне следовать за моим начальником и товарищами и не покидать их ни в радости, ни в горе.
Б е р а н ж е. Да что вы с ними в брак, что ли, вступили?
Д ю д а р. Я отказался от брака, единая большая семья лучше маленькой.
Д э з и (спокойно). Нам очень жаль вас, Дюдар, но мы ничего не можем для вас сделать.
Д ю д а р. Мой долг — не покидать их, я следую своему долгу.
Б е р а н ж е. Напротив, ваш долг... вы сами не знаете, в чем истинный долг... ваш долг — противостоять им с полным присутствием духа, непоколебимо.
Д ю д а р. Я сохраню присутствие духа (начинает кружиться по сцене), полностью. И уж если критиковать, то лучше критиковать изнутри, чем со стороны. Я их не покину, не покину.
Д э з и. У него доброе сердце.
Б е р а н ж е. Слишком доброе. (Дюдару.) У вас чересчур доброе сердце, вы слишком человечны. (Дэзи.) Удержите его. Он сам себя обманывает. Он человек...
Д э з и. Что я могу сделать?'

Дюдар открывает дверь и убегает. Видно, как он стремглав сбегает по лестнице, Беранже бросается
за Дюдаром и кричит ему с площадки.

Б е р а н ж е. Вернитесь, Дюдар! Вас любят здесь, не ходите туда! Поздно. (Возвращается.) Слишком поздно!
Д э з и. Ну что же тут можно было сделать! (Закрывает дверь, Беранже бросается к переднему окну.)
Б е р а н ж е. Он уже нагнал их. Где он?
Д э з и (подходя к окну). Там, с ними.
Б е р а н ж е. Который же из них?
Д э з и. Теперь уж не разберешь. Нельзя отличить.
Б е р а н ж е. Все они одинаковые, все одинаковые. (Дэзи.) Он не устоял. Вы должны были его удержать силой.
Д э з и. Я не решилась.
Б е р а н ж е. Надо было решиться, вы должны были настоять. Ведь он любил вас, правда?
Д э з и. Он никогда не объяснялся мне в любви.
Б е р а н ж е. Всем это было известно. Он и сейчас сделал это с досады, от любви к вам. Он был человек робкий. Вот ему и захотелось сделать что-нибудь из ряда вон выходящее, чтобы произвести на вас впечатление. А вас не тянет последовать за ним?
Д э з и. Нисколько. Раз я здесь.
Б е р а н ж е (глядя в окно). На улицах, кроме них, ни души. (Бросается к окну в глубине.) Никого, кроме них. Нехорошо вы поступили, Дэзи. (Идет снова к окну на авансцене.) Насколько хватает глаз, ни одного человеческого существа. Они заполнили всю улицу. Однорогие, двурогие, половина на половину. А кроме этого, никаких отличительных признаков.

Слышны рев и топот бегущих носорогов. Эти звуки стали несколько более мелодичными. На стене до самого конца
действия то появляются, то исчезают искусственные головы носорогов. Постепенно их становится все больше и
больше, и наконец они покрывают сплошь всю заднюю стену и уже больше не исчезают. Несмотря на всю свою
чудовищность, эти головы мало-помалу становятся все красивее и красивее.

Вы не огорчены, Дэзи? Ни о чем не жалеете?
Д э з и. Нет, нет.
Б е р а н ж е. Как бы я хотел вас утешить. Я люблю вас, Дэзи, не покидайте меня.
Д э з и. Закрой окно, дорогой. От них такой шум. И пыль даже сюда долетает. Все будет грязное.
Б е р а н ж е. Да-да. Ты права.

Закрывает переднее окно. Дэзи закрывает окно в глубине. Они встречаются на середине сцены.

Пока мы вместе, я ничего не боюсь, мне ни до чего нет дела. Ах, Дэзи. Я думал, для меня уже невозможно полюбить женщину. (Сжимает ей руки, обнимает за плечи.)
Д э з и. Видишь, оказывается, все возможно.
Б е р а н ж е. Как бы я хотел сделать тебя счастливой. А можешь ты быть счастлива со мной?
Д э з и. Почему же нет? Если ты счастлив, я тоже. Ты говоришь, что ничего не боишься, а сам всего пугаешься. Что с нами может случиться?
Б е р а н ж е (бормочет). Любовь моя! Радость моя! Радость моя! Любовь моя! Дай губы, я даже никогда не думал, что способен на такое страстное чувство.
Д э з и. Ты должен быть спокойнее, у тебя должно быть больше уверенности в себе.
Б е р а н ж е. Да-да. Дай мне твои губы.
Д э з и. Я очень устала, дорогой. Успокойся, отдохни. Сядь в кресло. (Ведет Беранже к креслу, он усаживается.)
Б е р а н ж е. В таком случае Дюдару незачем было и ссориться с Ботаром.
Д э з и. Перестань думать о Дюдаре. Я с тобой. Какое мы имеем право вмешиваться в чужую жизнь?
Б е р а н ж е. Ты же вмешиваешься в мою. Со мной ты даже умеешь быть твердой.
Д э з и. Это совсем другое. Дюдара я никогда не любила.
Б е р а н ж е. Я тебя понимаю. Если бы он остался здесь, он был бы преградой между нами. Да, счастье эгоистично.
Д э з и. Надо защищать свое счастье. Разве не правда?
Б е р а н ж е. Я боготворю тебя, Дэзи. Я восхищаюсь тобой.
Д э з и. Может быть, когда ты меня узнаешь поближе, ты уже не будешь мне этого говорить.
Б е р а н ж е. Чем ближе я тебя узнаю, тем больше буду любить, и ты такая красивая, красивая!

Снова слышен бег носорогов.

Особенно если тебя сравнить с этими... (Показывает рукой за окно.) Ты скажешь, это не комплимент, но, право, они как-то еще больше оттеняют твою красоту...
Д э з и. Ты сегодня себя хорошо вел? Не пил коньяк?
Б е р а н ж е. Да-да, я себя хорошо вел.
Д э з и. Ты правду говоришь?
Б е р а н ж е. Ну да, правду, уверяю тебя.
Д э з и. А тебе можно верить?
Б е р а н ж е (немного пристыженно). Да, верь мне, верь.
Д э з и. Ну, в таком случае можешь выпить стаканчик. Это тебя подбодрит. (Беранже хочет вскочить.) Сиди, дорогой. Где бутылка?
Б е р а н ж е (показывает на стол). Там, на столике.
Д э з и (направляется к столику, находит бутылку и стакан). Здорово ты ее запрятал.
Б е р а н ж е. Чтобы не соблазняться.
Д э з и (наливает немного в стакан и протягивает Беранже). Нет, ты правда умник. Ты делаешь успехи.
Б е р а н ж е. С тобой я еще и не такие сделаю.
Д э з и (протягивая ему стакан). На, вот тебе награда.
Б е р а н ж е (пьет залпом). Спасибо. (Протягивает ей стакан.)
Д э з и. Ну нет, дорогой. Сегодня на утро достаточно. (Берет у Беранже стакан, относит вместе с бутылкой на столик.) Я не хочу, чтобы тебе опять плохо было. (Возвращается к Беранже.) Ну, как твоя голова?
Б е р а н ж е. Гораздо лучше, мой ангел.
Д э з и. Тогда снимем повязку. Она тебе совсем не идет.
Б е р а н ж е. Нет-нет, не трогай.
Д э з и. Ну что ты, дай я сниму.
Б е р а н ж е. Боюсь, под ней что-то окажется.
Д э з и (несмотря на протесты Беранже, снимает повязку). Вечно у тебя всякие страхи, мрачные мысли. Видишь, ничего нет. Лоб совсем гладкий.
Б е р а н ж е (щупает лоб). Правда, ты избавляешь меня от моих комплексов. (Дэзи целует Беранже в лоб.) Что бы со мной стало без тебя?
Д э з и. Я никогда тебя больше не оставлю одного.
Б е р а н ж е. С тобой у меня не будет ни тоски, ни страхов.
Д э з и. Уж я-то сумею тебя от них избавить.
Б е р а н ж е. Мы будем вместе читать. Посмотришь, какой я стану ученый.
Д э з и. А самое главное, в часы, когда на улице становится потише, мы будем с тобой гулять.
Б е р а н ж е. Да, по берегам Сены, в Люксембургский сад...
Д э з и. И в Зоологический...
Б е р а н ж е. Я буду сильным и смелым. И я тоже буду защищать тебя от всяких обидчиков.
Д э з и. Тебе не придется меня защищать, милый. Мы с тобой никому не желаем зла, и нам, дорогой мой, тоже никто не желает зла.
Б е р а н ж е. Зло иногда причиняешь нечаянно, совсем не желая этого, или невольно поощряешь его. Вот ты ведь тоже не любила этого бедного мсье Папийона. Но помнишь, в тот день, когда Беф появился у нас в виде носорога, может быть, тебе не следовало так резко говорить Папийону, что у него шершавые ладони.
Д э з и. Но это же правда, они у него шершавые.
Б е р а н ж е. Не сомневаюсь, милая. А все-таки ты могла бы сказать ему это не так резко, пощадить его. Ему было очень неприятно.
Д э з и. Ты думаешь?
Б е р а н ж е. Он не подал виду, потому что очень самолюбив. Но, конечно, он был глубоко уязвлен. И, может быть, это и толкнуло его на такой шаг. Вот видишь, а ты могла бы спасти человека.
Д э з и. Ну, не могла же я предвидеть, что с ним такое стрясется... Он себе слишком много позволял...
Б е р а н ж е. Я вот себя всегда буду упрекать за то, что не был поласковей с Жаном. Я никогда не мог показать ему так, чтобы он это почувствовал, как сильно я был к нему привязан. И я не проявил достаточной чуткости.
Д э з и. Не терзай себя. Ты сделал все, что было в твоих силах. Нельзя сделать невозможное. Ну, что ты так терзаешься? Не думай обо всех этих людях. Забудь их. Гони прочь дурные воспоминания.
Б е р а н ж е. Они очень громко напоминают о себе, эти воспоминания, они слышны и видны. Они реальны.
Д э з и. А я не думала, что ты такой реалист, ты мне казался похожим на поэта. Неужели у тебя нет воображения? Ведь и реальности тоже разные бывают. Выбери себе ту, которая тебе больше подходит. Спасайся в мнимости.
Б е р а н ж е. Легко сказать!
Д э з и. А я? Разве я тебе не заменяю всего?
Б е р а н ж е. О да, полностью! Полностью!
Д э з и. Ты все портишь этим копаньем в себе. У каждого, наверное, есть недостатки. А все-таки у нас их меньше, чем у других.
Б е р а н ж е. Ты правда так думаешь?
Д э з и. Мы все-таки в каком-то отношении лучше большинства людей. Мы с тобой оба добрые.
Б е р а н ж е. Это правда. Ты добрая, и я добрый. Правда.
Д э з и. Так вот, значит, мы имеем право жить. И наш прямой долг по отношению к самим себе быть счастливыми, невзирая ни на что. Чувство вины — это опасный симптом. Это признак недостаточной чистоты.
Б е р а н ж е. Д-да, оно может привести... (Показывает пальцем на окно, под которым бегают носороги, и на стену в глубине, откуда высовывается голова носорога.) Многие из них начали так!
Д э з и. Давай попытаемся больше не чувствовать себя виноватыми.
Б е р а н ж е. Да, ты права, радость моя, божество мое, мое солнышко... Ведь я с тобой, правда? Никто не может нас разлучить. У нас есть наша любовь, и только это и есть настоящее. Никто не имеет права и не может помешать нам быть счастливыми, ведь правда?

Звонит телефон.

Кто может нам звонить?
Д э з и (опасливо). Не отвечай!
Б е р а н ж е. Почему?
Д э з и. Не знаю. Может быть, так лучше.
Б е р а н ж е. А что, если это мсье Папийон, или Ботар, или Жан, или Дюдар, и они хотят нам объявить, что отступились от своего решения? Ведь ты же сама говорила, что у них это просто так, прихоть?
Д э з и. Не думаю. Не могли они так скоро изменить свое отношение. У них даже не было времени подумать. Нет, они доведут свой опыт до конца.
Б е р а н ж е. А может быть, это из муниципалитета, может быть, там наконец зашевелились, собираются принять меры и вот просят нас помочь.
Д э з и. Маловероятно.

Телефон снова звонит.

Б е р а н ж е. Конечно, конечно, это звонят из мэрии. Узнаю — такой продолжительный звонок! Нет, я не могу не ответить, я должен отозваться. Больше звонить некому. (Снимает трубку.) Алло?

В ответ из трубки доносится рев.

Ты слышишь? Ревут! Вот, послушай!

Дэзи подносит трубку к уху, отшатывается и бросает трубку на аппарат.

Д э з и (испуганно). Что это такое, как это понимать?
Б е р а н ж е. Это они с нами шутки шутят.
Д э з и. Плохие шутки.
Б е р а н ж е. Видишь, я тебе говорил!
Д э з и. Ничего ты мне не говорил.
Б е р а н ж е. Я так и ждал этого, я предвидел.
Д э з и. Ты ровно ничего не предвидел. Никогда ты ничего не умеешь предвидеть. Все твои предвидения бывают только после того, как события уже произошли.
Б е р а н ж е. Нет, я предвижу, предвижу.
Д э з и. И как это гадко с их стороны. Просто противно, не люблю, когда надо мной смеются.
Б е р а н ж е. Над тобой они не отважатся смеяться. Они смеются надо мной.
Д э з и. А раз я с тобой, значит, достается и мне. Они мстят нам. Но что мы им сделали?

Снова звонок.

Отключи аппарат.
Б е р а н ж е. Министерство связи этого не разрешает.
Д э з и. Ах, ты всего боишься, ни на что не можешь осмелиться, а еще берешься меня защищать!

Дэзи выдергивает вилку, телефон умолкает.

Б е р а н ж е (бросается к радиоприемнику). Давай включим приемник, послушаем последние известия.
Д э з и. Да, нужно знать, что же делается.

Из приемника слышится рев. Беранже поспешно выключает радио. Но какие-то отголоски рева,
словно многоголосое эхо, продолжают доноситься, не умолкая.

Это становится серьезно. Мне это не нравится. Я не могу этого выдержать. (Дрожит.)
Б е р а н ж е (в сильном смятении). Успокойся! Успокойся!
Д э з и. Оди заняли радиостанцию!
Б е р а н ж е (страшно взволнован, весь дрожит). Успокойся, успокойся, только успокойся.

Дэзи подбегает к окну в глубине, выглядывает, потом бежит к окну на авансцене. Беранже делает
то же самое в обратном порядке; затем они останавливаются друг против друга посередине сцены.

Д э з и. Это уже совсем не шутки. Они о себе заявляют всерьез.
Б е р а н ж е. Только они и остались, никого, кроме них. И власти переметнулись на их сторону!

Дэзи и Беранже опять перебегают от окна к окну и после этого снова останавливаются посередине сцены.

Д э з и. Нигде ни души.
Б е р а н ж е. Мы одни, мы остались одни.
Д э з и. Ты же сам этого хотел.
Б е р а н ж е. Нет, это ты хотела!
Д э з и. Нет ты.
Б е р а н ж е. Ты!

Отовсюду несется рев. Головы носорогов закрыли всю стену в глубине. Со всех сторон по всему дому слышен
тяжелый топот, громкое сопение зверей. Но теперь в этом шуме чувствуется какой-то ритм, и он кажется мелодичным.
Сильнее всего шум и топот доносятся сверху. С потолка сыплется штукатурка. Дом сотрясается.

Д э з и. Земля трясется. (Не знает, куда бежать.)
Б е р а н ж е. Нет, это наши соседи, непарнопалые. (Грозит кулаком влево и вправо.) Перестаньте! Вы мешаете работать. Шуметь запрещается! Запрещается шуметь!
Д э з и. Что они тебя послушаются, что ли!

Но шум постепенно утихает и переходит в нечто вроде музыкального аккомпанемента.

Б е р а н ж е (тоже перепуган). Не бойся, сокровище мое. Мы вместе, разве тебе не хорошо со мной? Разве тебе недостаточно этого? Я огражу тебя от всех невзгод.
Д э з и. Все-таки, может быть, мы сами во всем виноваты?
Б е р а н ж е. Не думай об этом больше. Не упрекай себя. Чувство вины опасно. Будем жить своей жизнью, будем счастливы. Наш долг быть счастливыми. Они не злые. Никто им ничего дурного не делает. Они оставят нас в покое. Не волнуйся. Отдохни. Сядь в кресло. (Подводит Дэзи к креслу.) Не волнуйся. (Усаживает Дэзи в кресло.) Хочешь рюмочку коньяку для бодрости?
Д э з и. У меня голова болит.
Б е р а н ж е (берет свою повязку и обвязывает ею голову Дэзи). Я люблю тебя, моя радость. Не волнуйся, это у них пройдет. Это просто так, прихоть.
Д э з и. Нет, это не пройдет. Это уже окончательно.
Б е р а н ж е. Я люблю тебя, безумно люблю.
Д э з и (снимает повязку). Будь что будет. Ну что тут можно сделать?
Б е р а н ж е. Они все посходили с ума. Мир болен. Они все больны.
Д э з и. Не нам их вылечить.
Б е р а н ж е. Как мы будем жить в одном доме с ними?
Д э з и (успокаиваясь). Надо быть рассудительными. Надо найти какой-то modus vivendi и постараться поладить с ними.
Б е р а н ж е. Они не способны нас понять.
Д э з и. Нужно добиться, чтоб поняли. Другого выхода нет.
Б е р а н ж е. А ты, ты их понимаешь?
Д э з и. Пока еще нет. Но мы должны попытаться понять их психологию, изучить их язык.
Б е р а н ж е. Нет у них никакого языка! Послушай — это ты называешь языком?
Д э з и. Что ты об этом знаешь? Ты ведь не полиглот!
Б е р а н ж е. Мы с тобой поговорим об этом потом. Сначала надо поесть.
Д э з и. Мне даже и есть не хочется. Нет, это уж слишком. У меня больше нет сил сопротивляться.
Б е р а н ж е. Но ты же сильнее меня. Ты не позволишь себе поддаться. Я так всегда восхищаюсь твоим мужеством.
Д э з и. Ты мне уже это говорил.
Б е р а н ж е. Ты веришь, что я тебя люблю?
Д э з и. Ну, верю.
Б е р а н ж е. Я люблю тебя.
Д э з и. Ты повторяешься, котик.
Б е р а н ж е. Послушай, Дэзи, мы с тобой еще можем что-то сделать. У нас будут дети, у наших детей тоже будут дети. На это потребуется время, но мы с тобой вдвоем, мы можем возродить человечество.
Д э з и. Возродить человечество?
Б е р а н ж е. Ведь так уже было однажды.
Д э з и. Во время оно. Адам и Ева. Да, у них было мужество!
Б е р а н ж е. И у нас тоже найдется мужество. К тому же его не так много и надо. Это же само собой делается, нужно только время и терпение.
Д э з и. А зачем?
Б е р а н ж е. Ну и, пожалуй, немножко мужества, совсем немножко.
Д э з и. Я не хочу иметь детей. Такая скучища.
Б е р а н ж е. Как же ты тогда хочешь спасти мир?
Д э з и. А зачем его спасать?
Б е р а н ж е. Ну что за вопрос!.. Сделай это для меня, Дэзи! Давай спасем мир.
Д э з и. А может быть, это мы с тобой нуждаемся в спасении. Мы с тобой не такие, как надо.
Б е р а н ж е. Ты бредишь, Дэзи, у тебя жар.
Д э з и. А ты видишь разве, есть еще такие, как мы?
Б е р а н ж е. Я не хочу этого слышать, Дэзи, не хочу, чтобы ты говорила такие вещи.

Дэзи смотрит по сторонам, на носорогов, головы которых видны на стенах, в двери через площадку
и внизу у рампы.

Д э з и. Вот это молодцы! Какие они все веселые. Прекрасно чувствуют себя в своей шкуре. И совсем не похоже, что они помешались. Держат себя совершенно естественно. Выходит, они правы, что так поступили.
Б е р а н ж е (сжав руки, в ужасе смотрит на Дэзи). Это мы правы, Дэзи, уверяю тебя.
Д э з и. Какое самомнение!
Б е р а н ж е. Ты отлично знаешь, что я прав.
Д э з и. Абсолютной истины не существует. Прав мир, а не ты или я.
Б е р а н ж е. Нет, Дэзи, я прав. И доказательство тому — ты понимаешь, когда я с тобой говорю.
Д э з и. Это еще ничего не доказывает.
Б е р а н ж е. И еще доказывает это, что я люблю тебя, как только мужчина может любить женщину!
Д э з и. Вот так довод!
Б е р а н ж е. Я не понимаю тебя, Дэзи. Ты уже сама не знаешь, что говоришь. Разве любовь... любовь... любовь...
Д э з и. Я, правду сказать, как-то даже немножко стыжусь того, что ты называешь любовью, это болезненное чувство, слабость мужчины. И женщины. Какое может быть сравнение с этим пылом, с этой необычайной энергией, которой так и пышат все эти существа вокруг нас.
Б е р а н ж е. Ах, энергия, тебе хочется побольше энергии. На тебе энергию! Получай! (Дает ей пощечину.)
Д э з и. Ах! Никогда бы не поверила... что ты... (Падает в кресло.)
Б е р а н ж е. О! Прости меня, дорогая, прости меня! (Пытается обнять, она вырывается.) Прости, дорогая. Я не хотел... Не знаю, что со мной случилось, как я мог позволить себе...
Д э з и. Просто тебе нечего было сказать больше, вот и все.
Б е р а н ж е. Да! За несколько минут мы с тобой точно двадцать пять лет в браке прожили!
Д э з и. Мне и тебя жалко, тебя я тоже понимаю.
Б е р а н ж е (плачущей Дэзи). Ну что я тебе скажу, у меня больше никаких доводов не осталось. Ты считаешь, что они сильнее меня и, может быть, даже сильнее, чем мы с тобой.
Д э з и. Безусловно.
Б е р а н ж е. И все-таки, несмотря ни на что, клянусь тебе, я от себя не отрекусь, не отрекусь.
Д э з и (встает, подходит к Беранже, обнимает его за шею). Бедненький мой, мой дорогой, я буду с тобой — до конца.
Б е р а н ж е. А ты сможешь?
Д э з и. Я сдержу слово. Положись на меня.

Мелодичный рев носорогов.

Они поют. Слышишь?
Б е р а н ж е. Не поют, а ревут.
Д э з и. Нет. Поют.
Б е р а н ж е. Ревут, говорю тебе.
Д э з и. Ты с ума сошел. Они поют!
Б е р а н ж е. У тебя, верно, нет никакого музыкального слуха.
Д э з и. Это ты, мой друг, совершенно не разбираешься в музыке; посмотри, они играют, танцуют.
Б е р а н ж е. Это ты называешь танцем?
Д э з и. Они танцуют по-своему. И они такие красивые.
Б е р а н ж е. Они отвратительны.
Д э з и. Я не хочу, чтобы о них говорили плохо. Мне это неприятно.
Б е р а н ж е. Прости меня. Ну, не будем же мы с тобой из-за них ссориться.
Д э з и. Они боги.
Б е р а н ж е. Ты преувеличиваешь, Дэзи. Посмотри на них хорошенько.
Д э з и. Не надо ревновать, дорогой. Прости и ты меня. (Снова подходит к Беранже и пытается обнять его. На этот раз уклоняется Беранже.)
Б е р а н ж е. Я вижу, у нас с тобой совершенно противоположные взгляды. Нам лучше и не пытаться спорить.
Д э з и. Не надо быть таким мелочным, хватит тебе.
Б е р а н ж е. Не надо быть дурой.
Д э з и (Беранже, который поворачивается к ней спиной и разглядывает себя в зеркало). Нам с тобой вместе жить нельзя, ничего не получится. (В то время как Беранже продолжает смотреться в зеркало, она потихоньку идет к двери, говоря на ходу.) Он совсем не добрый, нет, не добрый.

Дэзи выходит, видно, как она медленно спускается по лестнице.

Б е р а н ж е (продолжая глядеться в зеркало). Как-никак, а человек — это все-таки не так противно. А ведь я далеко не красавец. Поверь мне, Дэзи! (Оборачивается.) Дэзи, Дэзи! Где ты, Дэзи? Нет, ты этого не сделаешь! (Бросается к двери.) Дэзи! (Выбегает на площадку, перегибается через перила.) Дэзи! Вернись! Вернись, моя маленькая Дэзи! Ты даже не позавтракала! Дэзи, не оставляй меня одного! Ты же мне обещала! Дэзи! Дэзи! (Перестает звать и в отчаянии возвращается в комнату.) Конечно, мы перестали друг друга понимать. Никакого согласия, ни в чем. Совместная жизнь распалась. Но как же она могла уйти, не объяснившись?! (Оглядывается, обводит глазами комнату.) Не сказав ни слова. Так не поступают. Вот теперь я совсем один. (Идет к двери, запирает ее на ключ, очень тщательно, но с явным раздражением.) Я им не дамся. (Старательно закрывает окна.) Вы меня не поймаете. (Обращается к головам носорогов.) Я за вами не пойду, я вас не понимаю. Я останусь таким, каков я есть. Я человеческое существо. Человеческое. (Садится в кресло.) Совершенно невыносимое положение. Я сам виноват в том, что она ушла. Я был для нее всем. Что теперь с ней станется? Вот еще один человек на моей совести. Мне лезет в голову все самое ужасное; самое ужасное может случиться! Бедная крошка, брошенная на произвол судьбы, одна, в этом мире чудищ! Кто мне поможет ее найти? Никто, потому что никого не осталось.

Снова оглушительный рев, топот, пыль столбом.

Поиск по сайту: