Жертва всесожжения 10 страница

К нам подошел Джейсон:

– Дай я попробую.

– Она не захочет, чтобы ее касался мужчина.

– Я не буду ее касаться. – Он опустился на пол с другой стороны от нее. – Но я пахну стаей, а ты нет. – Он поднес руку к ее носу, тщательно следя, чтобы не коснуться ее. – Почуй запах стаи, Сильвия. Ощути утешение нашего единства.

Она перестала твердить «нет», но и только. Даже глаз не открыла.

Я встала, посмотрела на тех, кто был в комнате.

– Кто это сделал?

– Она могла в любой момент это прекратить, – сказал Падма, – отдав мне стаю. Все бы кончилось. Она могла получить свободу.

– КТО ЭТО СДЕЛАЛ? – завопила я.

– Я, – ответил Падма.

Я уставилась в пол, а когда подняла глаза, «узи» смотрел на Падму.

– Я тебя пополам разрежу.

– Ма petite, ты попадешь в Рафаэля и, возможно, в меня. Автомат сделан не для стрельбы по одиночной цели в толпе, но пули из браунинга Падма переживет. Я затрясла головой.

– Он умрет. За это он умрет.

Странник встал рядом с Падмой.

– И это тело ты тоже убьешь? – Раскинув руки, он закрыл Падму собой. – Убьешь возлюбленную твоего друга Вилли?

Слезы были так горячи, что прожигали полосы на щеках.

– Прокляты, будьте все вы прокляты!

– Падма не лично сделал это с твоей подругой, – сообщил Странник. – Изнасиловать женщину может любой мужчина, но снять шкуру с живого оборотня – лишь мастер своего дела.

– Тогда кто? – чуть спокойнее спросила я. Стрелять из автомата я не стану, и мы все уже это знали. Я выпустила «узи», он повис на ремне под пальто. Охватив рукоятку браунинга, я стала обдумывать этот вариант.

Жан-Клод направился ко мне – он слишком хорошо меня знал.

– Ма petite, мы все можем уйти отсюда беспрепятственно – по крайней мере на эту ночь. Этого добилась ты. Не погуби своей работы ради мести.

В дверь вошел Фернандо, и я поняла. Может быть, он был не единственный, но он среди них был. Фернандо ухмыльнулся мне в лицо:

– Странник не дал мне Ханну.

Меня начало трясти – мелкой дрожью, возникшей в руках, захватившей плечи, все тело. Никогда никого мне так не хотелось убить, как вот этого здесь и сейчас. Он скользнул босиком вниз по лестнице, поглаживая линию волос, начинавшуюся у него на животе, потирая руки о шелк собственных штанов.

– Может, мне и тебя удастся приковать к стене, – сказал он.

Я почувствовала, как по моему лицу расплывается улыбка, и сказала очень старательно – иначе бы завопила, застрелила бы его. Это я знала так же точно, как то, что здесь стою.

– Кто тебе помогал?

Падма остановил сына, обняв его руками. На лице Мастера вампиров отразился неподдельный страх. Сын его был слишком самодоволен или глуп, чтобы понять ситуацию.

– Я сам справился.

Смех, который из меня вырвался, мог бы задушить горечью.

– Столько вреда ты бы один не наделал. Кто тебе помогал?

Странник положил руку на плечо Фернандо:

– Другие, безымянные. Если эта женщина сможет тебе рассказать, пусть. Если нет, значит, тебе не надо знать. Охотиться на них ты не будешь, Истребительница.

– Сегодня – нет. – Трясущая меня дрожь стала стихать. Ледяной центр моего существа, то место, где я отказалась от части самой себя, стал расширяться, заполняя меня. Я была спокойна, смертельно спокойна. Могла сейчас перестрелять их всех, не моргнув глазом. – Но ты сам сказал. Странник: будут и другие ночи.

Джейсон что-то тихо говорил, и Сильвия отвечала. Я глянула на нее. Она не плакала. Лицо ее побледнело и окаменело, будто она держала все внутри, крепко и туго. Джейсон отстегнул цепи, и Сильвия сползла вниз. Он попытался подтянуть ей штаны, но она его оттолкнула.

– Позволь я помогу, – предложила я.

Сильвия хотела подтянуть штаны сама, но руки ее не слушались. Она повозилась и рухнула набок в слезах.

Я начала ее одевать, и она не мешала мне. Где могла, она помогала, но руки у нее так тряслись, что она мало что могла сделать.

Брюки у нее были из розового полотна, трусов я не нашла. Их не было. Я знала, что раньше они были, потому что Сильвия не вышла бы без них. Она леди, а леди так не делают.

Когда все уже было прикрыто, она подняла на меня взгляд. Такое было в ее карих глазах, что мне захотелось отвернуться, но я себе не позволила. Если она могла перенести всю ту муку, что сейчас отразилась на ее лице, то самое меньшее, что я могу сделать, – не отводить взгляд. Не моргнуть. Я даже плакать перестала.

– Я не выдала стаю, – сказала она.

– Знаю, – ответила я. Мне хотелось до нее дотронуться, поддержать, но я не решалась.

Она рухнула лицом вперед, всхлипывая – не плача, но всхлипывая так, будто выплакивает внутренности по кускам. Я осторожно обняла ее за плечи. Она припала ко мне, держась за меня. Наполовину она лежала у меня в руках, наполовину на коленях, и я медленно ее укачивала. Наклонившись к ее уху, я тихо выдохнула:

– Он покойник. Все они покойники.

Она медленно затихла, потом посмотрела на меня:

– Клянешься?

– Клянусь.

Она припала ко мне и тихо сказала:

– Я не стану убивать Ричарда.

– И хорошо, потому что мне не хотелось бы убивать тебя.

Она засмеялась, и смех тут же перешел в плач, но тише, спокойнее, без того отчаяния.

Я посмотрела на остальных. Мужчины, живые и мертвые, глядели на меня.

– Рафаэль идет с нами, дебаты окончены.

– Очень хорошо, – кивнул Падма.

Фернандо обернулся к нему:

– Отец, этого нельзя! Волки – ладно, но не Царь Крыс.

– Тише, Фернандо.

– Ему нельзя позволить жить, если он не покорится!

– Ты недостаточно крыса, чтобы стать для него доминантом, Фернандо? – спросила я. – Он сильнее, чем ты можешь вообще быть, и за это ты его ненавидишь.

Фернандо шагнул ко мне. Падма и Странник удержали его, взяв каждый за плечо.

Жан-Клод встал между нами.

– Пойдем отсюда, mа petite. Ночь выдалась утомительная.

Странник медленно отступил от Фернандо. Не знаю, кому из нас он меньше доверял – мне или крысенку. Потом Странник медленно отстегнул цепи Рафаэля. Крысолюд все еще был в обмороке, безразличный к своей судьбе.

Я встала, Сильвия поднялась вместе со мной. Она отодвинулась от меня, попыталась идти сама и чуть не упала. Я подхватила ее, Джейсон поймал ее за вторую руку.

Фернандо захихикал.

Сильвия споткнулась, будто получила пощечину. Этот смешок резал сильнее любых слов. Я приложила губы к ее щеке, прижала свободной рукой ее лицо к своему, шепнула прямо в ухо:

– Не забудь, он покойник.

Она на миг прижалась ко мне, потом кивнула, выпрямилась и позволила Джейсону отвести себя к лестнице.

Жан-Клод как можно бережнее поднял Рафаэля и положил его себе на плечи. Рафаэль застонал, руки его сжались в кулаки, но глаз он не открыл.

Я повернулась к Страннику:

– Тебе нужно найти себе другую лошадь. Ханна идет с нами.

– Да, конечно, – ответил он.

– Быстрее, Странник!

Он посмотрел надменно – такого выражения я на лице Ханны еще никогда не видела.

– Не стоит тебе вести себя глупо, Анита, из-за одного удачного акта магической бравады.

Я улыбнулась, зная, что улыбка эта не из приятных.

– Сегодня у меня терпение кончилось, Странник. Быстро выметайся из нее, или...

Я ткнула стволом браунинга в пах Фернандо – все стояли настолько близко.

У Фернандо широко открылись глаза, но он и вполовину не испугался так, как надо было бы. Я прижала ствол чуть сильнее – большинство мужчин в таком случае отступают. Он слегка ухнул, когда ствол вдавился, но наклонился ко мне, пытаясь поцеловать.

Я засмеялась. И смеялась, пока его губы витали вблизи моих, а ствол упирался в его тело. И смех, а не ствол заставил его отодвинуться.

Ханна свалилась на колени – Странника в ней не было. Надо было, чтобы кто-нибудь помог ей подняться. Я подумала о Вилли, и он тут же появился и помог Ханне встать, не глядя на меня. Я не сводила глаз с плохих парней. Все надо делать по порядку.

– Почему ты смеешься? – спросил Фернандо.

– Потому что такие мудаки, как ты, долго не живут. – Я отодвинулась, по-прежнему направляя на него ствол. – Это твой единственный сын? – спросила я Падму.

– Мое единственное дитя.

– Мои соболезнования, – сказала я.

Нет, я его не застрелила. Но глядя в его злобные глаза, я знала, что возможность еще представится не раз. Некоторые люди ищут смерти от отчаяния, другие бросаются ей навстречу от глупости. Если Фернандо хочет броситься, я с удовольствием его подхвачу.

Рафаэль лежал на смотровом столе, но не в больнице. У ликантропов есть импровизированный пункт «скорой помощи» в подвале здания, которое им принадлежит. Мне когда-то самой здесь обрабатывали раны. Сейчас на столе лежал спиной вверх Рафаэль под капельницами с питательными растворами и анальгетиками. На ликантропов анальгетики действуют не всегда, но надо же что-то попробовать.

Он очнулся еще в джипе. Кричать он не стал, но вполне хватило тех сдавленных звуков, которые вырывались у него из горла на каждом ухабе.

Доктор Лилиан была миниатюрной женщиной с полуседой прической строгого делового стиля. Она тоже была крысолюдом.

– Все, что могла, я для него сделала, – сказала она мне.

– Он поправится?

– Да. – Она кивнула. – Если пережить шок и кровопотерю, то единственная опасность – инфекция. Мы подхватить инфекцию не можем.

– Аргумент за временную мохнатость, – сказала я.

Она улыбнулась и похлопала меня по плечу.

– Я знаю, что у тебя юмор – средство справиться со стрессом, но сегодня на Рафаэле его не используй. Он хочет с тобой говорить.

– А ему уже можно...

– Говорить? Вообще-то нет, но он мой царь и не позволил мне его усыплять или отключать сознание, пока он не поговорит с тобой. Я займусь другими пациентами, пока он будет тебе говорить то, что считает столь важным.

Она хотела выйти, но я тронула ее за рукав:

– Как Сильвия?

Лилиан хотела отвести глаза, но все же не стала.

– Физически она оправится, но я – не психотерапевт. Меня не учили бороться с последствиями таких травм. Я бы хотела ее оставить сегодня здесь, но она рвется уйти с тобой.

– Зачем? – вытаращилась я.

Лилиан пожала плечами:

– Кажется, ей с тобой спокойнее. Боюсь, что здесь она не чувствует себя вне опасности. – Она пытливо заглянула мне в лицо. – И что, у нее есть для этого основания?

Я поразмыслила.

– Леопардов-оборотней здесь когда-нибудь лечили?

– Да.

– Черт!

– А какая разница? Здесь нейтральная территория. Мы все дали на это свое согласие.

Я покачала головой:

– Сегодня вам ничего не грозит, но все, что знает Элизабет, знает и Мастер Зверей. Завтра здесь уже может не быть тихой гавани.

– Ты в этом уверена?

– Нет. Но и в обратном тоже.

– Очень хорошо, – кивнула Лилиан. – Тогда забери с собой Сильвию, но Рафаэль еще как минимум одну ночь должен здесь пробыть. Постараюсь завтра его отсюда вывезти. – Она оглядела свое оборудование. – Все забрать не удастся, но сделаем что сможем. Теперь ступай поговори с нашим царем.

И она вышла.

Вдруг я оказалась одна в тишине подвала. Осмотрелась. Над телом Рафаэля сделали что-то вроде навеса из простыни. Голую кожу покрыли мазью, но бинтовать не стали. Его лечили как от ожога. Всей процедуры я не видела, потому что мне самой на руку швы накладывали.

Я подошла к столу, чтобы Рафаэль мог меня видеть, не поворачивая головы. Глаза у него были закрыты, но дыхание частое и отрывистое. Он не спал.

– Лилиан сказала, что ты хочешь со мной говорить.

Он мигнул и посмотрел на меня. Глаза у него вывернулись под неудобным углом, он попытался повернуть голову, и у него из груди вырвался звук. Я такого звука не слышала никогда. И не хотела бы услышать снова.

– Пожалуйста, не шевелись. – Я нашла табуретку на колесиках и подкатила к столу. Когда я села, наши глаза оказались почти на одном уровне. – Чего ты не дал ей накачать себя наркотиками? Тебе сейчас надо спать, спать и спать.

– Сначала, – сказал он, – я должен знать, как ты меня освободила.

Он вздохнул поглубже, и судорога боли пробежала по его лицу.

Я отвернулась, посмотрела снова на него. Не моргнув глазом.

– Договорилась.

– Что... – Руки у него внезапно сжались в кулаки, губы вытянулись в ниточку. Когда он снова заговорил, голос стал ниже и осторожнее, будто говорить обычным голосом было больнее. – Что ты отдала за меня?

– Ничего.

– Он бы не... не отпустил меня так просто.

Рафаэль глядел на меня, и его темные глаза требовали правды. Он думал, что я лгу, вот что не давало ему покоя. Он считал, что я сделала для его спасения что-то ужасное и благородное.

Я вздохнула и выдала ему очень краткий пересказ ночных событий. Это было самое простое объяснение.

– Так что, как видишь, за тебя мне не пришлось доплачивать.

Он едва не улыбнулся:

– Крысолюды запомнят, что ты сегодня сделала, Анита. Я запомню.

– Пусть мы не ходим вместе по магазинам и даже в тире не бываем, но ты мой друг, Рафаэль. Я знаю, что, если позову тебя на помощь, ты придешь.

– Да, – ответил он.

Я улыбнулась:

– А сейчас я позову Лилиан, ладно?

Он закрыл глаза и будто утратил часть своего напряжения. Будто смог наконец полностью отдать себя боли.

– Да, да.

Я позвала Лилиан и пошла искать Сильвию. Она была в маленькой палате, где, как надеялась Лилиан, сможет поспать. С Сильвией была ее подруга, спутница жизни, любовница – называйте как хотите. Ее позвал Джейсон, я даже не знала о ее существовании. Голос Гвен звучал из коридора вполне отчетливо:

– Сильвия, ты должна ей рассказать, должна!

Ответа Сильвии я не услышала, но туфли на каблуках не ступают бесшумно. Они слышали, что я иду.

Когда я вошла, Гвен смотрела на меня, а Сильвия упрямо отводила глаза. Очень короткие кудряшки каштановых волос Сильвии выделялись на белой подушке. Она была на три дюйма выше меня, но в этой кровати выглядела очень хрупкой.

Гвен сидела на стуле возле кровати, держа обе руки Сильвии в одной своей. На тонком лице ее, обрамленном мягкими волнистыми светлыми волосами, выделялись большие карие глаза. Все в ней было изящно, женственно, как у отлично сделанной куколки. Но в лице ее читался темперамент, в глазах – ум. Гвен была психологом и умела заставить себя слушать даже без этой щекочущей энергии ликантропа, которая висела вокруг нее подобно аромату духов.

– Что надо мне рассказать? – спросила я.

– Откуда ты знаешь, что я говорила о тебе? – ответила Гвен.

– Интуиция.

Гвен погладила руку Сильвии:

– Расскажи ей.

Сильвия повернулась ко мне, но в глаза по-прежнему не глядела. Я ждала, прислонившись к стене. Автомат вдавился в поясницу, и стены я касалась в основном плечами. Почему я не сняла оружие? Только сними где-нибудь оружие, и окажется, что именно там оно тебе нужно больше всего. Я верила, что Странник сдержит слово, но не настолько, чтобы ставить на это свою жизнь.

Молчание длилось, пока жужжание кондиционера не стало оглушительным, как шум крови в ушах. Наконец Сильвия подняла на меня глаза.

– Мастер Зверей приказал брату Стивена меня изнасиловать. – Она опустила глаза, снова их подняла, и в них был гнев. – Грегори отказался.

Я даже не пыталась скрыть удивление.

– Я думала, Грегори был звездой в порнофильмах Райны.

– Был, – тихо ответила Сильвия.

Я хотела спросить, с каких пор Грегори стал так разборчив, но это было бы грубо.

– У него что, совесть проснулась? – спросила я вместо этого.

– Не знаю. – Она уставилась в простыню, будто собираясь перейти к худшему. – Он отказался меня мучить. Мастер Зверей сказал, что накажет его. Грегори все равно отказался. Он сослался на Зейна, который сказал, что у них теперь новая альфа – Анита. И все соглашения, заключенные через Элизабет, его не обязывают. Что договариваться надо с тобой.

Сильвия отняла руки у Гвен и уставилась на меня яростными глазами, но злилась она не на меня.

– Ты не можешь быть их предводителем и нашей лупой. Одновременно такое не бывает. Он лгал.

Я вздохнула:

– Боюсь, что нет.

– Но как...

– Послушай, сейчас поздно, и все мы устали. Я тебе расскажу кратко. Я убила Габриэля, и теоретически это делает меня предводителем леопардов-оборотней. Зейн меня признал, когда я всадила в него пару не серебряных пуль.

– Почему ты его не убила? – спросила Сильвия.

– Тут в некотором роде моя вина. Я не понимала, что значит оставить их без предводителя. Мне никто не сказал, что без предводителя они станут добычей любого.

– Я хотела заставить их страдать.

– Мне говорили, что ты хочешь их всех убить, что, если бы ты могла действовать по-своему, стая охотилась бы за ними и перебила бы всех до одного.

– Да, – ответила Сильвия. – Да, я хочу убить их всех.

– Я знаю, что они помогали наказывать тебя и других членов стаи.

Она замотала головой, закрыв глаза руками. Я не сразу поняла, что она плачет.

– Ты не понимаешь. Есть пленка, на которой я снята. Там леопарды меня насилуют. – Она опустила руки и поглядела на меня глазами, полными слез. Ярость и боль боролись на ее лице. – Я выступила против Райны и Маркуса. Это было мне наказанием. Райна хотела сделать из меня пример другим. И это получилось. Все потом боялись.

Я открыла рот, закрыла, потом смогла только сказать:

– Я не знала.

– Теперь ты понимаешь, почему я желаю им смерти?

– Да.

– Грегори изнасиловал меня однажды. Что помешало ему сделать это еще раз? Почему он отказался?

– Если он действительно верит, что я – его предводитель, то знает, что бы я с ним за это сделала.

– Ты тогда, в комнате, говорила всерьез? Насчет того, чтобы мы перебили их всех?

– О да, – ответила я. – Вполне всерьез.

– Тогда Грегори был прав.

– То есть? – нахмурилась я.

– Он сказал, что ты у них leoparde lionne, вздыбленный леопард.

– Я не знаю этого термина.

Гвен пояснила:

– Leoparde lionne – это термин из французской геральдики. Леопард или даже лев в гербе, вставший на дыбы. Символизирует храброго или великодушного воина, совершившего некий доблестный поступок. В данном случае означает защитника или даже мстителя. Габриэль был у них lion passant, спящий лев. Он вел, но не защищал. На самом деле Грегори не только отказался трогать Сильвию, он еще и сообщил Мастеру Зверей, что, если его тронут, ты его спасешь.

– Как я могу быть ихним leoparde как-там-его-бишь, если я вообще не леопард?

– Leoparde lionne, – напомнила Сильвия. – А как ты можешь быть лупой, если ты не волк и не подруга нашего Ульфрика?

Резонный вопрос.

По лицу Сильвии вновь заструились слезы.

– Падма тогда велел, чтобы меня мучила Вивиан – его игрушка на время пребывания здесь. Он сказал, что я люблю женщин, и, может, она развяжет мне язык. Вивиан отказалась, и по той же причине, что и Грегори.

Я вспомнила жалобные глаза Вивиан, испуганный взгляд, молящий о помощи.

– Черт, так она действительно надеялась, что я ее спасу?

Сильвия просто кивнула. Гвен сказала:

– Да.

– Черт!

– Я честно не подумала об этом до тех пор, пока мы не сели в джип, – сказала Сильвия. – Клянусь, не думала. Но ничего не сказала, потому что я хотела, чтобы они страдали. Я не могу перестать их ненавидеть. Ты меня понимаешь?

Я понимала.

– Сильвия, у нас с тобой есть одна общая черта. Мы обе адски мстительны. Так что я понимаю, но мы не можем их так оставить. Они ждут от нас спасения.

Она отерла слезы.

– Ты ничего сегодня не можешь против них предпринять. Ничего нельзя сделать.

– Я не собираюсь сегодня драться, Сильвия.

– Но ты что-то задумала? – обеспокоенно спросила она.

– Ага, – улыбнулась я.

Гвен встала:

– Анита, не делай глупостей!

– Глупости – это предыдущий этап. – Я покачала головой и направилась к двери. – Кстати, Сильвия: не бросай вызов Ричарду. Никогда.

Она посмотрела большими глазами:

– Откуда ты знаешь?

– Не важно. Важно лишь то, что я убью тебя, если ты убьешь его.

– Это был бы честный бой.

– Мне все равно.

– Вы с ним даже не видитесь, Анита. Он на краю. Ты можешь запретить мне вызывать его, но есть и другие, и они, быть может, не будут так хороши для стаи, как я.

– Тогда пусть это будет открытый лист, – сказала я. – Того, кто убьет Ричарда, я ликвидирую. Без вызова, без честной драки – просто убью.

– Ты это можешь, – задумчиво произнесла Сильвия.

– Да, и очень даже. Не забудь, я лупа.

– Если ты запретишь войны за главенство, – сказала Гвен, – ты подорвешь положение Ричарда. Фактически ты заявишь, будто не веришь, что он может управлять стаей.

– Два члена стаи сказали мне сегодня, что Ричард не владеет собой и очень близок к самоубийству. Что весь ушел в ненависть к самому себе, отвращение к своему зверю и мой отказ. Я не дам ему умереть лишь потому, что я выбрала другого. Через несколько месяцев он оклемается, и тогда я отступлю. Я не буду ему мешать заниматься своими делами самому, но не прямо сейчас.

– Я скажу стае, – сказала Гвен.

– Скажи обязательно.

– А ты сегодня ночью попытаешься выручить леопардов? – спросила Сильвия.

У меня перед глазами стояли синяки на теле Вивиан. Мольба в ее глазах.

– Они надеялись, что я их спасу, а я не спасла.

– Ты же не знала, – сказала Сильвия.

– Теперь знаю.

– Ты же не можешь спасти всех на свете, – возразила Сильвия.

– Каждому нужно свое хобби.

Я пошла к выходу, но Гвен окликнула меня. Я обернулась.

– Расскажи ей все, – тихо сказала Гвен.

Сильвия не глядела на меня и стала говорить, потупившись, обращаясь к простыне.

– Когда Вивиан отказалась меня пытать, они позвали Лив. – Она подняла глаза, полные слез. – Она меня... всякими предметами. Делала со мной всякое... – Сильвия закрыла лицо руками и повалилась набок, плача.

Гвен поймала мой взгляд. Выражение ее лица пугало ненавистью.

– Это чтобы ты знала, кого убивать.

Я кивнула:

– Она не уйдет из Сент-Луиса живой.

– А второй? Сын члена совета?

– И он тоже.

– Пообещай, – потребовала Гвен.

– Я уже обещала, – ответила я и вышла поискать телефон. Перед тем как что-нибудь предпринять, я хотела поговорить с Жан-Клодом. Он привез всех ко мне домой. Окна в подвале загородили щитами, чтобы вампиры могли скоротать время до рассвета. Странник отказался отдать им гробы. И к тому же вы пробовали когда-нибудь найти грузовик после полуночи в выходные?

А что я собиралась предпринять насчет леопардов? Черт меня побери, если я знала.

Голос Жан-Клода слышался из телефона – моего телефона, в моем доме. Раньше он там никогда не бывал.

– Что случилось, mа petite? Судя по голосу Джейсона, что-то срочное.

Я ему рассказала насчет леопардов.

Он молчал, а мне нечего было сказать.

– Жан-Клод, говори что-нибудь!

– Ты действительно собираешься подвергнуть всех нас опасности ради двоих, одного из которых ты никогда раньше не видела, а второго сама описала как ничтожество?

– Я не могу их там оставить, раз они надеются, что я им помогу.

– Ма petite, ma petite! Твое чувство noblesse oblige^[4]делает тебе честь, но мы не можем их спасти. Завтра совет придет по нашу душу, и нам, быть может, окажется не под силу спасти самих себя.

– Они приехали нас убить?

– Падма убил бы нас, если бы мог. Он самый слабый в совете и боится нас, по-моему.

– Значит, нам надо убедить Странника.

– Нет, mа petite. В совете семь членов – их всегда нечетное число, чтобы при голосовании не было неопределенности. Да, Падма и Странник будут голосовать друг против друга, это правда, уже много столетий так повелось у них. Но Иветта проголосует от имени своего владыки, Мортд'Амура. Падму она ненавидит, но меня, кажется, ненавидит больше. Кстати, Балтазар может настроить против нас Странника, и тогда нам конец.

– А остальные? Они кого-нибудь представляют?

– Ашер говорит от имени Белль Морт – Красивой Смерти. Я происхожу от ее линии, и он тоже.

– Он тебя ненавидит до самых кишок, – сказала я. – Мы сильно влипли.

– Я думаю, что этих четырех выбрали весьма намеренно. Они хотят, чтобы я занял кресло в совете, и тогда за мной пятый голос.

– Если Странник будет голосовать за тебя, а Иветта ненавидит Падму больше, чем тебя...

– Ма petite, если я буду действовать как член совета с правом голоса, то мне придется вернуться во Францию и занять место в совете.

– Во Францию? – переспросила я.

Он засмеялся, и даже по телефону это было как теплое прикосновение.

– Меня пугает не расставание с нашим прекрасным городом, ma petite. Мне не хочется принимать кресло. Если бы наш триумвират сформировался полностью, тогда, быть может, только быть может, этого оказалось бы достаточно, чтобы все будущие соискатели бросали вызов кому-нибудь другому.

– Ты хочешь сказать, что без четвертой метки от нашего триумвирата нет толку?

Такое глубокое молчание на том конце, что я позвала:

– Жан-Клод!

– Я здесь, ma petite. Четвертая метка не заставит наш триумвират работать, пока Ричард не исцелится.

– От ненависти ко мне?

– Его ревность к нам обоим – это тоже проблема, но не единственная, ma petite. Отвращение к собственному зверю настолько поглотило его, что очень ослабило. Ослабь в цепи только одно звено – и она не выдержит.

– Ты знаешь о том, что происходит в стае?

– Ричард запретил волкам рассказывать мне что бы то ни было без его специального разрешения. Думаю, то же относится и к тебе. Это – цитирую – «не мое собачье дело».

– Удивляюсь, что ты не заставил Джейсона тебе рассказать.

– Ты за этот месяц Ричарда видела?

– Нет.

– А я видел. Он на грани, ma petite. Чтобы это понять, мне не нужен был рассказ Джейсона. Это все видят. Его терзания в стае будут рассматриваться как слабость. А слабость тянет оборотней к себе, как кровь... вампира. В конце концов они его вызовут.

– Двое ликои говорили мне, что думают, будто Ричард не станет драться. Просто даст себя убить. Ты в это веришь?

– Самоубийство путем недостаточной защиты. Гм. – Он снова затих и наконец сказал: – Я об этом не подумал, иначе поделился бы с тобой этой заботой, ma petite. Я не хочу вреда Ричарду.

– Ага, как же.

– Он наш третий, ma petite. В моих интересах, чтобы он был здоров и счастлив. Он мне нужен.

– Как и я.

Он засмеялся низким и глубоким смехом, и даже по телефону у меня щекотка пошла по телу.

– Oui, ma petite. Ричард не должен погибнуть. Но, чтобы вылечиться от отчаяния, он должен смириться со своим зверем. В этом я не могу ему помочь. Я пытался, но он меня не слушает и не будет. Он принимает ту ограниченную помощь, которая нужна, чтобы он не вторгался в твои сны или ты в его, но помимо этого он ничего от нас не хочет. Ничего, что бы он признал.

– Что ты имеешь в виду?

– Ему нужно твое нежное сострадание, ma petite, а не мое.

– Нежное сострадание?

– Если бы ты могла принять его зверя, принять полностью, это бы кое-что для него значило.

– Я не могу, Жан-Клод. Хотела бы, но не могу. Я видела, как он сожрал Маркуса. Я...

Только однажды я видела, как Ричард перекинулся. Он был ранен после битвы с Маркусом, и он почти свалился, а я была под ним. И не могла вылезти, пока перетекал мех, формировались и сокращались мышцы, ломались и соединялись кости. От его силы потекла прозрачная жидкость, заливая меня обжигающей волной. Может, если бы я только смотрела, было бы по-другому. Но я была под ним, ощущала, как его тело выделывает такое, на что тела не способны... это было слишком. Если бы Ричард устроил все по-другому, если бы я смотрела на его превращение из спокойного далека, постепенно – тогда может быть, может быть. Но было так, как было, и этого я не могла забыть. Закрывая глаза, я все еще видела человека-волка, глотающего красные, кровавые куски Маркуса.

Зажав в руках трубку, я прислонилась к стене. И покачивалась, как сегодня Джейсон в коридоре. Усилием воли я заставила себя остановиться. Я хотела забыть. Заставить себя принять Ричарда какой он есть. Но не могла.

– Ma petite, тебе нехорошо?

– Нет, все в порядке.

Жан-Клод не стал допытываться. Он точно умнеет, по крайней мере насчет общения со мной.

– Я не хотел причинять тебе огорчение.

– Все, что я могла, я для Ричарда сделала. – Я передала свой разговор с вервольфами.

– Ты меня удивляешь, ma petite. Я думал, ты не хочешь иметь с ликои ничего общего.

– Я не хочу, чтобы Ричард умер потому, что я разбила ему сердце.

– Если бы он погиб сейчас, ты бы винила себя?

– Ага.

Он глубоко вздохнул, и я почему-то вздрогнула, сама не понимая причины.

– Насколько сильно ты хочешь помочь леопардам?

– Что это еще за вопрос?

– Важный вопрос. Чем ты готова ради них рискнуть? Что ты готова ради них перетерпеть?

– У тебя на уме есть что-то конкретное?

– Падма мог бы отдать Вивиан в обмен на тебя. Свобода Грегори может быть выменяна на Джейсона.

– Почему-то ты не предлагаешь на обмен себя.

Поиск по сайту: